46. Узнавший тайну достоин смерти! Фраг. романа

    (Предыдущий 45-й фрагмент: http://www.stihi.ru/2010/04/10/1779)

– ...Вы думали, что граф – подлец и аспид.
   Де Вард не виноват. Ему похвастать,
   по сути, было нечем.                – А кольцо?
   Вы ж говорили…                – Наступать на грабли
   второй раз не хочу. В конце концов,
   граф ночью был у вас в четверг. Но    граф     ли?
   Ведь ваше пресловутое кольцо,
   представьте, у меня.                – Так вы мне врали?!          
– Да. Я и мнимый граф – одно лицо.
   Но я быть не желаю подлецом.
   Раб вашего, мадам, расположенья,
    боюсь, что воротить начнёте нос…

Отнюдь не добиваясь отторженья,
Шарль это так цинично произнёс!
Однако же стыдливого смущенья
от леди не дождался, как и слёз.

Но слушать было дико ей безмерно.
В себе она сдержала гневный стон.
– И что, де Вард не ведал о подмене!?
– Он вообще не знал, что приглашён, –
продолжил гость, улыбчив, обнажён –
как много     обаяния     в джентльмене! –

   Так что, у вас любовников не рать.
   Мне всё же удалось вас разыграть.
   Хорош ли я    в двух сразу     ипостасях?
   Мерси за то, что привели в     экстаз     их…

   За шутку не сердитесь. Всё пучком.
    Един я без чудес перемещенья.
Красавица взвилась от возмущенья
и Шарля оттолкнула в грудь тычком.

Ужель всерьёз     обиделась     соседка?
На ложе не свалился он ничком,
но, волю дав рукам (бой иль разведка?)
за пеньюар её схватил он цепко.
Просить прощенья – к ней бочком-бочком...

...Сквозь жалюзи сочился    свет    не тускло…
В руке мужской напрягся каждый мускул.
Всё вышло как-то резво и молчком.
Рванулась леди, и разрыв батиста
враз обнажил у женщины плечо.
Герой мгновенно понял, что почём.
Невольного раздавшегося свиста
Шарль от себя и сам не ожидал,
тем паче столь высокого регистра.
Художественный свист ведь тоже дар.
В рассветном полумраке серебристом
герой увидел нечто очень быстро.

Плеча, хоть ужасайся, хоть заплачь,
клеймом коснулся некогда палач.
Цветок французской лилии на коже
клеймением  позора  стал, похоже.
Понёсся эскадрон событий вскачь
и ни одно не словишь, чтоб запрячь.
Момент сулил грозу? Ну не     покой     же!
У юноши мороз пошёл по коже,
хотя гость не жалел о том, что зряч.
– Хам! – крикнула мадам секундой позже.

С чувств изумленья слабенький навар
приводит в шок, оставив хама хамом.
– О, Боже! – отпустил гость пеньюар,
застыв похолодевшим истуканом,

переменившись в мимике лица.
Миледи ускользнула от бойца
и взвизгнула, как будто недотрога.
Лишь стоило взглянуть на молодца –
испуг на морде оного лица
поведал обернувшейся о многом.

Увы, всё     разглядел     глазастый гад!
Стал бледен и похож на изваянье.
Миледи, комплексуя: «Ох, и     дрянь     я»! –
прочла в его глазах не наугад
не только лишь один гасконский мат.
Глаза по пятаку. Как нумизмат
мадам их не оставит без вниманья.
Поплатится  за это раздеванье,
хотя едва ли сам гадёныш рад!
Красотка, что мгновение назад
была всего лишь разъярённой бабой,
грозила не рукой уже, а лапой
подраненной пантеры и на взгляд
любого показалась бы безумной,
при этом при когтях и не беззубой.

Её обида так была свежа,
а сам наглец так действовал на нервы,
что даже и     раскаянья     слеза
на лике гостя  не     смягчила     б стерву.
– Лисичка, не сердись! – герой сказал.

Сперва миледи просто отскочила,
себя своей беспечностью сердя.
Пришла, похоже, полная кончина
партнёрству их не вдруг и навсегда.

По всем известным юноше приметам,
наметился нешуточный скандал.
Стал голос у миледи, как металл.
Когда ж она    ощЕрилась    при этом,

её улыбка стала неземной.
Гасконца  пробрало не вдруг до дрожи.
– Для смерти хватит смерти вам одной! –
шипела леди. – Выжить вам дороже! 
– Вас не понять.                – Сейчас поймёте тоже»!

Неравный был у них словообмен
в беседе по понятиям, но гостю
простим за то, что он не супермен,
вонзающий в неё вопросы горстью.

Он слаб как дознаватель в той игре,
где место не отводится ответам,
где откровенно злым и хищным светом
мерцали очи дамы в полумгле.

Доверчиво и нежно, как     умел     он,
ей в очи продолжал герой глядеть
и делал вид, что телом онемелым
своим сейчас не может он владеть.
Невольно подстегнул таким манером
он силу пробуждённого огня.
– Подонок, подло  предавший  меня,
    к тому же и мою раскрывший тайну,
    которую до нынешнего дня
    никто не знал, тебя я не устану
     преследовать, пока ты не умрёшь! –
в аффекте взвыла фурия, и дрожь
в руках не помешала ей при этом
в момент извлечь из ларчика стилет.
Оружие в руках, по всем приметам,
держать ей было не впервой и бед

она им нанести была способна
совсем не понарошку сколь угодно. –
    Порежу – не останется клочков!
     Пса кликну – не останется улики!
Кошмар её расширенных зрачков,
кроваво-красных губ на бледном лике
гораздо больше, чем кинжал и крики,
и нравы дорогих особняков,
привёл гасконца в ужас, даже в трепет.
Сорвался с губ его невнятный лепет.

Прощения просить уже смешно.
Спасая жизнь и всё то, что меж ног,
полуодетый смертник вжался в стену.
А чтоб вернуть привычный тонус телу,
успел из ножен вынуть он клинок.
Погибнуть раньше смерти не     хотел     он,
из ступора же выйти Бог помог.

Поскольку отступленье – часть маневра,
герой без промедленья отступил,
в ответ на что разгневанная стерва
удвоила воинственный свой пыл.
Намеренье  враз выколоть мерзавцу
излишне любопытные глаза
принизила свирепая лиса
(при виде убегающего зайца)

до зверского желанья замочить.
Коль хам рискнул зайти к ней в гости, прыть
разбудит в дурне чувство лишь шестое.
Черты её лица безумье стёрло
вмиг до неузнаваемости! Бить
гасконца нужно в сердце или в горло!
Глаза мадам полезли из орбит.

Гнев сделал лик мадам подобным роже.
Пантера приготовилась к броску.
Пытавшейся вскарабкаться на ложе
с кинжалом даме гость поднёс к соску

стальной клинок. Пантера не утихла,
а перевоплотилась в самку тигра.
Давя в душе предсмертную тоску,
герой пришёл в себя, охоч на игры:
Не     рад     был смертоносному прыжку...
            *            *            *

Представлены трактирщику как гости,
друзья перевели спокойно дух.
Портос и Арамис игрою в кости
всецело свой заполнили свой досуг.
Атос себе в мозги вбивал, как гвозди,
вопросы, для чего и с кем не вдруг

прелат уединялся, став всесильным:
в постели, как положено мужчинам,
с красоткой роковой, причём тайком,
иль по  иным  скрываемым причинам?
В раздумья погружён – о чём, о ком? –

о госсекретах иль о чьей-то течке,
Атос у демонтированной печки
запнулся, видя старую трубу,
откуда доносилось «бу-бу-бу»,

причём источник звука – недалече.
Бесспорно, со второго этажа
труба передавала звуки речи.
Как только за спиной Портос заржал,
Атос на друга шикнул и прижал
к отводу ухо. Звук стал безупречен:
– Миледи, козырять нам больше нечем –
спасут переговоры как шантаж.
Необходим ваш к герцогу вояж.
И я надеюсь, он не столь беспечен,

чтоб рьяно путать истину и блажь.
– Да, ваша светлость, нынче ход уж наш.
– Надеюсь, что в нём разум не Нарцисса.
Притом, что флот готов – весь оснастился, –
план герцогу мы  сами  оснастим.

Согнувшись у трубы не за сантим,
герой в  шпионы  перевоплотился,
поскольку шли секреты, а не дым.
«Миледи» было словом ключевым.
Ещё бы тут Атос не возбудился!

«Миледи! – прошептал он. – Экспертиза
излишня! Этот голос! Мать честна!
Она и есть миледи! Два сюрприза»!
– …Миледи, дело важное весьма!
Вам к герцогу пора под одеяло.
Шучу, но… ситуация ясна, –
ни с чем не спутать голос кардинала,
Атос его узнал бы и со сна. –
Уж тут не поскупится ни казна,
ни ваш слуга покорный. Не пристало
до крайнего момента, допоздна

оттягивать нам акцию. Весна
и лето – фьють! – вся армия устала,
а воз и ныне там. Твердынь не пала,
и перспектива, в общем-то, грустна.

Пока самих себя не развенчали
в глазах врага мы рыбами об лёд,
вам в  Лондон  поскорей бы! Англичане
по воле Бекингема мощный флот

отправят в Ла-Рошель уже вот-вот!
Чтоб мы его тут с боем не встречали,
не должен покидать своих он вод.
Но вас, миледи, море в путь зовёт.

Корабль английский ждёт вас на причале –
послужит капитан не в первый раз.
Но надо отправляться вам сейчас.
– Сию минуту?! Не было печали!

– В историю, миледи, на века
войдёт  оперативность  ваша.  Шельма!
– Я всюду, если что, пролезу в щель, но…
неглупый Бекингем наверняка

считает: я причастна к похищенью
подвесков  у него. Он с угощеньем
меня едва ли ждёт – пошлёт к чертям.
Ещё и  гончих  спустит по пятам.

– Так вы тогда к нему нетривиально
заявитесь вполне официально
с моими реквизитами. Угу?
– У ваших полномочий есть  цена, но…
лишь силой  доказательств  я смогу
на герцога давить до принужденья.
– Начните разговор с предупрежденья,
что, коль он не замрёт в своём углу
и флот не остановит подобру,
я, действовать начав на упрежденье,
решительно честь Анны погублю.

– Заведомо он гордо встанет в позу,
плюя на голословную угрозу.
Упрямство Бекингема – та черта,
которую не вынуть, как занозу.
– Да можно ль вам, миледи, очертя

головку, волку в пасть бросаться с явной
убогой подготовкой?!                – Суета
без доказательств – лживые уста.
К нему бросаться с силою неравной
смешно, как с погремушкой на шута.

– Так к  памяти,  надеюсь, недырявой
его мы обратимся. Час, мол, грянул.
Упрямцу обещайте, не шутя,
что всё опубликует  кардинал, мол,

про лорда без попытки привирать,
как он дерзнул – и ведь не в карты – пьяный –
честь королевы  Анны  разыграть;
как он в Амьене чуть ли не тиранил
в саду бедняжку, благо Божья Мать
вступилась за неё ещё на ранней
прелюбодейской стадии. Лорд – крайний!
Ему и  будем  психику ломать.

По существу. Нахраписто и храбро.
Коль сделает он вид, что память дрябла,
мол, сад в Амьене – белое пятно,
напомнить лорду можно заодно
свиданье у супруги коннетабля

на бале-маскараде с Анной в день,
который распишу я поминутно,
тем более что это не занудно.
Лорд, мастер наводить тень на плетень,

чтоб раз сходить под маскою налево,
купил тайком костюм у кавалера
де Гиза: взял готовый уж костюм,
о чём не знала даже королева –
ну, есть ли у британца здравый ум? –

не дрогнув, за три тысячи пистолей!
Коль мало будет этих двух историй,
в которых потеряет Анна честь,
добавьте в них подробностей, как есть,

о том, как он, продумав отступленье,
случись на маскараде форс-мажор, –
а лорд ведь в адюльтере не стажёр –
одел вниз не исподнее – хитёр, –

а легендарный саван привиденья.
Лорд – фарс ему любой не запрещён –
был в белом женском платье под плащом.
Случись покинуть шумно, а не тенью,
(а главное, инкогнито) владенья
ночного Лувра сквозь толпу людей,
всех с толку сбил бы, в души внёс смятенье
дворцовый образ дамы-привиденья.
И это лишь примеры  давних  дней –

они всего пикантней и острей,
и крайнего достойны осужденья.
Мы вспомним это всё без утружденья…
А из того, что рад бы на костре
он сжечь, но не успел в час отступленья,
есть некое у нас приобретенье.

Когда покинул герцог остров Рэ,
мы как трофей нашли в его добре –
при бегстве было времени в обрез –
письмо от герцогини де Шеврез.

Что Анна дышит к герцогу неровно –
известный факт. Переживаю кровно.
Но следует из этого письма,
что Анна – опрометчиво весьма –

не только любит всласть врага короны,
но… можно заводить речь об уроне
могуществу страны. Итог таков:
как следствие любви, вернее, кроме

любви преступной при французском троне,
вступила Анна в заговор врагов,
неся угрозу нашей обороне.
Ужасный компромат – нет больше слов!

И вот  ещё  у герцога проблема:
был Монтегю шпионом Бекингема –
так я его в   Бастилию  упёк,
чтоб он не досаждал нам больше впрок.

При нём, жаль, не нашли мы компромата,
но знает он  нимало,  паразит
и  скажет,  если сильно пригрозить.
Комплекция пока что не помята,
но можно ведь с пристрастьем допросить

и узник осчастливит нас признаньем
всего, что  знал он и чего… не знал.
Для следствия б  удачным был финал,
коль он усугубит прямым касаньем

настолько  положенье Анны, что
муж больше ей не даст губить наш дом.
Развод с ней станет Анне наказаньем.
На Анну компромат любой найдём.
Владей мы даже меньшим ценным знаньем,

и то уж есть простор для шантажа,
чтоб в воинский дух лорда въелась ржа.
И так уж не завидны его будни –
английские резервы крайне скудны.

К успеху вам шагать недалеко.
Запустите вы доводы легко
в мозги, как  пятерню  красавцу в кудри.
– Но если он отвергнет, даже вкупе,
все эти наши доводы? Ни в ком
я так не усомнюсь, как в пресловутом
капризном лорде, развращённом блудом.
Что если смехотворным пустяком

сочтёт он доказательства? И  что мне
на этот случай поиметь ввиду?
Едва ли тут поможет взор мой томный.
Наш кладезь аргументов не бездонный.
Какой  ещё  я довод приведу?
– Да будьте лишь у лорда на виду!

Сияйте, как луч  солнца  в день ненастный!
Хотел бы я быть столь же одарён.
На сей раз все сомнения напрасны.
Достаточно того, что вы согласны
стать стартом к соглашению сторон.
Лорд редкостным талантом одарён

влюбляться до безумства. Все тираны
используют для личных целей власть.
Лорд Бекингем, расставив сети, Анны
пока не получил, но нынче в масть

пришлась ему война. Британцы против,
ведь лорд, навербовавший обормотов,
не сыщет фонда, чтоб их прокормить.
И армия, и флот теряют прыть:

война чревата без кормов и денег.
Но лорд воюет, ради безраздельных
любовных чувств. Как только он поймёт,
что для него кампания – не мёд,

а пассии грозит потерей чести,
быть может, и свободы по вине
его же, он уверится вдвойне,
что с нами сепаратный торг уместен.
Так в чём цель жизни: в Анне иль войне? –
мог герцог размышлять, к примеру, в ванне.
И для себя решил: конечно, в Анне.
Лишь к ней его душа всегда добра.
Поэтому у лорда никогда

не будет для упорства оснований.
– Но если всё ж упрётся, что тогда?
Готова я на всё без понуканий.
Ко мне, чуть что, не  будет  нареканий?

– На что вы намекаете? Ах, да…
Коль выпадет расклад не наилучший,
тогда, надеюсь, выпадет тот случай,
когда всё рассосётся навсегда,

как это вышло с Генрихом Наварским.
Исходом ли скандально маломальским,
иль выйдет пусть скандал из ряда вон,
я лично буду удовлетворён.