Шанхай

Ешь мандариновый джем и сутки сидишь во тьме, пишешь неряшливо письма строкою длинной, а на экране в черном Анук Эме пьет лимонад, скучая, в чужой гостиной. Зачем эти все железнодорожные романы, ну за неделю привык, потом устроился помощником нотариуса и на Селию смотрит косо, а она говорит ему: «Полноте, милый Ник, мы совсем не друзья», мило дразнит ценой вопроса. Ну зачем эти все железнодорожные романы, березы и сундуки, потом устроился вторым режиссером в ток-шоу и строит планы, она вяжет ему свитера, что теплы, словно пух, легки, и почти не хромает уже, и живет без раны (тут начинаешь думать, кто сценарист, искать огрехи и мелкие нестыковки, делить на ровные части помятый лист, плюсы, минусы, пожелания, цель готовки), и всё тут слишком затянуто, не выверено до слёз, до белых камешков в аквариуме зеленом, зачем эти железнодорожные, сам себя перерос, пошел вторым режиссером, она с уклоном пишет статьи о низком качестве сточных вод и о вырубке ценной ольх на Воробьевых горах, они понимают, что ни один сюда не придет, но нужно беречь, как зеницу, свой верный ворох.