Террорист

Я — террорист, взрывающий будни буржуйского мира вспышками жалящих слов.
Я не рву на себе килограмм гексогена, не впиваюсь вам в души огнём и болтами.
Я истребляю ваш мир на корню непрощающим словом.
Отменив над собой его власть, я в сиреневый дым обращаю
конструкции ваших столиц —
порождения вашего страха, презренья и недоверья друг к другу,
монументы безумного бегства природы и правды.
Разобщённые терниями из металла,
зловонные и рычащие,
изрыгающие проклятья и несусветный бред,
неспособные слышать в своём несмолкающем крике,
задавленные стеклянными монстрами самодовольства,
утопающие в смрадной трухе и грязи,
ваши улицы просят изрядного залпа божественной серы!
Содомит, оглашающий воплем бахвальства обширную площадь!
Трусливый буржуй, потребитель поп-корма и порносюжетов!
Нувориш, облапавший жирной рукой белый мрамор колонн!
Стервятник-банкир, жующий, как жвачку, как падаль, афишу театра!
Это твой снедаемый плесенью мир я, как склизкую жижу, как слякоть,
счищаю с покровов планеты!
Ты заполнил рекламой, отрыжкой и скукой весь воздух публичных пространств.
Ты убил в себе всякий зародыш отваги и веры.
Ты болен собой, ты лечишься сам от себя.
Терапевт разобрал до начала начал всю цепочку твоих преступлений.
Раскрутилась спираль.
Как скорлупки матрёшек, одна за другой, разлетелись твои оболочки.
Он сказал, что в них скрыто Адама зерно.
Он нашёл там лишь круглый, зияющий ноль.
Бойся, буржуй!
Это твой пропахший гниением мир я дроблю динамитом безжалостных ритмов.
Твой блестящий экономический бум,
твой вечный прирост потребительской мощи под смертной угрозой.
Я бросаю булыжник в тебя и в таких, как ты.
Ваш закон — круговая порука волков, поучающих стадо.
Ваша власть — позолоченный идол убожества, рабства и страха.
Ваша война — всесожженье невинных во имя напыщенной лжи.
Ваша политкорректность — воровская мораль для серийных убийц,
по локоть погрязших в крови нерождённых.
Страны-изгои кажут вам ядерный кукиш,
и я счастлив к нему прикрепить, как медаль, как почётную ленту, свой вотум презренья.
Если б слово могло разрушать, я бы сам уничтожил те башни.
Я мечтал лицезреть их бесславный конец,
я сегодня убит тем, что сам призывал в лихорадке отмщенья и гнева.
Мне становится жаль тех, кто падал с вершин,
отражаясь в зеркальной поверхности окон.
Я не стану теперь проклинать и крушить
порождения тьмы остриём херувимского ока.
Пусть реальность буржуйских фантазий сама
распадётся, задохшись от собственных вони и смрада.
Я не дам за неё ни гроша, ни строки.
Пусть ей перья и пух будут прахом.
Я уйду в челноке вниз по руслу реки,
распростившись с обидой и страхом.