служба

    1972г. Осень. Коми.

    Военное училище окончено, получено назначение в Сыктывкарскую дивизию. С нами вместе решила ехать и моя мать, что бы помочь с маленьким ребёнком (нашему Серёжке было чуть больше года) и посмотреть, как мы устроились на новом месте. Сыктывкар был уже холодным, мрачным, над головой висели низкие, чёрные тучи, было ещё не поздно, а темнота была уже ночная, на столбах горели какие-то тусклые фонари, на дорогах и деревянных (в столице республики!) тротуарах лежал снег. Устроились в гостинице, там тепло, хорошо. Мать осталась с Серёжкой в номере, а мы с женой пошли искать магазин, купить что – ни 6удь из еды.  Шли по городу и не переставали удивляться деревянным тротуарам - других не было! На большой, просторной улице, ведущей к ж.д. вокзалу, увидели большой универмаг, купили что хотели, в гостиницу вернуться решили на такси. Поймали его довольно быстро. Только тронулись, нас на большой скорости, «со свистом», обогнали самосвал и какая-то легковушка. Улица была большая, просторная и хорошо было видно, как легковушка обогнала самосвал, заставила его прижаться к бордюру и остановиться. Из неё выскочил человек, вытащил водителя самосвала, бросил его на землю и начал пинать. Когда мы поравнялись с ними, лежащего пинали уже несколько человек из подъехавших машин. Наш таксист остановился рядом, выскочил из машины, подбежал к этой «свалке», тоже пнул лежащего пару раз, бегом вернулся в машину, и мы поехали дальше. Нам он сказал, что от вокзала угнали самосвал прямо на глазах хозяина, вот хозяин его догнал и наказывает. Остальные ему помогают потому, что тоже считают, что ворюг надо наказывать. Мы с женой переглянулись - мы в городе всего с полчаса, а уже, в самом центре столицы, успели стать свидетелями жестокой расправы с вором. Милиции рядом не было. Мы что, попали в страну негодяев?
            В штабе дивизии я узнал, что дальше нам надо ехать на ст. Весляна, а оттуда в п. Во - жаель, где располагался штаб полка. До Весляны мы доехали на поезде. Это оказалась довольно большая грязная деревня, растянувшаяся вдоль железной дороги. На станции нас встретил офицер с машиной. Дальше мы поехали на Уазике. Асфальта больше не было. Теперь, кроме деревянных тротуаров для пешеходов, для машин дорога тоже была деревянная – лежнёвка. Это две, сколоченные из брёвен, колеи – одна для правых, другая для левых колёс. В Весляне такая дорога, единственная в посёлке, была страшно изуродована тяжёлыми лесовозами. Плохо  уложенная и разбитая лежнёвка страшнее любого бездорожья  - выбитые из неё брёвна в глубоких ямах торчали топляками и  делали дорогу почти непроходимой. Машина, кряхтя и чуть не опрокидываясь, перековыляла через страшные колдобины, выскочила, наконец, из посёлка и резво побежала дальше. Местами лежнёвка не лежала на земле, а была построена на сваях, сантиметрах в 50-ти  над болотом. Было жутко нестись, будто по воздуху, и справа, и слева, и под машиной, видеть пустоту, и  каждую секунду, особенно на поворотах, думать – вот сейчас-то мы точно слетим с дороги!  Но води- тель гнал машину уверенно, как канатоходец, а сидевший рядом офицер гостеприимно, радостно разводил руками и приглашал нас полюбоваться вместе с ним красотой этих мест, показывая на окружающую нас, мрачную, уже ночную тайгу. Того, что под колёсами машины нормальной дороги нет и в любое мгновение можно загреметь с этой высоты в болото на скорости 60-70 км он, будто и не замечал. Матери и жене с дитём на руках было очень страшно, да и мне было не по себе, особенно, когда лежнёвка поднималась над боло - том повыше. И «красоты» нас не впечатляли – мимо проносились чахлые, сухие, какие-то грустные сосенки, которым было очень плохо в болоте, но вокруг ничего, кроме болота нет! Неба за низкими, лохматыми тучами видно не было, казалось, что солнышко и вообще, всё цветное осталось позади, а впереди только вот это серое бесконечное болото и чёрная, недружелюбная, чахлая тайга. Потом, позже, мы тоже перестали пугаться дороги под колёсами и ругали местных начальников только, когда разбитая лежнёвка долго не ремонтировалась, и водителям приходилось буквально перепрыгивать с машиной через провалы с одного бревна на другое, и ведь они «прыгали», не снижая скорости и удерживались на дороге!  Но хуже машинам было там, где лежнёвки не было – безобидные, с виду, гладкие, лужи на дороге  прятали под водой ямы маленькие и большие и, даже уже видя цель своей поездки, нельзя было точно сказать, доедешь туда, или застрянешь. Водилы здесь очень быстро становились асами. А машины на таких дорогах очень быстро разбивались.
         
         Из Вожаеля нас сразу повезли в п. Зимка, в «лесную» роту, которая и должна была стать местом моей службы. Лежнёвки на Зимку не было. От центральной дороги ещё 3 кило - метра мы ехали просто по широкой таёжной просеке. И наш,  еле ползущий на обоих мостах,   УАЗик, в одном месте всё-таки опрокинулся и лёг на бок. И так медленно, будто неохотно, что никто даже не испугался. Все остались живы и здоровы, даже ушибов не было, но впечатлений от местных «красот» у нас  прибавилось.
          Зимка оказалась маленькой, очень симпатичной деревушкой на высоком берегу реки.  Для нас, волжан, Весляна была совсем крохотной речушкой, но она была хоть и не широкой,  но очень, как горная речка, быстрой, с порогами и водоворотами. В деревне было всего  шесть жилых домов – два «финских» шестиквартирных, для офицеров роты и зоны и 4 дома местных жителей. Ещё был сарай – магазин, баня и два объекта, которые рота и охраняла – жилая и производственная зоны. Зато грязи на Зимке не было – деревня стояла на высоком песчаном берегу Весляны. И квартира двухкомнатная уже ждала! Печка, вода в колодце, «удобства» во дворе, но, всё равно – отлично, мы и этого не ожидали! Да и позже, покатавшись по Коми, мы с женой вспоминали Зимку, как самое лучшее место моей службы!
         В общем – служба началась! И начались мои офицерские будни. Вроде бы, ничего особенного, всё, как у всех, но порой происходили такие невероятные истории, что рассказывая о них, вполне можно прослыть фантазёром, любителем приврать, человеком, верить которому нельзя, потому, что такого никогда не бывает!
        Вот одна из подобных историй, но она стала удивительной через несколько лет после своего совершенно обычного начала, поэтому придётся рассказать и несколько «попутных».

         В штабе полка мне сказали, что на Зимке располагается лучшая рота, завоевавшая переходящее знамя части. Довольно скоро я узнал, что, получив это знамя, все офицеры роты отмечали событие на чьей-то квартире, а оставленный без присмотра личный состав – в роте. Бойцы тоже торжественно нажрались и гуляли  по деревушке ночью, строем, со знаменем и с песнями.  На КПП жилой зоны, почти в открытую, караул торговал водкой. Один из коман - диров взводов (в роте было 2 взвода охраны и взвод контролёров) - ст. лейтенант Ефремов на подъёме в спальное помещение не заходил, а ждал выхода подчинённых в фойе, потому, что в спальне в него летели сапоги сонливых старослужащих солдат. Другой командир взвода, которого я сменил, служил в роте 2 года, но уже успел стать горьким пьяницей, авторитетом солдат не пользовался, «авторитетом» пользовалась его жена. Всё это и ещё многое из сложившихся традиций роты мне стало известно чуть позднее, а на первую встречу со своими солдатами я пришёл, окрылённый доверием командования и с решимостью оправдать его. Взводу я коротко рассказал о себе, поговорил о том, к чему взводу надо стремиться, несмотря на достигнутые высокие результаты и, между прочим, пообещал не орать на них, никого никогда не бить и всегда быть справедливым. Моим заместителем оказался сержант Сергей Багрицевич, красивый крепкий парень, КМС по боксу, который имел у солдат непререкаемый авторитет и командовал, что называется, «движением брови». После собрания он зашёл за мной в комнату командиров взводов.
      - Знаете, товарищ лейтенант, зря Вы столько наговорили. Ну, бить-то (он с улыбкой оглядел мою худосочную фигуру) Вы, конечно, никого не будете, а вот орать начнёте очень быстро.
'          Первые дни на подъёмах я молча следил за солдатами, не делая пока замечаний, не подгоняя их, а только отмечал про себя тех, с кем в первую очередь надо работать. Может быть, поэтому сапоги в меня не летели, да и Багрицевич, наверное, желая показать себя, выгонял бойцов на построение достаточно быстро.  Но вот как-то днём, зайдя в спальное помещение, я увидел человек 7-8 на постелях, прямо на одеялах, в сапогах! Все старослужа - щие, и среди них мой зам! Ну кого тут ругать! Если сейчас сделаю что-то не так – в меня тоже будут летать сапоги. Я подошёл к кровати сержанта.
      - Вставайте, Багрицевич!
      Он открыл глаза и лёжа посмотрел на меня, даже не пошевелившись.
      - Хорошо, товарищ лейтенант, идите, всё будет нормально,
      - ВСТАВАЙТЕ, БАГРИЦЕВИЧ!!!
      - Товарищ лейтенант, у Вас гордость, у меня гордость, я Вам говорю - идите! Всё будет нормально, я всё понимаю, такого Вы больше не увидите!
           Казарма была просторной, кровати стояли одноярусные, не менее метра друг от друга. Я схватил кровать за дугу и ножку каретки и, одним махом опрокинул её вверх ногами вместе с сержантом.  Он вскочил с пола из-под матраса со сжатыми кулаками и упёрся взглядом в меня, выбирая опорную ногу, а я был готов и в тот момент желал только одного - не пропустить удар, а успеть первым, иначе госпиталя мне не миновать. Секунду, другую, постояв, Багрицевич прошипел «Ну, лейтенант, ты близко был!» и в ярости оглянулся, чтобы согнать всех остальных с кроватей. Казарма была пуста! Все, кто валялся на постелях, теперь прятались под кроватями, они не хотели быть свидетелями поражения своего сержанта. Во взводе появился новый командир.
          Багрицевич был отличным сержантом. Положиться на него можно было во всём. Видя, что я «торчу» в роте день и ночь, и он трудился на совесть. Довольно быстро наш взвод стал заметно отличаться от другого в лучшую сторону. Всё было нормально, но мне не нравилось, что сержант постоянно пытался перейти со мной на дружественную ногу. Как-то я решил расставить, наконец, точки над «и». 
         - Послушайте, Багрицевич, когда Вы уволитесь в запас, может, мы и станем друзьями, Вас есть за что уважать, но пока - я командир, Вы - подчинённый!
         - Вот таких вот друзей - он ткнул в мою сторону пальцем - у меня никогда не будет!
         … В редкие увольнения мой зам, так же как и другие, бегал на танцы в соседний, стоящий от нас в 3-х км, посёлок ЦАРМ. Своё название он получил от авторемонтной мастерской, которая была в нём. На сотни километров вокруг подобных мастерских не было и она гордо называлась «Центральная». Вот и получился ЦАРМ. У жителей посёлка была работа и им незачем было куда-то переезжать, потому посёлок и не умирал, некоторые выросшие дети даже оставались там на всю жизнь. Солдаты на танцах знакомились с девчонками, гуляли, дружили с ними, и все обещали после дембеля вернуться сюда, только съездят, мать повидают. Вернулся к своей девчонке, повидав мать, только Багрицевич. Девочка его поехала учиться в Сыктывкар, да и замуж ещё нельзя - 18-ти лет небыло. Сергей поехал за ней, где-то, кем-то работал, ждал её совершеннолетия и окончания учёбы. Потом они поженились, девчонку после учёбы распределили в Княжпогост, они уехали вместе. Сергей устроился водителем лесовоза, зарабатывал очень неплохо и «стали они жить поживать, да добра наживать». Родилась у них дочка.
       ...Меня довольно быстро, через 1,5 года, повысили в должности, назначили заместителем командира роты, и мы переехали из Зимки в Вожаель. Потом, ещё быстрее, через полгода, снова пошёл на повышение – на должность командира роты, и мы с женой вновь снялись и уехали на новое место – Чинья-Ворык. Жизнь офицера кочевая. Только «избранным» (мне встречались такие) удаётся от лейтенанта до пенсии успешно двигаться по службе, не оставляя родного дома. В основном же офицер, желающий расти, получая новое назначение, не спрашивает «Куда?», а отвечает «Есть!» и собирает чемоданы. Как в кино. И в жизни обычно именно так.
       …Сняли с роты меня тоже довольно быстро, хотя к тому времени, уже включали в число лучших офицеров дивизии, направляли на сборы молодых офицеров дивизии «делиться опытом», в Саратовское училище, собиравшее материал на стенд «Лучшие выпускники», дали мою кандидатуру и фотографию, даже в войсковой газете «На чеку» была статейка обо мне. Казалось – авторитет заработал твёрдый (от кого-то слышал – первые два года работа- ешь на авторитет, потом авторитет работает на тебя всю жизнь). Сняли, хотя работал не хуже, а благодаря опыту - всё лучше ... всё равно сняли. Но это отдельная история. На новое место, в п. Йосер, снова заместителем командира роты поехал один, без семьи – и квартиры там не было и не собирался я служить в этой части. Уже не зелёный лейтенант, я в этот раз не ответил «Есть!» а заявил генералу, командиру дивизии, что не буду служить в части, где на капитанской должности не получил звания старшего лейтенанта, хотя срок подошёл, что  готов служить до этого звания ещё 3 года, но под началом другого командира. Ведь он же  г, как я работаю, сам продвигал и вдруг, я оказался недостойным даже того, что даётся без усилий даже откровенными бездельниками и тупицами. Или переводите в другую часть, или увольняйте из войск! …Через месяц перевели в другую часть, , но с ещё одним понижением в должности. В общем, в Княжпогост я приехал, вернувшись к исходной точке карьеры - командиром взвода, но, видимо комдив всё же порекомендовал меня командиру части и тот поставил меня взводным в роту розыска.  И это было здорово! Во-первых – в полку были и далёкие лесные подразделения, а рота розыска была «при голове полка», в крупном посёлке городского типа, в котором были 5-ти этажные дома со всеми удобствами, автобусный маршрут, базарчик, вечерний ресторан (днём – столовая), РОВД, аэродром, универмаг, полно всяких магазинов и довольно крупная ж.д. станция. Во-вторых – из-за характера выполняе- мых задач, в роту отбор солдат и сержантов был особый, это была элитная рота. Но самое главное – не было охраняемых объектов, взвод срочной службы охранял только внутренние посты части – знамя, склады и гауптвахту, значит - и офицеры на дежурствах ночью проверяют только их. Главной задачей взвода было встречное конвоирование – охрана осуждённых на машинах от объектов до поезда на ж.д. станцию и обратно. Рота, с которой меня сняли, эту задачу тоже выполняла, так что, служба была мне хорошо знакома. Служба хоть и  беспокойней, и опасней, но намного интересней охраны объектов. В общем, работа была тяжелее, но куда лучше, чем в линейной роте. Самым трудным было то, всё на глазах у штаба части – особенность «придворных» подразделений. Ну да и к этому было не привыкать – в Вожаеле я тоже работал при «голове» части. Семью перевозить пока было некуда. Это было плохо, но ведь и нужды в «личном» времени тоже не было. И я его себе не оставлял совсем. Жил я сначала вместе с такими же бездомными офицерами в свободной комнате одной из рот. С работы уходил только на ночь, после отбоя, приходил каждый день к подъёму, благо наша холостяцкая комната была в соседней казарме. Работать мне было легко и интересно. Уже имеющийся за спиной «багаж» заметно помогал – я знал когда, что и как надо делать. В роте сразу заметили, что пришёл не беспомощный, ничего не знающий юнец, а вполне опытный офицер, хорошо знающий службу.  Заметили это и в штабе – уже через месяц снова толкнули на повышение - предложили должность заместителя командира роты, увы – другой, конвойной роты. Но я ведь раньше уже успел побывать и на такой должности и знал, что это за работа и совсем не хотел уходить из роты розыска. Но мне не просто предложили новую должность – заставили принять её, хотя я и отказывался и довольно агрессивно – какое повышение? У меня почти десяток неснятых взысканий (будучи ротным за 10 месяцев успел нахватать)! И вообще, не имеете права повышать без моего желания! Почти месяц упирался, пока не вышел из отпуска командир полка – старый, всеми уважаемый полковник Половых. В первый же день вызвал к себе. Офицеры усмехались:
- Ну, Иван Дмитрич-то тебя заставит!
        - Да никто меня не заставит! Я хозяин своему слову! Сказал – не пойду, значит – не пойду!
         Не помню, что и как говорил мне Половых, но из его кабинета я пошёл в конвойную роту принимать новую должность.
        Шло время, служба продолжалась. Новая работа не была  чем-то новым  и  всё у меня получалось.  Ещё через год я вернулся в роту розыска уже её командиром.
       Как - то в посёлке, недалеко от дома, меня окликнули:
       - Товарищ капитан!
       Оглянулся, удивился, обрадовался - Сергей Багрицевич! Договорились о встрече вече- ром, после работы. Я пригласил его к себе. Посидели, с удовольствием вспоминали старые времена, общих знакомых, рассказывали о своей жизни за прошедшие годы. Оказалось, что он живёт здесь, совсем рядом с нашим домом, с женой и маленькой дочкой. Такие встречи случались и потом, и мы стали, как я когда-то и говорил, хорошими приятелями. А позже оказалось, что Сергей уже давно захаживает на работу к жене моего замполита - Женьки Орлова. Она работала медсестрой в местной больнице. Орлов обожал свою жену, вполне сознательно был «подкаблучником»,  готов был простить ей что угодно, но когда однажды заскочил на минутку домой ночью (был ответственным по роте и дома должен был появиться только утром) и застал жену в постели не одну - обалдел. Он догадывался, что жена посматривает насторону, но всё не хотелось верить, и - вот! Женька - красивый парень, небольшого роста, и как многие невысокие мужики дерзкий и отважный до безрассудства - молча пошёл на кухню, дождался, когда Сергей оденется, позвал его. Багрицевич понимал, что будет драка, но не боялся её, спокойно вошёл на кухню. Орлов предложил сесть за стол, вытащил из холодильника бутылку, разлил по стаканам, поднял свой, молча выпил и так же, молча, вышел из дома. Жил в роте, домой сходил только один раз - за своей военной одеждой. Всё остальное оставил.
      Багрицевич развёлся со своей женой и женился на Орловой. Кстати, в первый же день «новой жизни» он дал ей в глаз и беззлобно сказал, чтобы она и не думала гулять, как гуляла с ним при живом муже.
      Вот так. Мой бывший зам. через годы оказался там же, куда и меня привела судьба и мы стали приятелями. Мой бывший зам. ушёл из своей семьи и отбил жену у моего замполита.
      Тесна земля, ох как тесна!
      А служба продолжалась.