Человек-Птица. Стивен Винсент Бене

Широкий месяца клинок рассёк пролив... Крута,
Вошла волна багряных зорь в восточные врата,
Окрасив скалы в алый цвет, и в киноварь - пески,
Где двое собрались взлететь, природе вопреки.

Там хитроумный мастер был, что строил Лабиринт,
И Минотавра он сковал, и вделал цепь в гранит.
А рядом – сын его младой, в лице - отваги свет,
И луч рассветный удивлён тем чудом юных лет.

Дробит огромных крыл удар воздушное желе...
Как пузырьки в вине зари, как искры в хрустале,
Они парят - Дедал внизу, чтоб крылья не спалить,
Но храбрый сын его Икар весь устремлён в зенит.

Летит сквозь небо напролом, отца не слышит он,
Бросает вызов всем богам, мечтой одушевлён,
И чёрной молнией летя на фоне алых зорь,
Как новый птице-человек бросает гордый взор.

***

Златом солнца он объят, будто бы сияньем лат,
Смелый юноша летящий, презирая жар и хлад,
Подбирался к тайнам неба - смертным недоступный клад.

Песни пел для новых притч... испуская звонкий клич,
Глотку рвал в шальном экстазе – юной грёзы в том престиж,
Чтобы сердце жечь в полёте, круг за кругом, словно стриж.

Выше туч парит герой, к Солнцу мчится по прямой,
Полпути осталось только -  но ведь это – жёсткий бой!..
Вдруг - паденье, дождь из перьев, хаос бездны водяной.

Ах, Икарус, каждый взмах – муки стоном на устах,
Но примером людям будешь ты, эллин, презревший страх.
Славу мы твою запомним навсегда - не жалкий крах!

Твой удел, и в том успех – путь увидеть дальше всех!
Человек-гигант, абсурда и романтики стратег,
Легионы духов ада ты копьём разбитым сверг.

Обитает в  вышине, дух твой ясный – выше нет...
Где зловеще над снегами с холодом витает Смерть
Стынет красных крыльев глянец, и дыханья круговерть.
 
И с тех пор с высот в простор, словно эхо с дальних гор,
Песнь короткая Икара, вниз торжественно плыла,
Гимн, что пел, раскрыв над миром два растерзанных крыла!


Оригинал на аеглийском:

Winged Man. Stephen Vincent Ben;t (1898 – 1943)

The moon, a sweeping scimitar, dipped in the stormy straits,
The dawn, a crimson cataract, burst through the eastern gates,
The cliffs were robed in scarlet, the sands were cinnabar,
Where first two men spread wings for flight and dared the hawk afar.

There stands the cunning workman, the crafty past all praise,
The man who chained the Minotaur, the man who built the Maze.
His young son is beside him and the boy's face is a light,
A light of dawn and wonder and of valor infinite.

Their great vans beat the cloven air, like eagles they mount up,
Motes in the wine of morning, specks in a crystal cup,
And lest his wings should melt apace old Daedalus flies low,
But Icarus beats up, beats up, he goes where lightnings go.

He cares no more for warnings, he rushes through the sky,
Braving the crags of ether, daring the gods on high,
Black 'gainst the crimson sunset, golden o'er cloudy snows,
With all Adventure in his heart the first winged man arose.

Dropping gold, dropping gold, where the mists of morning rolled,
On he kept his way undaunted, though his breaths were stabs of cold,
Through the mystery of dawning that no mortal may behold.

Now he shouts, now he sings in the rapture of his wings,
And his great heart burns intenser with the strength of his desire,
As he circles like a swallow, wheeling, flaming, gyre on gyre.

Gazing straight at the sun, half his pilgrimage is done,
And he staggers for a moment, hurries on, reels backward, swerves
In a rain of scattered feathers as he falls in broken curves.

Icarus, Icarus, though the end is piteous,
Yet forever, yea, forever we shall see thee rising thus,
See the first supernal glory, not the ruin hideous.

You were Man, you who ran farther than our eyes can scan,
Man absurd, gigantic, eager for impossible Romance,
Overthrowing all Hell's legions with one warped and broken lance.

On the highest steeps of Space he will have his dwelling-place,
In those far, terrific regions where the cold comes down like Death
Gleams the red glint of his pinions, smokes the vapor of his breath.

Floating downward, very clear, still the echoes reach the ear
Of a little tune he whistles and a little song he sings,
Mounting, mounting still, triumphant, on his torn and broken wings!