В саду скульптур
При жизни Паустовский мог мечтать,
Да, дни и ночи грезил он об этом:
«Мне после смерти только б сфинксом стать!
Когда меня проглотит злая крипта,
Когда Таруса спрячет под землёй,
Я фараоном Древнего Египта
Взлечу на пьедестал, не став золой!
Когда меня отравят воды Стикса
И сможет смерть у жизни отобрать,
Когда умру, прошу вас: виде сфинкса
В саду меня из бронзы изваять!»
В кругу семьи, бывало, без печали
Всех умоляет: «Если я умру,
Слепите образ мой на пьедестале
Вы в виде сфинкса или кенгуру!
Взойду на пьедестал, как на арену, –
И пусть умолкнут все мои слова!
И пусть скорей приходит мне на смену
Тутанхамон с повадкой злого льва!
Пусть лик мой изучают, но не в школах
(Судьба моя довольно не проста) –
Исследовать меня лишь египтолог
Обязан от когтей и до хвоста.
В саду литературного музея
Уже я не писатель – экспонат.
И чтоб сиял я здесь, как ахинея,
Деньжата дал какой-то меценат».
Кто, наплевав на свод этичных правил,
На эту глупость приобрёл права?
Кто образ Паустовского приставил
К чудовищному туловищу льва?
Идиотизма альфы и омеги
Восходят среди двух клавиатур.
Глаза б мои не видели вовеки
Подобных издевательских сульптур!
В саду скульптур одесского музея
Возник довольно странный истукан.
Куда же слепо смотрит, бронзовея,
На львиных лапах сидя, павиан?
Сидит он сфинксом бронзово-холодным.
Откуда этот высвистан мотив?
Кто сделал Паустовского животным,
В египетскую кошку превратив?
Кто присобачил уши эти или
Из клавишей рояля воротник?
И что тут к подбородку прикрепили,
У горла будто градусник возник?
Чья это голова у стати львиной?
Не скульптору ль она грозит бедой?
Шепнул мне кто-то: „Бородой козлиной
Трясёт создатель „Розы золотой”.
Что значат лапы с хищными когтями?
Перо держал писатель разве в них?
Ах, что за истукан тут перед нами?
Ну, разве это автор милых книг?
Кто и за что писателя обидел?
Животным, что ли, стал прозаик наш?
Кто мастера пера возненавидел,
Египетский сварганив персонаж?
Свидетельство о публикации №110042600168