Слова без песни

В день, когда мы с тобой расстались, был такой красивый закат! Ты знаешь, я мыла на кухне посуду и вдруг взглянула в окно: закат был  не таким, как всегда – он был алым, прекрасным! Кто-то сейчас смотрел на него из другого окна этого общежития, возможно, для них он значил начало, для других может быть, ничего не значил – для меня он означал конец. Он уходил, или она уходила, и не оборачивалась, чтобы посмотреть, не обернулась ли я. Всё было таким серьезным: ивушка и каштаны, свидетели моего прошловесеннего счастья, фонарь, их вечный собеседник. Их трепал ветер, они трепетали, как безумные, а потом вдруг застывали, и смотрели так серьезно… Их силуэты черны на фоне нежно-голубого неба, уже переходящего в любимый индиго, а фонарь еще спал, как будто не хотел согревать меня милым желтым светом именно сегодня.

 Где-то ухала кукушка. Кукушка, милая, сколько мне еще до счастья осталось? Она замолчала… Где твой ответ, кукушечка? Это ли было ответом?

А потом ветер стих, и даже лягушки на Карасуне, разделяющем нас, смолкли. В воздухе в невесомости висел тополиный пух, весенний снег, двор был молчаливо прекрасным. Как ты можешь, Краснодар, быть таким красивым и спокойным, когда мне так плохо?

«Почему-то человеку кажется, что всё создано для него, - подумал Фонарь, - и природа своими переменами отражает состояния его души. В действительности, это лишь совпадения; по-настоящему природа живет сама по себе, у нее свои переживания».

Что он может знать о природе? Он всего лишь фонарь.

В эту минуту, ясно чувствуя свое разочарование и чужую влюбленность, свою боль и чужое счастье, свою опустошенность и чужое через край, понимаешь, насколько мир множественно дихотомичен, от крайностей до среднего в нем существуют совсем рядом. Все рождается и умирает – день за днем, светлячок за светлячком, цветок за цветком, машина за машиной. Любовь рождается вдохновением, а умирает безразличием.

А за этим потекли ночи и дни – дни, полные слов, солнца, суеты, ночи светящиеся от тоски, от раздумий, от сомнений. Вечера пелись мне печальными песнями, рассветы улыбалось мне надеждой, а в действительности всё глупое и опрометчивое было уже сказано, совершено, а всё доброе осталось за кадром. Я строю фигуры из слов, но они лишь отдаленно похожи на нас с тобой. Слова только всё портят, я давно предлагала общаться взглядами…

От тебя пахнет алкоголем, от меня – мыслями, а просто ты хочешь, чтобы наши прямые стали параллельными и больше не пересекались. Ты строишь их по принципам Евклидовой геометрии, но песни, ноты, слова и время сплели наши руки так крепко! «Не размыкай сплетенных рук!» - поет Аника, а я уезжаю, и недалеко, и вроде ненадолго (и почему всегда я уезжаю?), но в этот раз уехал ты, а я и не бегу за твоим поездом. Дура? У меня нет ответов. Ты стал машинистом, как и мечтал, и проезжая море, ты даешь гудок двум влюбленным, сидящим на пирсе, и едешь далеко-далеко вперед, один, а за тобой вагоны твоих воспоминаний. Я всё еще получаю от тебя письма, но Краснодар остался далеко позади, и Лобачевский всё еще доказывает мне свои теоремы.