Солнечный поэт Петрарка. 1304 - 1374

Материалы для беседы со старшеклассниками из цикла «ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО СОНЕТ»


        Франческо Петрарка взял чистый лист бумаги, проверил, остро ли отточено перо, и принялся писать. Недавно,  на пороге своего 70-летия, он задумал написать собственную биографию. Никто ранее этого не делал. Он будет первым  человеком своего времени, который обратится через века к будущим потомкам. И назовёт свой  труд: «Письмо к потомкам».
         «От Франческо Петрарки потомству – привет!
         Ты, может быть, услышишь что-нибудь обо мне (хотя и то сомнительно, чтобы моё малое и тёмное имя проникло дальше через пространство и время), и, может быть, пожелаешь узнать, что за человек я был и какова судьба моих сочинений, слух о которых дошёл до тебя… Я родился от почтенных родителей, но небогатых или, по правде сказать, почти бедных флорентийцев родом, но изгнанных из отчизны…»
         Петрарка вспомнил, как его семья вынуждена была покинуть Италию и в 1312 году  уехать в Прованс. Она жила в местечке Карпентра, близ Авиньона, где в то время был папский двор. Сначала учился в школе, где учитель разнообразил занятия длительными прогулками по окрестностям. Даже в старости Петрарка вспомнит об этом:" Вот место на земле, соответствующее моей душе."  Потом годы учения в университетах Монпелье и Болоньи, со свободой студенчества, с лекциями по юридическим наукам, которые читала знаменитая Новелла, закрывая своё лицо  ширмой в аудитории от восторженных и сверкающих глаз молодых слушателей, чтобы не отвлекать их своей красотой. Увлечение поэзией ... Когда 22-летний Петрарка вернётся в Авиньон , и отец узнает о его увлечении стихами, он в бешенстве сожжёт все книги сына. И только об одном событии, которое произойдёт с ним в Авиньоне в то время он напишет всего две строчки в " Письме к потомству": " В юности страдал я жгучей, но единой и чистой любовью."
         Он полюбил молодую прекрасную женщину, которую увидел весенним днём 6 апреля 1327 года в соборе Санта-Клара. Поэт посвятил ей множество сонетов и канцон. Из них потомки узнают о его любви.

                Благословляю день, месяц, Лето, час
                И миг, когда мой взор те очи встретил!
                Благословен тот край, и дол тот светел,
                Где пленником я стал прекрасных глаз!..
                Благословенны вы, что столько слав
                Стяжали ей, певучие канцоны, -
                Дум золотых о ней, единой, сплав!

         Но Лаура была замужем. Любовь Франческо осталась безответной. Ему стало тягостно жить в Авиньоне, хотелось бежать оттуда…
         «… Я стал искать какого-либо убежища, как бы пристани, и нашёл крошечную, но уединённую и уютную долину, которая зовется Запертою (Воклюз); в пятнадцати тысячах… шагов от Авиньона…(далеко убежал!) Очарованный прелестью этого места, я переселился туда с моими  милыми книгами… Там были либо написаны, либо начаты, либо задуманы почти все мои сочинения, выпущенные мною…»
         В Воклюзе Франческо прожил почти 16 лет, наполненных неустанным трудом. На рукописи Плиния, принадлежавшей ему, сохранился  его рисунок: вид Воклюза, на скале – небольшая часовня, на берегу реки Сорги стоит цапля с рыбой в клюве.

                Я здесь живу, природой окружён,
                И, на Амура не найдя управы,
                Слагаю песни, рву цветы и травы,
                Ищу поддержки у былых времён.

         Он не любил папский Авиньон, называя его «Вавилоном», но иногда ему приходилось бывать там.
         Молодость поэта пришлась на то время, когда Авиньон был в расцвете. Шумели постоялые дворы: "Под красной шляпой". "Под тремя столбами", " Под бумажным змеем". Бурлила разноликая толпа. Знаменитый мост  Св. Бенедета привлекал песнями и танцами(знаменитая песенка :" На авиньонском мосту танцуют...") Мост - свидетель необычайного буйства красок, настроений, торжественных выездов, свадебных поездов, шествий  паломников. Сверкание оружия, плюмажи, шелка и атласы, парча и кардинальский пурпур, фиолетовое облачение епископов ошеломляли почтенных буржуа. Ведь ещё вчера они легли спать в глухой провинции, а проснулись в бурной и шумящей столице. Это время ярко запечатлено в хрониках тех лет и счетах богатых горожан. Так, например, весь Авиньон принимал участие в большом празднестве – свадьбе Жанны де Триан и Гискара де Пуатье (знатных горожан). Вот что  поведают нам сохранившиеся счета: съедено4012 караваев хлеба,8 волов, 55 баранов,8 свиней, 4 кабана, 200 каплунов, 690 кур, 580 перепёлок, 270 зайцев, 40 ржанок, 37 уток, 50 голубей, 4 журавля, 2 фазана, 2 павлина, 290 штук мелкой птицы и множество рыб, 3 центнера сыра, 250 дюжин яиц. Журавли, фазаны и павлины не были поданы на стол, а служили только украшением фонтана с колоннами и башнями, из которых струилось вино пяти сортов. Одиннадцать вместительных повозок доставляли невиданных размеров бочки с вином… На улицах пели, танцевали, там устраивались турниры и состязания жонглёров. Из окон свисали разноцветные ленты. Среди ночи при свете факелов, освещавших тёмные закоулки, гости расходились по домам. В  тот день Петрарка надел модные туфли из красной кожи, узкие, остроносые и такие тесные, что помнил о них до конца своей жизни.
         Молодой человек, вернувшись с братом из Болоньи, окунулся в светскую жизнь и, как сам он писал много лет спустя,  «следовал скорее требованиям моды, нежели скромности и добродетели».  Его можно было часто видеть среди авиньонских франтов в платье до пят, стянутом в поясе, в альмузии – пелерине с  капюшоном, в епанче с широкими рукавами, в шляпе набекрень, украшенной жемчугом, цветами и перьями, и даже колокольчиком, с маленьким мечом в кожаных ножнах у пояса, кошельком и приборами для письма в роговой оправе. Длинные волосы были уложены в локоны. Сам Петрарка вспоминает, сколько раз в день приходилось их снова укладывать, чтобы не вызвать возмущения в обществе. «Я был не  слишком силён,  –  описывает Петрарка себя на двадцатом году жизни,  –  но довольно ловок; не особенно красив, но всё же приятной наружности; у меня был свежий цвет лица, живые глаза, быстрый взгляд»
         Кратким оказалось время юношеской беспечности и веселья. В дом пришёл траур. Умерла мать, которой поэт посвятил одно из первых своих стихотворений. Оно насчитывало  38 гекзаметрических стихов по-латыни. Ровно столько, сколько лет прожила мать, и кончалось словами:

                Столько стихов, сколько лет тебе смерть прожить разрешила,
                Я посвящаю тебе, в слезах над гробом склоняясь.
         "Лучшая из матерей", - так говорил о ней поэт  уже на склоне своих лет. Следом умер и отец, оставив сына почти без средств к существованию. Авиньон готовил Петрарке новые испытания, но об этом тот только догадывался.

         Однажды Петрарку познакомили с прославленным живописцем из Сиены – Симоне Мартини, которого папа Бенедикт ХП пригласил расписать папский дворец. И, как часто бывает, оба  –  и Франческо, и Симоне – быстро сошлись, обнаружив общие интересы и вкусы (хоть разница в годах была велика): любовь к природе и книгам, к музыке и всему прекрасному. Они вскоре перешли на дружеское «ты». И тогда Франческо попросил Симоне написать портрет Лауры.
     –  Только ты и твоя нежная и искусная кисть могут воплотить божественные черты, –  говорил Франческо, – ты не откажешь мне?
   Симоне ласково глядел на своего младшего друга: всё привлекало в нём – и приятная наружность, тонкий ум, чуткая к красоте и добру душа.
     – Конечно, я не откажу тебе,  – ответил Симоне. Это совсем  нетрудно… Ведь монна Лаура живёт рядом с папским дворцом, я часто вижу ее в соборе, в саду, на улицах. Её лицо просится на полотно, так она хороша собой.
         Живописец сдержал своё слово. Уже через месяц он привёз другу в Воклюз миниатюрный портрет Лауры,  Франческо был в восторге:
     – Я  вижу перед собой её милое лицо. Живое лицо. Ты дал мне блаженство на долгие годы. Но я отплачу тебе как поэт!
         Не прошло и нескольких дней, как Петрарка привёз Симоне ответный дар – два  сонета, посвященных ему.
    – Твой дар дороже золота, - говорил растроганный живописец.
    – Но прочти сам мне свои стихи, я знаю, ты отлично читаешь!
         
         И Франческо читал:

                Меж созданных великим Поликлетом
                И гениями всех минувших лет –
                Мне лиц прекрасных не было и нет               
                Сравнимых с ним, стократно мной воспетым.
                Но мой Симоне был в раю – он светом
                Иных небес подвигнут и согрет,
                Иной страны, где та пришла на свет,
                Чей образ обессмертил он портретом…

      – Ты польстил мне, сравнив с великим древнегреческим скульптором Поликлетом,  –  сказал Симоне, – но, Франческо, неужели эта жестокосердная красавица не одарила тебя своей любовью?

    - Увы, - печально ответил поэт. Я могу только мечтать, страдать и слагать в её честь стихи. Уже написаны сотни сонетов. Но теперь я счастлив. Её божественные черты будут всегда передо мной. Послушай второй сонет, посвященный тебе, и тебе будет понятно, что

                Когда восторгом движимый моим
                Симоне замышлял своё творенье,
                О, если б он, в высоком  устремленье,
                Дал голос ей и дух чертам живым.
                Я  гнал бы грусть, присматриваясь к ним,
                Хотя дарит она успокоенье
                И благостна, как божий херувим…

                Продолжение:http://www.stihi.ru/2010/05/09/4202