Восьмое чудо света. глава06

   Глава 6.
              Горе налегает сильнее, если    
              заметит, что ему поддаются.
                У.Шекспир

Прошел год, через год,
Может два, через два,
Вернулся Петруха
В родные края.
Из тюрьмы он пришел
Больным, бессловесным.
Тонкий, сухой,
Вовсе как бестелесный.
Паутиной затянут
Заплеснелый рот,
Плоские щеки
В пылище невзгод.
Вернулся в подвал,
А там: вот те на…
Мать уж полгода
Как к Богу  ушла.
Кухарка и вовсе
Его не ждала,
С каким-то «столичным»
Скрутилась она.

Обуяла, накрыла
Его грусть-тоска:
«Эх, набить бы кому морду,
Да сигануть с моста!»
Выпил стаканец
Иссохшимся ртом,
Да закусил,
С кислецой, огурцом.
Двинул в кабак
(А куда же еще),
Здесь тягота;,
Ну а там – хорошо.
Народ не узнал,
Зароптал по порядку,
Но после втянулись,
Завидев трехрядку.
Эта подруга при нем –
Непременно,
Вечная спутница,
С ним неизменно.

Еще два стакана
Он в глотку замазал,
Разинул гармонь
И заныл свои сказы:
О том, как махал
По тайге топором,
Строил дорогу
Сквозь смерть, напролом.
Об голодухе,
Тюремных лишеньях,
О своих корешах,
Что погибли в гоненьях.



Песня про заброшенную железную дорогу.



А расскажу вам
              про железную дорогу,
А на человеческих костях
                проложенную,
Оплывает она, разбухает,
                извожена
И такой про себя зарастает,
                безбоженно.
Как пойдет по дороге дрезинушка,
                да прокатится.
Затрещат под колесами кости,
                раскатятся.
Под колесами треск распаляется,
                мается,
В тыщи глоток лес разбухается,
                валится.
Под калинов треск
                красной ягоды,
Кучки жадных волков,
                стаи гадовы.
Воют стонут мои
               братцы-хлопчики,
Тянут руци свои
               до извозчика,
Все цепляют колеса мослами
                вощеными,
Обсыпают костяной мукой
                травы не скошены.
А по левую сторону тракта,
Столбы, да кресты –
                все заваленные,
А по праву руку, -
Колючка ржавеет
               кровавая.....


Пел Петруха, -
Не лыбился,
Будто ярый конь, -
Да привздыбился.
Самого Петра
Аж подбрасывало,
А его гармонь
Пьяно всасывала.
Пьяно всасывала
Всю людскую боль,
И тоску бросала
Как на раны соль:

«Здесь налево – морг,
А направо
         убогое кладбище,
Здесь нет имен, -
Лишь номера,
           словно пастбище».

Завыл Петро,
Растянув гармонь,
Проскользили пальцы-корни
По больным мехам.
Распрямились плечи,
Скинув тяжкий хлам,
Набежали слезы
Бабам-мужикам.
Накатил по глоткам
Ужас, острый ком,
Протрезвела водка,
И глазами - в пол.

Воздух стал прозрачным.
Тишина замерла в кабаке.
Даже кошка в углу пристыла,
Позабыв о своем клубке.
Вдруг застыл аккорд,
Как девицы вскрик,
Зарыдал Петро,
Зарыдал навзрыд.
Согбенно и утло
На столе приник,
Сжал голову руками…-
Тяжкий хриплый рык.

Очнувшись пил водяру,
С соседом, на двоих.
Стаканец за стаканом
Съедал как за троих.
А потом, вдруг, взвился,
Приподняв картуз:
«Извиняйте, братцы!
За такой коМфуз…»
И пошел пугливо
Глаза уставив в пол:
Совесть протрезвела, -
Вот он и ушел.