Памяти победителей. часть седьмая

Праздник цветущих одуванчиков

Если считать, что день – за два,
сто лет назад закончилась война.
Еще жива или полужива
та победившая несчастная страна
Защитников, которым суждено
в полусердцах и полновесных злыднях
в своей тюрьме, бессрочно-инвалидной,
салют увидеть хоть через окно.


             Слова
                1.
На нашу — в январе — метель
сержант сказал смешно — метуха.
Стелил соломкою постель
и слушал улицу вполуха.
"Тебе, малец, который год?"
("О" было кругло и весомо),
"Ну, ничего... война пройдёт,
научишься на агронома".
Заснул, а в лямку рюкзака
для верности просунул руку.
Небрито-рыжая щека
и запах съеденного луку.

                2.
Сказал солдатик "чибизга",
из бузины построив дудку —
играл то песню, то побудку.
Заплакал, глядя на луга,
но — слёзы обративши в шутку —
играл-плясал между кустами,
что вдоль дороги поросли.
Сидели,
покурили,
встали,
и немца воевать пошли.



                3.
ЯшкА — чувашская похлёбка.
Меня по-братски угощал
солдат по имени Володька,
а по фамилии КошкАн.
Обжёг язык, не помню вкуса.
Солдат похлёбку всё хвалил,
и показал портрет Исуса
на фотке, что из-под полы.
Я был, как ныне, некрещёный,
но было жалко старика
с карманной вытертой иконы.
И так запомнилась яшкА.


       После битвы
«Знакомься с женщиной на ощупь, –
мне посоветовал слепой, –
так будет радостней и проще,
хотя приём слегка тупой».
Он на заплёванном вокзале
играл на скрипке за рубли
в футляр.
И многие давали,
а многие пренебрегали,
бросая рубль за костыли,
а не за музыку.


Моя военная любовь

Любила девушка майора,
а я ту девушку любил,
хоть до любови путь нескорый
мне, недоростку, нужен был.
Она курила “беломоры”
и стриглася под пацана.
Я люто презирал майора
за то, что не дала война
мне, как ему, погоны-крылья,
скрип офицерских портупей.
И так мы долго жили-были:
голубка, сокол, воробей.


Окончание следует...