Поэма о Победе

ПОЭМА О ПОБЕДЕ

За окнами гремела медь оркестра,
«Землянку» где-то пели вразнобой…
И свадьба, и Победа были вместе
В квартире этой – праздничной такой!

А юная красивая невеста
Родителей пленяла и гостей.
И даже дед, с насиженного места,
Готовил тост из «старых запчастей».

Но внучка отмела застолья речи:
-Нет, деда, ты нам тост не затевай,
А расскажи: про бой и свист картечи …
Про самое заветное, давай!

- Ну, внуча, я ж тебе не воевода,
А, просто, из запаса старшина…
Да и, признаться, нашему народу
Осточертела всякая война.

Желаете историю простую
Про девушку, солдата, старшину?
Ну, и ещё – про долюшку лихую…
Желаете? Так слушайте, начну.

…Из пополненья в наш пехотный взвод,
При «кирзачах» и в званье рядового,
Парнишка образца «двадцать второго»
Был призван, как и многие в тот год.

А рядом с ним, как тонкая лоза -
Девчонка в аккуратной гимнастёрке.
Представилась парнишкиной сестрёнкой,
Прищурив тёмно-синие глаза.

И ахнул старшина: «Как есть, детсад!
Да кто ж ты будешь, пигалица-птица?»
- Я медсестра!
– Ну, будешь медсестрицей…
Хотя для взвода нам нужней солдат.

Запунцевели щёки, нос и лоб,
Обидой налились глаза-озёра:
- Я докажу…Увидите вы скоро!
- Ну, что ж, как говорится, дай-то Бог.

…И шла война. Одна из страшных войн,
Где миг и вечность составляют время,
Где стонет, как в аду, людское племя.
Где перекур, а после – снова в бой.

Уходит группа в ночь за «языком»,
Или приходит, снова смерть обжулив –
На бруствере парнишку караулит
Сестра, обняв винтовку со штыком.

И шутит добродушно старшина:
- Наш талисман, для всех смертей преграда.
Твоя сестрёнка, парень, если надо,
От фрицев защитит всех нас, одна!

…Однажды на нейтральной полосе,
Пройдя орешника густые ветки,
Разведка напоролась на разведку.
И те, и эти – в маскхалатах все.

Дозорный тут же вскрикнул: - Командир!..
Рука метнулась к верному нагану,
Но сталь над головою ятаганом –
На долю мига враг опередил.

Поймёт ли тот, кто не был под ножом,
Что пережил разведчик в эту долю…
И примет равнодушно чьё-то поле
По капле кровь, как-будто под дождем.

…Когда же с глаз упала пелена,
Увидел над собою медсестрицу,
Вокруг – друзей встревоженные лица,
А в поле и окопах – тишина.

В чалме из марли, ноет голова,
Но жив, курилка! Хоть горяч, как печка.
- Ребята, так кому же ставить свечку?
Ведь я ему…да что там толковать!

Чуть дрогнула девчоночья рука,
И взгляд её скользнул в сторонку змейкой.
- Да это вот она – из трехлинейки
Сняла того фашистского быка!

Её рука ослабила удар
Эсэсовского острого кинжала.
И те, другие, не покажут жала,
Приняв от автоматов наших «дар».

- Ну, милая, должник я твой вовек!
Ведь ежли в этой жизни разобраться,
Мне ближе и родней тебя и братца
Не сыщется на свете человек.

Жене и сыну, матери, отцу -
Немецкой бомбой вырыло могилу.
Чужие люди их похоронили,
Отдавши дань терновому венцу.

Да что ж ты плачешь? Глупая, не плачь!
Слезой не воскресишь, как в сказке, милых.
За всех убитых, раненых и хилых
Нам даст ответ зарвавшийся палач.

Ответила девчонка старшине:
- Едины мы в судьбе неразделимой.
Не брат мне тот мальчишка, а любимый,
Назло всей этой проклятой войне!

У нас на Белоруссии, в селе,
Фамилий схожих больше половины.
И в радости, и в горе мы едины,
Живя на этой солнечной земле.

…В ту ночь нас песней встретил соловей,
В бору, где сосны тянут к звёздам лапы.
Все хаты спали, из соломы шляпы
Чуть сдвинув на наличники дверей.

И в этот предрассветный хуторок
Вдруг ворвались, рычанием, моторы.
И крик заполнил улиц коридоры:
Всех жителей швыряли за порог.

Овчарки, брань и «шмайсеров» стволы
Загнали люд в церковные ворота,
И плюнули металлом пулеметы
В детишек, взрослых - мёртвых и живых.

И тут, и там метались, вороньём
По-над дворами факельщиков тени.
Горело всё: цветы, трава, каменья,
И то, что было только что жильём.

А мы смотрели, губы прокусив,
Глазами отпечатывая снимки:
Вот офицерик, скаля рот в ухмылке,
Затылок полутрупу прострелил.

Вот в куче тел, лежажих под крыльцом,
Раздался, рвущий душу, голос: «Тато!»
И немец запустил туда гранату,
Небрежно пальцем выдернув кольцо.

Обманутый немеющим соском,
Ребёнок пискнул, тонко и несмело.
Как видно, время покормить приспело…
Но на груди той – кровь, не молоко.

Молодчик волосатою рукой
За ногу поднял, словно лягушонка,
И в пламени исчез грудной мальчонка,
Осмеянный гогочущей толпой.

Приказ был: «Никого не выпускать!
Ведь мёртвый не расскажет и не встанет»…
Ошиблись гансы.
Вскоре перед нами
Отчёт придётся им ещё держать!

Поэтому – нам нужно победить!
Дойти до их берлоги – до Берлина.
За всё их зло воздать судом единым…
А иначе – так незачем и жить.

…Они дошли. Дошёл и старшина.
Под куполом раздолбанным, рейхстага,
Под сенью установленного стяга
Штыками были вбиты имена!

…За окнами гремела медь оркестра,
«Землянку» пели где-то вразнобой,
А за столом притихшая невеста
Спросила деда: «Старшина…живой?»

Он поелозил в кителе погонном,
Достал бумажник, с книжку шириной ,
И снимок пожелтевшего картона
Дохнул на всех прошедшею войной.

И марш «Победы» грянул сам собою!
И ясен, без вопросов, стал ответ:
Под обгорелой вражеской стеною
Стояли рядом:
Мать, отец и дед!..