День Покрова

                МОЯ ВСТРЕЧА С ВИКТОРОМ АСТАФЬЕВЫМ

Начало октября в тот год было сереньким и тёплым.  Я скучала: моя подруга Светлана Кузнецова уехала в Дом творчества в Переделкино. Она мне позванивала. Настроение у нас обеих было  неважное. Она окончательно решила расстаться с мужем. Янис снова уехал в Ригу: кажется, снимался фильм по его сценарию.
А меня не оставляла тоска по другу, уехавшему надолго в заграничную командировку. Да к тому же Янис нагадал мне на кофейной гуще разлуку навсегда.
Как-то вечером Светлана позвонила и попросила меня приехать к ней.

                ***

Когда нечего было рассказать друг другу, нечем было поделиться, мы читали вслух. И в этот раз наши посиделки начались с чтения, нет – не стихов Светланы и других поэтов, а прозы. Но какой!
Я уже слышала об авторе повести «Кража», напечатанной в каком-то журнале, ходившем на работе, в моём отделе, из рук в руки, но до меня не дошедшей. Имя этого автора, тогда впервые мною услышанного, было – Виктор Астафьев.

И вот, Светлана читала вслух рассказ Виктора Астафьева, «Бабушкин праздник» из книги «Последний поклон». Читала мне, наслаждаясь при этом сама. Атмосфера рассказа ей была хорошо знакома. Светлана, как и Астафьев, родилась в Сибири, а теперь, постоянно живя в Москве, очень тосковала по родным просторам.
Рассказ, повествующий о сиротском детстве автора и его удивительной бабушке Катерине Петровне, полностью захватил и меня. Столько в нём было душевного тепла, столько сердечной любви!
Я была очарована.

                ***

Увлечённая Светланиным чтением, я вздрогнула, когда скрипнула и  приоткрылась дверь, появилась взлохмаченная голова и произнесла:
— Девки, обед! Идемте водку пить!
Голова исчезла. Я с недоумением взглянула на Светлану. Она улыбнулась: — Виктор Астафьев.

Мы прервали чтение и отправились в комнату Виктора Петровича, где,  стоя, выпили по рюмке водки за знакомство. Он отказался называть меня моим домашним именем «Аля»:
- У тебя красивое имя, а из покон веков на Руси: Александра – это Саша.
И я не возражала, хотя  было непривычно – меня так ещё никто не называл.
И как-то так случилось, что с этого момента я почувствовала опеку со стороны Виктора Петровича, не настойчивую, а вполне естественную по отношению ко мне, гостье в этом Доме.
Он поделился со мной своим обедом, позаботился, чтобы я была сыта. Не задавал лишних вопросов, внимательно слушал. Мне было комфортно с ним и Светланой.
 
Светлана и Виктор Петрович хорошо понимали друг друга, словно с давних пор были друзьями. Да они и были по духу сибирскому близки. И в Викторе Петровиче и в Светлане была человеческая надёжность, на которую можно было положиться, которой можно довериться. Меня привлекала их глубокая внутренняя чистота.
Они оба этим очень отличались от окружающих. И в этом я убедилась позже, когда Светлану (заодно и меня) пригласили провести вечер в небольшой компании писателей и поэтов, проживающих на этот момент в Доме творчества.

                ***

За нами зашёл Виктор Петрович, и мы отправились в номер, хозяином которого был Юрий Прокушев, известный есениновед.
Его жена предупредила всех, что курить в комнате нельзя – она, исполнительница романсов, дающая концерты, берегла свой голос.

Конечно, читались стихи Есенина и других поэтов, обсуждались дела Московского отделения Союза писателей, много пили. Застольный шум нарастал.
Мне всегда жаль людей, даже талантливых, пытающихся подчёркивать свою значимость и значительность. И среди компании, сидевшей за столом, нашлись такие, желающие выделиться, произвести впечатление. Но поведение Виктора Астафьева было иным.
Виктор Петрович предпочитал слушать, а не говорить. В нём я с удовольствием отмечала настоящее мужское достоинство. Его природный такт и чувство меры в этом кругу особенно мною ощущались и возвышали в моих глазах.
Астафьев и внешностью, и одеждой отличался от писателей – как коренных москвичей, так и осевших в Москве. Похоже, он всегда и везде оставался самим собой.
Не знаю, насколько правда, тот курьёзный случай, о котором мне рассказала Светлана. Когда писатель Сергей Залыгин пригласил на церемонию вручения ему Государственной Премии СССР своего друга, Астафьева, то охрана Кремля не пустила Виктора Петровича: очень уж непрезентабельно и подозрительно он выглядел в своём скромном пальто тёмно-зелёного цвета с красным шарфом на шее, связанным заботливой женой Марией Семёновной.

Застолье продолжалось далеко за полночь.
Когда расходились, я могла себе признаться: Астафьев, писатель и человек, меня обворожил.

                ***

На следующий день наступил момент моего возвращения домой.
Погода изменилась: резко похолодало, и пошёл снег. Был День Покрова.
Человек, весь прошедший вечер проявлявший ко мне настойчивое внимание, а теперь явно не желавший выходить в непогоду, пожаловался на боли в горле, чем вызвал лёгкую усмешку Астафьева. Виктор Петрович вышел из Светланиной комнаты и быстро вернулся в пальто, чтобы меня проводить. Я безуспешно протестовала – он сильно хромал (возможно, болели старые раны).

Мы, не спеша, шли к станции под мелодичный перелив колоколов Переделкинской церкви «Преображения Господня», осыпаемые первым снежком. Мне было очень легко в обществе Виктора Петровича. Мы смеялись, когда он рассказывал мне с нежностью о своей дочке. Я и сейчас словно вижу её, идущую в школу посередине тракта в пальто нараспашку и размахивающую портфелем, и Виктора Петровича, догоняющего её, чтобы шлёпнуть, вытереть нос и застегнуть пальто, которое она упрямо расстегнёт.
На прощание Виктор Петрович пообещал мне прислать свою книгу, которую я вскоре получила бандеролью из Перми, где он в то время возглавлял пермский Союз писателей, с теплой надписью:
«Саше Плоховой, мою самую дорогую книгу на память и в надежде на скорую встречу. В. Астафьев г. Пермь, 68г.»

Увы! Встречи больше не случилось, к сожалению, хотя Виктор Петрович бывал у Светланы дома, когда появлялся в Москве.
Астафьеву посвятила Светлана стихотворение, которое вошло в её сборник «Забереги»:

               Виктору Астафьеву

Ручьи глубоки, реки же бездонны,
И родина отселе не видна.
Мы беглые чалдоны, мы чалдоны,
И в этом наша внешняя вина,
И вешняя поблажка даровая,
И горевая наша благодать,
Чтобы, глаза ночами закрывая,
Уж ни о чем доступном не гадать.
Чтоб, принимая дорогую долю,
Не спрашивая больше о цене,
Нам удалось повеселиться вволю
От давнего величья в стороне.

                ***

Будучи под впечатлением от книги «Последний поклон», изданной в Пермском издательстве,  и очарованная личностью автора, я немедленно поехала к старому другу нашей семьи, главному редактору издательства «Художественная литература», Пузикову Александру Ивановичу. Он знал меня от моего рождения.
С порога спросила: знает ли он писателя Астафьева?
– Да, знаю.
Тогда я дерзко вопросила:
- Так в чём дело? Почему его печатают только журналы и местные издательства?
– Ну, придёт время, и издадим. Ты можешь дать мне на время его книгу?
– Конечно, я её привезла.
Всё лето Пузиков жил на даче, и книга была у него. Осенью вдруг раздаётся звонок на работу:
- Ляль, хочу тебя обрадовать! Твоего любимого Астафьева внесли в план издательства.
Пузиков никогда не звонил мне на работу. Это случилось впервые.
Книгу, подаренную мне Астафьевым с его автографом, я получила обратно потерявшей уже первоначальный вид. Оказывается, её перечитал весь дачный посёлок.
Сыграла моя просьба какую-то роль в издании Астафьева в крупнейшем издательстве страны, или – нет, я не знаю.
Только знаю, что имя замечательного писателя, вспыхнуло в конце 60-х -70-х годах с новой силой и прокатилось по всей стране.

                ***
Навсегда в моей благодарной памяти Виктор Петрович Астафьев.
Переделкино. Первый снег. Праздничный звон колоколов.
День Покрова Пресвятой Богородицы.