На связи

                Светлой памяти Мамы
 …Как тебе там, за облаками, живётся, моя дорогая? С Отцом всего сущего на земле и на небе    попиваешь хороший чаёк? Представляю, какие ты к этому случаю чудесные куриные грудки приготовила: старательно порвала наманикюренными пальчиками белое мясо птицы, сваляла  его в мягкий комок, положила  вовнутрь  по кусочку чеснока и сливочного масла, окунула  в смесь взбитых яиц и манной крупы и -о, боже мой!-ПО-ЖА-РИ-ЛА!  Сейчас, десять лет спустя, я не понимаю, как могли мы, простые смертные люди, хорошие и не очень, вкушать на земле это райскую пищу? А спела ли ты  Отцу всего сущего своим чудным меццо-сопрано «Невечернюю»? Он слышал? Если слышал, - ещё попросит, я знаю. Если  нет, - не забудь спеть, дай усталому сердцу насладиться. Представляю: будет Он сидеть неподвижно, точно как те  славные гости - японцы, турки и корейцы, - случайно зашедшие в наш  дом  в Новогоднюю ночь. Завороженные глубиной звуков, вылетающих белыми птицами из твоей груди, и от этого неподвижные,   молодые люди   напоминали  собой    ледовые изваяния  у городской Новогодней ёлки…А как насчёт «цыганочки» - ты её станцевала? ты сотрясла мелкими, но мощными движениями  красивых плеч чистый воздух райских садов? И, наверняка,  тебя   уже расспросили о том, как ты жила  (сколько детей Отца всего сущего ходит по земле грешной, - всех не упомнить!). О тех, кто обидел,   знаю,  ты, в силу своих непоколебимых внутренних установок,  разговоров не вела  и незаметно промолчала:  и о первом  муже-милиционере, который по выходным от плохого  расположения духа любил пнуть ногой  в твой девятимесячный живот;  и   о тех, кто  занимал и не отдавал;  кто ночами отлавливал и отстреливал уличных собак  или,  глядя в твои глубокие серые глаза, просто бессовестно лгал,  и  - знаю я! -   для всей  этой пёстрой братии у тебя  имелось одно    только   словечко      - «г….».  Вот и сейчас оно приговором пронеслось в твоей красивой голове   - и навеки кануло в забытьё. Итак, ты промолчала, но ты забыла, что Отец всего сущего  на земле и на небе умеет не только слушать, но и читать мысли, легко при этом определяя степень душевной чистоты собеседника. Ну а далее – вслух - ты заговорила  о   людях  хороших.   Говорила  светло и торжественно,   как будто читала монолог с театральной сцены. И  так - до утра следующего райского дня! Никто тебя не прерывал,  и поэтому ты успела назвать поимённо всех  до единого:   и  сердечных   соседей,    пригревших тебя в далёком 1953 в незнакомом  Норильске, куда ты, не глядя, сбежала от тирании своего «благоверного»  с 3-х месячным  сыном  на руках;   и  о  своих чудесных клиентах – больших и маленьких,  которые, как на праздник, шли   к тебе в парикмахерскую,   чтобы под  умелыми руками   знаменитого на весь заполярный город дамского мастера   преобразиться и сделаться красивыми и ухоженными, или просто так  – посмотреть на тебя.   Ах, эта твоя причёска из волос цвета солнца, пышными волнами  уложенных наверх! Всегда – эта  причёска и  роскошный маникюр с белой серединкой в основании удлиннёных ногтей!   Всегда  и неизменно, как  звёздная пыль Млечного Пути  и   независимо от высоты столбика термометра в заснеженном городе.  Ты вставала раньше всех в доме, чтобы успеть проделать необходимую работу над собой  и  встретить просыпающихся по очереди домочадцев  «при полном параде»    только что приготовленным царским завтраком. И даже в отделении интенсивной терапии, едва отойдя от наркоза,    сумела-таки, не взирая на боль и слабость,   украсить выразительными причёсками  всех  троих соседок по палате! О себе, разумеется, тоже не забыла. Профессор вошёл – и оторопел: перед ним  на больничных койках лежали   2-3 дня тому назад прооперированные, но  сейчас –  игриво улыбающиеся хорошенькие  женщины. Занятный случай. Он и другие  на него похожие, с детства оттачивали грани моего женского вкуса,  несколько осложнив     впоследствии личную жизнь, но не оставив  при этом  даже  тени сожаления.  А  в бигудях ты попалась мне на глаза    лишь однажды.  Случайно.  Я проснулась от   внутреннего беспокойства и  какого-то лёгкого неясного звука под утро  и  увидела жуткую картину: ты   сидела перед зеркалом в свете ночных фонарей и  тщетно   пыталась освободить  очередную прядь волос от  своих железячек, на которых умела спать. Правая рука   не слушалась, то и дело  падала на стол  и   не хотела дотягиваться  до головы. Идея разбудить близких по причине внезапной слабости конечностей и сильного головокружения казалась тебе такой же нелепой, как мысль о том, что утром   ты могла бы по какой-то причине (если не смерть) предстать перед нами  некрасивой. «Скорая» приехала быстро, но после этой зловещей ночи ты почти перестала разговаривать. Серые умные глаза, как и прежде, понимали всё легко, на лету ловя любую шутку, но слова более не хотели складываться в сердечные фразы и напоминали  лепет годовалого ребёнка. Не смотря на это,  ты  до слез смеялась сама над собой, когда вместо слова «помидоры», вдруг говорила  «персольки»…   
Ты умела смеяться и над своими неловкими движениями,  однако при этом всё чаще  и чаще  негодовала  то на «плохую»   краску  для волос,  от которой на прядях неизвестно откуда появлялись серые полосы, то на  «неправильную» муку, которая   не даёт  домашним пельменям остаться целыми при варке. И однажды, поняв  наконец,  что дело не в краске и не в муке,  поглядела на своё всё ещё прекрасное отражение  в зеркале и тихо, но совершенно отчётливо произнесла: «Остарела. Скоро умру». Ты всегда говорила тихо. Пытаюсь вспомнить,   как ты повышаешь голос или, что ещё  хуже, переходишь на крик, - тщетно! Сама же себе и отвечаю:  мне это  не-из-вест-но. Видимо, не нашлось  на земле  такой силы,  которая оказалась бы  способной    принизить  твоё  божественное   начало до человеческого лая. И лишь  лжи и неблагодарности было дозволено  изредка  гасить  свет  жизни  в  твоих глазах.
Через 3 месяца после сказанного зеркалу тебя не стало. За 3 коротких дня. Не спрашивай у Всевышнего, почему он не заставил тебя  бороться с пустяком, от которого не умирают даже глубокие старики. Ответ прост:   есть  женщины,   которые движениями  души, поступью, поворотом  головы  ли,  -   от рождения    любым своим проявлением   демонстрируют  царственность. А живут  они,  пока  могут  украшать собой  Жизнь. Не больше.  Однако  всё, к чему они едва прикасаются,  либо ощущает на себе  живительную  силу роскоши и тут же расцветает – талантами или любовью, праведностью или состраданием, либо, словно перезревший гнойник, вдруг  прорывает  завистью, злобой или обманом, полно и неумолимо   обнажая   глубинную суть  человека. Приближение  или  присутствие царственных от рождения  особ также определить нетрудно,  потому что прохожие на улице провожают их долгими взглядами, а   зрители во время театральных представлений (или концертных, цирковых – неважно)    заметно часто отвлекаются от действа и направляют свои взоры   в одну  приметную точку…
…Хорошо сидите. Вот-вот Отец  всего  сущего растает   от    теплого  мягкого  света      души твоей, не удержится   и начнёт открывать  одну за другой  свои  сердечные печали. Ответом Ему, я точно знаю,   будут  не вдруг навернувшиеся на глубокие серые глаза  слёзы. Ты приложишь свой красивый указательный пальчик  к щеке, мама,  и, медленно покачивая головой, тихо протянешь нараспев: «Д-да  т-ты что-о-о…»
P.S.   
  Я  по-прежнему   далека от литературы и её творцов, но я так хотела приоткрыть и  показать  лишь одну из многих прекрасных и очень похожих друг на друга частичек тебя – случайной, как всё закономерное  и  яркой  удачи бытия. Счастливая от того, что задуманное удалось, отдам своё  эссе редактору,   сделав при этом попытку уговорить его  поместить на страничке не мою (автора), а твою фотографию,  ибо как мне ещё доказать, что всё, что я рассказала – правда? Моё время -  моё счастье, потому что, если  ещё и уплатить немного, то, возможно  и   с   поправками, но материал, скорее всего, будет принят. Если будет принят и напечатан, - пожалуйста, покажи его   обитателям  своей заоблачной страны, но в первую очередь – Отцу всего сущего. Ему понравится.


15.10.2008. Фотография из личного архива, маме на ней 53 года.


Рецензии