Что помню

          Что помню…

 Когда началась война, мне было четыре с половиной года.  Я  слышал выступление Молотова по радио. Это было  в нашей комнате 11 кв. метров, где мы жили вчетвером,
отец, мать, тётка (сестра матери) и я. Все мы сидели у репродуктора и слушали. Горе,  которое я увидел на лицах моих близких, удивило и поразило меня. Через полтора месяца пришла похоронка на младшего брата отца, который был лётчиком испытателем, а через неделю на фронт ушёл отец, участник финской кампании, танкист. И началась моя затворническая жизнь с матерью и тёткой, которых я видел практически  во сне, так  рано они уходили на работу и так поздно возвращались.
  Меня запирали одного в комнате. Под кроватью стоял ночной горшок, а на кровати кастрюля, завёрнутая в одеяло, где сохранялось  тепло картофельного пюре и лежал кусок чёрного хлеба.  В сентябре  тетка перестала приходить домой, её послали
рыть оборонительные сооружения за пределами Москвы. Иногда было страшновато и холодно. Но где-то в ноябре многое изменилось к лучшему.
 Дело в том, что мы жили в одноэтажном особняке в центре Москвы, в котором было где-то полтора десятка комнат напервом этаже и столько же в полуподвале. До войны этот особняк
арендовали германские специалисты, покинувшие СССР в 40-ом году (симптомчик!). А теперь в каждой комнате проживала одна русская семья с детьми. Коридор был общий, кухонь не было. И вот с началом войны все семьи объединились в некую коммуну, где готовили общую еду, приглядывали за детьми и все вмести спускались в подвал во время бомбёжек.  Все двери были отперты,и мы, дети, практически всё время проводили вместе.
  Кто умел читать, читали нам книжки, и, конечно, мы играли
большее время. Основная игра -  это в войну, игрушки вырезали
из дерева и бумаги. У каждого из нас имелся набор осколков от бомб и снарядов, которые мы находил во дворе. Всё это позволяло притушить постоянное ощущение если не голода, (нет, мы не голодали), то регулярного недоедания.
  Вокруг особняка был небольшой участок земли, который
с весны 42-го года был поделен жителями дома на грядки. Здесь посадили картошку, морковь, репу, лук и зелень, Мы заползали в этот огород, вырывали корнеплоды и, потерев их о штаны, поедали тут же, не поднимая голов. За домом сзади сбили навесы, где хранили дрова. Ведь в каждой комнате соорудили печку «буржуйку».
  Особый праздник наступал, когда приезжал кто-то с фронта.
Вот тогда мы были сыты, нас угощали салом, говяжьей  тушёнкой и хлебом, сахаром. В эти приезды взрослые давали нам поиграть свое личное оружие, вынув из него патроны.
  Иногда приходили похоронки, тогда женщины плакали навзрыд,
а мы вели себя тихо. Обычно говорили, что может быть произошла
ошибка, и вспоминали случаи, когда погибший вдруг объявлялся.
  Помню первый салют по поводу взятия Орла и Курска. Стреляли не только ракетами, но и  трассирующими пулями из пулемётов. Восхитительное и вдохновляющее зрелище. Но пулемёты запретили, поскольку говорили, что нескольких человек ранили
пулями на излёте.
  Если в начале войны, были и страх, и чувство неопределённости,
и ожидание наших наступлений на фронтах, то после Сталинградской битвы возникло полная уверенность в нашей победе.
  Обязательным ритуалом было слушание сообщений  Совинформбюро, где всё чаще перечислялись населённые пункты, взятые Красной Армией. Интересно, что у каждого из
нас был свой любимый командующий фронтом. У меня  таковымявлялся Рокоссовский.
  Когда сообщили, что идут бои за Берлин, ждали, вот-вот, объявят
о победе. И когда 9 мая Левитан, любимец и гордость всего народа,
сказал об этом, абсолютно непредсказуемый был взрыв чувств.
Наши взрослые действительно плакали, я это видел лично.
Каждый военнослужащий виделся как близкий тебе человек.
  Все ждали Парада Победы. Моей жене посчастливилось быть
на этом великом Параде, и хотя ей было тогда семь лет, она
считает это одним из самых знаменательных событий своей
жизни. Она вначале не поняла, почему бросали фашистские
знамёна к подножию Мавзолея, но её мама объяснила.
  А что же жители нашего особняка, как теперь бы сказали,
коттеджа?  Отказались от огорода во дворе,  навесы для дров разобрали, на их месте создали волейбольную площадку. Стали готовить еду каждый себе индивидуально, и некоторые даже перессорились (тоже симптом!). Из тридцати семей нашего дома  двадцать три после войны растили детей без отцов.
   Но какая гордость была у нас, мальчишек, за нашу Великую Родину, за наших солдат. Эта гордость осталась на всю жизнь!