Стена

Стена цвета рассвета,
с подтёками
от прошедших по ней
дождей,
встала передо мной.
Какого цвета рассвет?
Сначала сиренью
распускаются звёзды.
Пахнут опьяняюще-
испытующе на степень
заложенности носа.
(Как ветер, поющий о море
в дуэте с бесхозной раковиной,
по-французски растягивает
извлекаемого моллюска –
перекатывает по гортани звук).
Все – пятиконечные –
по весенним заморозкам теряют первенца,
один лепесток отрывая с желанием
быть принятыми в созвездие.
Так у скитальца
в горячечном беге по идущим рябью кругам,
когда в песках утопает память
вместе с ещё не остывшим следом,
Птица-душа мечется,
в мираже пророча ему быть принятым
под крышу благоразумия.
А потом,
едва удерживаясь на спине у ската,
искать тропу в нагромождении
коралловых рифов.
Надоело.
Как уха – рыбаку.
Я не голландcкая бюргерша,
чтобы, фартук – парусом,
идти торговать луковицами тюльпанов.
На вес золота.
Когда сирень разродилась звездопадом,
ведь жалко топить котят...
Кажется, достойная улыбки
неприспособленность
к "на суше стоянию".
Она же ветреность.
Поверь, вся выветрилась,
стоило окнам
в оставленном на зиму доме
распахнуться от из-ум-ляющего прозрения:
ЕГО НАСЕЛЯЮТ ДУХИ.
(Это вышло случайно,
как можно разбить хрустальную вазу.
Солнечные лучи рассыпались
по ковру за ночь выросшей зелени).
Постой, рано ещё ходить,
когда глаза не открылись.
Моя правда.
Порывами – заносчивей воздушного змея,
в перерывах же
страшно хочется обжечься в глине,
чтобы так и остаться сидеть в шпагате -
да вот "страшно" сильнее, чем "хочется" -
из него не встать... а ты –
Лети, лети, лепесток, не оборачивайся!
Четверо оставшихся смотрят вслед,
чёрт знает какого бога
губами нащупывая,
пока руки заняты:
прикрывают пространство
Голое.
Чуть тронутые инеем
Головы
склоняются над чашей
в прошении об аудиенции.
Получили.
Дальше,
повинуясь интенции
по чаинкам разобрать послание,
вдыхают трав задумчивые парения,
чтобы расчистить путь
предвкушаемому озарению.
Дух,
прилетевший по зерно
на стук в скорлупу ложечкой,
увы и ах, был не прав.
А ты дыши,
дыши размеренно,
не лови ртом воздуха.
Пройдёт немножечко
или много времени – 
и поймёшь, как надо с чуткостью
относиться к силе натяжения
нити голоса.
Когда клюнет,
останется только вытянуть
из лабиринтов слуха
воспоминание
о том, что было с закрытыми глазами.
Но помолчим с минуту –
сирень отцвела.