Последнее пиршество

Праздничный стол мне накрыли друзья.
А за столом в одиночестве — я!

Взгляну на стол — там сомлели от сока
пять-шесть салатов, а мне одиноко.
Пунш золотеет, груздочки белеют,
Искры брусники в  капусте алеют.

Репчатый лук в олимпийских колечках,
тонко порезан  серебряной сечкой,
Каплями сладкого вкуса изнизан.
Красные крабы, как сон коммунизма.

Жемчугом черным  лоснятся икринки.
Спят на укропе ночные росинки.
Там и глухарь, запечённый в духовке,
хрупкий чеснок затаился  в головках, —
ждёт не дождётся, чтоб хрустнул зубок!
Я, разозлившись, сижу одинок.

Море напитков и море питья.
А за столом в одиночестве я.

…Солнце в окошках играет и пляшет —
в рюмках, в  бокалах, фарфоровых чашах.

Огненный перчик дразнит язычок.
Окорочок! Шашлычок! Балычок!
 
Старый бродяга в горах Забайкалья,
нет мне веселья  в хрустальном бокале.
Долго я жил и не многих любил.
Но ни одну до сих пор не забыл.

Вспомнил… и кровь заиграла женьшенем,
И  океанской волной — дух пельменей —
С перчиком, с русским морозным дымком,
Да и с кедровым хмельным молочком!

Я кулаком по столу грохочу.
Дайте того мне, чего я хочу!

Дайте мне корочку русского хлеба!
Воздуха Родины, чистого неба!
То, что любил я в начале пути.
Пусть на столе - хоть шаром покати!

Дайте мне в зрелости чуткие плечи.
В Сретенске очаровательный вечер, —
Чтоб задремали ресницы твои -
Дайте мне первой тревожной любви!.

Помнишь — в лесу земляника поспела!
Помнишь, как тело твоё золотело!
Помнишь, как пела ты — рань раскололась,
Был нецелован твой бережный голос.

…Вдруг тишина под столом заскулила
Голосом жалобным, тонким и милым.
Я засмеялся, увидел — щенок.
Он одинок,  да и я одинок

Я стал скулить, а щенок замолчавщий
Долго и тихо глазёнки таращил:

Вот человек этой русской страны:
Сколько вина в нём, и сколько вины.