Фест и манифест

оркестр
играл
и начинался фест-
стоял народ
у входа в дом училок.
Старейшины  - два пишем - три про секс-
Встречали юность - счастье с них сочилось!

Достойно встретив дорогих гостей,
Перецеловывая тех, кто помоложе,
В прекрасный холл прошли на встречу все,
Друзьям кивая в холле, в зале - тоже.

Усевшись, тихо жду и я свистка.
Но объявили устные фанфары.
Зал заиграл прекрасным, как тоска,
Собранием достойных и не старых.

Сначала долго раздражали слух
По голове кувалдящие рифмы.
Поэт читающий - ко всем на свете глух,
Ему смеются звуков его нимфы.

Но постепенно, выровняв свой слух,
приноровилась к голосу таланта.
Уже не "бух"- слетало, а "бубух"!
И было зло, но мило, даже складно!

И так как эта длительная часть
насилу кончилась,
Народ стал расходиться.
А я не вышла, к выходу рвалась
толпа такая, что дешевле злиться.

И злясь на все на свете вечера,
а вместе с ними и на фестивали,
Сидела я, надеясь до утра
избавиться от эдакой печали.

Но тут случилось - слышу голоса-
Скрипучий Мандельштам мне сам явился,
И говорил, ну что не помню, - сам
он на пластинку - в запись согласился.

И так же в том устройстве есть жена,
прекрасная подруга Мандельштама,
Сказала: "Сталин- зверь,"- и тишина.
Я понимаю, пострадала дама.

Сознался Бродский Йосиф, мой кумир -
Что он не злой и полностью советский.
А Ходасевич стих свой сочинил -
И как читал! - мы - просто - лепет детский.

Читал прекрасно Йосиф Мандельштам,
Ахматова произносила внятно,
И облик всех поэтов ближе стал,
Как солнце, если в речке солнца пятна.

Вот эту часть сижу -разинув рот,
Они такие великаны, впрочем,
Зевал стишком припудренный народ,
Мы не оценим - если в стол не строчим!

И так без перехода вышел тот,
Кто сам провёл в столице биенале.
Поэт - скучнейший тип, пока не пьёт.
Заметно было - выпивки все ждали.


Читали люди разные стихи.
Тот мог сильнее, а другой ребристей.
Но столько было разной чепухи, конечно спорной,
Но не много мыслей.

За жизнь, за женщин -
Нет, никто не шёл
Сказать о том, что каждого волнует.
Конечно,в общем, было хорошо,
Когда б не два три бл-а или ...уя.

А так перемывали  - наш распад,
все эти камеры
И в камерах параши.
Поэт - он ведь и в Африке - мастак,
Да чёрных не было -
Все были в прошлом наши.

Потом ступил на сцену молодой
Как воробьёв, сзывая неизвестных.
Игра такая стала слов игрой
И обернулась встречей интересной.

Но манифест - пиши пока дают,
Или давай, пока читать не стали,
А после - вряд ли дифирамбы пропоют, -
От шума все оглохли и устали.