Исповедь

Появленье

История давно знакома,
Легко вы сможете узнать,
Остались прежними основы,
Я постараюсь передать
Без измененья, как возможно,
Предупреждаю, нового в ней нет!
А, если суть понять вам сложно,
То содержанье даст ответ...
Не важно, где, куда не важно,
И, кто он, ничего не даст,
Лишь бес он, демон, ночи странник,
Посланник смерти и палач,
А силой пользовался он,
Пока не почернело сердце,
И чувств людских он был лишен,
И свет от часа к часу меркнет,
Конечно, можешь мне не верить,
Но я продолжу свой рассказ,
Он тёмным обратился зверем,
Безумный взгляд туманных глаз...
“Кто я теперь? Что я за тварь?
Зачем же жизнью был наказан?
Ведь мне души моей не жаль,
Но не поддамся я проказе!
Я доживу свой жалкий век,
Одной идеею томим,
Пусть больше я не человек,
Но месть познать придётся им!”

Пронзая ночь, бежит извечный странник,
Ему покой желанный не найти,
Он дом разрушенный оставил,
И бездну удалось ему пройти,
Его веселье, радость злили,
И никого он пред собою не щадил,
Безумно восхищался новой силой,
И кровь чужую жадно лил,
Охота на него - смертельный приговор,
Не страшно жизнь свою отдать,
Чтоб прекратить кошмарный мор,
Чтоб перестал народ страдать...
Бежал, ведомый духом крови,
Мечтал он жажду утолить,
И этот вкус, давно знакомый,
Дурманил, голову кружил,

Три война в облаченье светлом
Тотчас предстали перед ним,
“С дороги прочь! Ничтожны смертны!
Властитель ваш как сумрак мним!”
Его, узрев, оцепенели,
На бледной коже мертвеца,
Зияли шрамы, багровели,
Оскал на нём и нет лица,
Ухмылка хищная сверкала,
А взор его багрово-чёрный
Подобен взгляду Белиала,
Смеялся он самодовольно,
А за спиной, как две огромных лапы,
Сложил он крылья…Руки же его,
Истерзанные, пламенем объяты,
В нём человека не осталось ничего,
А голос яростно-тигриный
Любого в ужас повергал,
Со злобой говорил надрывной,
Сомненья никогда не знал,
“Я чую страх настолько явно,
Что он глаза мои слепит,
И с вами будет мне забавно
Сыграть, меня вам не убить!”
“Прочь, демон! Отступи во имя
Святого духа, нашего отца!
Покамест сердце не остынет,
Бороться будем до конца!”
Он им навстречу зашагал,
Один из воинов, с криком смелым,
Нанёс мечём тотчас удар,
Своим глазам он не поверил:
Клинок пронзил исчадья плоть,
Смеялся он, безумие являя,
А чёрный яд стекал на пол,
И землю капли отравляли,
“Ничтожный червь! Как мог подумать,
Что сможешь ты меня сразить?!”
И, лезвие из тела вынув,
Он начал яростно рубить,
Бедняга, весь в крови, без силы,
К стене мечём безжалостно прибит,
И беса не остановил он,
Осталось только двое их,
Второй замешкал и лишился
Тогда своей он головы,

Тогда же кровью напоился,
Не мог он жажду утолить,
Последним командир остался,
Он знал, что смерть уже близка,
С безумцем этим он сражаться,
Обязан, чтоб не причинил вреда
Невинным он. “За павших братьев!”
Вдруг закричал и ринулся он в бой,
Металл звенел, но не сдавался,
След алый оставляя за собой,
Но битвы окончанье быстротечно,
Зверь выбил меч из рук его,
С улыбкою нечеловечной,
За шею бес схватил того,
“И, где твой Бог теперь? Поможет?
И, что же он не спас тебя?"
"Ты этого понять не сможешь!
Исчадье ада, сатаны дитя!”
И, ухмыльнувшийся со злобой,
Отбросил наземь воина он,
И снова, жаждою ведомый,
Продолжил путь свой, опьянён,
Открыл он двери, вот – она,
Предмет его желаний страстных,
Беспомощна, невинна и чиста,
Увы, судьба её ужасна,
Вот, к ней он подошёл бесшумно,
И, заглянув в её глаза,
Почувствовал теченье крови бурной,
Она, в отчаянных слезах,
Не может даже шевельнуться,
Скрывает обречённый взгляд,

Ещё он ближе подступил
И сжал тотчас в объятиях своих,
И ужас, страх её пронзил,
В глазах бессилие, и крик
Из уст не вырывался,
И чёрны локоны от плеч её убрал,
Ещё он ближе к ней прижался,
“Не бойся” - тихо прошептал,
И в шею нежную её
Вонзил он жадные клыки,
Желанья жертвой своего
Он стал уже, близки враги,
В безумном этом танце, упиваясь,
Кровавой жаждою своей,
Победой долгожданной наслаждаясь,
В неё вцепился будто зверь,
Склонился над своей добычей,
Над бездыханной, бледной и немой,
Багровой плёнкой всё вокруг покрыто,
Доставил вечный ей покой,
“Оставь её, исчадье ада!”
В груди чудовища блестит клинок,
То воин был последний из отряда,
Удар внезапный преподаст урок,
Но сам храбрец повержен был,
А демон же, от боли извиваясь,
Пал на колени, яростно завыл,
Кровавыми ручьями изливаясь,
Врывается отряд внезапно,
Могучих рыцарей, а с ними – он,
Глава великой церкви, входит важно,
Держа в руках священный том,
По мановению его руки,
Измученного в цепи заковали,
А звенья бритвами обрамлены
И лезвиями освящённой стали,
Метался он, беспомощно рыча,
Пытался разорвать на шее цепи,
Склонился на колени, закричал,
Ведь обжигают путы эти,
Он исподлобья посмотрел
На победителей несчастных,
А взгляд его побагровел,
Улыбка злобна и ужасна,
Сменив агонию смиреньем,
Он с дикостью на них смотрел,
Он не готов был для забвенья,
Но боль он с гордостью терпел,
“Какая честь! Нерон святейший!”
“Молчать, безумец! на колени!”
“Ты выбрал путь, увы, простейший…”
“Закрой свой рот! Да как ты смеешь!”
“С последней встречи ты не изменился -
Всё то же безразличие во взгляде,
И златом мантия расшита,
Ты получил свою награду,
Заметил я, ты поседевший,
Что послужить могло тому?
Быть может, ты не так безгрешен,
Ты обращаешься к Нему?”
“Тебя заставлю, кровопийца,
Страдать, заставлю заплатить!”
“Убийца покарать убийцу
Не в силах, знаешь это ты...”
“Взываю я к тебе, Создатель!
Прими заблудшее дитя!
Возьми его в свои объятья,
Иль пусть кричит при свете дня!
Лишь так он примет очищенье,
Лишь так от бездны он сбежит!”
“Глупец! Нет прока уж моленьям,
Считай, что ты уже убит!”
И бес закован, в клеть посажен
Из освящённого металла,
И в наказание смерть даже
Его забрать не пожелала,
Случиться так должно:
Он с солнца первыми лучами
Сгорит, затем падёт на дно,
Вернётся к бесовской он стае...
Настало утро и, коснувшись
Измученного тела, свет,
Сжигал, проклятьем обернувшись,
Он демон, и прощенья нет!
"Даже божественная сила
Его не может покарать,
Пусть мучается как скотина,
Не смеет он покой познать!"
“Я говорил, ваш повелитель,
Беспомощен передо мной,
Бездумный, жалкий - сами поглядите,
Ничтожный слабый и слепой,”
“Безумец, приговариваю я
Тебя теперь же к муке вечной,
И проклянёшь ты сам себя,
В агонии нечеловечной!”
Они ушли, он смирно ждал,
Но ночь казалась долгой слишком,
Ему кричали, он сказал:
“Воздастся вам за всё, людишки!”
Он встретил первые лучи
С поднятой гордо головой,
Но в нём осталось мало сил…
Презренный бес, урод, изгой...


Преисподняя
Покрылись облаками небеса,
Даруя время, раны заживить,
К нему одна лишь подошла,
Ему преподнесла попить,
От крика же переведя дыханье,
Презрительный он бросил взгляд,
И, хищным взором пожирая,
Смотрел он, жажду не тая,
“Как мило, это даже слишком,
Мне жертву перед пыткой принести,
Ты ближе подойди, глупышка,
Чтоб смог я голод утолить,”
“По-прежнему ты дерзок, словно бес,
Истерзан ты, измучен – всё равно,
Ты презираешь церковь, Бога, крест,
Но вижу я - ты не такой!”
“Скажи, ты правда полагаешь,
Что быть настолько жалок я могу?
Наивное дитя, не понимаешь!
Зачем ты подошла? Иль ты в бреду?
Я знаю, ты меня боишься,
Я вижу это по глазам,
Ты вся дрожишь, а, может, злишься
Из-за чего-то на меня?”
И, на полшага отступив,
В смущенье сильном губы сжала,
“Скажи, с чего ты так решил?”
Она чуть слышно прошептала,
“Поверь, о боли и о страхе
Я знаю больше сатаны,
Сгорал я сотни раз, из праха
Я восставал, но вижу, ты
Ко мне пришла не для того лишь,
Чтоб локонами чёрными до плеч
Меня пытать, иль дальше будешь
Зелёными глазами на меня смотреть?”
“Я подошла к тебе и вижу:
Ты грозен, зол и нелюдим,
Но, чувствую, как тяжело ты дышишь,
Мне кажется, ты был другим...”
“Смела ты, подойди поближе,
Скажу я кое-что тебе...”
Она, едва лишь подступила,
Накинулся на прутья бес,
И, вскрикнув громко от испуга,
Отпрыгнула от клети врат,
“Прости, я жертвою недуга,
Себя не смог сдержать – твой аромат
Во мне безумный голод возбуждает,
Но знаю, будешь ты моей!
Теперь, глупышка, понимаешь,
За что я так люблю людей?
Ты хочешь знать, какие преступленья
За жизнь свою я совершил,
За что низвергнут в мрак забвенья,
И, как мучителем прослыл?
Ступал по Преисподней я, агонию смиряя,
По черепам я шел, сочилась кровь,
В земле пылал огонь, сжигая
Всё счастье, доброту, любовь,
Он полон криков жуткой боли,
Убийц, безумцев нет числа,
Их заглушить способно только
Бурленье адского котла...
Всего их девять существует -
Кругов проклятых в бездне Ада,
В них грешникам спасения не будет,
А муки – величайшая награда,
Я сделал шаг и вот он – первый,
Я шел в отчаянье безмолвном,
А ощущение довольно скверно,
Увидел стража этих мест – Харона,
Почувствовал – силён сей дух,
Забытым душам нет числа,
Их стоны мне ласкали слух,
По огненной реке бежит ладья...
Здесь гордецы отвратные блуждали,
В извечности томительной страдая,
Они не думали, не понимали,
И в безызвестности стонали,
И, скорбью безысходною насытясь,
Спустился глубже я во тьму,
Мне боли новый уровень открылся,
Я не поверил взгляду своему:
Передо мной Минос предстал,
Судья извечный преисподней,
Он грешны души отправлял
Всё глубже в мрак, он судит строго,
Меня он пропустить решил
Лишь потому, что грех мой страшен,
И ничего он не спросил,
Позволив путь продлить несчастный,
Второй темнее был и ярче,
В нём страсть кипела и сверкала,
Влюблённые в объятьях жарких,
В безумном вихре их бросает,
Как в жизни, так и после смерти,
Они кружатся, ветром разрываясь,
Елена и Парис, тут Клеопатра и Алексий,
За ночи пылкие страдали,
Для тех, кто жизнь свою растратил,
Чревоугодью поддаваясь,
Набить свой рот скорей желали,
Надежды им уж не осталось,
Они, то солнцем раскалённым,
То беспощадным обжигающим дождём,
Не утолить им голод томный,
И стонут жалобно от жажды день за днём,
От боли жуткой извивались...
И по иссохшим я телам ступал,
И за ноги они цеплялись,
И громкий хруст костей звучал,
И Кербер, ощетинив шкуру,
Хотел наброситься, был разозлён,
Во мне почувствовав дыханье Вельзевула,
Склонился смирно, покорён,
Прошел я дальше – круг четвёртый,
Богатства всюду – нет числа,
Скупцы и расточители уж мертвы
Здесь собираются, в том их вина,
Одни кипят во злате раскалённом,
В монетах остальные утопают,
Должны быть все они довольны -
При жизни о богатстве лишь мечтали,
Стигийское болото ниже,
То пятый круг из девяти,
В грязи его, холодной жиже,
За гнев и лень тонуть должны,
Надменные глупцы, крича и извиваясь,
Цепляясь лапами за ближнего его,
Друг друга топят, сами увязая,
Молитвам сбыться их не суждено,
Идёт за этим часть шестая,
В нём место для еретиков,
В стенах огромных ходят, изнывая,
Безумно, бесполезно в буре слов,
Я этот круг прошел всего быстрее,
Неинтересным показался мне,
Седьмой понравился куда сильнее,
И наказание найдётся по душе,
Часть первая для тех, кто совершал
Насилие над ближними – убийцы и тираны,
В багровой бане тот пылал,
А черти разрывали их баграми,
А тех же, кто себя карать
Посмел, врастают в землю, как деревья,
И стая гарпий их терзать
Извечно рада – нет спасенья,
В последнем богохульники блуждают,
Под раскалённым солнцем у истока
Кипящего, от жажды изнывают,
И от молений жалких нет уж толка,
В восьмом обманщикам лишь место,
А обольстителям своя награда -
В потока два идут навстречу,
Бичуемые бесами из Ада,
Льстецы же вязнут в том, чего желали,
В зловонной каше, полной лжи,
А святокупцы же по пояс в скалах,
А пламя ступни им казнит,
Колдуньи, предсказатели и чародеи,
С повёрнутою набок головой,
Ходить обречены за грех презренный,
Не видя ничего перед собой,
Для тех же кто змеиный свой язык
Пускал на речи лицемерны,
Уж масло раскалённое кипит,
Как упоительна их боль! Блаженна!
Кто вылезти пытается – несчастный,
Баграми плоть его пронзают,
А бесам повод посмеяться,
Измучав, вновь в костёр бросают,
Обманщикам природы естества
Проказа и лишай даны в награду,
Алхимики, которым нет числа
Страдают в самой бездне Ада,
Кто воровал и жизнь на то потратил,
Их участи не позавидовать, увы,
На превращенья с гадами несчастны,
И плоть терзаема…обречены,
Лукавые советчики покамест живы,
Не понаслышке мне знакомы,
В Аду же, в огоньках теснимы,
Пылают души их сурово,
Зачинщики раздора в преисподней
В девятом омуте роятся,
И участью награждены досадной –
Их бесы потрошат, навзрыв смеятся,
Последний круг отличен от других:
В него вступив, не скрыл я удивленья,
Наполнен холодом – предательство других
Ввергает души грешников в оледененье,
Четыре пояса темницу замыкают,
В ней первый – пояс Каина, а он,
Глухою тишиной непониманья
Уж полон, и не слышен стон…
За ним же Антенора полукруг злосчастный,
Для тех, кто предал край родной,
Тех, кто бежал, узрев опасность,
Во льдах им не познать покой,
Последующий – пояс Толомея,
Сотрапезников и друзей предав,
По шею вмёрзли, двинуться не смея,
От слёз замёрзших скрыт их взгляд,
Джудекка пояс – нижний самый,
В нём заключён сам Люцифер,
Он Богом изгнан был из Рая,
И за предательство оледенел,
Три головы и все безлики,
И рвут предателей безумно
Терзает в пастях он великих
Иуду, Кассия и Брута,
Я запах ощутил свободы
Я вырвался из бездны Ада,
Один лишь день казался годом,
Я получил свою награду,
Бродил я по земле,часы сменяя,
И пил я сладостно-кровавое вино,
Безумец хищный с жадным взглядом,
Остановить не в силах уж ничто,
Попал я, жертвою порока,
В капкан, расставленный людьми,
Перед тобой по воле рока,
Я удивляюсь хитростям судьбы..."
"Ужасно то, что говоришь ты мне,"
"Ты думаешь, дитя, я сомневался?
По своему желанию остался я во тьме,
И грешников страданьем наслаждался,
И только я прошел все круги ада,
Страданий, наслаждений вечных полн,
Встречал  я Вельзевула, Люцифера, и награда-
Глухой, безумный вечный сон,
Пронзали копья тело рьяно,
И рвали судрожную плоть,
Затем опутан был цепями,
Преображенье началось,
Передо мною проносился
Моих грехов бессчётный ряд,
В агонии ответ открылся,
Зачем был послан прямо в Ад,
Ответ был прост - предназначенье
Доставить людям жалким боль,
Чтоб через сумрак сожаленья,
Узнали верно свою роль,
От ангелов остался только образ,
Все остальные – бесы – дым  и мгла,
Для сожаленья слишком поздно,
Ведь смерть всегда во всём права..."
"Не скроешь!" "Чистая душа,
Рассвет уж близок, нам пора расстаться..."
"Сквозь тьму не видишь ты следа,
Остатка света…" "Нам пора прощаться..."
Она ушла и с первыми лучами,
Вновь воспылал в божественном огне,
День долог был, но, ночи ожидая,
Он истязанья все терпел...

Мор
Лишь только начало смеркаться,
И спала кары пелена,
Им вновь случилось повстречаться,
Удивлена была она:
“Сгорели крылья за спиною,
И, серым пеплом обратясь,
Плащом предстали предо мною,
Но ты по-прежнему в цепях,
Улыбка всё же как у зверя,
Всё тот же дикий злобный взор,
Ты кажешься бездушным, но не верю!”
“Позволь продолжить разговор,
Что знаешь обо мне? Наивно веришь,
Что человеком мог когда-то быть?
Права ты – там одни лишь звери,
Хочу лишь об одном тебя спросить:
Зачем ты сокращаешь наказанье,
Назначенное небесами мне?
Ведь, не заслуживаю состраданья,
Я обречён пылать в огне!”
“Ужасные ты вещи говоришь!
Глаза же мне другое повествуют,
Как в бездну ты попал, скажи?
Я покажу, живым ты будешь...”
“Прошу я, подойди поближе,
Позволь мне жажду утолить,
Тебя я всё слабее вижу...”
Он бросился, раздался крик,
“Прости, твой аромат меня дурманит,
Не в силах совладать с собой,
Меня к тебе безумно манит,
Но, что же вижу я? Постой…”
Лежало на земле распятье,
Оно упало к бесу в ноги,
Пытаясь же его поднять,
Почувствовал, как чувство стонет,
Священный крест в руках пылал,
Но он терпел, сдержав дыханье,
Ей аккуратно передал
Его и, ощутив желанье,
Сжал страстно он её ладони,
И, что-то прошептал чуть слышно:
“Прошу! Не бойся! Нет! Не стоит!”
“Я слышу, твоё сердце дышит...”
“Что ж, ты желала, я скажу,
Что было до паденья в бездну,
Я жизнью уж не дорожу,
Мои моленья бесполезны,
Бежал я, ослеплённый злобой,
А душу будто нож пронзал,
Я понимал, что мир знакомый
Меня оставил навсегда,
Я изнывал от голода и жажды,
Без силы наземь я упал,
Я был поверженным однажды,
Вновь против смерти я восстал,
Бежал я, тело не щадя,
Скорей хотел от мира скрыться,
А в небе красная звезда
Внушая страх, взялась искриться...
Земную жизнь пройдя до половины,
Расставшись уж с душой своей,
Увидел жуткую картину:
Пылали тысячи огней,
Солдат бесчисленное войско
Стояло на одном краю,
И перед смертью были стойки,
Ведь жизнь пожертвовать свою,
Не жаль за прихоть властелина,
И, стоит слово лишь сказать,
Они, как глупая скотина,
Готовы храбро умирать,
И, в сталь закованные с ног до головы,
Собою силу духа представляют,
Свою судьбу уж изменить
Не в праве – ничего уж не решают,
Оружье застоялось в ножнах,
Скрипит, желая жажду утолить,
Измученные ожиданием может,
Готовы кровь без счёта лить,
Крик нестерпимый начал подниматься,
Перерастая в страшный гул,
Готовы были все сражаться,
И командир рукой взмахнул,
На смерть отправив сотни воинов,
Сиротами оставив их детей,
Владыка крайне был доволен,
Доволен властью он своей...
Врагов увидел подступавших я,
Одно лишь продолжало удивлять:
Ничем не отличались, то есть, зря,
Дождём багровым землю обрамлять,
Знамёна разные слились,
Покрыты алой краской,
Не дорога мне стала жизнь,
Не станет смерть моя напрасна,
Рассвет пылал, багровый и кровавый,
Он предвещал мучение и мор,
Одни желали праздности и славы,
Заметив роковой небес узор,
Другие, с яростью необъяснимой,
Мечтали поскорее кровь пролить,
Всецело демоны и херувимы
Желали жажду утолить,
Бой начался в одно мгновенье,
Повсюду мор, разруха, смрад,
И больше нет во мне сомненья,
На поли брани ожидает Ад,
И в этом хаосе безумном,
В бессчётном вихре мёртвых тел,
В уничтоженье неразумном,
В смертельном танце зла предел,
Хоть силы нам даёт отвага, доблесть, честь,
Но против них поставлены пороки,
Чревоугодье, блуд, отчаянье и месть,
И алчность, лень, и зависти притоки,
И человека поразят они страшней,
Меча судящего внезапно,
И, разлагая дух и плоть сильней,
Он будет гнить в агонии отвратной,
А те, кому удастся превозмочь,
Немыслимую боль и страх желаний,
Прогонит все сомненья прочь,
Забудет муки и страданья...
Как только я вступил в сраженье,
Удар внезапный отразив,
Я пошатнулся на мгновенье,
Затем врага мечём пронзил,
Повсюду лезвия сверкали,
Земля была раскалена,
И огненные языки пылали,
Врываясь с преисподней дна,
Шло бесполезное сраженье,
За силу мнимую, над жизнью власть,
Амбиций, нравов столкновенье,
Пороков череда и страсть,
Они кричат и рвут друг другу глотки,
Пронзают плоть своим мечём,
Глаза же их бездушны и жестоки,
Оставив боль во мраке том…
День приближался к завершенью,
Костёр борьбы не утихал,
Я знал, не будет для меня спасенья,
И, посему, я продолжал,
Разил я воинов голыми руками,
Ведь человека не осталось уж во мне,
Убить пытались острыми клинками,
Но не могу от них я умереть,
Поднял оружье, бой продолжил,
Я шел, вселяя ужас, страх,
Их предводитель был, возможно,
Сильнее всех, теперь – лишь прах,
Он подбежал в одно мгновенье,
Взмахнул клинком, нанёс удар,
Я понимал тогда – забвенье
Не лучший выбор для меня,
И наши лезвия схлестнулись,
Звенел металл при столкновенье,
Не принял истину простую,
Он пал и воины оробели,
Как обезумел человек!
Готов он ради мнимой власти,
В грехах провесть свой жалкий век,
В оковах ярости и страсти,
А бой настолько разгорелся,
Что под ногами грязь кипела,
И чёрный зов кричал из бездны,
Что меж людьми тогда горела,
Несчастные не замечали,
Как пропасть пожирала их,
Уж было поздно, но мечами,
Продолжили врага рубить,
Пропали все, бессмысленно живя,
И смерть была для них бесцельна,
И на краю остался только я,
Стоял среди равнины скверной,
Повсюду трупы, кровь и смрад,
И искажённых лиц застывшие гримасы,
Бесчеловечный, адский маскарад,
Шутов и королей несчастных,
И, от увиденного разум помутился,
Я заглянул во мрака пасть,
Мой путь несчастный не забылся,
В забвенье суждено мне впасть,
Летел я вниз, сто тысяч раз сгорая,
Секунда мне казалась долгим днём,
И бесом обратился я, пылая,
Остаться должен был во мраке том...
Просила ты, я рассказал,
Теперь оставь меня, прошу...”
“Ты не случайно бесом стал,
Тебе я это докажу...”
“Дитя, рассвет уж близок, нужно знать,
Посмею я тебя спросить,
Тебя могу как называть?”
“Меня Софией нарекли,
София…как прекрасно имя!
Оно знакомо мне, но почему?
Быть может, я пойму, а ныне,
Покинь мой взор, тебя прошу...”
Она ушла, он сжал ладони,
В которых символ отпечатан,
И не боялся дикой боли,
Смотрел он смирно на распятье,
Шептал же что-то еле слышно,
Агонию сумел он превозмочь,
Он чувствовал, что сердце дышит,
Лучи пронзали его плоть,
Молитву он свою закончив,
Принять готов был новый день,
Он не был демоном, быть может,
Но солнце прогоняло тень...


Орден
Истерзанное светом тело,
Восстало вновь, лишь ночь легла,
И вновь его преображенье
Заметить девушка смогла,
“Дитя, я вижу, ты со мною,
Я счастлив стал за эти дни...”
“Что вижу я? Ты вновь другой,
То истинный твой лик, скажи?
Твой взгляд утратил дикость, злобу,
Улыбка стала посмирней,
Но отчего таким знакомым
Ты кажешься, ответь скорей!
Глаза ясны и светом ярким
Теперь полны, не вижу тьмы,
А голос стал гораздо мягче...”
“Дитя, я тот же всё, прости,
Я расскажу сейчас историю одну,
Тебе она, надеюсь, интересна,
Про свет и мрак, про Рай в Аду,
Про страсти плотски и небесны,
Так, слушай же, я постараюсь,
Всю радость, боль разлуки передать,
Поражена ты будешь, я не сомневаюсь,
Тогда смогу покой познать,
В последние слова ты не вникай,
Лишь, выслушай меня, попробуй,
И на любой вопрос мой отвечай,
Надеюсь, что не будет сложно,
Рассвет ещё далёк, начну, пожалуй,
Что с нами было уж прошло,
А люди день за днём страдают,
Пылало огненное полотно...
Во времена войны священной,
Могучих воинов небольшой отряд,
В пожаре битвы раскаленной,
Был вытеснен и, бросив взгляд,
На ужас битвы, сколько крови!
Что скверна делает с людьми!
Огонь горит, а люди стонут
В агонии, в несчастии других,
Тогда решили, что до самой смерти
Народ от нечестии готовы защищать,
“Пока что взгляд ещё не меркнет,
Отправим их обратно в Ад!”
Три брата пали в битве этой,
Но их идею продолжая,
Клялись извечно верить свету,
И, жизнь за дело отдавая,
Сражаются так яростно и дико,
Самозабвенно погибая вновь и вновь,
Но, умирая, не произнесут и крика,
Пролив за честь бесценну кровь,
Священный орден, вставший на защиту
От нечисти спасая в день и ночь,
Людей хранит от смерти, их молитвы,
Надежда прогоняет бесов прочь,
Во время тёмное объединяясь,
Они сражаются как бешенные псы,
В безумной битве погибают,
Законы ночи так просты,
 И рыцари в сияющих доспехах,
 Бездушных тварей отправляя в Ад,
Простой народ в них свято верит,
Любви и веры полон взгляд,
Но в этом ордене средь серой массы,
 Он не похожий на других,
 Пренебрегал закона властью,
Всегда рабом был чувств своих,
Высокий, с гордым, смелым взглядом,
Немного грустным, но живым,
Зелёных глаз его преграда
Скрывает тайну, что-то с ним,
Улыбка дерзкая как дьявольский оскал,
Загадочный и чем-то непонятный,
А голос завораживал, пугал,
Пронзая глубиною необъятной,
И чёрный плащ, подобно крыльям,
На землю, падая, влачился,
Подобно зверю позабытому,
Ужасный образ всем явился,
Готов был защищать он невиновных,
Но пред владыкой преклоняться не желал,
Он смел и горд был, безусловно,
Его никто не понимал,
Он сиротой был принят в доме,
Что ордена принадлежал главе,
Пугало всё и было незнакомо,
Он неуверен был в себе,
В семье же принят был с любовью,
Он рос как все, но был другим,
Он отличался ликом, кровью,
Его судьба – прослыть иным...
Сестра приёмная – Катрина,
Была ему во всём опорой,
И образом настолько милым,
Способным разрешить любые споры,
Он на неё так трепетно смотрел,
На локонов чернеющие волны,
До плеч спадающих, взор бодр и смел,
Глаза же света радостного полны,
И, цвета утренней лазури необъятной,
Очей прекрасных кроткий взор,
Всегда теплеющий, приятный,
А откровенный, нежный разговор
Любой он  холод растопить способен,
Рассеять мрак, вселить надежду,
Проходит наважденье, уж не больно,
И бьётся сердце вновь, как прежде,
Её любил он как сестру, а может больше,
Но, речь пока что о другом,
Про брата расскажу – он строгим,
Но справедливым был притом,
Он ордена предстал главою,
После погибели отца,
И смело вёл он за собою,
В бою сражался до конца,
Себя он ставил, как ни странно,
Нисколько воина не важней,
И рыцари тем вдохновлялись,
И уважали всё сильней,
Для ордена и для сестры желал
Одной лишь лучшей, светлой доли,
Мир демонов он ограждал,
Беспрекословно исполняя роли,
Но недоверием был окружен
В его глазах герой рассказа,
Георгий злобу видел в нём,
Как будто болен тот проказой,
Хоть возмущенье нрав мог вызывать,
Характер сложный у юнца,
Самоотверженно он защищал
Отчизну, рос он без отца…
Священных рыцарей владыка
Отправился с отрядом в бой,
Ради победы столь великой,
Готов пожертвовать собой,
Услышанными стали их молитвы,
И грешную он бесов кровь пролил,
Вернулся только с поля битвы,
Но чествовать себя не разрешил,
В прекрасный сад направил путь,
Где были в тот момент Катрина
Со спутником своим, чтоб отдохнуть,
Прекраснее не может быть картины,
Пройдя чрез мраморную арку,
Ты видишь неземную красоту,
И забываешь о проблемах жалких,
И видишь счастья простоту,
Зелёный луг, горами окруженный,
А рядом тихий пруд прохладный,
И днём и ночью, отдалённый,
Сей уголок, сравнимый только с Раем,
Они по берегу гуляли так беспечно,
И взгляды тёплые дарили,
И время им казалось вечным,
Они друг друга полюбили,
В знак чувств своих он преподнёс
Кулон любви – Святую розу,
Он создал сам её из света грёз,
В нём радости, печали слёзы...
Цветок кристальный тёмно-синий,
А в нём багровое мерцанье,
Пульсирует с такою силой,
Как сердца пылкого дыханье,
Она, со взглядом столь смущённым,
Что скрыть его уже нельзя,
Смотрела на подарок скромный,
И по щеке бежит слеза,
“Пусть охраняет он тебя во тьме,
И, вспомни, если страшно будет,
Пусть он напоминает обо мне,
И знай, тебя я не забуду!”
“Мой ангел, буду я с тобою,
Я не смогу тебя забыть,
Пыталась я, теперь не скрою,
Что я хочу тебя любить,
Ты лучик солнышка зимою,
Ты свет в кромешной темноте,
И, знаешь, думаю порою,
Я будто бы ещё во сне!”
“Катрина, как, скажи мне, объяснить,
Что сильно так кипит в крови,
Ты целый мир смогла открыть,
Раскрыла сердце для любви...”
Она смотрела, улыбаясь,
Он вытер слёзы с щёк её,
К груди своей прижал и,
Нет больше счастья для него...
Спокойствие нарушено в мгновенье,
Из ниоткуда появились бесы,
Как может это быть, в сомненье,
Он на защиту стал завесой,
Одни подобны ящерам ужасным,
Другие будто люди без лица,
Покрыты чешуёй багрово-красной,
Мученьям явным нет конца,
А плоть, объятая металлом,
Истерзанная сотней мук,
Сочилась алыми ручьями,
Из головы, спины и рук,
“Катрина, отойди, прошу,
Я не хочу, чтоб ты страдала,
Существованья их лишу,
Чтоб тварь любая место знала!”
Он бросился навстречу им,
Клинок свой обнажив в мгновенье,
И головы срубал одним,
Других он отправлял в забвенье,
Он бился яростно настолько,
Едва ли сам от беса отличим,
Он меч в тела вонзал жестоко,
И чёрной крови реки лил,
Явился стражник тёмный перед ним,
В обличье рыцаря святого,
Он был таким же, но другим,
Другим был лик, и было слово,
Бес зашагал уверенно к Катрине,
Герой же рвался чрез врага ряды,
Своей  не смог помочь он половине,
И он упал, оставленный без сил,
И, наконец, склонённый на колени,
И, бритвами терзаемый когтей,
Кричал, не боль, а сожаленье,
Рвалось сейчас в груди сильней,
Освободиться тщетно он пытался,
Кричал, но даже не от мук,
Он до последнего сражался,
Услышать чтобы сердца стук,
Он понимал, что бесполезно,
Что он когда-то совершил,
И он пусть будет лучше в бездне,
Она его, конечно же, простит,
И криком раздалась молитва,
“Дай силы мне в обмен на душу!
Пылать готов в огнях Ифрита,
На бесов гнев я свой обрушу!”
Просил он помощи у Бога,
Но тщетными молитвы оказались,
В груди пылала боль сурово,
В спасенье появился дьявол,
И ход времён остановился,
И демоны застыли на мгновенье,
И сатана пред ним явился,
Желавший ввергнуть мир в забвенье,
“В глазах я вижу жажду мести,
Ты разорвать меня готов,
Я удостоен жуткой чести,
С тобою разговор без слов...”
А сатана приблизился к Катрине,
“Прелестное созданье, за неё
Готов, пройдя судьбу до половины,
Оставить жизни терпкое вино”
“Прошу, позволь победы мне добиться,
Позволь от участи пугающей спасти,
И, если её сердце будет биться,
Хозяином навеки станешь ты!”
“Как интересно, господом отвержен,
Пристанища ты ищешь у меня,
И силой страстных чар повержен,
Готов забыть о свете дня,
Что ж, будет так, я силой наделю,
Достаточной лишь для её спасенья,
Своё решенье уж не изменю,
Жить будет, если примешь ты забвенье...”
И подал руку тотчас Михаилу,
Смертельный заключили договор,
Отдав ему обещанную силу,
Тогда же изменился его взор,
Набросился на бесов он в мгновенье,
Он бился яростно и так жестоко,
Что даже дьявол в изумленье
Смотрел на бой из хижины глубокой,
И боли он не знал, и слабость
Уж не знакома стала для него,
А плоти стоны доставляли радость,
От человека не осталось ничего,
Но, только лишь последний был повержен,
Хотел он всё ей объяснить,
Но не успел и вновь в сраженье,
Вступил, чтоб кровь чужую лить,
И ждёт его одно забвенье,
Взглянул он в отражение своё,
В глазах пылал костёр вражды мятежной,
И чувства пал он жертвой своего,
Оставив душу и надежду,
Направил к ней он смелый шаг,
И ужас виден был во взоре,
“Я погрузился в этот мрак,
Но, не хотел твоей я боли!”
“Оставь её, исчадье Ада!
Как ты посмел к ней подойти!”
Георгий шел в главе отряда,
Вернувшись с долгого пути,
Бросались рыцари на Михаила,
И рвали лезвиями плоть,
Он, опьянённый жуткой силой,
И боль сумел он превозмочь,
Клинки сверкали в отблеске кровавом,
Звенел измученный металл,
Убийства бесполезные без славы,
И яростный, бессмысленный пожар,
И рыцари повержены в мгновенье,
Направился он в ордена обитель,
Не мог уж он заслуживать прощенья,
И сатана отныне повелитель,
И он зашел в священный храм,
И взгляд пустой, как бездна Ада,
И кровь струилась по рукам,
Безумие – за всё награда,
“Ты воином света стать великим
Способен был, ты бес теперь,
И тварью обратился ты безликой,
Как безрассудный, жалкий зверь...”
“Да, добровольно впал я в бездну,
Да, душу дьяволу отдал,
Моленья были бесполезны,
Другого выхода не знал...”
“Ты выбора мне не оставил,
Сразись, взгляни в глаза судьбе!”
“Не мог я никогда себе представить,
Сойдёмся что в смертельной мы борьбе!”
Он обнажил клинок готовый
Врага сразить ударом точным,
Пролить ещё немного крови,
Пройдя сквозь бронь сомнений прочных,
Мечи скользили, вспышками сверкая,
И продолжался разговор,
И друг на друга злобно нападали,
И слышать не хотели ни о чём,
“Её спасти пытался я всего лишь!”
“Твоим речам меня не обмануть!”
“Я оградил её от вечной боли!”
“Твой ложью тленной устлан путь,
Ты с ней не будешь никогда!
Забвенье уготовано тебе,
И больше ты не принесёшь вреда!
И, не найти покой нигде,
 
Как может демона она любить?
Ты был изгоем, им остался,
Её не сможешь погубить!
За это я готов сражаться!”
От этих слов рассвирепел,
И сердце чёрное заколотилось,
Сдержать он ярость не сумел,
И человека суть забылась,
Он боль свою, чрез ярость вымещая,
Вонзил клинок в ещё живую плоть,
Агонией чужою упиваясь,
Не в силах был безумье превозмочь,
Упало наземь тело бездыханно,
По лезвию стекал кровавый яд,
Пред взором же прошли туманы,
Увидел он Катрины взгляд,
В нём было столько мук и страха,
Отчаянья, довлеющего грудь,
Как будто феникс, возродясь из праха,
Не смог свободою вздохнуть,
Тогда он понял, что наделал,
Что не исправить ничего,
Лежало бездыханно тело,
Он предал сам свою любовь,
Он бесу душу добровольно продал,
Теперь возврата быть не может,
Свой личный Ад тогда он создал,
Бежал он от людей и света,
Пытался боль он заглушить,
Пытался он найти ответы,
Вину чем может искупить,
 
И пред глазами образ нежный
Сиял, агонию рождая,
Воспоминания небрежно
Измученную грудь пронзали,
 
Её страданья помнить будет вечно,
И, полный мук, он, день за днём сменяя,
Да, был тогда бесчеловечным,
Таков он есть, другим не станет...

Забвенье
Надеюсь, долгий мой рассказ,
Поможет многое понять,
Рассвет уж близок, и сейчас
Оставь меня, зачем же ждать?”
“Назвал ты имя – Михаил,
Мне кажется оно знакомо,
Всё поняла ли я, спросил,
Что ж, чувствую, ты сдержишь слово,
Скажи же, как тебя зовут...”
“Умна, дитя, не стану спорить,
Но имя это мне как кнут,
Разит он чувства слишком больно...”
“Ты сквозь такое смог пройти,
А я тебя не понимала...”
“София! Живо отойди!
Священный орден ты предала!”
То был Нерон – владыка церкви,
Привёл  с собой он рыцарей отряд,
Огонь в его глазах померкший,
И, злобный, нелюдимый взгляд,
Пощёчину ей, разъярённый, дал,
Бес прыгнул, разорвавши прутья,
И обнажил его Святейшество кинжал,
И над невинной жертвой замахнулся,
Не мог позволить Михаил
Свершиться этой жуткой казни,
Стальную клеть со злобой бил,
И, вырвавшись, не проронил ни фразы,
Глаза его налиты кровью,
Он безрассудно начал бой,
А солнце первою зарёю,
Оставить отпечаток свой
Сумело, он, пылая ярко,
Разил врагов, изранен был притом,
И возвращалась прежняя окраска,
На коже пламени подземного узор,
И вновь и вновь удары принимая,
Он возвратился к облику былому,
В огне священном изнывая,
Терял он разум, дух и слово,
А плащ, изорванный клинками,
Стал крыльями летучей мыши,
И голос, тяжестью пугая,
Кричал в забвении чуть слышно,
Истерзанный, продолжил он движенье,
Средь трупов смело он шагал,
И всё решит одно мгновенье,
Теперь же медлить он не стал,
Остановить успел он роковой кинжал,
Безумного отбросив от Софии,
И плоть когтями гневно рвал,
А, ненависть подобная стихии,
И обескровленное тело
Он бросил наземь, тяжело дыша,
Безумие в груди истлело,
Исчезла в пламени душа...
Убил, но было слишком поздно,
И смерть её забрать готова,
Она смотрела на него сквозь слёзы,
Не смея проронить и слова,
И по щеке рукою провела,
Он помнил этот взгляд прекрасный,
Пред смертью лишь произнесла:
“Ведь жертва не была напрасна...”
“И сердце чёрное забилось,
Лишь ты смогла мне жизнь вернуть,
Агония тотчас забылась,
Я смог свободою вздохнуть!”
Она смотрела на него
И улыбалась, боль смиряя,
И жизнь покинуть грудь её
Успела уж, он закричал и,
Решил бежать от взора он людского,
И, говорят, что глубоко в горах,
Построил он гробницу, созданную в крови,
В моленьях тщетных и слезах,
И день, и ночь он стражником смиренным,
Хранит извечно сладостный покой,
Как подтвержденье чувств его нетленных,
 
Прекрасный символ олицетворив собой
И, счастье лишь обретши, потерял,
Подобно пламени огней младых,
Что разжигает яростный пожар,
На склоне облаков седых,
Как зверь, поверженный пороком,
Как наказание всем нам,
Как дьявол хитрый и жестокий,
Вошедший смело в Бога храм,
И в скалах он её гробницу
Сокрыл от любопытных глаз,
Так далеко, что даже птицам,
Не углядеть прощальных крас,
А сам же он направился в пустыни,
Чистилища где прячется тюрьма,
Которую пройдя он ныне,
Сумеет быть с ней навсегда...