Время войны

               


 Время. Время. Как же оно быстро летит и, одновременно, как медленно в скорбные минуты и в часы одиночества. Миннигулов Ахмет, сгорбленный седой старик, сидел возле окна и смотрел на улицу. За стеклом хлопьями падали редкие снежинки, разбрасываемые порывами воздуха в разные стороны. Как живые, они застывали на ветках неподвижных деревьев, на стенах дома, на стекле. Ахмет вздохнул, почувствовав тяжелый ком в груди и боль в искривленном возрастом позвоночнике, почмокал сморщенными губами.
- Как же неугомонно время – неожиданно сказал он самому себе и оглянулся. Вокруг только стены, увешанные старыми фотографиями и картинами, затхлые обои с обесцветившейся краской. Никто не откликнулся ему, даже эхо не прозвучало в маленькой пустой комнате. – Как оно меняет человека, но не меняет его внутреннего самоощущения. Эх, знали бы окружающие каким еще молодым и активным я себя чувствую, как ясен еще мой ум несмотря на прожитые 90 лет. – Он провел языком по челюстям – голым деснам, где когда-то были прочные ряды белых зубов – зубов, которыми он вгрызался в горло врага. – А теперь от них ничего не осталось. Как бы я хотел сбросить с себя старость, это застывшее в беспомощности от сил природы тело и облачиться в новое, цветущее и полное здоровья! – снова проговорил вслух Ахмет с глубокой горечью в голосе. Он посмотрел на висящий на шкафу пиджак, приготовленный к празднованию 65-летия победы, со множеством военных орденов и медалей, каждая из которых могла рассказать о многом, каждая из них значила для него много больше чем все прожитые в последующем года. И время как будто остановилось на каждой из них. Старик закрыл глаза и в полудреме поддался воспоминаниям, как будто снова очутился в том далеком сорок третьем, как будто он снова молод и полон энергии и сил.
- Ахмет – услышал он голос молодого командира – белобрысый низкорослый и крепко сбитый парнишка с глуповатым видом, но строгим выражением лица смотрел на него в упор – Ахмет, ты что застыл? Сегодня ночью в атаку! Проверь свои боеприпасы, почистить оружие, привести себя в порядок! – скомандовал командир и шлепнул его по затылку жесткой шершавой ладонью – И не лови ворон, ты на войне, а не с девушкой в парке. Тут на секунду замечтаешься – жизни лишишься! – Ахмет почувствовал себя уязвленным – отчитали как новобранца, будто он и сам не знает как опасно на войне – слава Аллаху уже три года участвует в военных действиях и не погиб. Хотя и действительно, чего это он замечтался?
 Белобрысый парнишка быстро удалялся к грузовику твердыми шагами, по пути покрикивая на солдат. Он излучал уверенность и силу – с таким не страшно идти и против врага превосходящего по численности в десятки раз. Ловким прыжком командир очутился рядом с водителем и громко захлопнул за собой дверь. Грузовик помчался в штаб, оставляя после себя клубы пыли.
 Ахмет посмотрел вокруг и вздохнул полной грудью запах весенней природы. Его отряд расположился на небольшой поляне, на опушке леса. Солдаты молчали перед сражением, каждый из них держал в голове мысль о возможной скорой собственной гибели ради Родины, ради будущих поколений – и говорить совсем ни с кем не хотелось, несмотря на то, что хотелось во что бы то ни стало избавиться от навалившейся вдруг грусти, поделиться мысли со всеми, посмеяться над глупыми шутками, выкинуть ненужные мысли прочь. Отчетливо слышались голоса лесных птиц, стук дрозда по стволу дерева, легкие порывы ветра доносили до сердца аромат молодых листьев и цветов, смешанных с запахом древней земли. В груди Ахмета что-то защемило, как когда-то в юности, в детстве – незабываемое чувство весны, которое ни с чем никогда не спутаешь и никаким языком на свете не объяснишь – ощущение вдохновения и желания жить и жить, доставляя всем окружающим и самому себе радость и счастье от созерцания всего окружающего великолепия. Захотелось петь, танцевать, кричать от нахлынувшего вдохновения, поделиться своими чувствами с окружающими. Будто и нет войны вокруг – природа изменялась несмотря на весь происходящий вокруг ужас, несмотря на то, что рядом тысячами гибли товарищи. Несмотря на голод и лишения хотелось жить и жить – продлить еще на мгновение, на минуту, на час, на день свою сопричастность с просыпающейся после зимней спячки растительностью и животными.
 Ахмет окинул взглядом солдат – их суровые напряженные лица были сосредоточены на подготовке к бою. Вон Андрей Столяров – высокий и красивый, всегда подтянутый гладко выбритый и чистый – точил свой армейский нож на камне, периодически осматривая на солнце прищуренными глазами острие. Ваня Мельник сидел на пеньке возле ящика с патронами и заряжал оружие. Этот плотный низкорослый мальчик с Украины 13-и лет каким-то образом прибавил возраст в метрике и получил паспорт, сбежав из дома на фронт. Лицо его было совсем детским с едва пробивающимся пушком волос под носом. Петр Мельников – взрослый мужчина с грубыми чертами лица, но мягкий по характеру. Леша Сухов из Перми. Марат Башаров из Казани. Еще и еще, каждого из солдат Ахмет отлично знал не только по имени и фамилии, но и откуда он, сколько ему лет, кто его родственник и так далее и так далее. И он понимал – каждый из бойцов знает ни меньше его. Время было настолько тяжелым, что каждый из них прекрасно ощущал, что любая секунда может быть последней и не упускал из жизни ни одной мелочи, четко запечатляя абсолютно все вокруг, в миллион раз лучше чем студент перед экзаменом. Никто не знал для чего, но никто и не удивлялся, когда, несмотря на образование в 2 класса мог наизусть начертить координаты противника или перерисовать по памяти любую карту, которую видел всего лишь краем глаза. Хотя каждый из них был со своим характером, со своими, присущими только ему свойствами. Все его сотоварищи по войне, собравшиеся со всех концов Советского Союза – все такие разные, но ставшие за год службы настолько родными и близкими, что потеря даже одного из них больно била по сердцу как потеря брата или отца. Они чувствовали себя, но также чувствовали и соседа – часто не нужно было слов – достаточно подумать или посмотреть, чтобы тебя поняли и исполнили все что требуется.
 Весенний воздух наполнил грудь тоской при виде друзей – кто из них останется жив после сегодняшнего боя? А что если я? Возможно, что и каждый из них испытывает те же родственные чувства тоски при потере друга и, возможно каждого из них одолевает грусть при мыслях о предстоящих бедах. А сколько еще предстоит? Никто не знает когда кончится эта война – это безумство, когда человек убивает человека – своего брата по крови, свое второе «я», так как мы все братья, и не только по разуму и духовно. Но и братья по сути своей, часть единого целого, организма человечества и духа. Ахмет глубоко вздохнул, вновь ощутив прилив сил и энергии от весенней природы. Но вот реальность снова захлестнула его, опустив на землю. Он вспомнил о приказе командира и не имел права ослушаться – любое неповиновение начальству во время войны могло стоить ему жизни, в лучшем случае – а могло и привести к гибели многих сослуживцев. Ахмет принялся подготавливаться к предстоящему сражению: оружие, штык, лимонки, нож, одежда.
 Время пролетало незаметно, за работой дурные мысли уходили прочь. Труд объединяет, и ближе к вечеру, когда повар позвал всех на скудный ужин – похлебку из запасов тушенки и сухого пайка – у всех засосало под ложечкой – несмотря на то, что с утра никто даже думать не хотел о еде – когда стало известно, что подкрепления они не дождутся, а враг, превосходящий их на уровень как по численности, так и по вооружению – да что там говорить… Хотелось просто махнуть рукой на все это… Теперь же коллектив, сплоченный трудом и одними заботами, объединенный в одну неразлучную семью забыл о всех горестях. Каждый солдат с аппетитом глотал горячую – обжигающую губы и язык похлебку, с улыбкой глядя на такого же незадачливого соседа.
- Ахмет, ты что так торопишься? – засмеялся Вася Сыркин – посмотри, всю гимнастерку обрызгал.
 Ахмет посмотрел вниз и ощутил боль в носу – товарищ подшутил над ним, сделав сливу своей  деревенской крепкой ладонью. Все вокруг рассмеялись. Ахмет тоже рассмеялся – хоть и неприятно, но довольно забавно его обманули. Злости к другу не было – понятно – как же еще разрядить обстановку, ведь вполне возможно, что сегодня он в последний раз видит своих товарищей, а завтра может не наступить ни для кого из них.
 В веселой обстановке завязалась дружная беседа. Рассказывали истории – одна хлеще другой. О русском богатыре Захарове – советском лейтенанте, бывшем боксере, который в одиночку уложил целых отряд фашистов. О Паше Новожонове - великолепном снайпере, никогда не промахивающемся, на счету которого числились тысячи фрицев. Еще и еще рассказы – какие-то правда, а какие-то с долей фантазии или даже сказочности. Они воодушевляли бойцов, абсолютно устраняя из их сердец тайный страх перед неизбежным концом.
 Затем затянулась беседа отдельными группами по несколько человек, наиболее духовно близких по духу. К группе Ахмеда подсел Философ – все звали его по кличке и даже имени и фамилии не знали. Многие боялись его не из-за небывалой физической силы – мало уже осталось таких людей – несмотря на поджарое телосложение он с легкостью гнул железо, пальцами открывал висячие замки, одним ударом кулака отбрасывал противника на несколько метров в воздух. Парень отважный, в бою ему не было равных, на гимнастерке уже блестели медали за заслуги перед отечеством. Лицо доброе как у медвежонка, с широкими скулами и пухлыми щеками. Боялись его не сколько за силу, сколько за неординарное мышление, заставляющее каждого собеседника задуматься о многом – никому перед боем не хотелось слушать его речи. Но воспоминания о его силе не позволяли никому сдвинуться даже с места.
- Я не понимаю, ведь все мы братья. – начал он разговор, по привычке разводя руками в стороны как беспомощный ребенок - Мы все рождены от матерей, все вскармливались грудным молоком. В каждом из нас течет человеческая кровь. Так зачем же убивать друг друга? О каждом из нас заботились родители так, как никогда не заботились о себе самих. А  с какими чувствами мы все были зачаты. Я вспоминаю свою любимую жену – ее убило осколком от снаряда на моих глазах – какие трепетные чувства я испытывал к ней, особенно когда мы зачинали своего ребенка – я уносился в небеса и спускался на крыльях ангела. Если посмотреть себе глубоко в душу, то и меня зачинали с теми же трепетными чувствами, и каждого из нас, и наших врагов. Мы все братья. Так зачем же убивать друг друга, лишая наших родителей самого дорого на свете, того, что дороже собственной жизни. – Философ уставился в одну точку и долго молчал. Молчали и другие в ожидании чего-то. – Существует ли Он? – Философ посмотрел на небо – Я долго изучал религии мира, Марксизм-Ленинизм, в каждом учении есть верное понимание, свое, но верное. Но чего-то не хватает. Я долго не мог понять – чего. Религии объединяют людей во всеобщей вере в Бога, Марксизм-Ленинизм – во всеобщей вере в равенство. Везде говорится о нас как обществе, и мало где о каждом из нас как индивидуальности. Религия раскрывает вопрос о том, что нас ждет после смерти. Марксизм же отвергает загробную жизнь, но не может ответить на вопрос что будет после смерти со мной конкретно – неужели я умру и все вокруг исчезнет для меня? Но понять это невозможно и страшно до безумия. И сейчас, перед лицом неминуемой смерти я понял чего не хватало во всех этих учениях – того, что мы есть единый человек. Я не один, и после смерти не уйду в загробный мир – я исчезну в никуда, но останусь жить вашими жизнями, жизнями всех окружающих, и не только людей, но и животных, растений, в неорганическом мире – во всем том, из чего я возник изначально и из чего возникли мы все и куда неминуемо уйдем снова. Мне, конечно, не хочется умирать, но я все равно умру рано или поздно – будь то от фашисткой пули, от старости или болезни. Важно то, что я представляю собой в этом мире – то, как я себя ощущаю и как проявляю себя в этой жизни, которая является единственной – иного мира нет, и только здесь я могу быть тем, кем хочу, ни в мечтательном будущем, а в настоящем. Поэтому я не буду никогда трусом – мне не жалко ничего, никого, не жалко самого себя. И ради защиты этого мира, который прекрасен и красоту которого может уничтожить эта война, я готов на все, а могу я много. В каждом из нас скрыты такие возможности, о которых ты даже не подозреваешь – главное поверить в себя, наперекор всему. – философ говорил тихо и нараспев, словно читал молитву. Все смотрели на него зачарованно, вспоминая подвиги этого человека, свидетелями которых они сами были – и то, что рассказывали о нем. Ходили слухи, что он ловил пули зубами и  в рукопашном бою оставлял после себя грубы нацистских трупов. Создалась необычайная тишина. Как будто ничего нет. Ахмет попытался прислушаться, но не уловил ни одного звука.
 И вдруг свист – пронзительный свист, после этой молчаливой тишины, разрывающий барабанные перепонки в ушах. Вот небо разрезала грязня полоса и на земле, как продолжение этой полосы, еще более оглушительный взрыв. Воздух больно врезался в лицо и тело Ахмета, все вокруг почернело от разлетающихся щепок и грязи. И снова тишина, и снова свист, уже не такой сильный для него, даже несколько привычный. Повторный взрыв – и небо наполнилось кусками разорвавшихся тел его друзей. Он попытался сконцентрироваться как всегда, пытаясь уловить глазами и ушами командира, чтобы выбрать правильную тактику действия. Но командира не было ни видно, ни слышно. Он посмотрел вокруг, на лица своих однополчан – солдат бесстрашных, но столкнувшихся с ситуацией, когда смелость не имеет смысла. Надо что-то делать – мы все погибнем – прочитал он в глазах каждого – погибнем бессмысленно и ужасно. Бежать в панике в рассыпную никому не позволяла как солдатская честь, так и простая человеческая русская гордость.
- Или сейчас, или никогда – решил Ахмет, и, ни о чем больше не думая сквозь рев рвущихся снарядов нечеловеческим голосом, оглушающим вокруг всю окрестность на мили и закричал: - Всем собрать себя в руки! Группами по четыре человека! За мной! Бегом марш! Я беру на себя командование! – как будто небо перевернулось. Он ощутил легкость в ногах, чувство полета и вдохновения. Эти слова – всего несколько слов спасли теперь десятки бойцов. Он побежал в направлении штаба противника, четко вычерчивая в голове наиболее безопасный маршрут через лес.
- Вперед! В атаку! – вырывалось у него из груди – он чувствовал за спиной дыхание и биение сердец сотен друзей – каждый из них был теперь им самим. В каждом билось и его сердце, колыхала пламенем и частичка его души. Он ощущал то, что если умрет сейчас, то умрет не зря и всего один шаг вперед через собственное привычное мироощущение спас, возможно, всех его друзей.
 Бег был быстрый и стремительный. От частого глубокого дыхания болело горло и грудь – несмотря на это каждое последующее движение он совершал все более стремительно. План созрел в голове быстро, хотя и хаотично – и потому гениально. Неожиданная атака противника, удар в самое сердце и наверняка. Как маленькая пуля с огромной скоростью поражает большое живое тело, так и их отряд поразительным броском мог разрушить весь штаб противника. Тем более, что силы врага были пока направлены на бомбардировку их места базирования и перестроиться, подготовиться к чему-то не понимаемому и необъяснимому никто не успел.
 Отряд Ахмета без труда прошел первую линию обороны и ринулся к командному пункту, не задерживаясь ни на секунду. Солдаты с флангов вели защитный огонь. Атака удалась  невообразимо и странно – вид командующих врагами привел Ахмета в восторг. Он посмотрел в глаза немецкого офицера и прочел недоумение, непонимание, как будто все, что происходило сейчас с ним происходит во сне. Во сне. Во сне. Он начал что-то вспоминать и почувствовал необычную легкость. Голова налилась тяжестью – он попытался тряхнуть ей, чтобы сбросить лишний ненужный груз мыслей, но не ощутил головы. Как это? Все вокруг стало превращаться в свет, сливающийся с крупинками пустоты и сам по себе переходящий в непрерывную пустоту и тьму.
 Он открыл глаза. Снова маленькая комната со старыми обоями и наскучившими уже давно картинами на стенах. Снова затхлый запах старости вокруг. Он с трудом встал на затекшие ноги, больные суставы давали знать о себе при каждом новом движении. Из-за скованности в позвоночнике разогнуться полностью невозможно. Ахмет подошел к зеркалу в коридоре – а него смотрело знакомое лицо, покрытое морщинами – вокруг рта кисет из кожи, глаза запали куда-то глубоко за переносицу.
- Э-эх! – прокряхтел Ахмет и услышал свой голос – голос старика – а как хотелось снова услышать свой звонкий молодой крик, ощутить прилив сил в мышцах, сорвать с лица дряблую некрасивую, надоевшую кожу и броситься вниз по лестнице, перепрыгивая через несколько ступеней – туда – вниз на улицу, где жизнь бьет ключом. Туда, где ходят такие же полные энергией люди, где бегают маленькие несмышленые карапузики, вдохновляя к жизни вновь и вновь.
 С трудом одевшись, Ахмет вышел из квартиры, опираясь на трость. Спустившись на лифте, он распахнул дверь. В глаза врезался яркий солнечный свет, яркий и вдохновляющий. Вокруг все блестело. Земля покрыта тонким слоем белого нежного снега, укрывающего недавно растаявшую поверхность словно нежное покрывало. Множество мелких кристаллов льда отражали живительный свет, переливаясь разнообразными яркими оттенками. Ахмет глубоко вздохнул, в голове прояснилось. Он ощутил запах весны как в молодости  стало легко – не ощущая своих ног он пошел по безлюдной дороге. Вдалеке виднелся купол мечети – в душе стало легко и спокойно – как будто увидел избавление от всех страданий, которые испытывал. Красивое высокое здание обвораживало и, заходя внутрь, он почувствовал приближение какого-то чуда, как в далеком детстве, когда ночью в Новый год забегал под елку в поисках деда Мороза и находил подарки, оставленные им ему. В просторном помещении он встретил несколько молодых людей и красивую женщину, которые искренним уважением поздоровались с ним как с правоверным:
- Ассалям-алейкум, ва рахматулла, ва баракатух.
- Алейкум ассалям. – ответил Ахмет. Каждый поздоровался с ним и каждый поклонился ему как отцу. Ахмет уже не чувствовал себя таким одиноким и старым – и даже старость казалась ему теперь не такой тяжелой – уважение, которое он заслуженно внушал людям, даровало ему чувство уверенности в себе. Все мысли о смерти и безысходности ушли вникуда. Из двери вошел мулла с длинной черной бородой и умным строгим лицом. Он прочитал молитву, и от его мелодичных прекрасных слов на душе стало тепло и хорошо. Он понял, что мир прекрасен, что не зря проливал свою кровь, не зря погибло столько прекрасных людей. Они умерли, дав возможность жить еще более прекрасным и совершенным людям.
20.03.2010.