Из цикла Стилизации

*   *   *

Отбивалась всеми лапами,
Целовалась, как этапами
Шла в тайгу!
Я ж люблю тебя без памяти! –
Больше на закланье сам идти
Не могу.
Ты придумай мост над вечностью,
Женственностью, человечностью,
Естеством.
Разрешаю – будь коварною, –
Вспыхнет краской киноварною
Весь мой дом.
Расплелись пути-дороженьки.
Что ж ты сделал, милый Боженька,
Мой дружок?
Пой, свершая невозможное,
Со свободной подорожною,
Дуй в рожок!
Муза, не перечь создателю!
Коли камнем стать ваятелю –
Пустяки
Время примет за высокое,
Безнадежно одинокие –
Мы близки.

*   *   *

Герцогиня стонала от счастья,
Герцог был необуздан и зол
И, в порыве неистовой страсти,
Разорвал свой парадный камзол.

«Дайте я вам камзол залатаю», –
Обмирая, шепнула она. –
…А стояла пора золотая,
И царила кругом тишина.

Даже дождик как будто не капал,
А росою мерцал на листах.
И лицо молодого арапа
То и дело мелькало в кустах.

Но слуга им принес одеяло
И на цыпочках спрятался в тень.
И опять герцогиня стонала –
Так закончился праздничный день.

…Помирились под вечер супруги –
До того хорошо им вдвоем.
Простудился наш герцог с натуги –
И с утра отменили прием.

*   *   *

Последняя самая банка маслин
В шкафу затерялась случайно. –
Какой это ужас! – какой это сплин! –
Последняя самая тайна!.. –

Последняя самая тайная страсть –
И я умираю забытый…
Какая обида! – какая напасть! –
Как мало любили пиита!.. –

А я вас любил горячо! – горячо!.. –
Светло, беззаветно, напрасно… –
Иные манят куличом, калачом,
И с ними всё просто и ясно! –

Но форма! – размер! – глубина! – полнота! –
Не в силах описывать боле, –
Так меркнет любая пустая мечта,
Столкнувшись с Господнею волей.

Довольно бездумно растрачивать дар! –
Вы так далеки уже ныне! –
А в сердце, гортани и легких – пожар,
Как будто иду по пустыне…

Окончено время великой любви,
И бродят по памяти тени…
Последнюю радость мою отрави,
В случайной сознавшись измене…

*   *   *

Душа моя полна ненужных сожалений, –
О, как бы я хотел, любовь моя, поверь,
В часы затмения и тягостных сомнений
Разумным быть! – но, точно дикий зверь,

Не слушаю я бедного рассудка! –
И, внутренним сжигаемый огнем,
Весь этот пепел обращаю в шутку… –
И более не думаю о нем.

А ЛЯ НЕКРАСОВ

Трясусь, как лист осиновый,
Как старый мост калиновый, –
Так свечки стеариновой
Мерцает огонек.
А все друзья покинули,
И все подружки сгинули,
И дни веселья минули –
Теперь я одинок.
Пора привыкнуть к холоду –
Я страх утратил смолоду
И стал подобен солоду
На запах и на вкус.
А хмель цветет заранее,
А солод всё дурманнее, –
Смерть не бывает раннею,
Но мне дарит искус
Ее прикосновение,
Последнее мгновение,
Скольженье или трение,
Движение вовне.
Но золотое правило
Сечение оставило –
И зачертили набело,
Что делали вчерне.
«Твори!» – кричат бесстрашному,
И бою рукопашному,
Кровавому и зряшному,
Конца и краю нет.
Был бесконечен вымысел,
Но кто-то правду вывесил,
И как в любой системе сил –
За всё один ответ.

*

Ах, все слова – напраслина,
А глазки смотрят масляно,
Желания угасли – но
Привычка победит.
Сверкнет на солнце лужицей, –
Что пыжиться и тужиться? –
Перед лицом всё кружится,
И голова гудит.

*   *   *

Крестики-нолики, слово за слово,
Там ли, не там ли.
Мы алкоголики, снова и снова –
Гамлет, не Гамлет? –
Каплет, не каплет, струит ли водица –
Мимо, всё мимо.
М-милая цапля, д-дружба с лисицей
Ннеповвторима.
Так простодушно стоять у фонтана,
Не затыкая,
Можно лишь после кувшина сметаны
Или минтая.
Каждый нашел себе дело по вкусу,
Пищу – по весу,
В детстве белесый, теперь темно-русый,
Я – ставил пьесу.
Только актеры росли и линяли
Или бурели, –
Крестики-нолики не устояли,
Не улетели. –
Выросли – стали не хуже прагматики
Кинозлодеев,
Здесь и конец, и начало грамматики,
Не эмпиреи. –
Где вы, былые тычинки и пестики,
Шпаги и ножны? –
Я по привычке всё черкаю крестики
Там, где возможно.

*   *   *

Хлопнула дверью, ушла, разгневана, –
Так уходила однажды Ева, но
Ныне у Бога иные хлопоты –
Он не услышал глухого ропота.
Хрена ли нам пироги без мякоти! –
Вот уж мы будем стенать и плакати, –
Жити бы тщательно да размеренно… –
Женщина только в себе уверена,
Я же поверил и в высший промысел… –
Но мартиролог Дилана Томаса
Более мрачен, чем нам позволено, –
Крайность, как правило, обессолена,
Просто пресна – а еще эссенция! –
Мы выражаем себя в потенции,
Женщины – только в реализации,
И потому им нужны овации,
Дети, заботы о ближнем – радости! –
Мы же готовы стерпеть и гадости
От разъярившегося сокровища,
И обвинения: «Ты чудовище!»
А между тем я – всего лишь лестница,
Прочь от которой идет кудесница, –
Видимо, ждет – попрошу ли милости? –
Радость моя, ты сначала вырасти,
Выучи ласковых слов заклятия,
Ими мою завоюй симпатию –
Дабы затем, чередой с капризами,
Нам ворковать голубками сизыми.

ПЕСЕНКА РОБИН ГУДА

Сударыня, будьте бонтонны,
Смените нелепый наряд,
В глуши не заводятся бонны
И волки глазами горят. –
Спокойно оставьте карету –
Нам с вами пасти не гусей,
Но странствовать целое лето
Среди паутинных кисей,
Кружить среди звезд и прогалин,
Коль щедр на посулы июнь –
И замысел Бога коварен,
Хоть трижды под дерево сплюнь!
А помните, счастье гадалки
Сулили – так вот же, лови! –
Позвольте, представлю русалке –
Она понимает в любви,
А это – семейка кикимор,
Попробуем расколдовать? –
Немного терпенья и дыма –
Решайтесь, мы можем позвать
В соратники, спутники – чудо,
Как лучшего друга к столу,
Вы кротко вздохнете: «Не буду
Я нынче на графском балу». –
Там скучно, там пресно, там кисло! –
Я ждал вас и верил в судьбу,
Как верит в счастливые числа
Вампир в полнолунье в гробу,
Атланты – Весам или Деве,
Кентавры – Летейской воде,
Как дети – праматери-Еве –
И мы оказались нигде –
Ни старого сада, ни леса,
Дорога назад и вперед –
Ни ангела рядом, ни беса –
Заросший травой поворот.

ПОЛПЕСЕНКИ ДЛЯ ОСТАПА БЕНДЕРА

Почтеннейшие проходимцы
Солидней среднего купца –
Они немножечко мздоимцы,
Ввиду Бахчисарая – крымцы,
И бога случая – любимцы,
Но дух азарта – не маца:
Хорош, пока горяч и ярок. –

«Мадам, вы верите в судьбу?
Без Вас моя – свечной огарок,
Но дунут ангелы в трубу –
И Ваши сны лишат покоя,
И воплощаются мечты! –
Клянусь Вам сердцем и рукою,
Я пьян от Вашей красоты!» –

Надолго ль хватит непоседу,
Каким вы видите финал? –
А я последую к обеду,
Покуда ангел не догнал.

*   *   *

А у куклы не болит голова!
А у куклы голова не болит! –
И обидные не слышит слова,
Никому сама их не говорит.
А у куклы ясен взор голубой
И морщины не прорезали лоб,
И, конечно, ее купит любой,
Если он не голубой и не жлоб.
А у куклы – а вот ей всё равно,
У кого ей улыбаться кому…
В доме куклу я не вижу давно,
Почему она ушла – не пойму.

*   *   *

Горькие конфеты, мягкое печенье, тростниковый мед,
Лишние приметы, новое леченье, липкий рыхлый лед,
Пляшет дно стакана, вереница вилок, палочки, бамбук,
Песенка – Сюзанна, не дыши в затылок, не чеши клобук,
Не ищи возврата, ставь пошире локти, бочка не пуста,
Сухо до цуката, выкрашено дегтем, пьют быки моста
Изморось и пену, наледь гниловата, рыба с головы,
От соломы к сену, корпия и вата, кровь до синевы. –
Жажда? – Покаянье? – Краденое солнце, тусклый переплет,
Красное желанье, пыльное оконце, миндаля полет.

ИЗ АНАКРЕОНА

Нет! – не Аркадии блаженной
Я поверял свои мечты,
Не Афродите сребропенной
Взывал я – низменны, просты
Веленья сердца и убоги,
Чужды безмерности морской,
И Олимпийские чертоги
С бессмертной скукой и тоской –
Не для меня. – В лесу угрюмо
Стоит избушка в тишине –
Туда, на край уносит дума,
Где незаметно длиться мне…

Но как далек я от мечтаний
При свете северного дня,
Когда не жизнь, а поле брани,
Самосожжение огня.

*   *   *

Вот дом, который построил Джек…

Вот поле, поросшее рапсом,
Вот немец – охотник за шнапсом,
Сбиратель масличных культур,
В табличках, прогнозах, аллелях,
Классических утренних трелях
Расчисленных фиоритур.

Вот поле, ряды винограда –
Французу и кьянти отрада,
А там божеле, совиньон,
Тулуза, подсолнухи Арля,
Не сеточка трещин, но марля,
Игрушечных дел павильон.

А вот конопля и крапива –
По-своему тоже красиво,
Здесь город бывал и канал –
Остался словарь Улугбека,
Дрожащее маревом эхо,
Проигранный полуфинал.

Вот кости земли – почву смыло,
Испания выпила силу
Заморскую и прилегла, –
Неможется, части в раздоре,
Как наше Федорино горе,
И вечный вопрос: «где пила?»

Вот море цветов ниже моря,
И вигам до фени, и тори –
Какую плотину прорвет. –
Там ныне в ходу равноправье,
Не то, что в саду – разнотравье,
И тучи ведут хоровод.

Вот северный край кукурузы –
Непрочны на почве союзы,
Смывает насильственный груз.
Поля поросли мертвецами,
И Гейгера ловим свинцами,
Питомцы восхищенных муз.

*

Алмазны ли наши скрижали –
Чахоточный жар надышали
Фантазии жриц и предтеч,
Обломки видений готичны,
Холодные числа первичны,
Темна просвещенная речь.

*   *   *

Говори, кольценосец, сквозь немочь и мглу,
Не дели разговор на хвалу и хулу,
Перебраться душе через море проклятий –
Всё равно что насытить худую суму.

Повторение слов порождает миры,
Но для юности мы безнадежно стары,
Истончается плоть до пергамента Бога,
И не видят глаза золотой мишуры.

Принимая равно за обличье клинка
Не добро или зло – как проходят века,
Насыщаешь реальностью рябь отражений,
До остатка истаивая, мотылька.

Тихо падает луч, в нем играет пыльца.
Что в кругах по воде от спирали, кольца? –
Водомерка скользит по поверхности влаги,
Проявляя черты всё того же лица.

На изнанке цепляешься взглядом за швы,
Смотришь снизу на поле – там звезды и рвы.
Поучи меня, жизнь, нескончаемой речи,
Выцветающей, тающей в лед синевы…

*   *   *

О.М.

Пиротехнических драконов, и фениксов,
И кораблей из Тараскона, и лени сов,
Переживая авантюры, прилив, отлив,
Перепираются авгуры, но, не брезглив,
Слежу за сизыми перами мечты моей,
Как будто истина не в раме, а у дверей
Скребется нищенкой-подругой, страшна как мир,
Иль заневестившейся вьюгой шьет штрих-пунктир
По пустячку оконных стекол, по витражу,
Взлетает в небо ясный сокол, кровь по ножу
Двойною радугой бездонной, двойной дугой,
Чужды геральдике знамена, одной нагой
Свободы рдеет покрывало, плащом сивилл,
А ты меня не узнавала, твой лик скривил
Изъян улыбки неспокойной, не ждан, не зван,
Не выдуман, не пьян, не пойман, не караван
Преображенных сновидений, не щит, не лев,
С Петром сроднившийся Евгений, сказав «пся крев»,
Смотрю на россыпи в зените зверей и птиц
И позволяю «Рио-Рите» закончить блиц.

*   *   *

Валторна просит поцелуя, желает выстрела гобой,
Кларнет, под пальцами танцуя, на вдох сливается с тобой,
И уплывают клавесины, чуть деревянно голося.
Ах, эта музыка невинна, но как волнует воздуся!

Смеется флейта, басу вторя, чуть хмуро ежится фагот,
За альтом скрипок бьется море, и воздух полон от длиннот. –
Какая власть у дирижера! – По-мефистофельски велик,
Ведет симфонию мажора печальным перечнем улик, –

Что всё растаяло, промчится, исчезнет, только закружись… –
Пой, черно-белая синица, пока дрожит в ладонях жизнь. –
А звуки гаснут, так и надо, опустошаются меха,
Одна свирель ведет балладу, почти неслышима, тиха.

*   *   *

Когда не держит ничего березку за листок,
Когда садится на него коровка с ноготок,
Когда за рощей только луг, за лугом – городок, –
Схвати хранительный недуг – не будешь одинок. –

Люби прохладного листа зеленую ладонь,
Она трепещуще чиста, и чист ее огонь,
А рядом плещутся в сердцах другие на ветру,
И мир – как небо в изразцах, я только пыль сотру.

Каких оттенков благодать в листах, листах, листах,
Их никому не передать, оставим на местах,
Оставим сердцу белизну и кривизну стволов,
Я каплю терпкую слизну, сорву болиголов,

Пройду лепечущим мыском от камня до воды, –
Мир притворяется леском и путает следы,
И я кружу среди берез, что Божий муравей,
Участник сих метаморфоз, – а городок левей.

СХОЛАСТИКА

Внутри ноздриллы чешется, – вода из пламени горит гораздо хуже,
Я – плюмбум-квамперфектум, господа, – трактуя речь не мальчика, но мужа, –
Наткнулся на классический фрагмент о пользе умывания, – часами
Желательно мыть каждый элемент, особенно когда идете к даме. –
На остальное времени, увы, не напасешься, что-то пострадает –
И волосок без цели с головы не упадет, снежинка не растает. –

Чем дольше жизнь, тем сладостней назвать любую независимость ошибкой,
Поэтому скрипучая кровать желаннее, чем треснувшая скрипка. –
Умеренность подарит полноту, забывчивость – приятие интриги,
А прочее и сам переплету, творя и перечитывая книги.

*   *   *

Структура кристаллической решетки
То точно четки, то весла лодки,
То близнецы, то волки, то погодки,
Но тени кротки – ни шва, ни нотки…

Внимательней – то дыры, то заплатки,
Вверху припадки, пониже складки,
И ППЖ, блуждая в плащ-палатке,
Почти в порядке, мерси облатке.

Кто славен, кто бесславен, но конечен,
Божбой залечен, судьбою встречен,
Да вороны кормились у скворечен,
И голод вечен, и всякий мечен.

Труби-труби, и прутья на пределе,
Когда худели, узлы, аллели,
Но хохлома не выросла из гжели,
Не бесконечность, но параллели…

Круговорот проводит сквозь забвенье,
То поколенье, сенное пенье.
И не пускает дальше огражденье,
Но тем не мене…

ППЖ – полевая походная жена.

РОМАНС НАЧАЛА XX ВЕКА

Когда-нибудь мне станет ясно,
Зачем бессолнечные дни,
Зачем влюбляемся напрасно,
Зачем останемся одни. –

Какой в ненастье вечер звонкий,
Звук монотонный, сумрак свеж,
Краснеет лист кленовый, тонкий,
За ним зияющая брешь

Бесплодных снов, холодных красок,
Не до берилловых щедрот,
Пора сияний, снежных масок,
И дней, где всё наоборот –

Прозрачно, сухо, бессердечно,
Почти неистово светло,
И только выше, там, где млечно –
Не всё, что минуло, прошло.

ЖЕСТОКИЙ РОМАНС

Я не был в Гвинее-Бисау, песок золотой не пинал,
И бедная идише-фрау – отныне не мой идеал, –
Пусть жены иных олигархов опасны, что змеи в овсе,
И ждут от фортуны подарков, но, может быть, всё же – не все.
Я буду подержанный мачо, но этим внезапно хорош:
Такого увидеть – удача, не чопорный англ или бош,
Побит, пролужен, проспиртован, ядрен, что в отставке пират! –
В красавицах разочарован, зеленый забыт виноград.
И леди с изрядным достатком, душою что трепетный птах,
Не дура и не психопатка – в каких окопалась местах? –
Мне нужен билет в Ориноко, подходит банановый рай,
Где барышням так одиноко, что лишь успевай выбирай…
…Вращаю подержанный глобус, кручу, протирая до дыр,
Сливаются Эйдос и Логос, молчит неподкупный эфир…

*   *   *

Не печалуй, моя радость – дни промокли,
Поседели незатейливо и густо,
Точно слезы о блистательном Патрокле
Растопили камень логова Прокруста.

Корабли не возвращаются – сгорают,
У прибоя и на горизонте пусто,
Люди поклоняются Данае,
Путая Патрокла и Прокруста.

Весело ли во поле калеке? –
А змее разглядывать мангуста? –
Поднимите человеку веки,
Пусть он наглядится на Прокруста.

Далеки аттические боги,
В келье аутичнейшего Пруста
Обращают вспять свой бег дороги
К марафону имени Прокруста

*   *   *

Посольство злаков из низин перебирается в предгорье –
Там замечательный грузин воспламеняет Лукоморье:
Махнет налево – переул, направо – шапка Мономаха,
И Эверест – двурогий стул – срывает снежную папаху.
Вдали – лилейная тесьма, курится ледник величаво,
И защищает закрома невыносимая держава…
Но чу!.. – столетие промчит, перемешаются законы –
И горы опускают щит, стоят клыками смилодона,
Ощерившись на тихий дол – вот беспокойное соседство! –
Что было меньшее из зол, то стало ненависть и средство.
Идет безумие во прах, в умах смущаются народы…
Просторно дышится в горах – в тирановы и эти годы.

*   *   *

«Отвори потихоньку калитку» –
А потом потихоньку закрой. –
Жизнь таскает за ниткою нитку,
Забавляется острой игрой.
И скрипят, как больная телега,
На ухабах безумного дня,
Рассыпаясь, что русское «лего»,
Недобитые части меня.
Я ушел… погулять… на природу –
Птички, рыбки, жуки, камыши…
Не азоту бы мне – кислороду! –
Это старый совет – подыши…
Ну, уже не получится тихо! –
Кашель бьет, раздирает гортань… –
Ах, какая ты, Маша, трусиха!
Ты зачем говоришь «перестань!»?
Мы с тобой не закончили дело!
И смешная помеха – роса!
Ну и что – «я недавно болела!»?
Ну и что – «вдалеке голоса!»?

Мы закроем калитку на ключик
И вернемся в оставленный дом.
Мы… еще повоюем, поручик!
…Только верится в это с трудом.

*   *   *

Уже который век вращается праща,
И не остановить ни притчей, ни обманом.
Бессмысленно вещать природе о вещах,
Завещанных толпе в «Записках» Адрианом:
Нам мудрость не нужна и хитрость ни к чему –
Рабочая среда, где человек – машина,
Подкидывает вверх подметную суму
И, век переломив, роняет сердцевину. –
Лети, мой амулет, свободою томим, –
Неразличимы путь, значение предмета,
Физический закон, увы, неумолим,
И мы в конце концов расплатимся за это… –

Ты в юности – Давид, в зените – Голиаф,
И надломилась твердь и падает, родная…
Бессмертная праща – источник наших прав…
…Но, впрочем, и устав я всё еще не знаю…

*   *   *

Кашемировое пальто благородного цвета травки,
Не наденет тебя никто, ты по выслуге лет в отставке,
А блистало на весь манер, выходило на променады,
Дулся гоголем кавалер, и впадали в экстаз менады,
Ни пушинки, ни пустячка до тебя не могло коснуться,
Ты рубашка для новичка, для плода наливного – блюдце.
Длится сон, отгоняя моль, я тебя в дальний угол прячу,
Мы с тобой отыграли роль, кашемировую удачу…

*   *   *

Перепёл-перепёл-перепёлочка! –
Не березка укрыла, так елочка!
Сверху шишка, а слева иголочка,
Облетает листва.
А брусника красна и неистова,
Да морошка темна и охристова,
И душа у чащобы расхристана –
Не избегнуть родства
С криком выпи и заячьей паникой,
Подмерзающей к ночи органикой,
Вороватой небесной механикой –
Всё сбирает звезда. –
До последнего летнего золота
Пустошь тропкой у ели расколота,
Да не кошена пойма, не полота,
Но с тобой – не пуста.
Что, кукушка, голубка и ласточка? –
Ты любила, страдала, и – басточка? –
Наше с кисточкой, белая касточка! –
Я стою на холме.
А внизу перелесочка лесенка,
Да пестра перепелочки песенка,
Ни при чем ни Чайковка, ни Гнесинка,
Только ты на уме.

ИГРУШЕЧНАЯ ПИРАТСКАЯ

Волну за волнолом снесло, в бутылке – анонимка!
А мне назло не повезло – я якорь-невидимка. –
Песок – стихия моряка, и дно – для эхолота,
Впадает в панику река, и мед впадает в соты.
Казнит былинку муравей – на голову короче,
Зачем на юге суховей – помянут будь не к ночи, –
Зачем на севере пурга, а на востоке горы?
Зачем трава идет в стога, зерно с орехом – в норы?

Письмо написано спьяна, и зелена бутылка.
Зачем на западе страна? – Разрыв, разрыв – и вилка.
А я стою, держу песок окалиною в лапах,
На донце якорный лесок, мед языка – в арапах.

Холодной лихорадки вод хватило с головою,
И ни к чему встречать восход с веселою вдовою!

*   *   *

В зеркале медленно кружится свет
Сквозь череду анфилад.
Тройка, семерка, бубновый валет –
Это дорога утрат.
В дальние дали бежала река,
Всадник скакал налегке,
Зеркало всё отражало, пока
Не утонуло в реке.
Бьет сквозь коряги рассеянный луч,
Падает в пропасть с небес.
Сколько вставало преградами туч,
Как отражался лес. –
Падает в зеркало время само,
Вот потускнела гладь…
Помнится, Золушкой пела Жеймо,
После тянуло спать.
Как мне хотелось на этот песок,
К зеркалу под водой,
Голос был звонок, да терем высок,
Дорог такой постой.
Выпало плыть за чужие моря,
Видеть сосновый бор,
Вот и погасла за лесом заря,
За зазеркальем гор.