На настенных часах...

1

На настенных часах замирает секундная стрелка,
Бьется сердце твое – бьется сердце мое –
                бьется сердце твое.
На холодной постели остыла забытая грелка,
И горячее стынет на тумбочке нашей питье.

Намело, и бело, и дорога едва различима.
Вот огонь разыгрался – и бесится в узкой печи,
А в морозное небо – клубы розоватого дыма,
И не выпросить света у серой оплывшей свечи.

Ты узнаешь меня по единой черте или взгляду –
Я узнаю тебя по тому, как бездейственны дни.
Говорю о тебе, говорю до утра, до упаду!..
Ты любуешься мной – и не слышишь моей болтовни.


2

Эти ранние вёсны похожи на позднюю осень.
Мы задуем свечу и включим электрический свет,
И темнее вдвойне: за окном надвигается восемь,
А на наших часах и начала четвертого нет…

Нас уже не тревожит соседство елового леса.
Там, за лесом, Луна, или Марс, или огненный шар,
Там тумана холодного виснет над полем завеса –
Здесь, меж нами, из чайника валит сиреневый пар.

Я замру у стола и рифмую случайные строки,
Ты в углу, на кушетке, с помятой газетой в руке.
И никто из друзей не окликнет меня на пороге,
И никто не пройдет по дороге, свернув вдалеке.


3

За окном серебрится поземка. Пустынно и снежно,
И звезда в прояснившемся небе прильнула к звезде.
И струятся в блокноте стихи, и ложатся небрежно
На последнем листе, словно бисер на сером холсте.

На овальном столе уместились стеклянная ваза,
Где попало раскрытая книга, цветной календарь
И ослепший фонарь… И ничто так не радует глаза,
Как тебя согревающий мягкого света янтарь.

Я к тебе обернусь и смотрю на тебя неотрывно,
И сияют глаза, и не видно родного лица…
И, наверное, я для тебя и с тобой неизбывно,
И, наверное, дню откровений не будет конца!