Чадра

Чадра
Поэма

    Когда-то, лет пятнадцать назад
    Стоял я в Москве, в редакции «Юность».
    И лысый жеманный редактор
    Объяснял мне картаво всю мою глупость.
    То, что я до Льва Толстого не дорос,
    То, что выбрал я не правильную тему,
    Не создал образ, не раскрыл вопрос.
    Короче, впору биться лбом об стену.
    А я стоял, потупивши ресницы,
    Насупившись, картавому внимал,
    Но то, что он и не читал страницы –
    Я это безраздельно понимал.
    И я ушёл, не солоно хлебавши,
    Чтоб о стихах надолго позабыть…
    Но часть души поэме той отдавши,
    Я всё-таки решил: Ей надо жить!
    Хоть много изменилось за пятнадцать лет,
    Что не живу на Родине любимой,
    Не стал менять я тот (порою) бред,
    Что написал тогда младой и, в общем-то, наивный.

Пролог

Три года, как Союза нет. Тогда
Кто радостным, кто скорбным воплем разразился,
Но тяжких месяцев мелькнула череда.
Как сильно с этих пор преобразился
Могучий край, которым так гордились;
Стремились развалить и своего добились.
Так началась большие перемены:
У каждой мелюзги нашёлся президент,
Огородил участок суверенный,
Благоприятный уловив момент.
Хоть камни собраны с полей,
Что в дни развала засевали —
Зато всем стал язык родней,
Зато свободными все стали,
Зато у каждого своя валюта,
Соперница бумаги туалетной...
Зарплаты не хватает абсолютно.
Но бредит властный мозг мечтой заветной.
На Западе к правителям строги,
А на Востоке чаще хвалят,
Хотя, при этом несколько лукавят —
Здесь всем привычны с совестью торги.

Приметы времена лихие
То радуют, а чаще огорчают взор:
Коммерции шаги крутые —
Спад производства, нищеты позор;
Монументального строительства успехи —
Налогами заткнутые бюджетные прорехи...
Прав или нет, молчать не смею.
Не ждите в моих строках панацею.
Хочу поведать то, что увидал,
Надеюсь, непредвзятым взглядом:
Зловещих перемен оскал
На лицах тех, кто постоянно рядом,
Кто хмуро ждет автобуса, иль нервно
В метро втекает с массою людской,
В коммерческий ларёк заглянет непременно
И, обозлено, ретируется домой.
Ещё примета времени: старушка
Пыталась булку хлеба утащить,
Но продавщица проявила прыть,
И вот, наказана воровка с клюшкой…

Сегодня об одной примете
Я с вами бы хотел поговорить,
О новомодном веянье в Ташкенте —
В чадре узбекским женщинам ходить.
Хоть это веянье и модно,
Но, слава Богу, всех ещё не захватило.
И большинство идёт свободно
Пока, Да вот, не спится Азраилу,
Он знает способ: чтобы зло пресечь,
В чадру всех женщин надобно облечь,
А остальных карать мечом разящим.
Пороки истреблять огнём палящим...

Борьба с народом для его же блага, —
Формулировка кажется знакомой.
Вмиг грозных церберов ватага
Представит теорему аксиомой.
Но что-то сильно я разговорился
На темы, щекотливые вдвойне!..
Прошу прощения, забылся —
Живу в демократической стране.
Вступлению конец. К рассказу приступаю.
Надеюсь, что не скучно излагаю.

Часть 1

На улицах Ташкента, там и тут,
Встречаешь белый плат и белые одежды.
Лик скрыт чадрой. И лишь глаза блеснут,
И тут же строго взор потупят вежды.
Во взгляде мимолётном тлеет зависть —
Что они могут противопоставить
Открытым лицам девушек прохожих?
Того не ведают они, что судьбы их заметно схожи,
Тем более, в сегодняшние дни.
Под этой сбруей девочки живут.
На мир сквозь щель глядят, о лучшем не мечтая.
Покорности от них лишь только ждут.
Всегда быть в маске — их судьба такая,
Похожая на тысячи других,
Лишённых счастья, женщин молодых.

Придёт пора, их замуж отдадут.
На свадьбе махалля(1) ликует дружно,
Но после дни суровые придут —
Калым уплачен, отработать нужно.
Навалятся золовка и свекровь:
"А ну, посмотрим, как тебя там воспитали",—
Начнут гонять невестку вновь и вновь,
Как будто сами в невестках не бывали.
К работе ей не нужно привыкать,
Трудней исполнить прихоти людские.
По долгу младшей до рассвета встать:
Дела домашние ей предстоят большие.
Отцовский дом хоть и неподалёку,
Искать поддержку лучше не пытаться,
А если станет очень одиноко,
Полезно матери в подол поплакаться.
Мать пожалеет, мать поймёт,
Но против слаженных традиций не пойдёт,

А муж? Что муж, родной тиран-супруг,
Ужель её ласкает бурно, страстно?
Он лишь упёртостью своей упруг.
А вот поспорить с ним опасно.

Один ли он такой? Восточные мужья
(Их социальный статус роли не играет)
Почёта требуют, словно князья.
Одно к лицу — хоть старших уважают.
Но уважают по-холопски — лбом об пол;
Перед ногами стелются подобострастно,
Жмут руку к животу, ведут скорей за стол,
Улыбками змеятся ежечасно.
А старший — не всегда седой старик,
Чаще бывает тот, кто вырос выше в чине.
Быть гибким позвоночник их привык,
Страсть к раболепству здесь сильна поныне.

Всю жизнь из нас рабов лепили,
Рабов Идеи, Партии, Всевышнего,
За что боролись, то и получили —
Мы недостойны праздника свободы пышного,
"Мы не рабы! Рабы не мы!"—
Учились грамоте на фразах двух когда-то.
Свободу получили лишь взаймы,
Не стали лучше и близка расплата.
И не свобода это — свистопляска
Голодных кроликов, попавших в огород.
Сожрали всё... и серой стала сказка.
Задуматься настанет ли черёд?
Сменили идола на месте лобном,
Тирану отдали свой лучший пьедестал.(2)
С коня на чернь взирает злобно, —
Он помнит, как народ сей истреблял.
Да разве можно демократию создать
Там, где народ соскучился по плётке?
Тогда здесь будет тишь да благодать.
Когда услышат люди голос властный, четкий.

Свирепым вождём может быть только раб,
Вдруг доставший до чина приличного,
Но надменность скрывает, как глуп он и слаб,
И достоин лишь смеха обычного.
Ну а мелкий чиновник — мелкий тираник,
Всех людей с удовольствием ранит.
Начальник, инспектор чего-то, иль даже охранник,
Выполнять он свой долг не устанет.
Иной раз на работе неудача —
Не смог, воспользовавшись властью, нагрубить,
Но дома поорал... и светел вновь, иначе
Тоскливо маленькому будет жить.
Господство и рабство в каждом сидит,
Как две ипостаси двуликого Януса,
И трудно сказать, что победит:
Иль свирепость вождя,
Иль пугливое сжатие ануса?

Однако я отвлёкся от супругов.
Вернёмся и посмотрим, как они
Живут, заполнен чем досуг их,
В занятиях каких свои проводят дни.

Лет несколько минуло с той поры,
Когда за свадебным столом соединились.
Уж полон двор весельем детворы,
А чувства понемногу притупились.
В быту утратили насущность
Взаимоотношения с супругом:
Всю жизнь доказывать ужасно скучно,
Что не раба ты, а подруга.
Муж, как всегда, с утра до ночи на работе,
Ну а в чадре работать не положено.
На людях появляться? — вы смеётесь!
А дом, к тому же должен быть ухоженным,
Забор, как будто прутья клетки,
За ними создан райский уголок.
Свиданья с внешним миром крайне редки;
Что может быть иначе — невдомёк.
Хозяин-муж приносит пищу,
А дело женское — лишь глупо щебетать,
Растить детей и украшать жилище,
Слёзы обиды тщательно скрывать.
Послушной быть всегда, — привычка коренится, —
Не сметь, не знать и рта не раскрывать.
В последующем в генах воплотится
В мозгу клеймом калёная печать»

Часть 2

А наш супруг сегодня в чайхане.
Он весел, сыт и пловом заедает
Коньяк... Он разве вспомнит, о жене
В час, когда чрево ублажает.
Намедни он общается с друзьями
(Круг развлечений, скажем прямо, небольшой)
Лоснятся потом и блестят глазами,
И разговор ведут свой "деловой".
 
А возле них чайханщик суетится,
То шашлыки, то водку подаёт
И своего лакейства не стыдится,
Когда за всё заплачено вперёд.
Хозяйской суеты не замечая,
Они насущные проблемы обсуждают:
Как вкусен плов, и как всем жаль барана,
Поматерят немного нашу власть,
Расскажет кто-то анекдот про глупого Ивана
И посмеются над ним всласть...
Другой предложит: "Едемте ко мне!
Наполним лишь пустующую тару,
Закуску же я поручу жене... "—
И тянет к себе в дом друзей отару.

Шатаясь, все идут к автомобилю
(Не помню марку я, да это и не важно).
Разносит ветер перегар на милю —
Хмельному можно быть отважным,
Когда на всём пути родные лица.
Ну как же тут не порезвиться?
А если вдруг случится осложненье —
Гаишник незнакомый тормознёт,
То книжка цвета крови справит положенье:
Лишь глянув на неё, болван поймёт
И руку к козырьку приложит,
И пьяным извиненья принесет.

На этот раз благополучно добрались.
Хозяин отошёл, распорядился —
Вмиг собран стол.
За ним все собрались
И телевизора экран засеребрился.
Хозяин видеокассету достаёт:
«Для вас сюрприз! Я не сказал заранее», —
 
 Восторгов взрыв — согласны все... и вот
Увлечены происходящим на экране
(Не догадался бы лишь полный идиот).
Хихиканье и похоть глаз блестящих
Сопровождают незатейливый сюжет:
Разнообразье прелестей дразнящих
И крупный план сводит интим на нет.
Они сидят, слюну глотая,
Смеясь, друг друга в бок толкая,
Про выпивку забыв и про еду
И репортаж происходящего ведут:
"Это ж надо! Раком! Боком!"
 "Всем отверстиям на теле применение находят!"
 "Да! Не то, что наши жёны", –
 говорят вдруг ненароком
 И, визжа самодовольно,
с порно-тёток глаз не сводят.

Так прыщавый пацан,
подглянувший в замочную щёлку,
Руки потные о штаны вытирает.
От запретов всегда было мало толку –
Чаще людям претит, когда им запрещают,
Всё запретное в них интерес пробуждает:
И солдат бежит в самоволку,
И примерный супруг вдруг бордель посещает,
Наркоман ищет вену иголкой,
А девчонки случайно невинность теряют.

... Наш герой возбуждённый вернётся домой,
Не зная, с чего бы начать
И, чтобы упрёки откинуть долой,
Начнёт он жену поучать:
"Мы живём по законам Корана,
Так что ты, дорогая, обязана
Мужа чтить и любить неустанно...
А не то — мною будешь наказана!"—
И жену заграбастав в охапку,
Очень быстро исполнит долг свой, супружеский.
Отвернувшись тотчас, захрапит очень сладко,
Гордый истекшим собственным мужеством.

Часть 3

В осеннем небе звёздочки сияют.
Комната тонет в сумраке ночи.
Лишь лунный луч, в окно глядящий, вырывает
Из тьмы кровать, ковры и курпачи(3).
Тела виднеются в постели,
Увы, отдельно друг от друга.
Ревущий храп рождает в жирном теле
Супруг. Да вот не спит супруга.
Ее глаза полны слезами,
Их видит месяц, заглянув снаружи.
Причину вы поймёте сами—
Тоскливо одиночество при муже.
Урючина(4) ей сопереживает,
Бросает тени листьев ей на тело
И, ветерком влекомая, ласкает
Тенями ненавязчиво, несмело.
А женщину теснят воспоминанья
И мысли бегают от темы к теме,
Лишь всхлипы выдают рыданья,
Ей безразличны ласки тени:

"... Красивый парень (мужа своего
Она узнала за три дня до свадьбы)
Пред ней стоит. Она стесняется его
И он сквозь землю провалиться рад бы;
Но всё за них давно предрешено
И им осталось только познакомиться.
Смущён, хоть и не девственник давно,
Она ж всегда такая скромница.
Он начинает первым разговор —
Её ответы односложны.
Вдруг охватил задор, он мелет всякий, вздор —
Ей интересно всё и улыбнуться можно... "

Провиделась и свадьбы суета
Под заунывные стенания сурная(5):
"... Расселись гости. Шутит тамада.
И молодых торжественно встречают.
Жених в тюбетейке и "тройке" костюме,
Поверху чапан(6) опоясан платком:
Её же наряд выбран явно не в ЦУМе,
Много лет был надёжно храним сундуком.
Они идут покорно в середину,
Где под ковром богатый стол от явств трещит,
Заняв свои места, встают по стойке "смирно",
Надеясь, что толпа их пощадит.
Напрасно только начат праздник славный,
Сейчас начнут тосты произносить.
Всяк свою речь считает главной,
Всяк хочет научить младых, как жить.
Со всех сторон благие пожеланья,
Как селевой поток текут на них:
Детей, богатства, послушанья...
Доходят ли они до молодых?
Сидящие, как будто на витрине,
В прицеле сотен зорких, беспощадных глаз,
Они — счастливая семья отныне,
Но что-то им невесело сейчас.
Многообразье запахов щекочет ноздри,
А вид еды живот до коликов сведёт.
Стоит проблема очень остро —
В сухое горло и кусочек не пройдёт,
Жених то как-то умудрился
Пиалку "кока-колы" пригубить.
И вмиг испариной покрылся.
А ей нельзя и край лица открыть.
Танцуют гости в центре под "Чинури"(7),
Купюры мелкие дождём летят.
Жених с невестою глядят на них понуро —
Кружиться в танце и они хотят,
…Веселье всё сильнее час от часу.
Многообразие смеющихся голов,
Златых зубов, набитых ртов
Слилось для них в сплошную массу.
Как хочется бежать от этих лиц
И на подушки повалиться ниц!.. "

"... их, наконец, оставили одних,
Чтобы исполнить долг пред Гименеем.
Негодник похотливый любит молодых,
Следит за ними жадно, не краснея,
Увы, напрасны все его стремленья —
Любви мех ними и в помине нет;
Есть страх, желанье и смущенье,
И, подгоняя, приближается рассвет.
Постель для первой ночи на полу, —
Обычай, заведённый праотцами, —
Но муж жену сперва влечёт к столу.
Причину вы поймете сами:
За голодом скрывается неловкость,
Он тянет время перед неизбежным.
Она ж, заметив эту тонкость,
Ему потворствует прилежно.
Закуски, фрукты, сладости, печенья...
Но не обжорство, этой ночью, развлеченье.
Он, будто бы нечаянно, касается груди:
"Ну что ты, глупая? Не бойся",—
Обняв, уж не даёт уйти,
Слегка сжимает попку, — "успокойся... "—
На ушко шепчет нежные слова.
Рука меж тем соски сквозь ткань ласкает.
От этих слов кружится голова,
Но глупый стыд расслабиться мешает:
Её берёт законно незнакомец,
Нетерпеливо рушит бастионы.
Со страхом боли вожделенья помесь
Непроизвольно вырывает стоны»
И боль пришла. Её усилил страх.
От крика муж на миг остановился, —
Невинность потерпела крах, —
Он понял всё и дальше вскачь пустился.
Катится градом пот, тяжёлое дыханье —
От всей душ старается супруг.
Но к мелочи одной привлечено её вниманье —
В мозг рвётся громко хлюпающий звук.
Вот скачки достигают апогея,
Победный залп! Победное "Ура!"
Усталый муж, от счастия хмелея,
Скатившись, заявляет ей: "Пора",
И, подскочивши, чуть ли не вприпрыжку,
Бежит и ищет записную книжку.
То раньше предъявлялся всем платок,
Девичьей кровью обагрённый.
Обычай тот прогресс на смерть обрёк
Посредством связи телефонной.
Пока он в трубку треплется хвастливо,
Она стыдливо тело прикрывает.
Она не знает, что их ожидает,
Но, всё же, жизнь прожить надеется счастливо…"

"А было ль счастье? — думает она, —
Вся жизнь прошла под покрывалом ночи.
Каков мой грех? И в чём моя вина?
Не я ль ночами не смыкала очи.
Баюкая и мужа, и детей,
А поутру улыбку надевала
И за работу принималась поскорей?
Изо дня в дань, из года в год сначала!"

Муж с ней не церемонился в дальнейшем —
Права супруга каждый раз качал,
Стараясь подражать старейшим,
"Сегодня Пайшанба(8)!" — кричал.
Он не был худеньким уже тогда,
С годами сделался значительно жирнее
Вес мужа жёны чувствуют  всегда
Да и она не стала красивее:
С рожденьем первого пришли растяжки,
Живот обвис и груди опустились.
Уж зеркала не радуют бедняжку,
На молодом лице морщины появились.
Лишь только на широкие одежды
Осталось возложить последние надежды.
Но главная надежда на детей
(Её тревога часто замещает).
Играя, глупые, они не знают,
Что лишь они согреют сердце ей...

Уж скоро утро. Принесёт оно
Всё те же бесконечные проблемы.
Чужды ей принца датского дилеммы —
Ее никто не спросит всё равно.
И так всегда: готовка, стирка, дети.
(Что-что, детей строгать умеет он).
С ума сведут проблемы эти
И грудь прервёт тяжёлый стон,
Но не увидят мук её душевных—
Глаза потуплены, лицо чадрой закрыто.
Он не видит больше снов волшебных,
Жизнь клеткой ограничена и крылья перебиты.

Чадра! Чадра! — всему виной она!
Чадра, как символ рабства вечный!
А так ли велика была вина
Всех женщин пра-пра-пра-прабабушки беспечной?
Куда идём? В тридцатые ведь годы
Палили женщины Востока паранджу;
Но, видно, скучно без неё узбекскому народу—
Её, чадрой скрываемые лица ждут.

Эпилог

Безгрешен ли, чтобы судить народ? -
Упрёки слышатся мне сразу
Но кроме них, надеюсь, будет тот,
Кто видит правду обнажённым глазом.
Из избы выметать весь сор—
Всегда неблагодарное занятье.
В общей благости вдруг находить позор,
Чем навлекать себе на голову проклятья
Фанатиков и тех, кто слепо верит
И в правоту, и в святость идеала.
Им невдомек, куда их ярость целят,
Кто виноват в причине их провала.
Но выступаю я не против веры,
Лишь против тех, кто пользуется ей.
Я не терплю лжецов и лицемеров
И не люблю покорных им людей.

Вы скажете, что всё здесь мрачно?
Согласен, краски несколько сгущаю я,
Но верю — кончится удачно поэма социальная моя.
Пример тому — забавный случай,
Свидетелем которого я был.
Как будто радуга, презревши тучи,
Восстала против тёмных сил.
Всё было так: узбечка молодая
Стояла, милая, трамвай свой ожидая.
Блистала красотою и нарядом;
Ног стройных белизну скрывал лишь шёлк чулок.
В неё влюбились все, кто оказался рядом,
Всех привлекал чудеснейший цветок.

Но разум наш, озлобленный и хмурый
Без пошлых мыслей ну никак не проживёт.
Быть может, недостаток в том культуры...
Что? Догадались, что сейчас произойдет?
Да. Так и есть. Нашёлся воплотитель
Всех гадких мыслей озабоченных людей.
Им оказался, мимо ехавший водитель,
На светофоре тормознувший перед ней.
Он выглянул из "мерседеса"
И оглядел всю, с головы до пят.
Лицо холёное невежды и балбеса
Венчал надменный гордый взгляд.
Он начал обличительную речь:
"Как смеешь ты, одевшись, как шалава,
В своем бесстыдстве даже не краснеть!
Кто дал тебе такое право?.. "—

И разошёлся, было, малый
(Словесный прохватил понос);
Но вдруг она ему сказала,
Не в бровь, а в глаз, вопросом на вопрос:
"Ты с ишака зачем же слез,
Надел костюм и вытер сопли?
Зачем ты сел в роскошный "мерседес",
Всех заставляя слушать твои вопли?"
Он вдруг осёкся, про себя гадая:
"Уж не ослышался ли? Баба против прёт,
На улице его публично оскорбляя!.. "
Она ж ему добавку выдаёт:
"Когда вновь ишака ты оседлаешь,
Галошами ударишь по бокам»
Когда победу дикости признаешь,
Тогда себя под паранджу отдам!
Ну а пока езжай своей дорогой
И скромных девушек не трогай".
Он занялся подборкой аргументов
(Лицо ощерилось в волчий оскал),
Но дружный плеск аплодисментов
Его, беднягу, в пот вогнал.
На миг он позабыл про светофоры,
Сигналящих клаксонов нервный гул...
Очнувшись, он не выдержал позора —
Быстрёхонько за поворот свернул.

И я стоял тогда вместе с толпой,
И я примерно аплодировал со всеми.
Я знаю - ей не страшен домострой.
Я верю — здесь взрастёт свободы семя!


                Ташкент. Декабрь 1994—Май 1995

1. Махалля – микрорайон частного сектора, характеризуется общностью интересов и самоуправлением, взаимовыручкой и хорошим добрососедством (своего рода деревня в городе). Сообща помогают друг другу и празднуют тоже вместе.
2. В центре Ташкента памятник Карлу Марксу (когда-то сменил Сталина) был заменён на конный памятник Амиру Тимуру, известному притеснителю народов Средней (пардон, Центральной) Азии.
3. Курпачи – нечто среднее между стеганным ватным одеялом и тонким матрасом.
4. Урючина (урюк) – абрикос.
5. Сурнай – духовой музыкальный инструмент, дальний родственник флейты.
6. Чапан – мужской халат, имеет множество разновидностей, чаще ватный стёганный, в данном случае праздничный шёлковый с золотым шитьём.
7. "Чинури" – популярная песня ВИА «Ялла».
8. Пайшанба (четверг) – по мусульманским обычаям помимо прочего связан с посещением Хаммом (бани) и исполнением супружеского долга.