Баллада о солдате

              Памяти тестя,
              Алексеева Аркадия Алексеевича,
              посвящается...

Он был всегда не очень многословен,
И в каждый День Победы - в меру пьян.
И боевыми ранами не сломлен
Войны, уже далёкой, ветеран.

Он никогда не мнил себя героем
И почестей у власти не просил,
Но в День Победы с гордой головою
Свои награды на груди носил.

Он не любил рассказывать о фронте
И почему-то не любил смотреть вдвойне
Баталий на экранном горизонте
В художественных фильмах о войне.

Но вот однажды в праздник Дня Победы,
Когда за павших было выпито вино,
По телевизору крутили киноведы
Традиционно о войне кино.

Там грохотали пушки за рекою,
Сражение за переправу шло...
Вдруг он ударил по столу рукою -
Солдата что-то за душу взяло!

В сердцах прошёлся в адрес постановки:
Мол, было всё не так; мол, дурят вас.
И помолчав, степенно, с расстановкой
Он начал свой, о той войне, рассказ:

                2

“Вначале гнал нас “немец” в хвост и в гриву.
Вооружён, моторизован был,
А потому легко и без надрыва
По сотне вёрст за сутки проходил.

А мы - без управления, без связи...
Боеприпасов даже негде взять.
И всё пешочком, ножками по грязи
Всё дальше вынуждены были отступать.

Пока могли, бойцы держались стойко,
Но “немец” быстро с флангов обходил.
На танки не попрёшь с винтовкой только,
И не один к ним в окруженье угодил”...

Войну он начал с тыловой учебки.
Пекли радистов быстро в октябре.
Но память на всю жизнь впитала цепко
Язык морзянки - точки и тире.

По окончании направлен в разведроту,
В одном строю с “царицею полей”
Снабжавшую шагавшую пехоту
Добытой информацией своей.

Он обладал природною смекалкой,
Да плюс к тому азарт, задор и пыл.
Не раз ходил с разведкой за нейтралку,
И бог войны от ран его хранил.

Жизнь фронтовая шла в привычном русле
Хождений за нейтралку и атак,
Пока однажды ночью с перепалки
Не началась цепочка передряг.

               3

Он на дежурстве был при аппарате,
Ловил морзянки точечный дискант.
И кто же знал, что ночью в том квадрате
Фашистами был выброшен десант.

Что немцами устроена засада
И шансов выжить в пекле просто ноль.
Что там, как на последнем круге ада,
Из леса хлынет смерть - огонь и боль.

То был короткий бой. Не бой, а бойня
На придорожной выжженной пыли.
И в том бою, принявши смерть достойно,
Все как один солдаты полегли.

В один момент погибли все ребята,
Лишь он расстаться с жизнью не спешил,
Когда фашист огнём из автомата
Свинцовым градом рацию прошил.

Какая сила милость проявила
И жизнь солдату снова сберегла?
Его собою рация прикрыла,
От смерти неминуемой спасла.

Весь день в фургоне мёртвым притворялся
И, притаившись, ждал ночной поры.
А там, за тонкой стенкой, раздавался
Нахальный резкий говор немчуры.

Лежать и слушать больше нету мочи,
Лежать и думать - я пока живу.
И под покровом тёплой летней ночи
Он из фургона выскользнул в траву.

              4

А канонада на восток катила,
Всё дальше фронт к Уралу уходил.
К нему побрёл солдат немецким тылом,
Решил догнать, на сколько хватит сил.

Чем ближе к фронту, тем фашистов гуще.
Но ничего, ему не привыкать.
И укрываясь по лесистым пущам,
Упрямо продолжал солдат шагать.

Там по пути к нему прибились трое.
Куда ещё солдат идти бы мог?
И всё простые люди, не герои.
К своим стремились, значит на восток.

Почти свою мечту осуществили,
Почти дошли, но оказалось - зря.
Их патрули у фронта изловили,
И поездом на запад - в лагеря.

Но он с таким раскладом не смирился,
И здесь свою смекалку проявил:
Он на ходу за борт перевалился,
Метнулся в лес, и след его простыл.

Вослед свистели пули автомата,
Но бог войны опять его берёг.
Отстреливаться мог лишь разве матом
И убегал подальше со всех ног.

Потом блуждал в лесу как волк голодный,
Но путь держал опять же на восток.
И видимо звездою путеводной
Был приведён в цыганский хуторок.

              5

Там, накормив, цыганка нагадала:
“Живым вернёшься ты с войны, сынок.
И хоть хлебнёшь беды ещё немало,
Но побываешь здесь ещё разок.”

Старуха обладала Вещим Знаньем,
И это не пустая похвальба.
Как не поверишь этим предсказаньям,
Когда была угадана судьба!

Ещё пять раз его в лесах ловили,
А он пять раз из плена убегал.
И словно пряником его манили,
Упрямо на восток солдат шагал.

Когда в очередной побег из плена
По лесу незнакомому плутал,
Сам удивился, если откровенно,
Что вновь на хутор этот же попал.

Пророчество уверенность придало.
Сбылось оно, приходиться признать.
И чувство безысходности пропало.
Живым с войны дождётся сына мать!

               6

И вновь шагал солдат по бездорожью.
Уже дошёл до выжженных степей.
Но голод отдавал в желудке дрожью,
Когда набрёл на несколько бахчей.

Полдня арбузным соком насыщался.
А из чего прикажешь выбирать?
Живот уже как тот арбуз раздался,
Но вот штаны пришлось на время снять.

Ещё один солдат к нему прибился,
Но почему-то был он без сапог.
Когда и он поел, то бишь напился,
Вдвоём пошли солдаты на восток.

               7

А степь, что стол. Там некуда укрыться,
Когда тебя заметит вражья рать.
На мотоцикле два здоровых фрица
Как зайцев их решили погонять.

Вон озерко с большими камышами,
Давай к нему скорее, брат, чеши!
Передвигай усталыми ногами,
Авось тебя укроют камыши!

Напарник где-то лёг за камышами,
А он - тростинку в рот, и лёг на дно.
Коль не найдут, пока удача с нами.
Ну, а найдут - пристрелят всё одно.

Напарника нашли почти что сразу,
А он как будто в воздухе пропал.
И не нашли бы, если б тот, зараза,
Сам немцам финт его не указал.

Из озера был вытащен страдалец,
А немец за смекалку похвалил:
“Ты, русиш, во!”, - большой отставил палец.
В награду хлеба с маслом отвалил.

Но как ни похвали, на поле боя
Друг с другом воевали, как могли.
А потому обоих под конвоем
В деревню к коменданту отвели.

Тот комендант, к разборкам неохочий,
К расстрелу их двоих приговорил.
А старый немец, видно из рабочих,
Махнул рукой и с миром отпустил.

               8

И вновь солдат шагал, от всех скрываясь.
Упрямо на восток свой путь держал.
Но шёл, уже за воздух запинаясь,
В пути совсем бедняга отощал.

Когда он в забытьи набрёл на хату,
Что крайней в том селении была,
Опять как видно повезло солдату -
Вдова его к себе подобрала.

Когда его в подполье закрывала,
Солдат был еле жив почти уже,
И знала, что безумно рисковала,
Но как не пособить родной душе?

Подобрала совсем не для утехи,
Хотя была молоденькой вдова.
Видать ему досталось на орехи,
Коль смолоду седая голова.

И началось Большое Наступленье.
Какой-то высшей силою храним,
К моменту входа наших в то селенье
Он оказался цел и невредим.

              9

И снова, после тщательной проверки,
В строю солдат ногами грязь месил.
Но, вот беда! Обутки-маломерки,
Идя на запад, в кашу износил.

Стремительное было наступленье,
Обоз от них значительно отстал.
Ходить в дырявых сапогах - мученье,
А где другие взять, никто не знал.

Фашисты же своих снабжали чётко,
От наших отличались сапоги:
Из мягкой кожи, с крепкою подмёткой.
Ну, прямо не снимал бы их с ноги.

Но на передовой в приметы верят:
Нельзя в бою погибших обижать.
А если нарушаешь то поверье,
Они тебя с собою могут взять.

Однако, дыры в сапогах достали!
А на нейтралке только что погиб
Фашист. И на ногах его блистали...
Вот, чёрт! Тебе такие  сапоги б!

Попутал бес! А что же остаётся?
За ними ночью сползал он тайком.
Но если б знал, чем это обернётся,
Ходил бы лучше вовсе босиком.

Те сапоги начальству приглянулись
И командир их попросил отдать.
В ответ сказал солдат: ”Вы что, рехнулись?
Кто вам мешает сползать с немца снять?”

“Ах, так!, - сказал, и командирской властью
Достал из папки листик наградной,
И в гневе разорвал его на части,-
Отдать не хочешь? Ну и чёрт с тобой!

Вот это - орден был за переправу.
По праву этот орден был бы твой.
Но на строптивых есть своя управа.
Смотри, дружок, рискуешь головой”.

               10

Он рисковал, чего не рисковать-то,
Когда он должен выжить, ё - моё!
Пока ему не изменило счастье,
Убитый немец взял-таки своё.

Рванула бомба рядом, и при этом
Один осколок в бок его боднул,
Второй осколок чиркнул рикошетом
И по коленной чашечке скользнул.

Очнулся, рядом были санитары;
“Да этот братец больше не жилец!”
Сперва подумал - это божья кара,
Похоже, ты оттопал, наконец.

Но воля к жизни боль в ноге убила
И сила воли всё превозмогла.
И смерть пред этой силой отступила.
Сама, казалось, кровью истекла.

В стремленьи жить до боли стиснув зубы,
Ползком добрался воин до возка.
Рукой вцепился и за ним тащился,
Хотя почти оторвана нога.

И видя это чудо, санитары
Подумали - да кто ж его поймёт?
И он услышал: “Что же, ладно парень!, -
Подняли на возок, - Пускай живёт!”

                11

Он замолчал. Как исполин - незыблем!
И грохот боя в головах затих.
“На этом - всё!, - сказал, - Давайте выпьем,
Помянем павших братьев боевых!”

Он никогда не мнил себя героем -
Простой, российской Армии, солдат.
Однако там, в огне на поле боя
Он был главнее маршала стократ.

Сейчас лишь архивисты-буквоеды
Твердят по данным, связанным с войной,
Какой ценой досталась нам Победа.
А он-то точно знал - какой ценой!

                10 - 13 марта 2002 г.