Практика частных явлений

Анатолий  Джордж Гуницкий

ПРАКТИКА ЧАСТНЫХ ЯВЛЕНИЙ

Действие первое

Картина 1

На сцене – темновато. Еле-еле видны клочья города. Эпизодические – но не очень громкие – вспышки городского шума. Осколки слов. Гораздо более явственно слышно шуршание метлы об асфальт.
Постепенно шуршание нарастает, становится всё более и более громким и на какое-то время достигает верхнего предела восприятия. Потом слышен истошный вопль. Это кричит Первый. Он трепыхается, суетится, дёргается, пытается от чего-то освободиться.

Первый: Чёрт! Чёрт! Чёрт! Что такое? Да что же это? Эк... чёртова! Ну-ка! Как же это тут... Ну! Никак. Хм. Никак. Никак? Не отпускает. А? Ну-ка, ну-ка... А! О! О-о-о! Хру! Нет, ничего. Не отпускает, зараза. Зараза? Кто? Кто? Где? (Пауза.) Застрял. Застрял – и всё. Как же это я застрял? Да вот так. Застрял – и ничего, и никаких. Застрял. А-о-у! О-ы-а! У-и-и! (Пауза.) Застрял. Застрял! Так и есть, так и есть. Вот ведь. Только этого мне. Мало мне будто. И так-то ведь у меня. (Вкрадчиво.) Эй... ты... Отпусти меня. Отпусти. Давай... Слышишь? Отпусти, а? Что я? Так... ничто... меня, считай; вовсе нет. Я – так. Как бы я. Будто бы я. Давай... Пойду я потихоньку, поползу, с грязью земной сольюсь... Давай! Быстрей! Давай-давай-давай... (Бурно.) А-о! На-а-а! Фанга! Акка! Bay! И-и-ю! Ам! Гава! Гав-гав! Ага-га! Нет? Нет! (Выдохся.) От, дерьмо. Ну, ты и дерьмо. Пусти меня, дерьмо. Ты же дерьмо. Дерьмо ты. Дерьмовое дерьмо. Дермейшее дерьмо. Дермяное дерьмо. Дерьмовейшее. Супердерьмо. Суперговно. Дерьмо и говно. Говённое дерьмо. Говнейшее. Дерьмушечка. Дермовочка. Дермишка. Дерьмуха. Муха-говнуха. Говнуха говённая. Говнянная. Королева суперговна. (Взрыв.) Пусти быстро меня! Хватит! К чёрту! Сука! А-о-у! И-е-й-е! Х-о-о! Мата Фоа! Арпака! Какра! Камага! Луканга! Тига! Разорвись, разлетись, в сортире утопись, провались, измельчись, никогда не будь! Га-а! Ы-у-о!
Пауза. Шуршание метлы. Появляется Второй. Он тащит огромный мешок. Идёт, не замечая Первого.
Первый: Эй! Эй! Постой! (Второй останавливается.) Э! Слушай... помоги мне! (Второй медленно поворачивается в сторону Первого.) Я – застрял! Застрял! Помоги мне выбраться отсюда! (Второй ставит мешок.) Как здорово, что ты оказался здесь! А то я тут... ни туда, ни сюда! Застрял, одним словом! Застрял – и всё!
Второй: Я.
Первый: Да! Вокруг-то – никого, а потом – я смотрю – ты мимо идёшь. Помоги!
Второй: Я!
Первый: Ты! Что из того, что мы не знакомы?
Второй: Я.
Первый: Ты! Ты – есть, ты – здесь! А больше никого... Поможешь мне, да?
Второй (безразлично): Вряд ли.
Первый (тревожно): Как? Как же не помочь мне? Я бы... Я бы помог тебе, если бы ты застрял.
Второй (смеётся): Я.
Первый: Я бы обязательно! Я бы живо вытащил тебя! Сразу!
Второй (смеётся): Ты?
Первый: О чём разговор! Да я бы всё перевернул, всё перелопатил! Сам бы застрял вместо тебя... вот. Я... я застрял ведь! Не могу с места сдвинуться! К тебе подойти не могу! Думаешь, могу? Нет, не могу! Ничего не могу! Никак. Никуда. Потому что – застрял. Что мне делать, скажи? Скажи! Зачем ты молчишь? Почему? Почему? Ты не знаешь? Не знаешь? Кто же знает? Кто? Не молчи, скажи же хоть что-нибудь!
Второй: Ну, что?
Первый: Да что угодно! Что хочешь! Что хочешь, то и скажи.
Второй: Ничего не хочу.
Первый: Да-да! (Смешался.) Почему?
Второй: Мне всё безразлично.
Первый: Нет, нет, скажи! Скажи, как мне быть? Я же. Помоги, помоги, вытащи меня!
Второй: Я.
Первый: (на грани истерики): Ты! Ты! Ты!
Второй: Я не могу. Я – умер.
Первый: У... (Пауза.) Что ты сделал?
Второй: Умер. Я – умер.
Первый: Умер... Умер?
Второй: Умер.
Первый: Умер.
Второй: (терпеливо): Умер. (Пауза.)
Первый: Ага. (Рассеянно.) Значит, ты умер...
Второй: Да. Я – умер.
Первый: Что ж. (Пауза.) Как же это ты умер?
Второй: Так получилось. (Пауза.)
Первый: Да ну. Умер... (Резко.) Ерунда, не умер ты.
Второй: Умер.
Первый: Нет, не умер.
Второй: Умер, умер.
Первый: Не умер, не умер, небось.
Второй: Умер. Я точно знаю.
Первый: (смеётся): Не, не умер. Если бы ты умер... ты же здесь! А вот если бы взаправду умер... если бы умер... ого! Знаешь, ты где бы был?
Второй: Где?
Первый: Известно где.
Второй: Где же?
Первый: Да уж был бы. Там... где-нибудь бы был. Смерть – она ведь, знаешь, она... Умер. Ишь ты! Нет, тебе это кажется, тебе это только кажется! Тебе кажется.
Второй: Нет, мне не кажется.
Первый: Тебе кажется! Кажется!
Второй: Не кажется.
Первый: Как же не кажется, если кажется! Кажется! Точно кажется! (Пауза) Тебе кажется! Тебе кажется! (Пауза) Кажется! Кажется! (Пауза. Неуверенно) Кажется... кажется... брось, кажется. Мёртвые – они ведь совсем другие. Они же...
Второй: Какие же они?
Первый: Они... Мёртвые они, вот они какие! А ты-то... Ты – вполне, как все. Нет, не умер ты. Устал там... то, другое – или на солнце перегрелся – или ещё что – вот и показалось: всё, умер я, кранты! А придёшь домой – пык, мык потихонечку... И всё, и нормально, и вроде как жив. Ты – вполне, вполне ты ещё!
Второй (твёрдо): Нет. Я – умер, я – знаю.
Первый: Дык ёлы... Ты же здесь! Здесь ты? Здесь. Говоришь чего-то, смотришь, мешок у тебя. Вполне. А если бы ты, ну? Как же бы тогда был здесь? Нет, ну мог бы ты быть и здесь, если это... где угодно мог бы быть. Уже неважно было бы. Если это, если бы ты в самом деле. Но ты – вполне. И здесь.
Второй (раздражённо): Здесь, здесь... Ну, здесь. Какая разница – где?
Первый: Есть разница, есть! Должна быть разница! Иначе...
Второй: Что ещё иначе?
Первый: Всё иначе! Не бывает такого!
Второй: Много ты знаешь. (Сердится.) Говорить тут не о чем! Умер и умер. Всё! Без вариантов! Умер я. Сдох!
Первый: Постой! Смерть – она ведь...
Второй: Умер! Нет меня! Точка! (Пауза.)
Первый: Так-то вроде вполне. (Пауза.) Ну... Умер так умер. Раз так, то тут уж ничего не попишешь. Раз так. Да.
Второй: (поднимает мешок): Я пойду.
Первый: Куда же ты пойдёшь?
Второй: Надо мне.
Первый: Надо?
Второй: Там...
Первый: Ну, раз надо. Ну, раз умер. Ну, ты уж меня извини. Если что не. В жизни бы не подумал, что ты. Так-то ты вполне. Не подумал бы никогда. Может, ты всё же не у... (Второй молчит.) Не, я ничего. Конечно, раз ты умер. У тебя и своих забот. Да? Да, смерть – это ведь такое дело. Понимаю. Такое не каждый день случается, такое, говорят, раз, в жизни только бывает. Что уж тут.
Второй (возится с мешком): Что, что...
Первый: Пойдёшь, да? Иди, конечно, иди. Что уж тебе тут.
Второй: Что, что...
Первый: Я вот застрял. Только и у тебя. Умер, да? Умер. Кто ж знал? Я не знал. В моём-то положении всему рад будешь.
Второй: Что, что... Ничего.
Первый: А ты далеко?
Второй: Там.
Первый: Там? Туда куда-нибудь? (Второй невнятно бурчит.) В смерть? В то?
Второй: Аут оф...
Первый: Вот ведь как вышло. Иди. Понятное дело. Чего уж тут. Давай, одним словом. Так-то вполне. Счастливо тебе. (Второй медленно уходит.) Осторожнее там... движение... гоняют. То есть тебе-то теперь... Всё-таки. Давай. Так-то вполне. Я не знал. Такое это дело. Тут уж. Да. Видишь как. Что уж. (Пауза. Слышно шуршание метлы.) Ушёл. (Растерянно.) Аок. (Пауза.) Вон идёт, идёт себе. Надо ему куда-то. Дела. Вон площадь пересекает. Медленно идёт. Тяжёлый, видать, у него мешок. (Кричит.) Что в мешке-то? (Пауза.) Чего-то там есть. Иди. Иди. Сейчас с толпой сольётся... вот так. Вот и не видно его. С мешком своим. Ни его теперь не видно, ни мешка. Ушёл. (Пауза.) Он – ушёл, а я – здесь. По-прежнему. Он – умер, а я застрял. Умереть-то... да, слов нет. Но и застрять. Я вот застрял. А он – нет. Хоть и умер, да не застрял. Ну, умер. Чаша сия... Никого не. Ни-ко-го. Опрокинется эта чаша и любого обольёт с головы до пяток. Любого. (Резко, зло.) А вот попробуй, застрянь! Попробовал бы ты! Неизвестно ещё, что хуже! Умер. Подумаешь, умер! Умереть-то каждый может, а вот застрять-то. Умер он! Да и чёрт с тобой, что ты умер! Наплевать! Насрать! (Очень бурная фраза.) Пусти меня, сволочь! Гадина! Мунна! Не хочу, не хочу, не хочу! (Пауза. Слышно шуршание метлы.) Ушёл мертвый – и нет никого. А там – там бурлит. Туда-сюда. Всё надо им куда-то, всё им не сидится. Ноги в руки и пошёл. Дела у них. Туда им надо – и сюда. Там надо быть – и сям. Пошёл. Встал. Сел. Лёг. Снова встал. Как захотел – так и сделал. В полный рост. На службу – на встречу – в кино – на свидание – на кладбище – в больницу – на обед. На ужин тоже идут. Они ужинают. Жрут там... всякое. А я – здесь. Они не замечают меня. Они не видят. Они не знают! (Пауза.) Вон там, на площади, у театра... трое мужчин стоят. Разговаривают о чём-то. Двое на солнце стоят, а третий, усатый, в тени. К стене прислонился... Правильно. Чего на солнце греться без нужды? (Пауза.) Стоят... Вон двое прошли. Он с сумкой через плечо. Набил её всякой дрянью, всё своё с собой. А она – в чёрном. Бледная, огненная... Прибавили шагу, торопятся... (Пауза. Шуршание метлы еле слышно.) Машины гудят, урчат, паркуются. Пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Кефирье горлышко торчит, горб батоний. Остановилась, посмотрела зачем-то назад, будто бы позвал её кто... Нет там никого, никто не звал... Да, так бывает иногда – идёшь и оглянешься, хотя там, сзади – никого, никто и слова не сказал. Оглянешься эдак – и дальше, и дальше... Да, бывает так, бывает... А может быть, в этот самый момент душа чья-то рядом пролетела, узнала она тебя, чья-то душа и захотелось ей, душе бесплотной, позвать тебя, поболтать, узнать что-то, спросить о чём-то... Дёрнулась душа к тебе! А до тебя только колебание какое-то дошло, колыхнулось что-то... оглянулся ты – никого не видать... и душу чью-то... нет, не увидел, она ведь бесплотная... И дальше ты пошёл – и дальше – и дальше... (Пауза.) Вот ещё одна парочка... Эти не спешат, тут, похоже, совсем другой коленкор. Держатся за руки, смеются. Остановились, «Волгу» пропустили. Идут себе – тихонечко, плавно, упруго – мимо старичков, мимо шахматистов. Идут, будто нет вокруг никого, сквозь всё идут. Попался бы я им на пути, они бы и сквозь меня прошли. Раньше я тоже умел сквозь многих, сквозь всё проходить... А может быть, они не стали бы сквозь меня проходить? Смотри – сказала бы она – вон человек застрял, давай, поможем ему! А он бы ей – да пошёл он, очень мне надо с ним возиться! И послал бы меня... Или, может, не стал бы он меня посылать, а, наоборот, она бы меня послала... Или вообще никто не стал бы меня посылать. Или... Много тут могло бы быть разных вариантов... могло бы быть, могло бы быть... если бы они прошли мимо. Но они не прошли. А я здесь. Здесь. Здесь. На посту. Я – застрял... Застрял. Слово-то какое противное! Мерзкое, гадкое слово... (Бурная фраза.) Ненавижу! Не хочу! Пусти! А-а-а! Кафа! Ренга! Помогите! Спасите! Хоть кто-нибудь! Я – застрял! Добрые люди! Злые люди! Ангелы! Дьяволы! Выпь болотная, помоги мне! Гад ползучий, помоги мне! Исчадия ада! Вампир зловонный! Отцеубийца, помоги мне! Распинатель грудных девочек! Насильник старух! Суперпедрилла, помоги мне! А-оу-оа-аы!!. Пусти! Пусти! Пусти!
Третий (он появился незадолго до конца монолога): С кем это вы?
Первый (ошарашенно): А... у... о...
Третий: Кого это вы так костерите?
Первый: Не знаю. Этого...
Третий: Этого? Кого?
Первый: Да вот тут.
Третий: Где?
Первый: Где, где... Здесь, где же ещё!
Третий: Здесь? Что же здесь?
Первый: Да застрял!
Третий: Застрял?!
Первый: Я застрял! Здесь!
Третий: Где – здесь? Что – здесь? Как – здесь?
Первый: Так вот и. Чёрт его.
Третий (осматривается): Тут нет ничего. Как же можно, если ничего нет?
Первый (горькая ирония): Не было бы – не застрял бы.
Третий: Застрял бы – было бы.
Первый: Есть, есть.
Третий: Да что есть? Что? Ну, было бы что – ну, тут уж. Тут уж можно было бы. Но ведь здесь-то...
Первый: Здесь-то как раз и есть. Ой, как есть!
Третий (размышляет): Застрять – можно – если – вообще-то – здесь-то.
Первый (тоскливо): А-у-у! Во-у-у!
Третий (раздражённо): Харк! (Пауза.) Вообще-то можно. Вообще-то. Помнится, я и сам.
Первый: Ха!
Третий (радостно): Помнится, помнится!
Первый: Нет, не застревал ты! Не застревал!
Третий (неуверенно): Застревал... (Решительно.) Застревал! Точно застревал! В лесу... в дороге... между стеной и шкафом, между столом и диваном... Между стулом и полом, между потолком и окном! Я помню, я – застревал! Я – помню! В женщине! В канаве! В дверях! В печных, как будто бы, трубах! Да, да! Я помню! Но чтобы вот так...
Первый (уныло): Тебя бы сюда. Тебе бы здесь побывать. (Пауза.) Помог бы. А то лезет с разговорами.
Третий: Помочь? Да как же помочь, если...
Первый (резко): Не знаю! (Пауза.) Руку, что ли, дайте.
Третий: Руку?
Первый: Руку. Для начала.
Третий: Для начала?
Первый: Для начала, для начала.
Третий: Ну, дам. И что же?
Первый: Ну, и потянете меня. Своей рукой.
Третий (протягивает руку): Ну, вот рука.
Первый: Поближе. Берите, берите меня за руку!
Третий: Так?
Первый: Да, хорошо. Теперь – тяните. Тяните! (Третий тянет Первого за руку. Безрезультатно.) Ни черта.
Третий (оглядывает свою руку): Да, в самом деле.
Первый (зло): Вот ведь как – ни черта!
Третий: Вот уж.
Первый: А?
Третий: Да.
Первый: Чёрт его.
Третий: Как же это вас угораздило?
Первый: Чёрт его.
Третий: Что-то ведь было? Что-то происходило?
Первый: Ничего! Ничего не было! То и было, что ничего не было! Шёл – и вдруг! Раз! Я – туда, я сюда... нет, шалишь! Нога куда-то вниз. Всё. Сначала больно! Потом уже не так. Боль лентой уползает куда-то там, а с места – не сдвинуться. Застрял, одним словом.
Третий (рассеянно): И?
Первый: Всё.
Третий: Всё-то всё... а вдруг не всё?
Первый: Точно всё.
Третий: Ну, а вдруг ещё чего? (С неожиданной экспрессией.) Если... вспомнить? Вспомнить! Поднатужиться, поднапрячься! Бух-трах! Швырк-зырк! Бум-бом! Труби! Зови! Звони! Если постараться, поразбросаться мыслишками в разные стороны? Мозгом – пли! Мозгом – пли!
Пауза.
Первый (вяло): На.
Третий (устало): Значит на ровном месте.
Первый: Ну.
Третий: На ровном среди бела.
Первый: Вот.
Третий: Если это эти? (Неопределённый жест.)
Первый: А.
Третий: Чёрная дыра какая-нибудь?
Первый: Да ну.
Третий: Не может так, чтобы ничего. Не может. Я вот тоже шёл – и ничего. На ровном. Среди бела. Нет. Это же надо. Впервые такое.
Первый (тоскливо): Хэлп бы ми.
Третий: Да! Как? Как хэлп?
Первый (обессиленно): Ы-у-мгэ! Н-х-ха! Тмны!
Третий: Если позвать?
Первый: Кого?
Третий: Там.
Первый: Там – оно, там, а здесь – мы.
Третий: Позвать, напрячь, вызвать. 0-2. 0-3. 0-100.
Первый: (обречёно): На.
Третий: Шанс!
Первый: Не факт.
Третий: Что не факт?
Первый: Застрял.
Третий: Ну – и?
Первый: Если бы я.
Третий: Что же?
Первый: Не.
Третий: Не. Не... (внезапно резко). Да мне... Да у меня... Харк-харк на тебя! (Пауза, потом спокойно.) Я – понимаю, конечно, однако. (Пауза.) О! Вот, кстати...
Первый: Ш-ш-ш.
Третий: Неплохая, в сущности, мыслишка запульсировала где-то в мозгу. А что если...
Первый (с надеждой): Ну!
Третий: Если, например, сделать...
Первый (изнемогает): Ну! Ну! Ну!
Третий: А если я тебя за руку потяну? Потяну – а вы мне изо всех силёнок навстречу и – ах!
Первый (радостно): Да! (Сокрушённо.) Так тянули уже.
Третий: Тянули? Кто?
Первый: Ты. Вы. Совсем даже и недавно.
Третий: Стрейндж. И?
Первый: И. Руку чуть не оторвал.
Третий: И – ничего? Да?
Первый: Харк-харк на тебя.
Третий: Неужели каких-то хоть малюсеньких сдвигов не было?
Первый: Тебя бы сюда.
Третий: Так что же, совсем-совсем малюсеньких сдвижочков тоже не было? Крохотулечных? Микроскопических? Вот такусеньких хотя бы – неужто не было?
Первый (недовольно): Такусенькие, может, и были…
Третий (азартно): Ага!
Первый: Толку-то с них, с такусеньких.
Третий: (глубокомысленно): М-да. (Пауза. Бурно) Это всё не то! Совсем не то! Вот – блестящая идея, похоже, меня осенила!
Первый: (очень вяло): Абоу – мс – мг – кгх...
Третий: (лихорадочно): Сейчас... Сейчас... Куда же она...
Первый (учуял шанс): Ар-р-р! Угу! У-у!
Третий (мучается): Только-только ведь мелькнула... Ш-ш-ш... Мо-о! (Облегчённо.) Вот оно! Что если я вас изо всех сил... подтолкну!
Первый (потрясён): Вот... да...
Третий: Каково?
Первый: Блеск!
Третий: Супер!
Первый: Класс!
Третий: Хай-фай!
Первый: Кинг сайз!
Третий: То-то!
Первый: Клёво-то как!
Третий: Мы всем им ещё!
Первый: Всем! Всем!
Третий: Утрём им нос!
Первый: Всем им!
Третий: Будут знать у нас!
Первый: Попляшут!
Третий: Всем им покажем! Ещё попомнят!
Первый: Уж, мы им!
Третий: Не лыком мы! Не пальцем!
Первый: Вкрутую варены! Бля!
Третий: Мы им – ух! И всё! Приветики!
Первый: И всех в жопу! В говнище!
Оба смеются.
Третий (серьёзно): Так, ладно. За дело пора.
Первый (так же): Пора.
Третий: Стало быть... (Несколько растерянно.) А что, собственно, нужно делать? Я как-то...
Пауза.
Первый: Подтолкнуть меня надо!
Третий: А, ну-ну. Значит... я тебя подтолкну – и... Только вы не зевайте. Всем корпусом, всей энергией, всей волей – Туда! Вперёд! К свободе!
Первый: Туда! На свободу! Вперёд!
Третий: С Богом! (Начинает толкать Первого.)
Первый: И-эх!
Третий: И-эх!
Первый: Ну-ка ты, сука!
Третий: Ну-ка ты, сука!
Первый: Давай, давай, давай!
Третий: Давай, давай, давай!
Первый: У-хо-ха-хы-хэ!
Третий (тяжело дышит): Нет... ничего не выходит.
Первый (тоже запыхался): Вы... вы толком ничего и не, только междометия мои за мной повторяли!
Третий: Я изо всех!
Первый (сокрушённо): На.
Третий (возмущённо): Ничего. А?
Первый: В моём, в моём положении.
Третий (завёлся): Ничего? Давай ещё раз! Только первым междометия выкрикивать буду я! Ну, живо!
Первый (вялый протест): С-с-с. Харк-харк...
Третий, махнув рукой, начинает снова толкать Первого.
Третий: Р-р-р-а!
Первый: Р-р-р-а!
Третий: Ты-ык!
Первый: Ты-ык!
Третий: Эвона-ах!
Первый: Эвона-их! Ничего не получается, результат тот же – то есть никакого результата.
Третий (тяжело дышит): Ерунда... ерунда это всё.
Первый: Как же быть?
Третий: Как... Я толкаю – а он междометия повторяет. Нет, это доложу я вам, дело и вовсе пустое.
Первый (прострация): Бу! Ду!
Третий: Да... Среди бела дня.
Первый: Фу! My! Зу!
Третий: Ну-ну.
Первый: Ру! Гу! Ду!
Третий: Хватит вам выть! Точно волк какой.
Первый: Ку! Жу! Угу-гу-гу-гу-у!
Третий: Да у меня у самого! (Пауза) Воет. К чёрту, ухожу!
Первый (испуган): Эге-ге! Не!
Третий (нервно): Что, если это возмездие? Как бы свыше.
Первый: С чего бы это ему?
Третий: Не знаю.
Первый: За какие такие? Нет, никаких особых...
Третий: Да уж прямо.
Первый: Никаких! За что, за что?
Третий: Откуда я.
Первый: И я не.
Третий: Вот так и живём.
Пауза.
Первый: Поймите, в моём положении! Пу! Фу! Ау-у-е!
Третий: Харк! (После паузы, с энтузиазмом.) Оппань-ки мои! Великолепный, великолепный замысел как будто...
Первый (скептически): Знаем. Опять толкаться...
Третий: Толкаться? Скажите... Да не хотите – не надо.
Первый (понял, что ошибся): Нет-нет! Я...
Третий: Мне-то. Буду я ещё. Мне-то!
Первый (заверещал): Сорри ай эм!
Третий: Сам толкайся на том свете! Ему как лучше хотят, а он...
Первый: Ай донт! Угу-гу! Бу-у! Фэнкс! Х-а-р-о-у!
Третий: Харк-харк!
Первый (полная истерика): Ум! Пум! Мум! Зи-и!
Третий: Ай, да ладно! Ладно! (Пауза.) В общем, надо... Как же там... (Растерялся.) Харк! Мозгом – пли! Пли!
Первый (тревога): Ох! Аф! Тац!
Третий: Что за напасть... Мозгом – пли! Дьявол! Замысел-то вроде был ничего...
Первый (паника): Ко! Донт гив ап!
Третий (борьба продолжается): М-м-м... Р-р... Вот... Вот она... (Падает без сил.)
Первый (плачет): О-о-о! Н-я-я!
Третий (с трудом встаёт): Вот... вот... Хотите... сесть на ящик?
Первый (потрясение): Это... это же... это было бы божественно...
Третий (берёт старый ящик и ставит его возле Первого, затем торжественно): Садитесь!
Первый (рыдает от перенапряжения): Мя-мя! (Кое-как садится на ящик)
Третий (гордо): Вот так!
Первый (в упоении): Да... Вот это да...
Третий (очень гордо): То-то.
Пауза.
Первый (немного освоившись, очень робко): А это... дальше-то что?
Третий: Сели?
Первый: Сел...
Третий: Ну вот.
Первый: Вэл вэри. А потом?
Третий (удивлённо): Потом? Что – потом?
Первый: Потом-то что? Дальше?
Третий: Потом? Понятия не имею.
Первый: Но...
Третий (запальчиво): Позвольте! Вы что, хотите сказать, что положение ваше не изменилось? Вы что, смеете утверждать будто бы всё так же, как прежде?
Первый: Да нет, я...
Третий (въедливо): Так же, как прежде – или не так же, как прежде? Так или не так?
Первый: Не так.
Третий: Вот! Да, на первый, поверхностный взгляд невзыскательному, неглубокому уму может показаться, что всё так же, как прежде – но на самом-то деле... Лучше! Лучше! Как прежде, но лучше, чем прежде! Лучше ведь?
Первый: Лучше, конечно лучше...
Третий: Ещё бы не лучше! Ещё бы!
Первый: Э-э-э... Позвольте внести некую. Дело, однако, в том. Нет, я конечно. Я согласен – лучше. Лучше, чем прежде. Много лучше. И в тоже время, ежели подползти с другой, так сказать, боковины, то немедленно обнаружится, что положение моё, несколько изменившись с чисто внешней стороны, с внешнего, скажем так, аспекта, практически абсолютно не изменилось в целом. И выходит – то, что изменилось, по сокровенной сути своей вовсе не изменилось... Лучше, конечно же, лучше! Но ведь если то, что изменилось, почти и не изменилось... то значит, ничего не изменилось!
Пауза.
Третий (тихо): Это просто наглость.
Первый: Отнюдь. Вы вдумайтесь: я застрял. Сев, благодаря вам на ящик, я, бесспорно, улучшил своё мироощущение – по меньшей мере, в данной мизансцене – и тем не менее, я как и прежде, являюсь застрявшим. Так о каких же глобальных изменениях может идти речь?
Третий: О глобальных? Речь не шла о глобальных! Я вовсе не претендовал на глобальность.
Первый (раздражённо): Да сколько же мне тут сидеть, на ящике вашем? До окончания века мне тут сидеть?
Третий: При чём тут я?
Первый: До великого затмения звёздного мне тут сидеть?
Третий: Я-то при чём тут?
Первый: Пока хляби из гор не выйдут?
Третий: Я-то в чём виноват?
Первый: Пока песок из небес не посыпется?
Третий: Можно подумать, что я некий злой гений, этакий Люцифер из Мелитополя, который злобно обрёк вас на застряние!
Первый: Пока моря в реки не вольются?
Третий: Я просто проходил мимо!
Первый: Пока скалы в окна не постучатся? Пока пастухи коров дрючить не начнут?
Третий: Да я... Я шёл... (Испуганно.) Куда же я шёл? Куда?
Первый: Пока то не станет этим?
Третий: Куда? Неужели опять?
Первый: Я – застрял!
Третий: Я – шёл!
Пауза.
Всё равно уйду! Всё равно!
Первый: Не надо...
Третий (растерянно): Куда же вот только... Всё равно! Немедленно уйду...
Первый: Я виноват, виноват! Я... нарушил этические нормы. Конфуцианство... Дрейбель... Я вышел за пределы дозволенного... Каюсь! Но поймите же – в моём положении! А-пу-фу! Хо!
Третий: В его положении. Только и слышу. Да вы можете понять, что я вот ни столечко...
Первый (услужливо): Могу!
Третий (недоверчиво): Точно можете?
Первый: Так уж тут-то.
Третий: И никаких претензий? И никаких обид?
Первый: Какое там!
Третий: Ну, стало быть, так. Отрицаете, стало быть, возмездие?
Первый (твёрдо): Никаких особых.
Третий: Никаких особых. А если подумать, вспомнить? Вдруг это лишь кажется, что никаких особых? Покопайтесь! Поройтесь! Мозгом – пли!
Первый: Нет, не знаю. Жил как жил – жил не тужил – как жилось, так и жил. Плевал себе в потолок.
Третий: Стоп, машина! В потолок-то плевали? Харк-харк?
Первый: Кто в потолок не плевал? Все харк-харк в потолок.
Третий: Да, потолок – он, да.
Первый: Решительно не могу. Никаких особых.
Третий: Все мы не ангелы!
Первый: Ну, в потолок.
Пауза. Снова довольно отчётливо слышно, как шуршит метла.
Третий (напряжённо, начинает кружить вокруг Первого): Вспоминай, вспоминай.
Первый: Чего вспоминать? Кого? Куда? Где?
Третий: Вспоминай.
Первый: В потолок вот... харк-харк.
Третий (напряжённо): Вспоминай. Всё вспоминай. Полезно вспоминать. Пригодится в дороге.
Первый: Аок... ей-богу, аок... Как-то и.
Третий: Вспоминай, если можешь. Вспоминай, пока можешь.
Первый: Ну, позвонил как-то без монеты. Ну, не дал кому-то закурить как-то. Прикурить тоже как-то не дал, торопился куда-то. Как-то. Бросил окурок мимо урны. Загрязнил окурком окружающую. Ну... Как-то.
Третий: Вспоминай.
Первый: Перешёл улицу не там, где положено. Не дал денег нищему. Не дал денег в долг. Не вернул вовремя долг. Ну. Зарядку не сделал утром. Как-то.
Третий: Весь растворись в воспоминаниях.
Первый: Не уступил место в транспорте какому-то бодрому кадаверу. Как-то.
Третий: Пей их. Захлёбывайся ими.
Первый: Ну, ехал как-то куда-то. По неким делам. Все талоны передают. Пробей, пробей, пробей. Пробиваю. Ещё передают. Пробей, мол, да пробей. Пробиваю. Пробил, наверное, штук двести. Ещё передают. Пробей, мол, плииз, да ещё и передай. Плииз, мол. Надоело! Отошёл, встал у окна. Живите сами, как знаете. Как-то.
Третий: Жри их. Хавай. Втягивай.
Первый: Ну. Так всё как-то.
Третий: Вспоминай.
Первый: Не почистил как-то обувь. Не стал как-то читать газету. Сделал вид, что не узнал знакомого. А может быть, и в самом деле не узнал. Как-то. Плюнул с моста в реку. Сказал кассиру, что нет мелочи – не облегчил ему, то есть, ей – тяжёлый труд. Как-то напился, блевал.
Третий: Всё забей воспоминаниями.
Первый: Несколько раз вмазывался. Как-то. Не очень люблю траву. Никогда не любил вдуваний, есть в этом что-то гомосексуальное. А если с бабой, так сразу встает на неё. А она, может, жена друга. Как-то.
Третий: По всем полочкам, по всем коробочкам. По всем ящикам.
Первый: Первый раз кончаю довольно быстро. Как-то. Не был во Владимире. Как-то. Не поздравил приятеля с днём рожденья. Как-то.
Третий: Затарься ими.
Первый: Не люблю ничего убирать. Как-то. Не вернул Бодлера в библиотеку. Как-то. Пару раз был за границей. Как-то.
Третий: Вспоминай.
Первый: Ничего не умею делать руками. В жопе они у меня. Как-то.
Третий: Препарируй воспоминания.
Первый: Никого не убивал.
Третий: Распни их.
Первый: Не крал ничего существенного. Никогда! В принципе, не желал ближнему того, чего не пожелал бы себе.
Третий: Ебись с ними. Засаживай им!
Первый: Не желал жен ближних своих, тем более что они все какие-то... Как-то.
Третий: Не спеши. Не торопись.
Первый: Не люблю рыбьи головы. Как-то.
Третий: Всё пригодится, всё в дело пойдет.
Первый: Не люблю восточные дела. Не очень-то доверяю Западу. Не верю больше в то, во что верил раньше.
Третий: Всё важно. Всё имеет значение.
Первый: Не верю больше в Йоко. Как-то.
Третий: Пусть ничто не покажется тебе незначительным.
Первый: Не знал, что ещё способен на безумие. Никогда не принимал всерьёз панков.
Третий: Вспоминай. Воспоминания роятся вокруг, всё наполнено ими.
Первый: Не верю шестидесятникам. Как-то.
Третий: Вспоминай. Ройся. Закапывайся.
Первый: Не знаю, чего хочу.
Третий: Погрузись. Нырни с головой.
Первый: Не думал, что смогу полюбить блины. Не знал, что умею целовать руки. Не умею сдерживаться. Не жалею об этом. Ни о чём не жалею.
Третий: Всё, всё вспоминай. Древнюю афишу, листок с телефоном.
Первый: Не доверяю чужому опыту.
Третий: Старый билет на электричку, которая давно ушла или так и не пришла.
Первый: Не люблю сразу соглашаться.
Третий: Пробка в кармане.
Первый: Не умею водить машину.
Третий: Засохшая грязь на свитере.
Первый: Не умею играть в преферанс. Не думаю о завтрашнем дне. Не люблю ходить на кладбище.
Третий: Всё, всё! Кто знает, что будет потом!
Первый: Не люблю много стихов, не люблю Жванецкого, терпеть не могу итээровскую культуру, не люблю сдавать посуду, не хочу много денег, не хочу мало денег...
Третий: Только воспоминания! Только воспоминания!
Первый: ...не люблю гладить брюки, ненавижу чистый спирт, не сказал прохожему, как пройти на набережную...
Третий: Вспоминай! Вспоминай! Вспоминай!
Первый: Не люблю бритоголовых женщин, не видел северного сияния, не знаю идиш, не знаю иврит, не был на том свете. Не! Не! Не! Ещё – чего-то там не!
Третий: Вспоминай! (Спотыкается, падает.)
Первый (смеётся): Как-то раз был в универсаме. Стоял в очереди за курами. Ну, за мной стояла молодая женщина, видимо, чья-то мать. Как-то. Куры кончились. Как-то. Я взял последнюю. Как-то. Курица имп. Ну, женщина плакала, всхлипывала, размазывала по щекам тушь, закатывала русалочьи глаза, кривила в бессильной гримасе красивый, вкусный рот. Как-то. Пожалел её, пригласил к себе. Ну, угостил коньяком, включил джаз. Как-то. Она отогрелась, отошла, развеселилась, разомлела. Как-то. Ну, стала покачиваться в такт музыке, смеяться, играть ладным телом. Как-то. Ну, схватил её, поднял, раздел, жадно взял три раза подряд. Ещё и кончил в неё, хотя ей, вроде, было нельзя. Как-то. Выгибалась, прижималась, впивалась, крутилась, стонала. Как-то. Совершенно озверел от похоти, бил её по лицу, подсовывал под пухлую попку курицу в самый последний момент. Как-то. Но, курицу ей так и не отдал, правда, она про курицу и не говорила больше, может, не очень-то ей нужна была курица, может, она и не мать ничья. Как-то. Как-то. Как-то. (Пауза.) Нет, в моей жизни не было ничего примечательного!
Третий (что-то вспомнил): А!
Первый: Ничего из ряда вон.
Третий: Меня вчера две женщины изнасиловали. В парке, среди бела дня. Уж я кричал, звал на помощь – никого.
Большая пауза.
Первый: Нет. Никаких особых.
Третий (вскакивает): Как, как вспомнить тот день, когда всё началось?
Первый (устало): Кахс.
Третий: Явно было утро! Не могло его не быть!
Первый (недовольно): Туе.
Третий: Встал... сходил в туалет! Помылся! Завтрак! (Растерянно.) Что же я тогда ел?
Первый (саркастически): Бус!
Третий: Сосиски и картошку? Яйца и салат? Чай с пряником? Ничего?
Первый (зло): Ос…
Третий: Что же происходило через два часа после завтрака? Через три часа? Через семь, через одиннадцать часов? Через день? Через вечер? Через двое суток? Через полтора года? Через пять лет? Через полжизни.
Первый (резко): Софс.
Третий (раздражён его ответами): Харк!
Пауза.
Первый (сжав руками голову, раскачивается на ящике): Шло и шло, тянулось и тащилось. Тащилось и растаскивалось. Но я хотя бы! Хуже. Лучше. Так себе. Депрессняк. Риторические вопросы. Где попало. Кто угодно. Без остановки. Всё равно. Но – шло!
Третий (кричит): После завтрака прошла жизнь!
Первый (горячо): Шёл, помню, через ручей! По камням прыгал! Крокодил внизу пасть разевал! Как не упал? Шёл, помню, по поребрику! Огромная лужа! В длину восемьсот, в ширину триста! Как не упал! На сосну залез! Ветер! Верхушка качается! Ветви скрипят! Как не упал?
Третий (бессильно): Попробуй, найди окурок в лесу!
Первый: С приятелем-пьяницей забрались на строительные мостки! Кричали оттуда что-то! Ссали вниз! Философствовали! Как не упали?
Третий (яростно): Мозгом – пли! У-у!
Первый (горячо, бурно): Из кухни на балкон перебирался! С чьей-то смертью целовался! Чью-то жизнь в зад пинал! За шершавую, за стенку, двумя пальцами держался! Как же, как же не упал?
Третий (хрипит): Пли... Пли... Пли...
Первый: Шло!
Пауза.
Прожил с какой-то бабой два дня. Два дня из постели не выпускала. Кормила, поила, ноги мыла. Только успею перекурить – снова лезет, ногу сверху забрасывает. Скука! Лежу, смотрю по сторонам. По стенам плакаты развешаны – Пугачёва, Боярский, «Машина», цацки всякие, домашняя газета с дурацкими хохмами – приезжали знакомые из Таллинна, вместе учились, газета на память. Красивая, вообще-то, ничего лишнего, всё время старается, всё время делает со мной чего-то. Хищные руки, змеиный рот, нежные губы, сладкий язык. Говорит – не умолкает: институт – работа – забота – зарплата – квартплата – премия – валюта – больше получить – трудно стало жить – уехать – выйти замуж – родители – цены – пойти в кооператив – не пойти – по выходным за город – природа – сослуживцы – недавно ездили – хорошие места – пляж – река – заниматься любовью в воде – сосны – там хорошо. Знаешь эти места? – Да. – Там здорово, правда? – Да. – Вот фотография, посмотри. Несколько человек на щербатом бревне. Мутная река. Тупые улыбки. Чья-то рука на чьём-то бедре. Оттопыренные плавки. Выходной. Хорошее настроение. Природа. Отдых. Шашлыки. Рыбалка. Гитара. Вино. Секс в палатках и в спальных мешках. У одного типа шампур в зубах. Джигит! Потом – назад, в забитой, душной электричке, завтра на службу, есть, что вспомнить. Рюкзаки. Удочки. Лицом в затылок провонявшего палаточным бытом попутчика.
Третий (очень устало): Пли...
Первый: – Давай, съездим как-нибудь туда! – Давай. – А ещё можно к Татьяне на дачу, помнишь, я тебе о ней рассказывала? – Да-да. – Хочешь яблоко? – Хочу. Тут она смеялась, это ведь страшно смешно, когда человек, с которым ты трахаешься, хочет яблоко. Сейчас принесу. Приносит. – Это Татьяна привезла, у неё на даче роскошный сад. – Сад это дело. – Хочешь из моих рук? – Можно...
Третий: Думал – обойдётся, пройдёт, пронесёт как-нибудь. Думал – остановится как-нибудь дождь!
Первый: Пихает мне в рот яблоко. Кусаю. Давлюсь. – Вкусное, правда? – М-м-м...
Третий: Кто-нибудь остановит как-нибудь. Не остановился! Не прошло! Не пронесло! Не обошлось!
Первый: – Давай, ты в меня войдёшь, а потом яблоко доешь... – Лучше я сначала доем, а потом уж войду. Надо же подкрепиться перед боем! Смеётся. Счастливый женский смех. Смех её возбуждал – страшное дело! Прижмётся, дышит, лижет, кусается, что-то шепчет, меня теребит всего, глаза безумные!
Третий (в отчаяньи): Мозгом... Пли! Пли! Ну, пли же!
Первый: Стараюсь не слушать, рассматриваю её крупным планом, Рот. Губы. Язык блестящий, влажный шевелится перед глазами. Слова где-то там, сбоку. Доходил до высокой степени отстранения. Потом, ясно, не выдерживал – она как-то обволакивала меня, меня било током, горячей волной, я заводился, набрасывался, терзал её, мял, вдавливал в стенку – соски, плечи, подмышки – уже всё равно! Иду в ванную – настигает и там, не даёт помыться, гладит, ласкает, тянет мокрого в постель. Любовь! – Ты как хочешь? На коленях или сбоку? – Сбоку. – Вот так? – Да. – Войди немножко поглубже. – Сейчас. – Да! Да! Так чудесно! Знаешь, давай, я сейчас кончу, но ты не уходи, побудь во мне ещё, а потом мы вместе кончим! – Ну, давай. – О, какой ты! – Да, я. – Только не спеши! – Я не спешу. – Хочешь, я повернусь? – Повернись. – Так хорошо? – Да. – Ты стал такой большой! – Я. – Сейчас вот здесь побудь... и ещё! и ещё, а потом сразу войди поглубже и посильнее, ладно? – Ладно. И так два дня подряд! Два дня! Мог Землю несколько раз облететь, увидеть мир!
Третий (истерично): Нет, не мог! Не мог! Ничего ты не мог!
Первый: Мог!
Третий: Нет, не мог!
Первый: Мог! Эх, чего только не было: сумасшедшие праздники в раздолбанном дворе, бабл-габл, черешневые косточки в любимой сумке, полуночные забавы в старом городе! Остров, когда-то открытый мною! Почему бы, чёрт возьми, не вспомнить об этом!
Третий: А я вот не помню! Я не могу вспомнить!
Первый: А я могу!
Третий: Ты... Ты... Ты заморочил меня, сбил с панталыку!
Первый: Но ведь я – застрял!
Третий (в бешенстве): Харк! Куда-то я шёл! Была, значит, цель! А теперь, из-за тебя, я забыл, куда иду!
Первый (смеётся): Забыл... А ты – мозгом, мозгом!
Третий (гневно): Харк! Харк! (Мечется вокруг.)
Первый: Пли! Пли!
Третий (злобный рев): Зу-у-у! Я ухожу! Сиди тут один!
Первый (испугался): Эй! Ты не оставишь меня одного! Ай донт! Не покидай меня! Всё равно же ты забыл, куда тебе надо!
Третий: Да, я забыл! Но я – уйду, назло всем!
Первый: А как же я? Ведь это я! Как мне быть, одному, в моём-то положении?
Третий: В твоём положении? (Хохочет.) Ты скажи это ветру! Бродяге-ветру, когда он прилетит сюда! Ты скажи ему: «Ветер! Пойми, в моём положении!» И ветер поймёт тебя, вот увидишь! Он поднимет тебя высоко-высоко вверх, он потащит тебя над полусонным, мерно дышащим во сне городом! (Хохочет громче.) И ты... ты посмотришь вниз и ты изумишься, ты увидишь все эти милые глупости Бытия! Ты – восхитишься! Ты – учуешь гармонию! Ты почувствуешь шанс! Шанс! (Задыхается от хохота.) Ты захочешь обнять лежащее внизу сонное великолепие, одухотворить его, воплотить, приумножить! Но ветер – старый, хитрый мельник, колдун, обманщик и сват! – он потащит тебя ещё выше! И все эти смешные, милые глупости Бытия, трогательные в своей беззащитности, станут ещё игрушечное, ещё меньше! Ты увидишь, как исчезают они, растворяются, размываются... (не выдерживает и падает от смеха) превращаются в новые узоры, которые уже не ласкают взор, а, напротив, пугают своим непонятным, диким смыслом! И ещё ты увидишь, что нет тебе места в этом буйном вселенском веселии – э, немножко пониже, самую малость, чтобы вновь всё различать и радоваться увиденному. Ветер, ветер, давай спустимся чуть-чуть пониже! Но не тут-то было! Ветер вроде бы совсем позабыл о тебе, он не слышит, он не понимает, харк-харк ему на тебя! (Смех достигает апогея, Третий бьётся, как в припадке.) Впрочем... тут ещё был бы возможен удачный поворот темы... благоприятное её разрешение... если бы... если бы ветер не разжал лапы! Вновь приблизятся знакомые узоры, но ты уже не почувствуешь благословенной гармонии! Падая, ты только успеешь зафиксировать быструю смену пейзажа... и даже успеешь крикнуть кому-то... никому! «Поймите... в моём положении!» Ха-ха... ха-ха-ха!
Первый (растерянно): Я читал о чём-то подобном... в книгах...
Третий (встаёт): Мне таких книг читать не приходилось.
Первый (жалобно): Не уходи! Не покидай меня! Донт! Я же застрял! Я – застрял! Застрял!
Но Третий уходит. Нарастающее шуршание метлы.


Картина 2

Прошло некоторое время. Там же. Первый по-прежнему «застрял». Но есть и некоторые изменения: к ящику, на котором он сидит, приставлены другие ящики – получилось что-то вроде ложа; появились различные предметы домашнего обихода – посуда, лампа, таз, горшок. Сверху, над «ложем» – деревянный навес с боковыми стенками. Возле Первого стоит молодая женщина. Первый жадно ест.

Первый: Пиво свежее. Вкусно! Старик тоже приносил вчера пиво, но оно оказалось несвежим. Меня даже чуть не вытошнило потом. Хорошо, что я вспомнил один старый способ – задержал дыхание. Обошлось. (Продолжает закусывать.) Вкусно! Да, но где же Старик? Где он?
Женщина: Он не старик.
Первый: Не старик? Ну что ж... Не знаю даже, что и сказать вам на это. Мне он не показался слишком уж молодым. К тому же он воевал – полковник в отставке. Как будто бы служил на Дальнем. Не старик. Странно.
Женщина: Да, не старик. Он – не придёт.
Первый: Не придёт. Почему? Что-то случилось? (Пауза.) Болезнь? (Пауза.) Ну что же. Не знаю даже... Почему вы молчите? Что произошло? (Пауза.) Я – понял! Он не болен, он... просто мёртв. Мёртв! Недаром он напоминал мне одного знакомого мёртвого, я даже как-то сказал ему об этом, а он, кстати, не возражал. Стало быть, он давно был мёртв – и всё-таки приходил ко мне, приносил еду, вот... навес сделал. Он заботился обо мне! Я даже как-то привык к нему... Не могу сказать, что у нас возникла особая, подлинно духовная близость, но всё-таки... Какие разные, однако, бывают мёртвые! (Пауза.) Как же мне быть теперь? Я ведь застрял, понимаете?
Женщина: Теперь к вам буду приходить я.
Первый: Странно.
Женщина: Я буду приносить вам еду и всё, что необходимо.
Первый: Странно. Кто же вы?
Женщина: Я – нечто вроде патронажной сестры. Муниципальные услуги.
Первый: Странно, странно, странно... Как вас зовут?
Женщина: Элен.
Первый: Странно. Не знаю даже, что и сказать вам... Чёрт возьми! В последнее время я приобрёл на редкость скверную привычку: я всё время, сто раз на дню, повторяю одни и те же дурацкие слова. Я всё время говорю: «Ну что ж. Не знаю даже, что и сказать вам на это». Всё время одно и тоже. Я говорил это Старику, редким прохожим, сам себе. Вот и вам... Что это со мной?
Женщина (безразлично): Не знаю. Но я могу у кого-нибудь спросить.
Первый (резко): Спросить у кого-нибудь! Канг! В вашем ответе чувствуется плохо скрытая издёвка, вы попросту отмахиваетесь от меня, как от малого ребёнка (Спохватился, смущённо.) Простите... В моём положении. (Пауза. Фальшиво.) Пак-пак. Стало быть, Старик больше не придёт...
Женщина (терпеливо): Он – не старик.
Первый: Но – почему? Позвольте узнать – почему? Разве я обидел его чем-нибудь? Нет. Я мог быть резок, местами придирчив, мнителен, раздражителен и даже сварлив – но в моём-то положении! А уж если он был чем-то недоволен, то мог бы запросто – уверяю вас! – запросто мог бы сказать мне об этом. Я бы постарался сгладить углы – по мере моих возможностей, разумеется. А он взял и исчез. Мёртв. Что ж из того? Мёртвые ходят. Носят мешки. И он – ходил. Нет, вы чего-то недоговариваете! Пусть что-то произошло, предположим! Но в любом случае он мог, он должен был предупредить меня... дать знать... сообщить о чём-то... поставить в известность – тем или иным способом! Разве не так? Вы так не думаете? Согласитесь, если мы берём на себя определенные обязательства, то наш долг действовать именно в соответствии с этими обязательствами!
Элен (заученно): Далеко не всегда обстоятельства позволяют нам это сделать.
Первый: Да, но разве не должны мы стремиться преодолеть все возможные препятствия, чтобы выполнить намеченные обязательства? Разве не логично – если мы вымоем руки или даже лицо – воспользоваться впоследствии полотенцем?
Элен (заученно): Далеко не всегда уместны подобные аналогии.
Первый: Да, но если в силу каких-то причин мы не в силах больше контролировать ситуацию, то разве не логично хоть в какой-то мере повлиять на её исход и тем самым предопределить хотя бы гипотетически, априори – благополучное разрешение тобою же начатого дела?
Элен (заученно): Далеко не всегда ситуация позволяет влиять на свой исход.
Первый: Да, но помимо доминанты ситуации всегда существуют нравственные аспекты.
Элен (заученно): Далеко не всегда эти аспекты способны оказать влияние на обстоятельства.
Первый: Да, но зависимость ситуации от обстоятельств не может не включать в себя наличие аспектов, как бы являющихся существеннейшим фактором тех же самых обстоятельств – другими словами, обязательство не в меньшей степени влияет на обстоятельство, тогда как аспекты нравственно-этического свойства формируют де факто истинную, подлинную масштабность ситуации и более того, делают её впрямую зависимой от аспектов, подменяющих, по сути, обстоятельства, преобразующих их в совсем иные обстоятельства, в коих победно доминируют подверженные было несправедливому забвению обязательства.
Элен (поразмыслив, заученно): Далеко не всегда ситуация так легко утрачивает свои первоначальные свойства, даже если некоторые из обязательств преобразовали обстоятельства – к тому же влияние аспектов если и допустимо, как немаловажный фактор на первичных этапах возникновения ситуации, то уж потом возникает новое качество обстоятельств, преобразующих их в принципиально иной уровень, где сами аспекты становятся лишь жалким отголоском некогда существенных обязательств, мало что определяющих в обновлённых – или даже новых аспектах обновлённой ситуации и в её почти абсолютной зависимости от модифицированных обстоятельств.
Первый (растерянно): Да, но...
Элен (заученно): Далеко не всегда...
Первый (растерянно): Да, но...
Элен (заученно): Далеко не всегда...
Первый (растерянно): Да, но... Да, но... Да, но...
Элен (заученно): Далеко не всегда. Далеко не всегда. Далеко не всегда.
Первый пытается что-то сказать.
Элен (заметив его порыв): Далеко не всегда. Далеко не всегда. Далеко. Далеко. Далеко. Далеко.
Далёкое шуршание метлы. Очень большая пауза.
Первый (устало): Ш-ш-ш. Всё-таки я хочу знать, куда он подевался. Я хочу, что бы вы мне сказали. Я требую. Слышите?
Элен (устало): Он – застрял.
Пауза.
Первый (поражён): Как это – он застрял?
Элен: Примерно так же, как и вы.
Первый: Как я? Не знаю, не знаю даже.
Элен: Застряли многие. Уже открыто говорят об эпидемии.
Первый (в ужасе): Эпидемия? Она-то откуда взялась?
Элен: Этого пока никто не знает. Застрявших очень много, с каждым днём их всё больше и больше. Разве вы не заметили, что число прохожих резко сократилось?
Первый: Я как-то не обращал...
Элен: Подлинные масштабы эпидемии ещё неизвестны. Неизвестно также – эпидемия ли это? Но если это – всё-таки эпидемия – а это, видимо, всё-таки эпидемия – то ясно одно – распространяется она всё шире и шире. Множественные случаи наблюдаются не только в нашем городе.
Первый: Не знаю даже... Что же говорят специалисты?
Элен: Специалисты в основном разводят руками. Да и можно ли их считать специалистами? Ведь подобное происходит впервые. Правда, академик Винтельман проводит аналогии с «Носорогами» Ионеску и также с Камю, но его никто не слушает, кроме аккуратных, восторженных старушек.
Первый: Винтельман? Не слыхал я о таком... А если все застрянут? Что – тогда?
Элен: Не знаю.
Первый (тревожно): Вам-то хорошо так говорить...
Элен: Не следует поддаваться панике.
Первый: Поймите, в моём положении... Да-а, стало быть всё значительно серьёзнее, чем я думал... много застрявших... не один я такой. Они-то как? У них тоже есть крыша над головой? К ним ходят? Кормят их?
Элен: Обязательно. Муниципальные услуги оказываются всем, кто в них нуждается.
Первый: Всё за счёт муниципалитета? Откуда же взять такую кучу средств?
Элен: Выручают частные пожертвования. Многие деятели культуры... Знаете Мадонну?
Первый: Как же, конечно...
Элен: Так вот, Мадонна ушла в тибетский монастырь и завещала все свои деньги Фонду застрявших.
Первый: А другие звёзды? Брюс Спрингстин? Шевчук? Стинг?
Элен: Не знаю. Они ещё не ушли в монастырь.
Первый: Вот ведь что делается. А я совсем отстал. Застрял и отстал.
Элен: Не стоит так расстраиваться.
Первый: Не знаю даже, что и сказать... (Порывисто.) Послушайте, Элен...
Элен: Да?
Первый (истерично): Да не знаю я! Что вы хотите от меня услышать? Что я могу сказать? Я – застрял! Я сижу здесь. Я смотрю по сторонам. Я сплю. Я... Да, площадь неплохо просматривается. Да, можно сказать, что мне ещё повезло, мог бы застрять в каком-нибудь смрадном красно-кирпичном тупике.
Элен: Вот именно.
Первый: Я понимаю, понимаю. Только ведь и здесь не сахар! (Пауза.) Вчера я видел, как на площади дрались хиппи. Это так поразило меня – разве хиппи дерутся?
Элен: Может быть, это были не хиппи?
Первый: Нет, это были хиппи, я знаю. У меня был один знакомый хиппи, из Литвы. Он проповедывал вселенскую любовь, ел суп из крапивы и двигался ханкой. Ещё он развёл в моей квартире вшей, я еле от них избавился. Потом его убили в тюрьме. Нет, это были хиппи, старые матёрые хиппи. С пацификами, с матерчатыми сумками, с заплатами. И они дрались. Я крикнул им – «Перестаньте! Что вы делаете?» Видимо, они не услышали меня и продолжали драться дальше, пока один из них, самый маленький, не упал на асфальт. Кровь хлынула у него из горла мощным фонтаном, метров эдак на двадцать вверх. Только тогда они перестали драться и потащили маленького куда-то, может быть, в больницу. Они волокли его за ноги, а он ударялся головой об асфальт. Длинные чёрные волосы были перемазаны кровью. Красное, чёрное. А на днях кто-то разбил арбуз. Я задремал было днём, а когда проснулся, то увидел разбитый арбуз. Красное, чёрное, зелёное. К вечеру арбуз съели крысы. Я видел, как они жрали арбуз и пищали от удовольствия. Я видел это! Я даже стал беспокоиться – вдруг они потом придут сюда, ко мне, но пока что Бог миловал. Мне ещё только крыс! (Пауза.) Ужасно, Элен, всё это ужасно. Я уже не говорю о. (Пауза.) Ну, а что ещё происходит в мире? Что там пишут в газетах?
Элен: В газетах пишут о разном.
Первый: Например? Я ведь ничего не знаю. Старик – не старик иногда приносил мне газеты, но какие-то старые, несвежие, грязные...
Элен: Я принесу вам новые газеты.
Первый: Надо же что-то читать, о чём-то знать, быть готовым к чему-то... Вдруг скоро начнется парад планет! И что тогда?
Элен: В газетах много пишут о смерти гангстера...
Первый: Так, так...
Элен: О теории двойного народонаселения, о трудах профессора Бурзуха... О птице, сжёгшей Землю...
Первый (потрясённо): Теория двойного... птица…
Элен: И ещё о Сэре Френсисе и о Шотландской Королеве...
Первый: Сэр Френсис? Кто он такой?
Элен: Вообще-то этого никто не знает. Некоторые утверждают, что Сэр Френсис – это псевдоним одного очень популярного литературного персонажа, жившего в XVIII веке. Многие также считают, что его вообще никогда не было.
Первый (ошарашенно): Чем он занимается, этот Сэр Френсис?
Элен: По-моему... он сражается за честь Шотландской Королевы. Сэр Френсис может находиться одновременно в самых разных местах, совсем недавно он появлялся в Праге, Гренобле и в Новой Гвинее, причём в одно и то же время. Возможно, скоро он будет и в наших краях, его вроде бы уже видели где-то неподалеку.
Первый: Если он заявится сюда?
Элен (увлечённо): Говорят, что Сэр Френсис умеет много самых разных штук. Известно, что он преловко чинит жестяную посуду, декламирует стихи на готском диалекте, учит птиц играть на фаготе, танцует в воздухе джигу и собирает коллекцию бытовой обуви.
Первый (потрясён): Сэр Френсис... Вот это да... Не знаю, что и сказать... Да... (Пауза.) Залаять, что ли...
Элен: Неси свой крест и веруй.
Первый: Ага? Только вот куда прикажете его нести? Вот... извольте... едет машина. Легковая! У шофёра – хмурое лицо! Если разобраться. (Пауза.) Что-то голова. У вас нету таблеток каких-нибудь?
Элен: Я просто проваливаюсь куда-то.
Первый (недовольно): Куда это вы проваливаетесь? (Пауза.) Болит голова! Нужны таблетки!
Элен (спохватившись): Да-да, кое-что есть. Вот, пожалуйста. Я ведь сразу должна была узнать о вашем самочувствии!
Первый (тоскливо): Да вы просто издеваетесь.
Элен (деловито): Скажите, а кроме того места, которым вы застряли, у вас больше ничего не болит? Панкреас? Желудок? Печень?
Первый: Никакое это вам не место! Нога!
Элен: Сердце? Грудина? Почки?
Первый: К чёрту! К чёрту!
Элен: Как вы спите? Давление? Хотите, я смеряю вам давление?
Первый: Поймите же вы... в моём...
Элен: Пульс? Гемоглбин? Как со стулом?
Первый: Кстати, старик выносил мой горшок! А что теперь?
Элен: Теперь это буду делать я. Ой, подождите минуточку... (Отбегает в сторону и садится на корточки.)
Первый (в ужасе): Что же это вы делаете?
Элен (возвращается на прежнее место): По-маленькому захотелось. Что же тут такого?
Первый (понуро): Конечно, чего уж там... Меня теперь стесняться нечего... застрял – так что уж теперь...
Элен: Напрасно вы так. Муниципалитет позаботился и об этом.
Первый: О чём ещё он там позаботился?
Элен (несколько смущенно): Ну... Никто не забывает о вашей половой принадлежности... Вот я о чём...
Первый: Э, да я сам уже забыл об этом... И при чём тут...
Элен (более уверенно): Ведь для этого я и пришла. Проверить самочувствие, узнать о ваших потребностях. Ведь даже если человек застрял, он не должен забывать о... Нет, не так. Даже в условиях дискомфорта... Тьфу, как же там сказано? Вот, вспомнила! Даже в условиях дискомфорта каждый должен получить максимум комфорта!
Первый (растерянно): Не знаю даже, что и сказать...
Элен: Тут и говорить-то не о чем! Всё очень просто. Я – должна выполнять любую вашу просьбу. Понимаете, любую! Вам надо только сказать. Кто знает, сколько времени вам ещё предстоит тут провести?
Первый: Что ещё я должен сказать?
Элен: Вот чудак! Да неужели не понятно?
Первый: Отстаньте вы! Мне не до глупостей ваших!
Элен: Заставить вас, конечно, никто не в силах. Но целесообразность... Короче, это для вашего же блага. Многие, кстати, соглашаются.
Первый: Многие? Так вы что же...
Элен: Приходится, что же делать. Патронажных сестёр пока значительно меньше, чем застрявших.
Первый: Идиотство! Что вы несёте? Ей-богу, со Стариком мне было значительно проще, спокойнее. Я уже подуспокоился, обжился малость... В моём-то положении!
Элен: Причём тут ваше положение? Есть разные способы. Разные позы. Разные методики. В крайнем случае, можно просто рукой.
Первый: Покорнейше благодарю! Ногой, случайно, не практикуете?
Элен: К чему это упрямство? У меня не так уж много времени.
Первый: Не знаю, не знаю даже что и сказать вам на это.
Элен: Я могла бы привнести элемент индивидуального подхода... Не просто так... а как бы именно для вас... Для тебя.
Первый: Рукой!
Элен: Не стану скрывать... чем-то вы симпатичны мне. С вами интересно. Я ведь молодая совсем и почти ничего не знаю. Мне всего-то 18 лет. Или 19.
Первый: Не знаю даже...
Элен: Вы, похоже, много чего повидали в жизни. Интересно!
Первый: Да, я повидал.
Элен: Интересно! Я... могла бы влюбиться в вас. Хотите? Тогда я стала бы приходить почаще, а вы бы мне чего-нибудь рассказывали. Вы ведь так много знаете!
Первый: Да, я.
Элен: Расскажите мне что-нибудь! Пожалуйста! А то я хожу весь день, а мне никто ничего интересного не рассказывает. Скучно... Как всё-таки скучно жить!
Первый: Хеди-геди, хеди-геди, хеди-геди мэн.
Элен (нервно): Расскажите мне!
Первый: Не знаю даже... Ну, однажды... я снимал в центре три комнаты анфиладой, с видом на. И всего-то за 30 рублей!
Элен (восторг): Здорово! А что там было ещё?
Первый: Там... много было всякого. Да.
Элен: Ещё, ещё что-нибудь! Ну... вот в каких городах, где вы были?
Первый: Бывал я в городах. Бывал и в деревнях.
Элен: Здорово!
Первый: Да, бывал. Вообще-то все города совершенно одинаковы. Только вот однажды – не помню, где это было – однажды я видел...
Элен (бурное нетерпение): Чего? Чего видели?
Первый: Я видел там... вокзал. Да-да, вокзал! Была ночь и вокзал светился. Много, много стекла. Какие-то горы по бокам. Или – холмы. Представляешь? Всюду люди снуют, такси – идет, идёт жизнь... куда-то. Я встал, как вкопанный, я полчаса, наверное, не мог оторвать от вокзала глаз. Всё смотрел, впитывал... если бы я мог предположить тогда, что потом всё вот так, бездарно... Нет, никогда ничего нельзя предположить. Даже если думаешь, что что-то предполагаешь – то потом выясняется, что ничегошеньки-то ты на самом деле не предполагал... Да и не мог предположить... (Пауза.) Тогда я понял: жизнь – это вокзал, светящийся ночью. Потом мы с приятелем купили у таксиста две бутылки водки. Тёплое стекло, нагрелось за день в машине... (Пауза.) С тех самых пор я полюбил вокзалы. Возможно, я и раньше их любил, но ещё не понимал этого. Так часто бывает. Но тогда, мягкой июньской ночью, любовь моя прорвалась наружу и стала осознанной. Я будто почувствовал, что встречу её на вокзале и меня буквально понесло туда – вопреки логике, здравому смыслу и прочим скучным вещам. И мы – встретились. Мы должны были встретиться. (Пауза.) Стало ли мне легче жить с тех пор? Вряд ли. Любовь – это.
Элен (тихо): А счастье?
Первый: Счастье? Счастье – это глубже. Эти дураки – люди, они почему-то думают, что счастье огромно. Совершенство формы, громкая музыка. Они любят громкую музыку!
Элен (тихо): А вокзалы?
Первый: А вокзал светился, Элен! Вокзал! Ларьки, пирожки, буфеты, целлофановые колбаски с разноцветной жидкостью! Да что говорить... Вот в Риме есть роскошный вокзал – Рома Термини. Какие там просторные сортиры! У меня есть фотография, меня щёлкнули возле вокзала, рядом с арабским магазинчиком, где продаётся дешёвая порнуха. Я смотрю на фото – и мне почему-то кажется, что это вовсе не я. На первый взгляд – это я. В серой куртке, с чёрной сумкой, в джинсах, в коричневых шерстяных перчатках. Но я не понимаю, что это – я. Нет у меня такого ощущения. Может  быть, меня усыпили, быстренько отвезли в Рим, сфотографировали на вокзале – и назад? Хотел бы я знать, кто это занимается такими проказами!
Элен: Как... как вы здорово рассказываете! С ума сойти можно! Честное слово, я влюблюсь в вас!
Первый (неопределённо): Ну что ж...
Элен (смеясь): Не знаю даже, что и сказать вам на это... Да?
Первый: Верно, не знаю даже, что и сказать...
Элен: И вот эта присказка ваша мне ужасно, ужасно нравится! (Грустно) А я вот почти нигде не была.
Первый (безразлично): Прямо уж и нигде.
Элен: Почти. Ну, была в Таллинне. Ну, была в Риге. Ну, была в Вологде. Ну, была в Вятке. Ну, была в Красноярске. Ну, была в Саратове. Ну, была в Муроме. Ну, была в Самаре. Ну, была в Якутске. Ну, была в Чите. Ну, была в Велингтоне. Ну, была в Керчи. Ну, была в Севастополе. Ну, была в Перми. Ну, была в Красноперекопске. Ну, была в Мотовилицах. Ну, была в Горках. Ну, была в Турку. Ну, была в Караганде. Ну, была в Махачкале. Ну, была в Днепропетровске. Ну, была в Рыбинске. Ну, была в Каракалпакии. Ну, была в Ижевске. Ну, была в Саппоро. Ну, была в Ереване. Ну, была в Мехико. Ну, была в Братске. Ну, была в Золотогорске. Ну, была в Хьюстоне. Ну, в Мурманске была. Ну, была в Чопе. Ну, в Монголии была. Ну, была в Новгороде. Ну, была в Челябинске. Ну, была в Северодвинске. Ну, была в Каире. Ну, была в Алма-Ате. Ну, была в... ну, в Москве была. Нет, в Москве не была. Ну, в Ропше была. Ну, была в Харькове. Ну, была в Каспийске. Ну, была в Серебровске. Ну, была в Краснобаде. Ну, была в Горно-Витебске. Ну, была в Чаплыгах. Ну, была в Шамске. Ну, в Тюмени была. И – всё. В Новомосковске не была, в Париже не была, в Вене тоже не была. И в Минске не была. Ну, в Петрозаводске была. Ну, в Сочи.
Первый (обессмыслел): Не знаю даже... Где? Всё! Кто?
Элен: Да ну! Почти нигде и не была. Ну, в Херсоне была, ну, в Одессе ещё была. Ну, во Львове. Ну, в Пярну ещё была, а в Смоленске не была. И в Донецке не была. В Пушкине была, а в Виннице не была. И в Барнауле не была. И в Гомеле не была. Была в Запорожье, в Козловске. В Гадаевске вроде бы была, в Чонге.
Первый (изнеможение): Элен...
Элен: В Иркутске не была, в Баку не была, в Можайске не была. В Таганроге была. В Мелитополе была. В Ровно не была, в Берлине не была. Была в Севилье. В Рейкьявике не была. Мало где я была.
Первый (возбуждённо): Там всюду вокзалы! Сколько вокзалов!
Элен: Мало где я была! И ничего почти не помню! Да и не видела ничего! Гостиница, ресторан, ещё чего-то... Главпочтамт. Так – везде. Всюду так. В Киеве вот была – так что? Четыре дня в гостинице какой-то просидели, телевизор смотрели. Шампанское пили, в тяжёлую бутылочку играли от нечего делать. Скука, скука, скука! Я чувствую иногда, как просто проваливаюсь куда-то.
Первый (осторожно): Видишь ли.
Элен (агрессивно): Почему ты не хочешь, чтобы я втюрилась в тебя? Я не нравлюсь тебе? Я вызываю у тебя отвращение?
Первый: Пойми же ты, наконец, что в моём положении.
Элен (так же): Я умею так сладко целоваться! Я втюрюсь в тебя, вот увидишь. Я почти сразу поняла это... (Взрыв.) Идиот! Что ты молчишь, придурок? Траханая свинья!
Пауза.
Первый (растерян): Да, но.
Элен (спокойно): Далеко не всегда.
Переглядываются и смеются.
Слушай, а ты любишь книги?
Первый (озадаченно): Какие книги?
Элен: Я – очень. Книги – это просто всё! Для меня.
Первый: Книги... Ну да, книги – это вещь.
Элен: Ты, наверное, много книг прочёл. Расскажи...
Первый: Чего уж я только не читал. И то, и это. Вот, помнится, прочёл недавно... Нет, там серьёзные вещи, тебе не понять.
Элен: А вы объясните – и я пойму.
Первый: Там... про жизнь после смерти.
Элен: Так бывает разве?
Первый: Бывает. Я вот тоже думал, что не бывает, а оказалось – бывает. Почему бы и нет? Тут вот на днях ходил один... вроде бы ничего особенного, а он-то – мёртвый! Ходит, разговаривает, делает там чего-то. А эта книга... нет, не знаю, как рассказывать. Не хочу я ничего рассказывать!
Элен: Жалко... А я Томаса Манна люблю. Я всё прочитала, что у нас издавали. Но больше всего мне нравится «Волшебная гора».
Первый (кричит): При чём тут ещё «Волшебная гора»?
Элен: У меня был парень, он мне об этом романе рассказывал. Ещё он языки разные знал. На гитаре учил играть. Нет, я не любила его... Сначала, правда, думала, что хочу его полюбить. Книгу эту прочла. Мы уже переспали несколько раз, а потом вдруг поняли – нет, это нам не нужно, мы вроде как родственники, как брат с сестрой.
Первый: Ага.
Элен: Да! С тех-то пор я книги и полюбила. Меня зовут девчонки на концерт, а я всё дома больше люблю, с книжкой. Вот недавно звали на «Алису», а я не пошла. Что «Алиса»? Кинчев будет петь: «Мы – вместе». Или про шабаш какой-нибудь... А кто вместе? Давно уже никто не вместе.
Первый: Вообще-то песня неплохая, Давно написана была... тогда-то ещё вроде были вместе... а, не помню я уже как там и что... Рок? Рок теперь не тот, что раньше. Позавчера вот «Скорпионс» на площади играли. Конечно... А если разобраться – всё это давным-давно известно.
Элен: Я просто проваливаюсь куда-то.
Первый: Куда это ты проваливаешься? А? (Пауза.) Да-а... раньше помню...
Элен: Хочется вроде бы как можно глубже узнать мужчину. Но всё так сложно.
Первый: Жизнь. Да.
Элен: Я в жизни совершенно ничего не понимаю. Опыта – ноль.
Первый: В жизни вообще никто ничего не понимает. Все только делают вид. Мол, уж кто-кто, а я-то всё знаю, всё я понял, всё рассёк до корня. Враньё! Да, сначала хочется кое-что понять... О! Многое хочется понять! А потом – потом только начинаешь понимать, что и понимать-то нечего. А ещё потом – тогда вот начинаешь понимать, что нельзя ничего понять, даже если хочется. А уж ещё потом – совсем потом! – вот тогда-то только понимаешь, что и не нужно было ничего понимать, а надо было бы жить, как живётся. Да! По сути дела – это и есть философия! Жизнь...
Элен (горячо): Вот и я думаю! Ведь жизнь – она что? Так...
Первый: Видишь ли.
Элен: Мне родители всё твердят – надо, надо что-то там, пора и о будущем подумать. Замуж там за кого-нибудь... А я одиночество люблю – не то чтобы в глобальном смысле, а просто люблю быть одна. Замуж! Один и тот же человек круглые сутки нон-стоп... Что с ним делать круглые сутки? С другой стороны – мне скоро 25. Надо что-то такое придумать... Надоело всё! Родители со своими расспросами – Что ты делаешь? Куда идёшь? Когда придёшь? И ещё политика эта!
Первый (глубокомысленно): Политика разная бывает.
Элен: Да ну! Ведь каждый человек по-своему прав! Разве нет?
Первый: Тут уж.
Элен: Воюют все друг с другом...
Первый: Кстати, как там война? Не кончилась ещё?
Элен: Какая война?
Первый (бурно): Ты что? Большая Азиатская война!
Элен: Я как-то и не знаю...
Первый: Большая Азиатская! Шутка ли сказать!
Элен: Да? Кто там с кем воюет? Для чего?
Первый: Как? Эти воюют с теми! Весь мир уже несколько лет только и говорит... Неужели ты ничего не слышала?
Элен: Может быть, чего-то и слышала...
Первый: Элен, да это же... Не знаю даже!
Элен (безразлично): Надо будет что-нибудь прочесть... (Оживляется.) Знаешь, а я дважды втюривалась. Это такое особенное чувство! Когда я втюриваюсь, меня сразу начинает бить невыразимо сладкая дрожь! Это невыразимо, невыразимо! Один раз я втюрилась ещё в школе... Мы посмотрели друг на друга и меня просто затрясло! Однажды мы легли с ним на мат в физкультурном зале, он так классно вошёл в меня... и тут появилась директриса! Мама дорогая, какие у неё сделались глаза!
Первый: Он что, первый у тебя был?
Элен: Нет, не первый. Но тех, других, я не любила. А он погиб потом. Или это не он погиб, а другой... с которым я занималась любовью в крапиве. Я не любила его, но это было так необычно! Молодая крапива – она так жжёт!
Первый: Да ты просто животное. (Пауза.) Молодая не жжёт.
Элен: Я всегда думала о любви! Важнее любви ничего нет!
Первый: Всё это похоть. Самая обычная похоть, а не любовь.
Элен: Разве это не одно и тоже?
Первый: Истории эти твои... Любовь – это. Тебе что же, больше ни о чём другом и думать не хочется?
Элен: Да, я много размышляю об этом. И ни о чём другом мне думать совсем не хочется.
Первый: Давай-давай, расскажи ещё, как кто-нибудь в тебя вставил! Где-нибудь... в канаве!
Элен: Я просто проваливаюсь куда-то...
Первый (раздражённо): Куда это ты проваливаешься? К чему эти проваливания?
Пауза. Метла.
Элен: Не знаю... Ветер усиливается.
Первый: Нет никакого ветра.
Элен: Ветер усиливается.
Первый: Похоже, будет дождь?
Элен: Раньше я очень боялась, когда дул ветер. Там, где я жила в детстве, дули очень сильные ветры. Они срывали крыши, ломали двери, а иногда уносили целые дома и их находили потом километрах в пяти от прежнего места. Ты не веришь мне?
Первый: Такие ветры только на краю света бывают. Да и то не всегда.
Элен: По-моему, я не была на краю света.
Первый: А я был. Ничего особенного. Нет, сначала интересно – всё-таки край света, это вам не три фунта пера! А потом... всё время ловишь себя на эдакой подленькой мыслишке, всё время она пульсирует, трепыхается – должно ведь, думаешь, должно же быть здесь что-то такое особенное, только на краю света бывающее... что только здесь и можно увидеть... Есть, конечно, кое-что, но в целом... Дома, магазины, рестораны. Парикмахерские и почты. Бани. Люди, как и везде, ходят на работу, на рынок, в кино, женятся, ругаются и отвозят на кладбище себе подобных. Нет, нечего там делать, на этом краю света!
Пауза.
Элен: Хочешь, я расскажу тебе о том, что будет с нами через много-много лет?
Первый (недоумённо): С нами?
Элен: Лет через двадцать-тридцать. Не думай, что многое изменится. Ты по-прежнему будешь сидеть на этом месте, а я буду приходить к тебе.
Первый (недоверчиво): Тридцать лет?
Элен: Да, или – больше, не знаю...
Первый: Тридцать лет просидеть здесь? Ты что же, хочешь сказать...
Элен: Не могу сказать, что я мечтала именно о такой жизни. Но и это неплохо.
Первый: Какое мне дело до тебя и до твоих дурацких мечтаний?
Элен: Не думай, что многое изменится. Да, никто не молодеет со временем...
Первый (в бешенстве): Вот уж воистину...
Элен: ...зато по вечерам ты будешь рассказывать мне о том, что видел днём... Каждый вечер. Я ведь не покину тебя.
Первый (так же): Что я видел? Что я могу тут видеть? Проехавшую «Тойоту»? Не проехавшую «Тойоту»? «Тойоту», столкнувшуюся со старым «Вольво»? Шофёра, у которого снесло полчерепа? Лужу крови? Толпу зевак? Бесконечных прохожих? Стариков, от которых несёт разложением? Женщин и мужчин, якобы убегающих от старости? Шумных мальчишек, торопящихся посмотреть в ближайшем видеосалоне вечный фарс плоти? Пьяных узбеков, сорвавших модную куртку с припозднившегося интеллектуала? Драки? Озабоченные рожи домохозяек? Махину театра с облупившейся краской? Арку отремонтированного дома напротив театра? Урну возле арки? Окурки возле урны? Деревья и кусты – там, подальше, в саду – то зелёные, то жёлтые, то голые? Что, что ещё?
Элен: Разве этого мало? Я в жизни не видела сотой доли того, что ежедневно наблюдаешь ты!
Первый: Ты всю жизнь проходила на своих ногах, а я тридцать с лишним лет сижу на одном и том же месте!
Элен: Чем эта площадь меньше всего остального мира?
Первый: Тридцать лет... ты ходишь везде, где захочешь, а я по-прежнему...
Элен: Тридцать лет я каждый вечер возвращаюсь к тебе!
Первый: Кто просил тебя об этом?
Элен: Тридцать лет!
Первый: Тридцать лет!
Элен: Я уже ничего не могу изменить. Я не могу справиться с собой. Я чувствую дрожь. Учти...
Первый (испуганно): Что ещё? Что ты такое задумала?
Элен: Я подкрадусь к тебе ночью. Ты проснёшься и увидишь меня. Тебя приведет в ужас искажённое страстью лицо самки.
Первый: Э, да у тебя только одно на уме! Ты думаешь только об этом! Ты не способна думать ни о чём другом!
Элен (в бешенстве): Подумаешь, он – застрял! А мне что делать? Почему я должна вечно метаться по этой пропахшей готовкой Земле в долгих поисках любви? Урод! Слюнтяй! Сука! Я тебе устрою сейчас! (Набрасывается на Первого, бьёт его руками, ногами, царапается и плюётся. Первый отбивается. Схватка продолжается недолго.)
Первый (тяжело дыша): Чёрт... чёрт же дернул меня. Пусть в моей прошлой не было, но я.
Элен: А ещё я люблю ходить в кино. Всё равно, что смотреть – лишь бы видеть что-то. Видеть разное, много-много разного. Смотреть, как оно движется, шевелится, дышит, ползёт, стонет. Вспоминать потом, что видела. Рассказывать кому-нибудь об этом – тебе, например. И ещё я люблю, когда мне рассказывают о том, чего не видела я.
Первый: Боюсь, тут от меня будет мало толку.
Элен: Почему? Ты же раньше ходил в кино.
Первый: Не знаю.
Элен: Хочешь, я расскажу тебе про один фильм. Боевик с философским подтекстом, я видела его совсем недавно.
Первый: Фак ю.
Элен: Банда диких черногорцев с окровавленными кинжалами в зубах охотится за стаей саблезубых тигров. В плен к черногорцам попадает молодой американский журналист. Он должен погибнуть, но в самый кульминационный момент появляется главная героиня. Она мчится, обнажённая на белой лошади и спасает американца. У неё кривые толстые ноги, но это только кажется. Она прекрасна, как дух природы. Как сама природа... Я просто проваливаюсь куда-то...
Большая пауза.
Первый: Я устал. Гораздо больше обычного.
Элен: Да, ветер усиливается.
Первый: Не забудь завтра принести мне пожрать!
Элен: Завтра я принесу тебе молока.
Первый: Чудесно, чудесно.
Элен: И хлеба.
Первый: Прекрасно, прекрасно.
Элен: И ещё какой-нибудь еды.
Первый: Искажённое страстью.
Элен: Не бойся, ты не будешь голоден.
Первый: Соли! Не забудь принести соли!
Элен: И соли. И масла. И чистой воды.
Первый: Не знаю, что и сказать вам на это.
Элен: Не надо ничего говорить. (Пауза.) Ветер усиливается.
Первый: Нет никакого ветра.
Пауза.
Элен: Нет, ветер усиливается.
Первый: Похоже, будет дождь?
Шуршание метлы.


Действие второе

Картина 1

Сон Первого (выморок). Там же. Ночное время. Первый спит.

Первый (во сне):
Я – кинокамера, я – чёрное пятно.
Осколок ржавчины, лохмотья лицедея,
Душа травы, каморка великана,
Шнурки албанца и помёт Луны,
Я – водохлёб, строитель и блудница,
Я – серый голос лысого орла,
Сверхускоритель рвоты,
Панцирь мысли,
Пиджак на вырост для кота в мешке
Я... Что такое? Кто там ходит-бродит?
Какого хрена? Хуле надо вам?
В самом деле, возле Первого появилось какое-то странное существо откровенно мистического вида. Вроде бы с крыльями. Назовём его Ангел.
Ангел:
Чирик-чирик. ***к-****ык.
Конгратьюлейшн. Бумс-бумс.
Харк-харк. Хлоп-хлоп.
Первый:
Привет, привет...
Я что-то не врубаюсь...
Ты – ангел?
Ангел Света или Тьмы?
Ангел:
Мы, наверху, в покоях без предела
Понятий этих век не различали.
Первый:
Как? Свет и Тьма есть суть противоборство...
Ангел:
Какая чушь! Весь спектр одинаков,
Одно неотделимо от другого.
Скажи – ты любишь выпить – закусить?
Вот я – люблю.
Ты, кстати, не богат
Хорошей сигареткою?
Первый: Без фильтра.
Ангел: Давай!
Первый: Я их храню в помоях. Чтоб суше были.
Ангел: Мудрое решенье. (Закуривает.)
Похоже на гашиш из Костамукши.
Я был там.
Презабавное местечко: плодятся осы,
Нервно воют волки, а овцы
Варят круглый год кисель...
Но ты – я вижу – занят чем-то важным
Пардон, коль помешал...
Первый:
Я занят, да.
Я угли ворошу
Костра, который так и не зажёгся...
Ангел:
Достойное занятье! Сколь успешно
Продвинулись дела на этом фронте?
Первый:
Да как-то ни черта...
(Горячо.) Мне хочется найти
Свой след на той дороге,
Где луна
Мне освещала путь в сплошную ночь!
Как ноги затекли! (Встаёт, прохаживается.)
Ангел:
Быть может, сменим ритм?
Первый (растерянно): Ритм? Это город на юге Австралии? (Торопливо бормочет.) Она сказала, она сказала... что не выпускает меня из объятий... Ой! Как низко висит люстра! Я опять ударился! (Истерично рыдает.)
Ангел:
Рамка всё же нужна,
Ничего без неё не получится –
Так уж устроено.
Чтобы увидеть суть леса
Надо черту провести.
Первый: А если стать лесом? Сосной?
Ангел:
Тогда ты увидишь то, что видит сосна.
Но не больше.
Первый: А надо ли больше?
Ангел:
Не знаю. Я не лекарь
С пачкой рецептов в портфеле.
Но я знаю, что надо оплачивать всё
Только кровью своей.
Нет тверже валюты на свете.
Первый: В каком банке хранить эти деньги?
Ангел:
Просто в банке
С плотно притёртою крышкой.
Главное – чтоб кровь не свернулась
А иначе – дело труба.
Первый:
Помню, я читал в гороскопе...
Ангел (резко):
Гороскопы – ***ня!
Их придумали для мертвецов,
Для филологов с фигой в кармане,
Для звёзд рок-н-ролла,
Уныло играющих в имидж,
Для любителей некро
И прочей контрацептуры.
Первый: Вот те раз! Поскольку я не отношусь ни к тем, ни к другим, ни к третьим с четвёртыми – значит, мне и здесь ловить нечего? (Дурашливо смеётся.)
Пауза.
Ангел:
Ты всё ловишь свет первородный.
Ты ищешь ключ-чудодей,
Который откроет двери,
К Весне Священной ведущие...
Нет, так не бывает.
Нужно, конечно, что-то иметь,
Но желательно меньше, чем больше.
Вернее – процент с пустоты.
Понимаешь... есть предел для всего,
Только о нём узнаёшь лишь в последний момент,
Когда ударяешься лбом.
Зато
Только тогда
Ты получишь право
Выпилить рамку,
Чтобы в неё поместить
Залив с высокой травой,
Руки природы,
Песок на губах
И сосны в спящем лесу.
Первый: И ещё...
Ангел:
И ещё – что угодно,
Что оплачено собственной кровью!
Понимаешь... Свет или Тьма
Возникают только впоследствии,
А в самом начале – их нет. (Собирается уходить.)
Первый:
Я хотел бы... когда-нибудь
Снова с тобой поболтать...
Ангел:
Это – можно. Вот – телефон мой. Звони.
(Протягивает Первому визитку и исчезает.)
Первый (пытается разобрать написанное на визитке): Два нуля... двадцать... два нуля – двадцать... Два нуля – двадцать... Небесная Канцелярия... А? Что-то было, только раньше, давно. Я помню: всё это шло и шло, тащилось и растаскивалось, растаскивалось и растащивалось. Это я уже проходил. Давно проходил, в самом ещё начале чего-то... Наяву. А сейчас-то я – сплю. Да, сплю. Спу.


Картина 2

Первый на том же месте. Его пристанище стало ещё более «обжитым», появился, например, телефон, а также другие предметы и вещи, символизирующие наши представления о комфорте и стабильной, не слишком уж паршивой жизни. Время от времени отчетливо слышны разнообразные индустриальные звуки, а иногда – пение птиц, мычание, хрюканье, голоса плотской любви, стадные кличи спортивных фанатов, гаммы, долбёжка пишущей машинки, чмоканье шампанских пробок, шершавое чирканье спичек, шелест высохших цветов и, разумеется, многое другое.
Шуршит метла.

Первый (тихо, сонно): Похоже, будет дождь? Портится, портится погода. Где же Элен? Она должна была прийти уже... неужели всё-таки будет дождь?
Появляется Второй. Он тащит на себе мешок чудовищного размера и, соответственно, передвигается с большим трудом.
Э! А ты-то откуда здесь? Ты же умер!
Второй что-то бурчит себе под нос.
Нет, я – рад, ты не думай. Только странно! Я думал – ты совсем ушёл... туда, в то, а ты опять здесь! Что это у тебя такое?
Второй не выдерживает и с грохотом роняет мешок.
Тяжёлая, я смотрю, у тебя ноша. Сядь, отдохни... Расскажи что-нибудь! Мне всё интересно теперь. Сам понимаешь, в моём положении. Нет-нет, я не жалуюсь, всё ведь могло быть и гораздо хуже... Элен... Где же она? Она – неплохая, Элен. (Смеётся) Замучила меня рассказами про фильмы, всё не может забыть какое-то кино... там тигры саблезубые охотятся на черногорцев. И ещё журналист американский, голый... Я даже скучаю, когда её долго нет. Она нравится мне. Только вот что меня всерьёз беспокоит – проваливается она всё время. Постоянно. Ты не знаешь – куда это она проваливается? К чему это проваливание?
Второй (заглядывает в мешок): Подумаешь...
Первый: Вдруг она провалится, когда будет со мной? Да что вообще это такое – проваливаться?
Второй (вытаскивает из мешка какие-то бумаги): Проваливается – и проваливается. Невидаль!
Первый (придирчиво): Сорить бы здесь вроде ни к чему...
Второй (прежнее действие): Подумаешь, проваливается она... Ну и что? Не она одна проваливается. Многие проваливаются.
Первый: Ты я вижу, дока в этих делах! Рассказал бы, объяснил, как тут да что!
Второй (продолжает разбирать содержимое мешка): Дьявол! Нечего тут рассказывать. Куда же я положил... Я сам раньше проваливался иногда.
Первый: И как?
Второй: Никак. (Вытаскивает из мешка большую сумку, вертит в руках и запихивает обратно.) Не то. Проваливаешься – а потом обратно. Вот и всё. Где же эта дрянь?
Первый: Куда проваливаешься?
Второй: Куда-то.
Первый: Что-то ведь происходило при этом... какие-то ощущения...
Второй (глубоко заглядывает в мешок): Никаких особых.... Провалишься – похоже на такую вроде бы липкую пустоту – потом назад. Ага, вот...
Первый: Куда назад?
Второй: Туда. Откуда провалился. Пойдёт. Вроде бы обратно вваливаешься.
Первый: Что же потом?
Второй: Ничего. (Вытаскивает из мешка очень длинную верёвку, наматывает её на деревянную колодку.)
Первый: Как же можно.... провалиться, а потом обратно ввалиться? В конце концов, законы гравитации...
Второй: Пустой разговор. (Залезает в мешок.)
Первый: Слушай...
Второй что-то бурчит из мешка.
Слышишь? Да что там у тебя?
Второй выбрасывает из мешка разные предметы.
Просил же: не сори!
Второй вылезает из мешка. Начинает собирать выброшенные из мешка вещи. Это корзинка, кусок зеркала, пустые обувные коробки, вилка и просто щепки.
Всё-таки как-то странно ты умер. Умер – а прыгаешь взад-вперед. Нет, не умер ты. Не умер. Я говорил.
Второй: Умер. Умер. Как обычно умирают – так и я. Вот если тут подпилить... Умереть, что ли, нельзя... (Рассыпает собранное и снова начинает собирать.)
Первый: Умереть-то можно, я не сказал же, что нельзя. Только вот обычно вроде бы не так...
Второй: А как? (Снова собирает рассыпанное и тут же всё роняет.) Дьявол... Как же по-твоему?
Первый: Ну... умирают-то когда... то уж тогда не встретишь больше... тогда... с мешком тем более таким...
Второй: Прямо уже не встретишь... (Снова начинает собирать рассыпанное.) Я не то что с мешком встречал, а с такими...
Первый: Кого встречал? Мёртвых?
Второй: И живых встречал, и мёртвых.
Первый: Живые – ладно. А мертвые вот... много их что ли? Как они?
Второй: Никак. (Собирает вещи, встает и тут же их роняет.) Сволочь!
Первый: Никак? Мёртвые же... Или они не мёртвые?
Второй: Мёртвые. (Сматывает с колодки верёвку.)
Первый: Куда же они ходят?
Второй: Ходят-бродят. Надо – и ходят.
Первый: Чего они делают?
Второй: Делают.
Первый: Чего говорят-то?
Второй: Говорят. (Продолжает разматывать верёвку.)
Первый: Странно. Мне всегда казалось, что смерть – это смерть, а жизнь – это жизнь. Тебя же послушаешь – то никакой разницы нет.
Второй (связывает веревкой рассыпанные вещи): Умер и умер. Невеликое дело. (Запихивает вещи в мешок.) Имею я право умереть?
Первый (раздражённо): Я тоже, знаешь, повидал виды... Застрянь вот, попробуй! Посиди тут с моё!
Второй (продолжает запихивать связанные вещи в мешок, но они рассыпаются и падают): Умер – значит не жив! (Злобно) Размышлять тут не о чем, обычные, простые вещи!
Первый: Разница, разница-то есть какая-нибудь?
Второй: Есть, вроде... (Вытаскивает из мешка что-то напоминающее телевизор, но не удерживает и роняет. Что-то похожее на телевизор разбивается. Второй тупо смотрит на разломанную вещь и снова начинает собирать разлетевшиеся куски.)
Первый (кричит): В чём же она, эта разница?
Второй: В чём... (Продолжает собирать куски.) Не знаю я.
Первый: С тобой поговоришь... Ну и не надо... Скоро Элен придёт, а там и ночь близко, тихое время. (Разворачивает газету.)
Второй связывает куски «телевизора», потом снова развязывает. Куски рассыпаются. Он берёт несколько кусков, запихивает их в мешок. Сматывает верёвку. Заглядывает в мешок, роется в нём. Вынимает какую-то рухлядь, запихивает назад. Снова роется в мешке.
Второй: Слушай, а у тебя фонаря нет? Мне тут не видно, надо бы посветить.
Первый (независимо): Есть фонарь.
Второй: Дай на минутку.
Первый: Разрядишь мне батарейки...
Второй: Да я быстро. (Берёт фонарь, светит в мешок.)
Первый: Чего там у тебя?
Второй (из мешка, глухо): Да надо мне.
Первый: Для дела, да?
Второй что-то говорит, но слов не слышно.
Чего? Слушай, а вот скажи... Вот такой вот вопрос... как тебе в мёртвых живётся?
Второй (выглянул из мешка, что-то выбросил): Скучно мне. (Снова погрузился в мешок.)
Первый: Ага... А вот раньше – раньше не было скучно?
Второй (глухо, из мешка): Было.
Первый (азартно): А! Так выходит – никакой разницы нет? Так?
Второй (выглядывает из мешка, зло): Да чего ты всё выведать хочешь, чего в душу лезешь? Умрёшь – всё сам и узнаешь. (Снова скрывается в мешке.)
Первый: Умру? Я пока не собираюсь умирать, уж лучше поживу ещё. Хоть и застрял, а всё же поживу. Чего ж не пожить... раз живётся. Между нами... не так уж это всё и страшно, как сначала кажется... хотя есть, разумеется, определённые ограничения. Есть. Ничего уж тут не поделаешь. (Более уверенно) Зато возникает своеобразный взгляд на многие вещи. Особенное такое чувство жизненной дисциплины. Да. Режим своего рода. Да-да, режим. Режим! Важная это штука – режим. Когда режим – то ты не в хаосе, не в потоке бурном живёшь, не фьють-фьють, не порхаешь мотыльком однодневным, не мяучишь бесцельно в пространство, как кошка слепая, безглазая, а рационально, собранно всё делаешь. Отдаешь себе полнейший отчет в каждом действии своем. Вот я. (Пауза) Что я? А я... я занимаюсь многими интересными вещами, как то: смотрю по сторонам – наблюдаю окружающее, а потом... (Эффектная пауза.) потом я фиксирую увиденное! На бумаге! Да! Я веду дневник – потянулся к литературному труду, а уж этого со мной лет сто пятьдесят, как не случалось, со студенческой скамьи, со времён юношеского петинга и прочих смешных штучек. Почему бы и нет! Поработаю ещё какое-то время, а потом – почему бы не принять участие в каком-нибудь эдаком конкурсе? Может быть, и премию дадут, да и вообще... Вот только если бы Элен не проваливалась! Она когда проваливается, то кажется, что остаётся только внешняя её оболочка: глаза расширяются, тускнеют, будто бы не здесь она, а где-то далеко-далеко, так далеко, что не дозовешься её, не докричишься никогда. Пожалуй... так оно и есть. Провал есть провал. Хорошо, что ещё обратно вваливается. И на том спасибо. Я привык к ней, мне без неё никак теперь не обойтись. Что ж, это ведь.
Второй (вылезает из мешка): Держи свой фонарь. Хороший у тебя фонарь. Мощный.
Первый: Фонарь – да. Он, знаешь, такой.
Второй: Ну, ясно.
Первый: Так что живу, как видишь. Поживу ещё. Поживу.
Второй: Так чего ж, если хочется. (Что-то ищет.)
Первый: Поживу. Поживу.
Второй достает молоток, что-то к чему-то прибивает. (Неопределенно.) Амб... хорс... тшу....
Второй – то же действие
Про Сэра Френсиса... чего-нибудь там новенького! Не слыхал?
Второй (с молотком): Про кого?
Первый: Про Сэра Френсиса. Ну! Сэр Френсис и Шотландская Королева... Не знаешь, что ли?
Второй: А-а... (Заглядывает в мешок.)
Первый: Говорят... его в наших краях видели.
Второй (из мешка, глухо): Да, писали вроде... Где же... (Вылезает.) Дай фонарик, а?
Первый: Батарейки не разряди,
Второй: Да я быстро. (Лезет в мешок.)
Первый: Говорят... один военный в отставке даже концы отдал – так разволновался, когда Сэра Френсиса увидел. Или померещилось ему.
Второй (вылезает из мешка): Приходнуло, что ли? (Отдаёт фонарь.) Хороший фонарь.
Первый: Да, мощный.
Второй: Вещь.
Первый: Ну.
Второй: У меня раньше был такой. (Начинает прибивать одну щепку к другой.)
Первый: Сломался?
Второй: Да, там... Собака проглотила... потом светилась она насквозь, а потом прыгнула с балкона и улетела куда-то... Чего он, Френсис этот, хочет? Чего он тут ищет?
Первый: Так он везде, не только здесь. Забавный тип. Фаготы дрессирует, птиц чинит, ну и ещё всякое. Ты чего мастеришь-то?
Второй (достал пилу, распиливает корзину): Да надо мне тут.
Первый: Для дела, да?
Второй (достал сверло, начинает сверлить какую-то железяку): Ага.
Первый: Так что вот так. Так, стало быть, и живём. Не знаешь, дождь будет сегодня? В моём-то.
Второй (стучит молотком – сколачивает доски): Дождь-то?
Первый: Ветер-то усиливается вроде. Так как-то вообще. Скорее бы Элен пришла.
Второй: Это баба твоя?
Первый: Элен, да. Работа у неё... а что делать? Эпидемия, всенародное, считай бедствие. Ничего не попишешь.
Второй: Я вот когда на Кубе работал, то там тоже эпидемия была. (Начинает вбивать гвоздь в железо.) Много народу передохло.
Первый (заинтересованно): Умерли, да?
Второй: Вроде. Не идёт, гадина.
Первый (понимающе): Как ты? Да?
Второй (вытаскивает из мешка рулон бумаги, потом продолжает манипуляции с железом): В общем, похоже. (Залезает в мешок.)
Первый: Понятно. Ты на Кубе-то чего делал? Работал?
Второй (глухо из мешка): Работал. Преподавал им там – электротехнику, физику немного, акушерство. Это ещё в семидесятые было. У них тогда жизнь совсем не налаженная была. Испанский выучить пришлось. Лёгкий язык.
Первый: Легче немецкого?
Второй: Легче. (Выглядывает из мешка.) Куда же я положил? Легче. Певучий такой.
Первый: Скажи чего-нибудь.
Второй: Да ну. Если вот выпить, то тогда... Они там любят выпить. Танцуют часто – карнавалы. Весёлый народ. Добрый. Слушай, дай фонарь.
Первый: Батарейки не разряди, а то знаешь....
Второй: Я – быстро. (Скрывается в мешке.)
Первый (глубокомысленно): Куба.
Второй (из мешка, глухо): Только жарко там. Лететь – долго. Через Исландию.
Первый: Куба. Да, хотелось бы там побывать. Слышать – слышал, а побывать так и не пришлось. Куба.
Второй (вылезает из мешка): Держи фонарь. Классная вещь.
Первый: Фонарь.
Второй: Фонарь, да. Теперь таких не найдёшь, не делают таких. Теперь.
Первый: Авиационный.
Второй: В армии такие были. Дюраль.
Первый: Фонарь.
Второй: Фонарь.
Первый: Куба.
Второй: Там-то... (Возится с верёвкой.) Там-то жизнь сейчас совсем другая.
Первый: Сейчас везде другая. (Зевает.) Чего-то Элен. Да, Куба. Жарко там, а? Скажи, а вот тебе – раньше или даже сейчас – хотелось бы побывать в таком месте, про которое ты слышал, знаешь много, в кино видел, только вот сам ещё не был...
Второй (действие с верёвкой): Не помню.
Первый: Представляешь... оказаться там, в городе каком-нибудь... Ух!
Второй (подходит к Первому): Подержи верёвку. Только сильно держи, натягивай. Пока я не скажу – не отпускай.
Первый: Вот идёшь по этому городу...
Второй (натягивает свой конец верёвки): Крепкая!
Первый: Потом, правда, всё как-то смазывается...
Второй: Сильнее тяни!
Первый (с верёвкой в руках): Да-а... оказаться там, где ты уже был когда-то, но так давно, что... будто и не был. И не разобрать – ты это или не ты, был ты там – или нет. Дома, памятники, улицы – всё ведь на месте, всё, как было от века – замок напротив сада, вон ступеньки, на которых ты старую скамейку присматривал, чтобы на камне не сидеть; вон дворик проходной – старушки, дети, коляски, вон перильца железные, на которые ты покурить присаживался, когда скамейки заняты были...
Второй: Не ослабляй!
Первый: Всё, всё как было – а ты другой. Или нет, ещё не другой, будешь ещё другим, готовишься только стать другим, но уже нет, нет этих нитей, обрывки одни у тебя в руках!
Второй: Тяни! Ещё! Хорош! (Обрезает верёвку, в руках у Первого остается обрывок.)
Первый (с обрывком в руках): Нормально?
Второй: Да. (Заглядывает в мешок и привязывает к чему-то верёвку.) Дай фонарь. (Берёт фонарь, залезает в мешок.)
Первый: А вот ещё: сидел я однажды в гостинице. Жарко. Делать нечего, всё везде закрыто – выходной. Листал журнал, переключал телевизорные программы, сигаретой тыкал в круглую пепельницу – наслаждался как мог, гостиничным комфортом. А потом – выглянул в окно... (Взволнованно). Всё пространство внизу, перед входом, было заполнено большими красными «Икарусами». Они гудели, фырчали, покашливали, их окна сверкали на солнце... длинные блестящие крыши напоминали о диковинных животных цивилизации!
Второй (из мешка, глухо): Куда же она подевалась?
Первый (самозабвенно): Я вдруг отчетливо представил, что мог бы оказаться в каждом из этих автобусов – и мчаться, откинувшись в кресле, и жадно наблюдать меняющуюся панораму мира. Я мог бы быть в каждом из этих автобусов – и во всех сразу! Дух захватывает, как подумаешь о множественности этих вариантов, о возможности своего появления в каждом, в каждом, в каждом!
Второй (глухо, из мешка): Вот... на самом деле лежит... (Грохочет.)
Первый: Меня прошиб пот и заколотилось сердце! Как и тогда, на центральном проспекте – там, где обе его стороны сужаются и можно без труда разглядеть всё, что происходит напротив. День подходил к концу, он безропотно укладывался на своё нагревшееся ложе, уступая дежурство медленно приближающейся ночи. Чего только не увидишь, летом, в это время, на центральном проспекте! Я остановился. Я превратился в чуткую видеокамеру, которая фиксировала каждое движение, каждое слово, взгляды, скрипы, звоны, смех! Многообразная жизнь роилась вокруг, она пронизывала всё и в каждой складке её одежд таилась возможность сделать хотя бы попытку! Как кружилась голова!
Второй по-прежнему чем-то грохочет в мешке.
Знаешь... чего мне не хватает больше всего? Это может показаться странным... мне не хватает возможности пойти и... выпить чашечку кофе. Не потому что я так уж сильно люблю кофе! Плевать на него! Харк-харк! Но вот только эта возможность – встать и идти, идти по направлению. Идти в сторону кафетерия. Не очень-то думая о маршруте – но и не упуская его из виду. Идти не спеша – и не теряя тонуса движения, помня о цели – и не чувствуя магнитной необходимости долга. Идти! Двигаться! Быть! Нырнуть в разноголосую суету кофейни, не спеша подойти к стойке, звякнуть монетами, взять чашку, размешать сахар и – завершив строгую ритуальную последовательность действий – ощутить, как горячая жидкость медленно вливается в тебя самоё!
Второй вылезает из мешка и опять начинает возиться с разбросанными предметами.
Второй: Как-то я услышал: в городе находится популярная кинозвезда. Её все знают – она постоянно играет разных там героинь, любовниц – у неё страшно сексуальный имидж – с некоторым налётом интеллектуальности – я видел все её фильмы – мне всегда она нравилась – (начинает пилить железо) – пошёл к ней, в отель – будничным голосом сказал, что хочу с ней спать – совершенно не удивилась – потом я сказал, что хотел бы проверить на практике – такая ли она в жизни, какой представляется в кино – ещё что-то сказал – я знал наизусть все её улыбки, позы, колебания тела, все её ухватки, развороты, пропорции – я не ошибся – в жизни она оказалась точно такой же, только объёмной, дышащей, пахнущей. (Достает кисть, разводит краску, начинает красить доски)
Первый (в восторге): Чем же от неё пахло?
Второй (продолжает красить): Миндалём. Голая горячая женщина с запахом миндаля. Ещё – но уже потом – легко пахло сладким потом. Пахло независимой плотью – пахло свободой животного – я всё думал – какие мы все маленькие, слабенькие, ничего у каждого из нас нет, кроме самих себя, кроме собственного тела. Ну, с этим всё. (Начинает красить железо.) Больше всего мне нравилась знаменитая постельная сцена из старого её фильма – она там сначала соблазняет героя – потом мнимо, искусно сопротивляется – потом внезапно преображается и резко доминирует.
Первый: Ну и воняет эта краска!
Второй: Я даже не знаю, что больше меня возбудило – на, забери фонарь – слияние с ней или то, что всё было точно так же, как в фильме.
Первый: Фонарь.
Второй: Не мог я тогда понять, где я.
Первый: Ты так хотел, чтобы она доминировала?
Второй: Подожди, я скоро закончу, запах быстро выветрится. Я хотел... чтобы она брала меня, держала меня, управляла мной. Чтобы она хотела меня. Чтобы она делала со мной всё, что ей вздумается. Вот и всё, готово. Хотел быть покорным, зависящим, весь в её власти. (Что-то ищет среди разбросанных предметов.) Потом-то мы разыграли много разных сцен. Из других фильмов. Уходя утром... я посмотрел на неё. Она дремала.
Первый: Вот чёрт.
Второй: Её нагая, головокружительно манкая плоть была чуть прикрыта измятой розовой простынёй. И это было точно так же, как в одном из фильмов. Вот, наконец-то, нашёл.
Первый: Так ты из-за неё умер?
Второй: Нет. (Лезет в мешок.) Я, может, и не умер. Дай фонарь.
Первый: Как? Ты же сам...
Второй: Ну сам.
Первый: Так ты умер или нет?
Второй: Не знаю. (С головой скрывается в мешке.)
Первый: Батарейки... не очень-то...
Второй (из мешка, глухо): Да я тут...
Первый: Тут-там. Фонарь. Элен всё нет и нет. Похоже, всё-таки будет дождь. Как бы узнать? Принять бы какие-нибудь меры. Предосторожности. Эй... ты как думаешь, будет дождь? Не отвечает. Ты что, умер там? (Из мешка доносится невнятное бурчание.) Не разберу. (Рассеянно смотрит по сторонам, уставился на телефон.) Телефон. Фонарь. Телефон. Как ты думаешь, если мне куда-нибудь позвонить, узнать про дождь?
Второй (вылезает из мешка): Держи фонарь.
Первый (озарён свежей идеей): А? Правда, Элен говорила, что это специальный телефон, какая-то спецсвязь, на всякий случай.
Второй: Не знаю.
Первый: Что это за спецсвязь такая?
Второй: Дождь. (Берёт молоток и изо всей силы начинает колотить по сверлу.)
Первый (снимает трубку): Гудок как гудок. Звонить-то куда? Куда? (Что-то вспомнил.) Оп! Был, был у меня какой-то номер! Был! (Роется в своих вещах, в карманах и находит какую-то бумажку.) Вот он! Два нуля – двадцать... Небесная Канцелярия!
Второй (вовсю орудует плоскогубцами): Вот так.
Первый: Не слыхал о такой? Вот и я. Два нуля – двадцать. Позвоню – там видно будет. Вдруг скажут чего. (Набирает номер.) Длинные. Алло! Алло! Сработало! Алло! Девушка! Это Канцелярия? Небесная? Ну да, да, Небесная! Любопытно, раньше такой вроде... Всегда была? (Второму.) Всегда, говорит, была! (В трубку.) Вообще-то для Небесной Канцелярии слышимость не очень... (Второму.) Плохо слышно, еле-еле.... (В трубку.) Что? Далеко? Ясно, ясно. Да, помехи. (Второму.) Тише ты! (В трубку.) Я спросить хотел... Кто – я? Как бы вам... Я – один из застрявших. Да. Застрял тут как-то... Да. А? Нет, я про погоду, я узнать хочу, будет дождь или нет, а то в моём положении... Не совсем по адресу? Минуточку! Понимаю, но... Мне бы... Можете узнать? Сделайте одолжение! (Второму.) Тише! (В трубку.) Нет, нет, я не вам. Спросите? Другой? А его нельзя позвать? На месте сейчас нет? Ага... ага...
Второй (заглядывает в мешок): Сейчас поглядим...
Первый (в трубку): А вот нельзя ли заодно узнать... заодно бы... ну, как со мной-то? Он знает, наверное, специалист ваш... специалист, говорю, ваш... он-то знает? Не знаете? А? Так вы спросите, передайте просьбочку мою заодно... Знаете... всё не так уж... жизнь стабилизировалась, значительно стабилизировалась, не сравнишь с предыдущим периодом, но всё равно хотелось бы... Да. Да. Пусть уж он там, когда освободится, так заодно... Я подожду, я всё время на месте. Я – подожду. Я – подожду. (Кладет трубку. Из мешка – грохот. Первый достает свертки, пакеты с едой.) Сказала – будет звонок, скажут чего-то. Только вот неизвестно – когда.
Шуршание метлы.
Второй грохочет у себя в мешке. Первый ест. Появляется Третий. Его дела обстоят явно не лучшим образом – он то и дело спотыкается, падает, ползёт на четвереньках, оглядывается, что-то бормочет, кряхтит, плюётся.
Первый (узнал его, обрадовался): Старый знакомый!
Третий (удивлённо): Знакомый? Да я впервые вас вижу!
Первый: Да нет же! Вы уже были тут, у меня, я, я тогда только-только застрял!
Третий: Я был здесь?
Первый: Был! Был! Ещё и за руку тянули, и подталкивали!
Третий: Кха! Почему это я должен был тянуть вас за руку?
Первый: Так чтобы помочь!
Третий: Какая ерунда!
Первый: Ведь я застрял!
Третий: Не был здесь. Нет, не был.
Первый: Вы ещё хотели кого-нибудь позвать! Для хэлп мне!
Третий: Нет! Нет! Нет!
Чудовищный грохот из мешка. Третий и Первый вздрагивают.
Первый: Вы ещё тогда забыли, куда идёте? Как – вспомнили потом?
Третий: Что? Что я вспомнил?
Первый: Куда вам было надо. Тогда.
Третий: Тогда? Когда?
Первый: Тогда! Тогда когда здесь. Куда вам надо было тогда, когда вы были здесь.
Третий: Куда... В этом-то и заключена главная закорюка! Я – постоянно забываю куда и откуда я иду! А недавно – это было страшнее всего – я забыл, что я что-то забыл!
Первый: Потом-то вспомнил?
Третий: Что? Что я вспомнил?
Первый: Что вы забыли, что вы что-то забыли.
Третий: Потом... Да, потом я вспомнил, что я забыл, что я что-то забыл. А что именно я забыл – не помню.
Первый: Получается – вы вообще ничего не помните.
Третий: Нет, кое-что я, конечно, помню...
Первый: Что же именно?
Третий: Откуда я знаю? Но вас я совершенно точно не помню!
Первый: Как можно забыть меня? Я же застрял!
Третий: Ну и что? Не помню – и всё! За руку я его тянул!
Первый: Не помните? Значит – забыли!
Третий: Необязательно...
Первый: Забыли, забыли. Вы же всё забываете, вот и меня забыли.
Третий: Почему я должен был забыть именно вас? Я мог и не забыть вас, потому что я вообще вас не видел никогда!
Первый: Забыли, забыли.
Третий: Я уже сказал – кое что я всё-таки помню. Пусть не всё. Но, в основном, мои забывания связаны с пространственными характеристиками: куда, откуда, где... Вот если бы я мог вспомнить, куда я шёл до того, когда пришел сейчас сюда, то так, глядишь, вся цепочка могла бы постепенно восстановиться. Я бы отдохнул тогда, выспался, набрался сил и – преспокойненько отправился бы дальше!
Первый: Куда?
Третий: Да мало ли! Куда-то я шёл, до того, как начал всё забывать.
Первый: Так вот я и говорю! Если бы вы вспомнили откуда вы пришли ко мне тогда, то вы могли бы вспомнить, куда вы отправились потом, после. А потом бы – ещё. Потом, ещё дальше. И ещё дальше. И ещё. Нужен критерий, контроль. Режим. Поэтому я предлагаю вам использовать свой тогдашний приход сюда в качестве поворотного пункта. Или критерия.
Третий: Зачем, зачем же так путать меня? Мало того, что и так-то у меня немало. Так вы ещё всё усугубляете, навязывая мне себя! Харк-харк!
Первый (не слушает его, увлечённо): Все ваши забывания можно, условно говоря, разделить на два типа. Первый – это такие общие моменты. Например, вы забыли, что вы что-то забыли. Фактически, вы забыли почти всё...
Третий: Нет, не совсем так. Потом-то я вспомнил, что я забыл, что я что-то забыл...
Первый: Толку-то? Вы же не помните, что именно вы забыли, вы только помните, что вы что-то забыли. Вы не помните, что именно вы забыли первично! И вот тут-то вам и могла бы пригодиться моя классификация! Я напомню вам: первый тип – это общие моменты. А вот второй тип – это более частные случаи, эдакие выпадения, когда вы что-то такое помните, но никак не можете увязать с предыдущим этапом. Вы как бы находитесь перед высокой крепостной стеной, ходите перед ней взад-вперёд, но никак, никак вы не можете найти лазейку, хотя в целом представляете, что там, за этой стеной. Общие моменты, первичные ситуации первого типа складываются из множественных эпизодов типа номер два. А поскольку я являюсь, в некотором роде, живым свидетелем вашего забывания, так как именно при мне вы забыли, куда вам надо, то этот шанс следует использовать и выжать из него всё возможное!
Третий: Шанс.
Первый: Да, шанс! – если принять предложенную мной классификацию за исходную истину – а другой у нас с вами всё равно нет...
Третий (уныло): Ну, нет.
Первый: Стало быть, я прохожу у вас по второму типу и...
Третий: Даже если и можно в чём-то согласиться с этой вашей идиотской типологией, то почему вы решили, что вы проходите у меня по какому бы то ни было типу? Я – впервые вижу вас!
Первый: К чему, к чему это упрямство? Я прекрасно помню тот, первый день. Такое не забывается! Сначала пришел мёртвый, а затем появились вы...
Третий: Мёртвый?
Первый: Да, самый обыкновенный. Он ушёл совсем незадолго до вас...
Третий: Нет, уж вы меня не впутывайте! Так я могу оказаться причастным к чему угодно – к постэклектизму, к готике, к шишкофщине, к пляске дырявых сапог, к инцестам всякого рода, к мираклям голодного времени, к убийству овцы под виноградным кустом. Нет уж, увольте!
Первый: Для вас же стараясь!
Чудовищный грохот из мешка. Первый и Третий вздрагивают.
Кстати, он и сейчас здесь.
Третий: Кто?
Первый: Мёртвый. Или не мёртвый, но тот, кто говорит, что умер...
Третий; Здесь? (В ужасе озирается)
Первый: Нет, видимо, всё же он мертвый.
Третий: Где он? Где?
Первый: Там, в мешке.
Третий: В мешке – мертвец?
Первый: Так мешок-то его. Он сам и приволок его сюда.
Третий: Зачем?
Первый: Не знаю. Он всё вынимал оттуда разные мерзкие вещи, запихивал их обратно, брал у меня фонарь, пилил, красил, рвал... Залезал в мешок и вылезал назад. И сейчас он снова в мешке.
Третий: Что же он там делает?
Первый: Что-то делает.
Чудовищный грохот из мешка.
Вот – это он.
Третий: Но что же мёртвый может делать в мешке?
Первый: Он мне не докладывает. Видимо, мастерит чего-то, колотит, перекладывает с места на место и снова колотит. Он работал на Кубе. Он привязывал верёвку к разным вещам, я помогал ему её обрезать. Он раньше проваливался. Вещи падали. Он спал с кинозвездой. Он ушёл от неё утром, когда она дремала. Интересно, взял он её, сонную, напоследок? Я забыл спросить у него об этом. Он может умереть окончательно и я так ничего и не узнаю больше. Говорят, восемь утра самое подходящее время для совокупления. Интересно, он ушёл от неё раньше восьми? Как вы думаете?
Третий: Я могу допустить... да, я многого не знаю, я, в конце концов, обычный человек, из плоти и крови, и мяса, и кожи, но я никогда не предполагал, что мёртвые... что мёртвые могут ходить, мастерить, перекладывать что-либо и привязывать к чему-то верёвку! Я никогда не предполагал, что они могут спать с кинозвёздами и уходить от них в восемь утра!
Первый: В принципе, не имеет значения, во сколько он ушёл от неё. Также не имеет значения, трахнул он её, сонную, напоследок или нет. И даже если он жалеет теперь об этом, даже если он ругает себя порой и скрежещет зубами, и терзает сбившуюся простыню своим одиночеством, и без конца разбивает своё лицо, ударяясь о стену «никогда» – всё это также не имеет никакого значения.
Третий: Может быть, он – не мёртвый.
Первый: Это также не имеет значения. (Пауза) Я тоже кое в чём сомневаюсь. Он говорит, что он – мёртвый. В принципе, это не имеет значения. (Пауза.) Спросите у него сами.
Чудовищный грохот из мешка.
Третий: Спросить... Для этого придётся к нему обратиться!
Первый: Очевидно, придётся.
Третий: Как же обратиться к нему?
Первый: Обратитесь как-нибудь.
Третий: А как вы к нему обращались?
Первый: Я не уверен, что мой экспириенс вам будет полезен. Я не считаю его универсальным, способным пригодиться при разгадке тайн вселенских процессов. Сначала я просто говорил ему «Эй».
Третий: Просто «эй!» И всё?
Первый: Да, просто «эй!» Вообще-то, он не слишком контактен. Но кое-что вы сможете выяснить.
Третий: Что же именно я смогу выяснить?
Первый: То, что вас интересует.
Третий: Но меня ничего не интересует! То есть интересует, но я не знаю что!
Первый: Для начала вы можете сказать ему пресловутое «эй!». Это уже кое-что.
Третий: Я же не вижу его! Не говорить же мне «эй» в пустоту!
Первый: Подойдите поближе к мешку.
Третий: Я ничего тут не вижу.
Первый: Должны же быть видны какие-то очертания тела, не бесплотный же он! Возможно, он спит.
Чудовищный грохот из мешка
Нет, он не спит. Пощупайте, пощупайте мешок!
Третий (брезгливо ощупывает мешок): Вот тут что-то... Ай!
Второй (глухо): Что там ещё?
Первый: Ага, есть!
Третий: Да, он здесь!
Первый: Я же говорил! Вот и скажите ему!
Третий: Эй! Эй! (Пауза.) Он не отзывается.
Первый: Попробуйте ещё разок. Погромче.
Третий (громче): Эй! Эй!
Первый: Громче!
Третий (ещё громче): Эй! Эй! (Пауза.) А если он ушёл? Или это не он?
Первый: Всё может быть.
Третий (очень громко): Эй! Эй! Эй!
Второй (глухо): Что ты орёшь, идиот?
Третий (тихо): Эй...
Второй: Что «эй»? Чего надо?
Первый (Третьему): Это он у тебя спрашивает.
Третий (сбит с толку): Да? Эй...
Первый (Второму): Это он к тебе обращается.
Второй: Чего он хочет?
Первый: Хочет поговорить. Узнать что-нибудь.
Второй: Что ещё узнать?
Первый: Что-то. Его можно понять, всё-таки не каждый день...
Второй: Чего не каждый день?
Первый: Не каждый день встретишь мёртвого, вот чего!
Второй: Откуда он знает, что я умер?
Первый: Я ему сказал.
Второй: А ты откуда знаешь?
Первый: Ты мне сказал.
Второй: А я откуда знаю?
Пауза.
Первый: Так ты не мёртвый?
Грохот из мешка.
Третий: Так он не вылезет?
Первый (Второму): Так ты не вылезешь?
Второй: Занят я.
Первый: Всё дела делаешь, да?
Второй: Я тут это...
Первый (Третьему): Он занят. Делает дела.
Третий (Первому): А потом?
Первый (Второму): А потом?
Второй: Не знаю.
Первый (Третьему): Он не знает.
Третий (Первому): Чем же он всё-таки занят?
Первый (Второму): Чем же ты всё-таки занят?
Третий (Первому): В мешке-то...
Первый (Второму): В мешке-то...
Третий (Первому): С одной стороны, харк-харк на него...
Первый (Второму): С одной стороны, харк-харк на тебя...
Третий (Первому): Да и с другой...
Первый (Второму): Да и с другой...
Третий (Первому): Просто все мы не безразличны к такого рода вещам...
Первый (Второму): Просто все мы не безразличны к такого рода вещам...
Третий (Первому): Всегда ведь, поневоле, озадачиваешься, всегда ведь думаешь об этом...
Первый (Второму): Всегда ведь, поневоле, озадачиваешься, всегда ведь думаешь об этом...
Третий (Первому): Почему же он работает в мешке? Как это можно объяснить?
Первый (Второму): Почему ты работаешь в мешке? Как это можно объяснить? (Третьему) Это он сейчас работает в мешке, а раньше он работал вне мешка.
Третий: Когда?
Первый: Раньше. Было время.
Пауза. Идиотские звуки из мешка.
Третий: Да. Думаешь об этом днями, годами, всю жизнь напролёт! Стал бы иначе тратить на него своё драгоценное.
Первый (Второму): Стал бы он иначе тратить на тебя своё драгоценное.
Третий: Да не стал бы! Безусловный харк! И пусть не думает там, в пылище грязной! Просто мной руководило подсознательное...
Первый (Второму): Да не стал бы он! Безусловный харк! И не думай там, в пылище грязной! Просто им руководило... (Третьему): Что там тобой руководило? Подсознательное...
Третий: Подсознательное э-э-э...
Первый (азартно): Дальше! Текст, текст давай!
Третий: Подсознательное... Я... (Кричит.) Не помню! Не помню!
Первый: Опять не помнит! Давай-ка вместе поразмыслим – что могло тобой руководить? Что-то подсознательное, верно? Что?
Третий (неуверенно): Что-то подсознательное...
Первый: Может быть, подсознательное влечение?
Третий: Какое ещё влечение? К кому?
Первый: Ладно, влечение отпадает, не было влечения? Что же было? Подсознательное... что может быть подсознательным? (Пауза.) Стремление! Тобой руководило подсознательное стремление!
Третий: Точно! Мной руководило подсознательное стремление испытать сильнейшее потрясение...
Первый: Стоп, транслирую! (Второму.) Мной руководило подсознательное...
Третий: Мной!
Первый: Мной!
Третий: Мной!
Первый: Мной!
Третий: Не тобой, а мной!
Первый: Я и говорю «мной»!
Третий: А надо говорить – им!
Первый (запутался): Как – им? Мёртвым?
Третий: Причём тут мёртвый! Надо говорить: им руководило подсознат...
Первый: Нет, им ничего не руководило, руководило тобой!
Третий: Совершенно верно – мной! То есть – им!
Первый: Тобой, тобой, а не им руководило подсознательное стремление к... ты что-то хотел испытать!
Третий: Сильнейшее потрясение!
Первый: А потом? Для чего ты хотел испытать сильнейшее потрясение? (Второму) Я не знаю, для чего это было ему нужно, для чего он подсознательно руководил своим сильнейшим стремлением!
Третий (Второму): Я сам! Не слушай его! Мной руководило подсознательное потрясение, которое...
Первый (Второму): Да он просто не знает, что говорит! Сначала было стремление к подсознательному потрясению, а теперь...
Третий: С помощью потрясения я стремился... Шок! Да, шок! Шок должен был вывести меня из сферы замкнутого, помочь преодолеть забытое!
Первый: Шок? Да ты и без шока-то, а уж с шоком!
Третий: Именно шок! Шок был нужен мне! Шок – на смену подсознательному! Шок – как эстафета стремления! Шок – как квинтэссенция сильнейшего! Шок – как квазиформа потрясения!
Первый (истерически смеётся): Квази... квазиформа... Квинтэссенция квазиформы... Ультраформа...
Третий (в бешенстве): Харк! Что он там делает? Что он делает?
Второй (высовывается из мешка): Да отстаньте вы оба! Я, может, и умер для того, чтобы работать не мешали! (Выбрасывает из мешка ножку кресла и снова скрывается.) Отстаньте!
Первый (вяло, с элементами истерики): Фонарь мой... Отдавай...
Третий (заинтересованно-бессмысленно): Фонарь?
Первый (прорывы истерического смеха): Фонарь... Дюраль... Армия там...
Третий: Армия? У него? В мешке?
Первый (новый взрыв смеха): Авиация... Флот.
Третий: Авиация мертвецов?
Первый (обессилел от смеха): Фонарь... мой... Батарейки...
Шуршит метла. Из мешка снова доносятся громкие, отвратительные звуки.


Действие третье

Там же. Первый жуёт. Третий нервно кружит вокруг. Второй – в мешке. Прошло совсем немного времени, эта картина является непосредственным продолжением предыдущей.

Первый (жуёт, благодушно): Получается... вы вообще ничего не помните... А вот этот вот ящик... именно вы мне его поставили.
Третий (сухо): Никаких ящиков я не ставил.
Первый: Старая песня, знакомый мотив. Несколько меняется аранжировка, да и то... (рыгает). Откуда же он по-вашему взялся?
Третий (так же сухо): Понятия не имею.
Первый: Ну уж... Конечно... вечные, проклятые вопросы – всё это со страшной силой забываем.
Третий (тревожно): Вопросы?
Первый: Нет, нет им конца... Где взять хавки, чтобы хоть ненадолго унять внутреннего вампира? Почему она ему дала, а мне – нет? Почему она любила меня, а жила с ним? Почему вредно есть натощак цианистый калий? Почему мы делаем то, когда хотим делать это? Почему мы вообще чего-то хотим?
Третий (сосредоточен): Она – в смысле...
Первый: Не знаю. Никто не знает. Ещё бы! Если бы так, походя, можно было бы ответить на все эти вопросы, то жизнь, уверяю вас, была бы не сложнее кроссворда в ежедневной вечерней газете. (Второй вылезает из мешка. Первый кивает головой в его сторону.) Вот и вылез. Без всякого «эй».
Третий: Он что-то собирается делать! Он что-то делает! Он опять что-то делает!
В самом деле, Второй снова возится с какими-то предметами.
Первый: Да. Он всегда что-то делает.
Третий: Зачем? Какова цель? К чему этот непонятный, постоянный, непрекращающийся труд?
Первый: Раньше и я хотел понять... да, это тоже вопрос! Но вряд ли он даст толковый ответ... Что же касается ящика... Старик, Элен – они пришли уже после вас. Так что.
Третий: Элен? Да кто она такая?
Первый: Она... Да, у неё немало недостатков. Что из того? Все мы не ангелы. Ангелы, кстати, дежурят в Небесной Канцелярии, и у них плохо работает телефон. Элен вульгарна, похотлива. Она часто проваливается. Она согревает меня, она хочет меня. Мне хорошо с ней. Не знаю даже, что бы я делал тут без...
Третий (раздражённо): Зачем вы втягиваете меня? Зачем вы обволакиваете меня гадкими подробностями вашей никчемной жизни? Зачем мне нужно знать всё это? Зачем мне вообще знать, что вы живете?
Пауза.
Первый: Да, живу. Застрял и живу. Конечно... Однако на многое я смотрю по-новому, более философски; поневоле начинаешь врубаться в разные штуки и понимать относительность разных там... идей, понятий, представлений.
Третий (презрительно): Вы скажите ещё, что именно таким образом вы познаете мир гораздо более углублённо, нежели раньше.
Первый (ехидно): А вы зато – ничего не помните...
Третий (гордо): Да, я ничего не помню!
Первый: Да-да, ничего! Ничегошеньки! Нола!
Третий (упрямо): И всё-таки у меня есть шанс!
Первый: Бух! Какой ещё шанс? Где вы его видели в последний раз? В каком задроченном углу Вселенной завалялся ваш шанс? Он – сдох!
Третий: Нет, он жив!
Первый: Он сдох, сдох – ранней весной, когда в саду распустился куст! Или в жаркий летний день, когда вокруг зеленела листва. Или осенней порой, когда вокруг плакал дождь. Или холодной зимой, когда вокруг танцевала метель. Он сдох, слышите?
Третий: Он – жив! Его ранили из-за угла подловатые враги, они подбили ему крыло, но он – жив! Он отлежится, придёт в себя, очухается!
Первый: Нет, он не оклемается. Твой шанс – сдох! Его больше нет! (Спокойно.) Шанс. Шанс понятие растяжимое. Сегодня он есть, завтра – его нет, а потом, глядишь, снова зашевелят щупальцами какие-то полуобморочные надежды. Шанс. Обычная жизнь в стёклах. Что там, по второму типу... это практически вакуум, тут трудно раскрыться всерьёз. А фактор тотальной беззащитности? Его-то уж точно не стоит сбрасывать с полинялых счетов судьбы. Плохо, плохо ничего не помнить! Кто скажет тебе, мой безумный друг, что было вчера? Что произошло на вялом исходе дня? Может быть, ты признался кому-то в любви – но кому? Крэкс! Ты ничего не помнишь! А может быть, ты стащил миллион с подножия пыльного памятника, за тобой гоняются отряды коженосых детективов, вот-вот они поймают тебя, заломят тебе руки, швырнут с размаху в прокуренное нутро казённого «Мерседеса» – а ты, несчастный, так и не поймёшь, с какой стати с тобой обходятся столь неуважительно, и даже не попытаешься спрятаться, потому что ты совершенно забыл о том, что в твоём кармане лежит целый миллион! Плохо, плохо ничего не помнить! Вот знаешь ли ты, что кроме этого роскошного ящика, ты приволок мне таз?
Третий (ошеломлённо): Таз?
Первый (наслаждается некоторое время произведённым эффектом): Таз! И горшок принёс, и кусок мыла! Тёплое ватное одеяло! Зубочистку! Лампу! Собачий презерватив! Шахматные часы! Навес – тоже дело твоих рук! Ты сделал мне столько добра – и ничего, ничего не помнишь об этом!
Третий: Лампа? Навес? Никогда в жизни я...
Первый (снисходительно): Ладно, ладно. Не стоит об этом, потому что... ничего этого не было. Однако теперь, я надеюсь, ты понимаешь, насколько уязвимо твоё положение? Насколько оно призрачно, шатко? Нечего хорохориться с шансом!
Третий (порывисто): Я ухожу... ухожу в земляничные поляны...
Первый: Куда там ещё? Лучше бы ты вспомнил – хотя и не можешь, пардон! – но хотя бы попытайся вспомнить, как ставил мне ящик, тянул за руку и прочее... (Третий пытается возразить.) Ящик! Ящик! Ящик! Вспомнишь ящик – стократ тебе легче будет вспомнить всё, что было до. Откуда пришёл, куда шёл.
Третий: Земляничные поляны – навеки, навсегда!
Первый: Главное в таких делишках – выйти на самые ранние эпохи. Всё с чего-то начинается. И чем-то кончается. П-ш-ш! Назад, назад, в архаику, в дозолотой век! В пра-жизнь!
Третий (потерянно): Где я?
Первый: Не вдруг! Не вдруг всё началось!
Третий (сомнамбула): В редкие секунды полупросветлений... мелькают... будто бы знакомые очертания... чего-то...
Первый (ухмыляется): Второй тип. Что и требовалось.
Третий (мрачно): Они привязали меня к скамейке...
Тем временем Второй собрал какую-то конструкцию, подвесил на крюк стальную болванку. Она поднимается и опускается с помощью троса, пропущенного через лебёдку.
Первый (достает папку, вынимает из неё бумаги): Я стал тут – сначала от вынужденного безделья – вести нечто вроде дневника. (Перебирает бумаги.) Вот, извольте – позавчера записал... Одиннадцать утра. На площади перед театром пусто. Обычно в это время много прохожих. Сейчас же – только две женщины и мужчина. Они стоят на одном месте, образовав своеобразный треугольник. Где-то мяучит кошка. Женщины и мужчина – молчат. Женщины чем-то похожи. Интересно, о чём они все думают?
Второй, используя болванку, начинает что-то сплющивать. Грохот.
Пробежала дворняга. Три часа дня. Женщины и мужчина – на прежнем месте.
Грохот усиливается. Равномерные удары болванки. Первый говорит довольно громко.
Мужчина развернулся в сторону одной из женщин, она внимательно смотрит на него. Мимо прошла компания иностранцев!
Первый (говорит очень громко): Они обеспечены как птицы! Элен принесла хлеб! Свежий, почти горячий! Семь часов вечера! Треугольник на месте! (Грохот усиливается. Первый почти кричит.) Странные люди! Стоять на одном месте целый день! Элен сказала, что Сэра Френсиса видели в одном из пригородов! У неё всё не выходит из головы этот боевик про черногорцев! Она сказала...
Третий (взрывается): К чёрту это идиотское чтение!
Первый: Это ещё не всё!
Третий: Подавитесь своим дневником!
Первый: Это только начало!
Второй (закончил манипуляции с болванкой): Ха-ха-ха... подавитесь, говорит, подавитесь своим... (Снова залезает в мешок.)
Первый: Вот – послушайте, что произошло потом...
Третий: Знайте – ваша жизнь – кончена! Кончена! Кончена!
Пауза. Первый внимательно посмотрел на Третьего.
Первый: Как странно...
Третий: Да! Ваша жизнь кончена! (Поёт на мотив «Ах, мой милый Августин».) Ваша жизнь – кончена, кончена, кончена!
Пауза.
Первый (удивлённо): Странно. Ей-богу, странно.
Третий: Кончена. Кончена.
Первый: Ну-ка, крикни ещё разок.
Третий: Зачем?
Первый: Давай, кричи!
Третий (озадачен): Мне совсем не сложно. Могу и повторить. Пожалуйста. Ваша жизнь – кончена, кончена, кончена.
Первый: Не то! Неужели я ошибся? Крикни! Только громко, изо всех сил! Как вот только что кричал!
Третий (кричит): Ваша жизнь кончена, кончена, кончена!
Первый (восхищённо): Это – фантастика! Не может быть!
Третий (неуверенно): Харк...
Первый: Слушай, скажи ещё что-нибудь...
Третий: Что именно?
Первый: А, всё равно! Про дождь. Про снег. Про то, что ты всё забыл.
Третий: Ну, дождь. Ну, снег. Ну... я всё забыл.
Первый: Та-ак. Нет, это совсем не то. Попробуй крикнуть... ещё раз... про конченную жизнь. Вперёд!
Третий: Ваша жизнь кончена, кончена, кончена...
Первый: Громче, громче! Со злобой! От всей души! Оттянись по большому, в полный рост! Презирай, ненавидь меня! Что я из себя представляю? Отврат, мерзость... противный, убогий застрявший... со своим гадким дневничком...
Третий (громко): Ваша жизнь – кончена! Кончена! Кончена!
Первый: Да! Да! Ещё!
Третий: Ваша жизнь кончена! Кончена! Кончена!
Первый: Не может быть... Неужели это... ты?
Третий: Я? Да, я – это я. Кем же мне ещё быть?
Пауза. Первый изучает Третьего, очень внимательно вглядывается в него.
Первый: Точно, это – ты! Как же так... Почему я не узнал тебя сразу! Столько лет!
Третий (обалдело): А?
Первый: Подумать только! А ты? Разве ты не узнаёшь меня? Посмотри, посмотри – это же я! Я узнал тебя!
Третий: Узнал? Кого ты узнал?
Первый: Тебя! Я узнал тебя! Ты вспомни: зима, снегопад, мы ловим с тобой машину в каком-то непонятном индустриальном районе, на углу пьяный бородач бьёт по лицу очаровательную молодую женщину с кривыми ногами, ты не выдерживаешь... или – нет? Это было не с тобой? Тебя там не было? Или – меня... А, вот! Первый этаж больницы в индустриальном районе, кожаный диван... хотя, причём тут ты?
Пауза.
Третий (сумеречно): У.
Первый (решительно): Крикни ещё! Ещё!
Третий (устало): Про жизнь, что ли?
Первый: Да.
Третий (пиано): Ваша жизнь кончена, кончена, кон...
Первый (недовольно): Да ну...
Третий (форте): Ваша жизнь кончена, кончена, кончена!
Первый: Ага! Ещё, ещё!
Третий (форте): Ваша жизнь кончена, кончена, кончена!
Первый (экстаз): Отлично! Чудесно!
Третий (фортиссимо): Ваша жизнь кон...
Первый: Хватит, хватит... Сомнений нет – это ты! Что-то такое казалось мне и раньше... но уж теперь нет никаких сомнений! Ты! И я! Мы! Летний вечер! Почти ночь уже, горящие свечи... пронзительная трагическая гитара... «Пинк Флойд»... тихий полёт клавишных...
Третий (напряжённо): Что-то...
Первый: Сколько лет, сколько воды! В тот же вечер, даже не дослушав до конца пластинку, мы рванули за город. Почти пустая электричка. На платформе – никого. Мы пошли к заливу.
Третий: Я... Я там был?
Первый: Мы были вместе! Ночной залив.
Третий: Залив...
Первый: Мы шли совсем недолго, минут десять. Серая лента шоссе – казалось, она разматывается куда-то в бесконечность... густая тёмно-зелёная масса, замершая с наступлением ночи... засыпающие дачи...
Третий: И я... И я...
Первый: Пустынная аллея. Тропинка между соснами. Прибрежные кусты. Камни. Пляж.
Третий (с неимоверным напряжением): Р-ры!
Первый: Ры?
Третий: Ры... Рыбаки...
Первый: Рыбаки?
Третий (как во сне): Да... рыбаки. Рыбаки-полуночники на гряде...
Первый: Пожалуй... Мы ещё искупались!
Третий: А что потом?
Первый: Потом? Потом, наверное, поехали назад, в город. Или пошли к кому-нибудь из знакомых... Скорее всего. Ведь было очень поздно.
Третий (иступлённо): Комары! Сколько там было комаров!
Первый: Комаров хватало.
Третий: Я... я... помню? Да, я помню!
Первый: И я! Мы – помним!
Третий: Я – помню! Ночь. Залив. Комары. Мы купались, да?
Первый: Ну да! Ночью, в заливе!
Третий: Это был ты, правда? Ты?
Первый: Это – я. И ты!
Третий: Я помню, я помню...
Первый: Мы крепко дружили с тобой.
Третий: Я – помню! Помню, помню, помню!
Первый: Вот видишь, ты можешь помнить!
Третий: Помню! Помню! Ночь!
Первый: Ночь.
Третий: Залив!
Первый: Залив.
Третий: Комары! Рыбаки!
Первый (колебание): Нет, рыбаков не было.
Третий: Разве не было?
Первый: Не было. Нет. Откуда ночью взяться рыбакам?
Третий (расстроено): Не было... Мне казалось, были… Стало быть – я ошибся. Забыл.
Первый (категорично): Нет, не было там рыбаков.
Пауза.
Хотя... ты – прав! Были рыбаки. Были! Там, на гряде.
Третий; Да, чуть поодаль, на гряде!
Первый: Ты прав. На гряде.
Третий: Ты вспомнил... На гряде, на больших камнях...
Первый: Верно-верно. На гряде. (Пауза. Мечтательно.) Белая ночь. Начало июня.
Третий (стесняясь): Скажи... почему ты не вспомнил меня раньше?
Первый: Да вот поди ж ты.
Третий: Лишь после того, как я крикнул...
Первый: Да, ты крикнул, что моя жизнь кончена.
Третий: Да, я крикнул, что твоя жизнь кончена – и ты сразу вспомнил меня.
Первый: Да, после того, как ты крикнул – я сразу и вспомнил тебя.
Третий: Разве тогда, ночью – или вообще в те годы – я кричал тебе, что твоя жизнь – кончена?
Первый: Ну нет, тогда-то ты не кричал мне, что моя жизнь кончена. Ты тогда кричал что-нибудь другое. Не про то, что жизнь кончена... да мало ли, о чём ты мог когда кричать?
Третий: Однако я и раньше что-то кричал – полчаса назад, десять, пятнадцать минут назад! Пусть не про то, что жизнь кончена, но – кричал ведь! Я и сейчас кричу!
Первый: Понимаешь... сочетание созвучий, интонаций... голосовая атака... сцепка слов... дыхание... мимические формулы... крик, как таковой... ударения, ритм, цезура... нет, нет, не в этом дело... (Погружается в размышления.)
Пауза.
Третий (нетерпеливо): А скажи... вот тогда, в юности, ночью, на берегу залива... что же я кричал? Про то, что жизнь – кончена, я не кричал, но что же я кричал? Это был крик радости – или крик боли? Отчаяние? Гнев?
Первый: Ты – кричал... о чём-нибудь.... Ты вообще кричал. Не про то, что жизнь кончена, а просто что-то кричал время от времени. Как любой человек. И я кричал, разумеется. Крик, прорыв сквозь время, магия. А ведь магия – необъяснима до конца, не так ли?
Третий: Я, собственно...
Первый: Наше общение было лёгким, непринужденным, игровым, эксцентричным. Ты любил иронию. Разные гротескные формы поведения. Не чуждался концептуальных акций.
Третий: А ты?
Первый: Ну и я. Много было тогда всего.
Третий: Так давно всё это было... Просто не верится! Чем мы жили тогда, что делали?
Первый: Всякое бывало.
Третий: Что-то я вспоминаю такое...
Первый: Тогда.
Третий: Тогда!
Пауза. Слышно шуршание метлы.
Первый: Тогда. Мир был прост, понятен и ласков. Естественен. В любых своих проявлениях. Даже зло – зло! Само зло! – казалось таким плоским, что ли, однозначным...
Третий: А добро?
Первый: Где-то мы учились.
Третий: Тогда!
Первый: Музыка.
Третий: Музыка!
Первый: Музыка, музыка... Все наши интересы – так или иначе – вертелись вокруг музыки. Мы сами играли. Помнишь?
Третий: Я... играл на клавишных... А ты – на гитаре, Да?
Первый: Нет, на басу. Красный чешский бас. Я очень гордился этим инструментом. По тем временам он стоил совсем недёшево.
Третий: На басу...
Первый: На басу. Красный чешский бас. У тебя были длинные волосы.
Третий: И борода?
Первый: И борода. Ты ходил в синих вельветовых джинсах. С толстым рубцом. Фирменные вельветовые джинсы.
Третий: Тогда, в то лето?
Первый: Именно тогда. Ты любил чеснок.
Третий: Чеснок...
Первый: От тебя часто пахло чесноком. А помнишь, как мы познакомились?
Третий: Это было...
Первый: На каком-то сейшене. Ты дал мне послушать пластинку Джона Майла, там, где он играет на бубне карандашом. А я тебе дал «Блайнд Фейт».
Третий: Несостоявшаяся супергруппа!
Первый: Клэптон и прочие.
Третий: Кто там ещё играл с ним? Бейкер, Винвуд...
Первый: Тебе, по-моему, нравились блюзы. А я предпочитал Харрисона. И Сантану.
Третий: Сантану я тоже любил! Блэк Мэджик Вумен!
Первый: Эвил Вэй.
Третий: Бэнд Он Зе Ран!
Первый: Крутой муг в самом начале.
Третий: Сладкий Поль!
Первый: М-да.
Пауза. Шуршание метлы.
Третий (покосился в ту сторону, откуда доносится шуршание): Чем же мы ещё тогда занимались?
Первый: Слушали музыку, менялись дисками. Торчали на сейшенах и на банке.
Третий: Сопалс!
Первый: Ходили в Сайгон.
Третий: А ещё, ещё?
Первый: И ещё.
Третий: Выпивка?
Первый: Нет, не увлекались. Одной бутылки сушняка хватало на десятерых. Это всё пришло несколько позже. Как и многое другое.
Третий: Слушай! У тебя ведь в то лето была такая смешная девчонка! Она все время ходила в пончо.
Первый: Блонди?
Третий: Точно!
Первый: Да, забавно – но без грязи. (Пауза.) Потом она ушла к тебе.
Третий: Разве?
Первый: Из-за этого, собственно, мы и расстались с тобой.
Третий: Вот как? А ты что – так любил её?
Первый: У неё была родинка на левой груди.
Третий: Она говорила о боге и не любила предохраняться.
Первый: Некоторое время спустя тебя уже видели с другой. Такая высокая, гибкая...
Третий: И курчавая! Все называли её Анжела Дэвис. Представляешь, с ней можно делать что угодно, где угодно и сколько угодно, но ночевать она обязательно должна была дома. Мама, видишь ли, будет беспокоиться! Дура!
Первый (с негодованием): Бред!
Пауза. Шуршание метлы.
Третий (покосился в сторону, откуда слышно шуршание): Кто же ещё был тогда в нашей компании?
Первый: Ну... музыканты всякие. Художники. Поэты.
Третий: Ага.
Первый: Довольно часто собирались вместе.
Третий: Да, у братьев.
Первый: У братьев?
Третий: Забыл, что ли? Огромная квартира в центре.
Первый (раздражённо): Да, я – забыл! Представь себе! А зато ты – помнишь! Ты вообще всё помнишь!
Третий: Нет, но... всё-таки что-то вспоминается... Я...
Первый (мягче): Ладно. У братьев – так у братьев. В самом деле, были какие-то братья... Или – сёстры...
Третий: Сёстры Лозовские! Они... нет, вот тут я что-то запамятовал... Братья – были! Два брата, оба музыканты. Они потом сели в кабак. Именно у них дома, на очередной вечеринке, я познакомился с очень красивой, совершенно необычной девушкой. Она приехала из Челябинска.
Первый (непродолжительное раздумье): Маленькая художница.
Третий: Татарка.
Первый: Да, татарка. Да. Мы потом как-то рванули с ней в Крым.
Третий: У крымских татар общие корни с испанцами.
Первый: В Крым, в Рыбачье. Питались фруктами до полного одурения, купались голыми по ночам. Любили в песке.
Третий: Рисовала она неплохо.
Первый: Любили в песке. Песок на губах.
Третий: Я встречался с ней некоторое время.
Первый: Песок на губах. Интересно, что стало с ней потом?
Третий: Мы трахались в крапиве.
Первый: Вышла, небось, замуж за какого-нибудь олуха.
Третий: Молодая крапива, как она жжёт! (Растерянно.) Или не жжёт?
Пауза.
Первый: Ты – встречался! Да она бы тебе никогда не дала!
Третий: Нет, я помню!
Первый: Никогда бы она тебе не дала – с твоей вечной чесночной отрыжкой!
Третий (упрямо): Да, мы с ней... Я помню! Помню!
Первый: Что ты там помнишь? Что ты вообще можешь помнить?
Третий: Я многое припоминаю! Пусть ещё не всё... В то лето ещё приехал Том!
Первый: Том?
Третий: Том!
Первый: Тойво! Подвыпивший долговязый финн!
Третий: Том, американец! (Быстро.) Он неплохо играл на флейте – ему приходилось джемовать с кем-то из дилановского окружения – он рассказывал, как однажды всю ночь стоял за билетами на концерт для Бангладеш.
Первый: Бангла! Амангла! Всё ты путаешь! Том был голландец – учился в аспирантуре – жил в «шестёрке» – приехал с женой – они исповедывали свободную любовь – боролись за права лесбиянок – как-то мы сидели на Лиговке – Том трепался о Фрише или о Беккете – а в углу, на широком диване, его супруга...
Третий: Джейн? Она была моложе его лет на пять?
Первый: Джейн? Впрочем, тебе виднее. Ты ведь – как и многие – пользовался её благосклонностью.
Третий: Разве? Но Джейн... Нет, не Голландия! Я вообще не помню никаких голландцев. Может быть, не тогда, а потом...
Первый: Тогда! Летом! С шести до семи мы торчали в Сайгоне, накачивались кофе, потом шли в Замок – или в Пале-Рояль. Часто ездили на остров Сент-Джорджа, жили там какое-то время в палатке.
Третий: Я... тоже жил в палатке?
Первый: Конечно.
Третий: Я жил... но не на Острове. Где-то в другом месте... Разве Том – голландское имя!
Пауза.
Первый: Том был из Голландии. Тут и спорить не о чем.
Третий: Нет, из Штатов.
Первый: Нет, из Голландии. Из Роттердама. Знаешь, я, похоже ошибся. Я – не знаю тебя. Извини.
Третий (в ужасе): Как ошибся?
Первый: Ты – это не ты.
Третий: Нет, это я! Я! Ты! Я!
Первый: Я – это я, а вот ты – не ты. Не тот ты. Другой.
Третий: Я! Ты! Я! Ты! Ты и я! Я и ты!
Первый: Другой, другой... похожий на тебя, но не более. Не тот. Ничего не попишешь, столько воды. Жаль. Всё начиналось не так уж плохо. Что ж. Бывает. С каждым может. А уж в моем-то.
Третий: Я! Я – это... Не ошибка, нет! Пляж! Кусты! Залив ночной! Комары!
Первый: Комары. Комары ничего не доказывают. Где их нет?
Третий: Унга! Чешский бас! Вельвет! Чеснок!
Первый: Да, я купался ночью в заливе. Только не с тобой.
Третий: Только со мной! «Блайн Флойд»! Родинка на левой груди! Борода!
Первый (колебание): Борода...
Третий (очень громко): Твоя жизнь кончена! Кончена! Кончена!
Первый: О! (Пауза.) Это – ты... Какое-то затмение нашло... Ещё бы. Столько воды.
Третий (обессилено): Ты – вспомнил... ты – вспомнил...
Первый (бодро): Я – всё помню! только вот... почему же я решил, что ты – не ты?
Третий: Как-то вот. Да.
Первый: Из-за Тома!
Третий: Точно, из-за Тома!
Первый (хохочет): Из-за Тома!
Третий: Из-за Тома этого!
Смеются.
Первый: Из-за Тома! Из-за этого Тома траханого!
Третий: Ну да, из-за него! Из-за Тома! Из-за Тома!
Пауза.
Том. Из-за него, да. Понимаешь, я мог – что греха таить – что-то подзабыть... Бывает со мной. Столько воды. Но я припоминаю.
Первый (рассеянно): Что?
Третий: Ну, там – Том, Джейн, фирменные презера...
Первый: Постой... А кто это – Том?
Третий: Ну... он... Том. Не знаю. Был. Да?
Первый: Ерунда, всё это второстепенные детали. Главное, что мы встретились!
Третий: Конечно, это – главное!
Первый: Том, Дженнифер, прочие худосочные гуманитарии... Мало ли их было тут, всяких немцев!
Третий (нетерпеливо): Что мы ещё делали тогда? В ту ночь? После купанья?
Первый: Честно говоря, купаться там было не очень. Мелко.
Третий (испуганно): Мелко?
Первый: Залив. До хорошей глубины идти и идти.
Третий (с напряжением): По-моему...
Первый: С километр.
Третий: Мы... мы что-то ели...
Первый: Ели? Что мы могли есть в столь поздний час?
Третий: Что-нибудь...
Первый: Конечно, после того как хорошенько окунёшься...
Третий: Можно ведь вспомнить и это! Всё ведь можно вспомнить, правда?
Первый: ...всегда хочется чего-нибудь пожевать.
Третий: Хочется! Очень хочется!
Первый: Не помню я, чтобы мы ели тогда. Бог с ним! Так ведь можно до бесконечности блуждать по старым тропам. А зачем? Былое – было и никуда оно уже не денется. (Оживляется.) А вот не вернуться ли нам к сегодняшнему дню? Пусть он не слишком радует нас...
Третий: Давай ещё повспоминаем!
Первый (не реагируя): Знаешь, мне страшно хочется прочесть тебе одну штуку. До этого мои опусы не вызывали у тебя особого интереса... но это нечто совсем – совсем другое! Я решил написать пьесу! Да! Между прочим, она основана на неких прошлых событиях.
Третий: Здорово!
Первый: На гораздо более поздних событиях. Без тебя.
Третий (разочарованно): А...
Первый: Но мне бы хотелось узнать твоё мнение. А потом мы снова могли бы поболтать о старом прошлом.
Третий: Да, о старом прошлом!
Первый: Собственно, это даже и не пьеса ещё, а предварительные наброски к ней. Сценарный план... так вроде бы это называется, а? Только вот стоит ли выносить его на суд публики раньше времени?
Третий (осторожно): Я думаю...
Первый (преодолев сомнения): Главное, название уже есть. Даже два. Первое – основное – «Вдоль крепостной стены». Второе – дополнительное – «Где вы, сёстры мои?» Честно говоря, тут ещё мне не всё ясно... А вот действующих лиц – немного: Анна, Марта, Кирилл... ещё кое-кто. Место действия – квартира Анны. Наши дни.
Третий: Хм.
Первый: Обычная квартира в новом районе. Две смежные комнаты, кухня, прихожая.
Третий: Ванная есть?
Первый: Ванная? (Задумался.) Да, есть. Новый район.
Шум из мешка. Заминка. Пауза.
Спальный. Анна – она уже несколько лет... торчит. Наркотики. Болезнь её сильно запущена. Она колется по несколько раз в день. Марта – её лучшая подруга. Они знакомы очень давно. Марта тоже может поторчать при случае, но чаще – выпивает. В начале пьесы Анна ждёт Кирилла, он позвонил ей на днях и предложил встретиться. В своё время у них был довольно бурный роман, но потом Анна его бросила.
Ещё более сильный шум из мешка. Заминка. Первый снова углубляется в рукопись.
Третий (нетерпеливо): Долго ещё?
Первый: Итак, Анна бросила Кирилла. Вообще-то она никогда не любила его, а вот он любил её и даже сильно... ну, не то, чтобы она совсем его не любила... в сущности, но... короче, бог знает, ведь даже в самой совершенной любви один любит больше.
Третий: Ну да, там...
Первый: А Кирилл – может быть, его в большей степени интересовало её тело. Нежели душа. Или даже не тело в чистом виде, а вот эта её сексуальная фактура души... сексуальная душа... в смысле своенравия какого-то... Сложно говорить о её душе. Противоречия во всём. Талантливая, одарённая натура, она никогда не могла выйти за пределы гедонистического отношения к жизни, все её благие порывы быстро сменяли друг друга, ни во что не воплощаясь конкретно. Однако звонок Кирилла взволновал её.
Третий: Почему?
Первый: Как же? Шутка ли, Кирилл ей позвонил! Ни с того, ни с сего!
Третий (вяло): Ну и что?
Первый: Они же столько лет не виделись! А он взял и позвонил!
Третий: Кирилл.
Первый: Кирилл! Именно! Она подумала, у неё возникла надежда, что, может быть, Кирилл ей поможет... поможет выбраться из этой бездонной ямы... Только вот как ему об этом сказать?
Третий: Как?
Первый: То-то и оно. Ведь за эти годы многое могло измениться.
Третий: Кирилл.
Первый: Конечно, изменилось. Вряд ли он любит её по-прежнему. Рассчитывать на его дружеское участие? Можно... Ха! Анна слишком хорошо знает Кирилла, поэтому нелепо и надеяться на абсолютное бескорыстие с его стороны. Да он всегда просто дико хотел её! Впрочем, Анне вовсе и не сложно пойти на такого рода компромисс... А вот Марта, узнав о звонке Кирилла – очень взволновалась.
Третий: Ага.
Первый: Во-первых, она сразу поняла, что для Анны – это, может быть, единственный шанс. Единственный! Кирилл – сильный, энергичный мужчина, если он захочет, то... А во-вторых, Марте самой страшно захотелось увидеть Кирилла, ведь у них тоже был когда-то роман. Правда, не бурный, а такой короткий... Тихий...
Третий (не сразу): Вот, значит, в чём закрутка.
Первый: В том-то и дело. Анна очень постаралась когда-то... она сделала всё, чтобы Кирилл бросил Марту и ушёл к ней.
Третий: А он?
Первый: Он и ушёл. Анна нужна была ему постольку поскольку. То есть, Марта.
Третий: Так он что, совсем её не любил?
Первый: Ну, любил... Анну он гораздо больше любил. А Марта-то и сейчас любит его, но об этом до сих пор не знает её лучшая подруга!
Третий: Странно.
Первый: Ничего странного! Анна – эгоистка. Она никогда и не задумывалась всерьёз о чувствах Марты. На их взаимоотношениях этот эпизод никак не отразился.
Пауза.
Третий: Зачем же Кирилл позвонил?
Первый: Мало ли! Да это же потом было, после. А тогда он ушёл к Марте – и всё. То есть к Анне. Бесспорно, Марта могла вести себя иначе. Но она сделала вид, что, мол, пустяки, что всё это её не очень волнует. Враньё! Просто не хотела говорить об этом! Натура такая. Сдержанная. Гордая. Немногословная.
Третий: Чего же она молчит?
Первый: Не любит лишних слов. Зато уж если скажет...
Пауза.
Третий (зевает): А Кирилл? Кирилл любил Анну?
Первый: У таких женщин, как Анна, духовное неотделимо от плотского. Всё у них вместе. Сексуальные души, духовные тела. Кирилл так её и воспринимал, в полном объёме.
Третий: Кирилл?
Первый: Тут вот ещё что – внешне взаимоотношения Анны и Марты выглядят довольно странно: они ругаются, ссорятся из-за каждого пустяка.
Третий: А Кирилл-то что думает?
Первый: Ничего он не думает! Его ещё нет. Он – придёт. А Марта и Анна – да они чуть ли не дерутся иногда!
В мешке – снова сильный шум. Потом вылезает Второй. Начинает возиться с какими-то вещами, берёт доску, строгает её, но почти сразу прекращает это занятие. Что-то ищет в куче хлама. Первый и Третий настороженно наблюдают за ним. Переглядываются. Потом возвращаются к прерванному разговору.
Третий: Чего же это они дерутся?
Первый: Чуть ли не дерутся! На самом-то деле они очень любят друг друга и что бы одна делала без другой?!
Пауза.
Третий (бессмысленно): Да.
Первый: Вот пока всё.
Пауза.
Третий: А Кирилл... не женат, что ли?
Первый: Много ещё надо сделать: продумать логику развития действия, уточнить экспозицию... Завязочку потуже завязать...
Третий: Кирилл-то. (Смеётся)
Первый: Да и кульминация... Ибсен говорил.
Третий: Да.
Первый: Как ты думаешь, если всё сделать, как надо, могут пьесу где-нибудь поставить?
Пауза.
Третий: Я давно не был.
Первый: В каком-нибудь... таком театре!
Третий: Чем закончится эта история?
Первый: Пока трудно сказать. Тут много разных вариантов, а выбрать надо – один.
Пауза. Второй встает. Не обращая на Первого и Третьего никакого внимания задумчиво ходит вокруг. Потом довольно решительно подходит к стоящему возле Первого телефону. Потом так же решительно отходит. Поднимает доску, запихивает её в мешок. Сам залезает в мешок. Тут же вылезает. Движения замедленные, вялые. Снова лезет в мешок. Лёгкий шум оттуда.
Третий (нервно): Давай... вернёмся... Туда. В ту летнюю ночь!
Первый (флегматично): Что тебя так тянет туда?
Третий (ещё более нервно): Давай, пожалуйста...
Первый (ещё более флегматично): Мало ли было разных ночей...
Третий (бурно): Ты же обещал!
Первый: Раз обещал... Ладно, что там у нас?
Третий (воодушевлённо): Летняя ночь. Июнь. Пляж. Комары.
Первый: И какая-то еда.
Третий: Еда – потом.
Второй вылезает из мешка. Он прижимает к уху маленький радиоприёмник. Подходит снова к телефону и набирает номер.
Второй: Да. Ничего. Работаю. Не знаю. Да-да.
На протяжении последующей сцены Второй будет разговаривать по телефону. Он перемещается с телефоном по сцене, говорит то громче, то тише. Его реплики накладываются на реплики Первого и Третьего, смешиваются с ними, постоянно вплетаясь в их диалог. Иногда Второй подолгу молчит и только слушает ответы своего невидимого нам абонента, очень хорошо Второго слышно, когда в диалоге Первого и Третьего наступает очередная пауза.
Третий: Тут важна последовательность событий. Что. Когда. Почему.
Второй: Можно подумать, что это кому-то было надо.
Первый: Летняя ночь. Июнь.
Третий: Это страшно важно для меня! Шутка ли – я – и что-то помню! Помню! Эх...
Второй: Язык без слов. Взгляд без глаз. Поцелуй без губ.
Третий: Вот бы погрузиться в эти воспоминания целиком, наполниться ими доверху – тогда, может быть, я смог бы зацепиться за ниточку, которая постепенно привела бы меня к сегодняшнему дню!
Первый (безразлично): Пу-уш-мусх...
Третий: И тогда, держась за эту нить, я бы смог распутать чёртов дьявольский узел!
Первый: А-пуф-схч...
Третий: Я вспомнил бы, куда иду!
Первый: Унг-хст...
Пауза.
Второй: Депрессняк? Ясненько.
Третий: Всё, всё с чего-то начинается! Всё не вдруг! Назад, назад – в архаику, в пра-жизнь, в дозолотой век! (Испуганно) Где, где я слышал это? Когда?
Первый: Ту-умп. На самые ранние.
Третий: Эпохи? (Уходит в себя, транс.)
Второй: Кажется нереальным, вернее, это слишком реально.
Первый: Фу-у.
Третий (транс): Было – росло – пульсировало – вызревало. Отделённое тоненькой, но прочной оболочкой. Занимало своё законное место – изредка резкие уколы – укусы.
Второй: Недавно. Пятого июня. Принесли. Сказали. Просили. Дали. Пригласили. Ну и так далее.
Третий: Подумаешь, укус осы!
Первый: Бомп.
Третий: Можно вытащить жало, а можно и не вытаскивать. Даже приятно подумать, что пережил такой укус. Никто не придавал этим укусам особенного значения.
Второй: Причём тут Монтень? В ноябре где-то. Или в самом начале децембера. Утка. Собака. Трава тоже.
Третий: Только потом появилось стремление заглянуть за оболочку, пройти по самому краю. Новый укус почему-то был воспринят как никогда серьёзно. Орбитальное влияние возросло, что ли?
Первый: Тч. Тч. Тч. Стоит ли всё так усложнять, метафизировать? Я понимаю – ты хочешь занырнуть поглубже, к истокам неким. Что ж, в принципе, это верный ход... Я ведь предлагал уже нечто подобное... Не проще ли вспомнить свой первоначальный приход сюда, в ранний период моего застревания?
Третий: Тут я как-то совсем ничего. А что было до? Или после? До после-после? Как разобраться? Как выбраться из лабиринта времён? Всё перепутано, перемешано.
Второй: Какой-то знакомый. И ещё один знакомый. И ещё. Да их полно, оказывается, этих самых знакомых... А, ещё и Красноносый.
Третий: Только та летняя ночь!
Первый: Кунгх-зу!
Третий: Но ведь ты обещал!
Первый (решительно): Хорошо, мы приехали на электричке из города, так?
Третий: Давай уж по порядку. Мы приехали из города, вышли из электрички.
Первый (терпеливо): Вышли.
Третий: И...
Первый (зевая): И – пошли мы...
Третий: Нет, рано! Вышли из электрички и... мы сели покурить! На скамейку! Там, на платформе, стояли очень удобные, широкие скамейки. Мы сели на крайнюю...
Первый: Могли покурить на ходу.
Третий: Куда нам было торопиться? К тому же вокруг было так красиво... Мы сидели, курили... как раз ушла последняя электричка в сторону города! Всё! Путь назад был отрезан!
Первый (с нотой сомнения): Ты здорово всё помнишь.
Третий: ...Тишина, редкие огни вокруг... все это больше напоминало декорацию, нежели реальную жизнь.
Первый (ворчливо): Декорации! Кулисы из софитов! Падуги из подиумов! Чистая перемена? Кто же был монтировщиком?
Третий: А потом мы пошли к заливу!
Первый: Трик-трак! Аллея, тропинки, сосны.
Третий: Как будто бы мы ещё проходили мимо входа в санаторий. Высокая такая арка.
Второй: Первый раз – с Филоновым на голове. Или – с Билибиным. Вообще, море романтики. Сломя голову через весь поезд.
Первый: Ну, вот, хорошо. Мы уже у залива. Разделись – и в воду!
Третий: Сбоку ещё горел костёр...
Первый: Костёр? Кто же это так постарался?
Третий: Неподалеку находился кемпинг.
Второй: Во вторник, тридцатого.
Третий: Или пансионат.
Первый: Санаторий!
Третий: Мы подошли к костру.
Первый (неуверенно): Вроде бы...
Третий: Вряд ли нам было интересно общаться с курортной публикой...
Пауза.
Второй: Позвонил один раз – и готово! Вперёд! Шалом!
Третий: Слушай... мы ведь были втроём!
Первый (тревожно): Втроём? Кто же был третьим?
Третий: Этот... этот...
Первый: Кто?
Пауза.
Третий (растерянно): Кирилл...
Первый (потрясён): Ки!
Второй: Врачиха. Да? Замкнутый круг.
Третий: Нет, нет! С нами увязался этот проходимец Шварценгарт!
Первый: Опять какой-то немец?
Третий: Он не немец. Просто фамилия немецкая. А по-немецки не знал ни слова.
Первый: Откуда он там взялся?
Третий: Увязался. Он всегда за всеми увязывался. Пустой парень, хотя и весёлый. Нет, у него другая фамилия... Дудергоф? Крукенберг?
Первый (ворчливо): Понятия не имею.
Третий: Он был, был тогда! Правда не купался, а сидел на берегу. Кстати, я не так давно его видел, он занимается бизнесом с шашлычными. (Восторженно) Надо же, я и это вспомнил! Если и дальше так будет, то...
Третий: Купанье начинает обрастать массой подробностей.
Второй: Дождь с утра до вечера. Очень.
Первый: Ты вот говорил, что мы ели. Где? Что? Не привезли же мы еду с собой? Стало быть, пошли на вокзал.
Третий: Какой вокзал? Там не было вокзала! Пустая платформа, касса уже закрылась.
Первый: Хорошо, касса закрылась. Где же мы по-твоему...
Третий (сосредотачивается): Сейчас... сейчас...
Второй: Да нет. Просто тело руки. Здесь-то нельзя. Здесь – никак. Хоть тресни. Причём тут недоверие? Причём тут вообще что-либо из человеческого обихода?
Третий: Сейчас... Искупавшись... Ис-ку-пав-шись мы пошли по пе-ше-хо-дной до-рож-ке вдоль шос-се... Искупавшись, мы пошли по пешеходной дорожке вдоль шоссе... Вдоль шоссе.
Первый: Вдоль шоссе.
Третий: Вдоль шоссе... и... Вспомнил! Вспомнил! Километра через полтора мы увидели дом, в окнах горел свет. Мы подошли и увидели накрытый стол, буквально заваленный всякой снедью. Молодая женщина – лет, примерно, на пять старше нас – убирала со стола. Тут-то и пригодился Гертенгрюнд с его феноменальной наглостью! Он влез на подоконник и стал что-то плести: про бедных странников, изголодавшихся в пути, – битничество, – идеалы хиппи! И тогда хозяйка – в ней было что-то лунное, неисчерпаемое, неуловимое...
Первый: Дарк сайд!
Третий: В тоже время она была очень естественная, приветливо-сдержанная...
Первый (кричит): Что мы ели?
Третий: Она угостила нас бутербродами, салатом, гречневой кашей. Чай. Прохвост Бартенголью начал уже было подклеиваться к ней...
Первый (потрясённо): Б... Бартенголью!
Третий: Бартенгольц! Римермахер? Он клеил её, обещал провести куда-то, что-то сулил, как бы невзначай прикасался к её тонким рукам, шаловливо позвякивал браслетами – мы с трудом увели его!
Первый (фальшивый пафос): Он захотел Луну! Негодяй!
Третий: Она наверняка была не одна. На стуле висели мужской пиджак и галстук. (Наплыв, транс) Камзол. Кафтан. Латы. Набедренная повязка. Мундир. Скафандр. Шлем.
Первый: Ты – Луна. И я – Луна. Мы – Луны.
Третий (то же состояние): Рапиры. Фрисби. Нунчаки.
Первый: Тпру... Тпру...
Третий: Малознакомый запах чужой плоти. Ничего лишнего.
Первый: От кого там пахнет? Дезодорант подмышку два раза в день после еды. Квантум Сатис. Сигна.
Третий: Кто, кто знал, что там в глубине – дьявол?
Первый: Где же мы? На берегу залива или в лаборатории Фауста?
Второй: Причём тут сто рублей? Независимость? Просто противно. Ялта.
Пауза.
Третий (приходит в себя): Да... Залив... Ночь.
Первый (нетерпеливо): Да, залив. Да, ночь. Немец... ладно, чёрт с ним. Поели у Луны гречневой каши. Что потом? Куда мы пошли?
Третий: Ты разве не помнишь?
Первый (устал): Как будто, уже не очень.
Третий: Э... неподалеку кто-то из знакомых жил. Кто?
Первый: Кто?
Третий (растерялся совсем): Кто?
Первый: Неважно. Главное, есть где ночевать! Почему же мы сразу не пошли к знакомым? Зачем мы нищенствовали, побирались, клянчили у Луны крошки звёздной пыли?
Третий: Как плавно и сосредоточенно ставила она на стол тарелки с гречневой кашей! Каши было ровно столько, сколько нужно – не много и не мало. Сдержанная, глубокая доброжелательность! Никакой вычурности!
Первый: Тетя Нина, не уходите! Дядя Петя, не спешите!
Третий (просветление): Там неподалеку жил Василий! Такой высокий, рыжеватый!
Первый: Чёрт возьми! Ещё и он здесь!
Третий: Василий!
Первый: Не хочу я к нему! Поехали в город, стопом!
Третий: Нет! Мы пошли к Василию! Он перевёз на дачу аппарат и репетировал там круглые сутки. Ты не можешь не помнить его! Он некоторое время был сессионным басистом в «Санкт-Петербурге»!
Первый: А, пожалуй... Только не в «Санкте», а в «Аргонавтах». Да, неплохой басист. Но меня удивляешь ты! Я не жалуюсь на память, однако некоторые моменты... ночной чай, каша с Луной, да и немец всё же очень сомнителен...
Третий: Бранденголлер! Гуттеншмидт!
Первый: Не было там никакого Шиллерголлера!
Третий: Был! Был! Был!
Пауза.
Второй: Совершенно случайно нашли тот подъезд. Конверты кончились? Ну, просто есть две стены. Решили познакомить. Всего одно.
Первый (скептически): Стоит ли так идеализировать прошлое? Романтические ночные пейзажи, комары, мухи, ароматные запахи юных женских тел – но ведь было и другое!
Третий: Что же ещё? Напомни, я с удовольствием постараюсь вспомнить всё что угодно!
Первый: Мало ли... купались и купались себе. А вот немца – не было! Точно не было!
Третий: Он не немец! Фамилия такая у него!
Первый: Не было! Не было!
Третий: Гогенморт? Дебентротт? Гейдендитрих?
Первый: Не было!
Третий: Остеркранк? Шухермунд?
Первый: Не было!
Третий: Водертромпф? Унтерлинд? Хаусдертенханс-младший!
Первый: Никаких немцев! Хаусдертен... ни младшего, ни старшего, ни среднего!
Третий: Может, он не немец? Чех? Швед? Австралиец?
Первый: Дер винтер ист да! Аллес ист вайс! Не было! Не помню! (Радостно) Я и тебя больше не помню!
Третий (стонет): Ты же помнил, только что помнил!
Первый (ещё более радостно): Очень сожалею, но – произошла ошибка! Это – не ты! Не было ничего – ни немца, ни ночной жратвы и я не пил с Луной чай, и не ломился к Василию! Я не знаю тебя! Я никогда не знал тебя!
Третий (страшно визжит): Твоя жизнь кончена, кончена, кончена!
Пауза.
Первый (поражён): О!
Третий (визжит с невероятной силой): Кончена! Кончена!
Первый (сильнейшее потрясение): Магия...
Третий (без сил): Кончена... кончена...
Первый: Ты... это – ты... это – я...
Пауза. Оба приходят в себя.
Второй: Прикольно. Твой. Мой. Видел? Где? Не представляю даже, как выглядит. Хочется впитывать. Пять с половиной, примерно, дней.
Третий: Мы дружили в юности?
Первый: Да...
Второй: Иногда слушает? Либо, говорит, инопланетянин, либо. Да. В духовном смысле.
Третий: Мы купались ночью в заливе... Я – помню!
Первый: Я – тоже! (Вновь раздражённо) Но что дальше? Да, купались. Полезно купаться. Однако сколько можно вертеться вокруг воды? Почему бы нам не поговорить о чём-нибудь ещё? Вот... Сэр Френсис – чем не тема? Или о кино? Ты не видел, кстати, один крутой боевик, там черногорская журналистка с чудесной маленькой грудью охотится за дикими тиграми...
Третий: Нет, я хочу туда, на берег залива! Только туда. Помоги мне вернуться! На пляж, в белую ночь! Там было так хорошо!
Пауза.
Первый (строго): Только с одним условием: никаких немцев, Василиев, полуночных бутербродов и официантки-Луны! Ничего лишнего! Место действия должно быть строго локализовано: залив, пляж!
Третий (с готовностью): Согласен! Мне так даже больше нравится! Так легче!
Первый: Вот и отлично. Итак, пляж. Летняя ночь на берегу залива.
Пауза.
Третий (робко): Понимаешь... Чтобы наш эксперимент оказался удачным, надо полностью восстановить атмосферу той ночи. Важно всё. Каждое слово. Каждый жест. Любая, незначительная, на первый взгляд, деталь. Шумы. Скрипы. Гул машин на шоссе. Плеск волны. Взмахи птичьих крыльев. Ничто не окажется лишним, ничего нельзя упустить из виду.
Первый: Взмахи птичьих крыльев?
Третий: Надо постараться. Надо говорить так, как мы говорили тогда – или, в крайнем случае, как мы могли бы говорить. Мы должны исходить из логики прилагаемых обстоятельств.
Первый (важно): Да.
Третий (небольшая пауза, глубокий вздох, потом торжественно): Вот мы пришли на пляж.
Первый: Пришли. Мы – на пляже.
Третий: Да. Мы – на пляже.
Пауза.
Второй: Ясбт.
Третий: Что же ты молчишь?
Первый: Что надо говорить?
Третий (раздражённо): Наверное, ты не стоял на пляже, как истукан? Что-то происходило... какая-то жизнь...
Второй: Ннпт. Тгм.
Первый: Мы пошли купаться.
Третий: Мы, я думаю, не бросились в воду одетыми! Разделись – раз... закурили – два... обменялись репликами...
Первый (измученно): Какими репликами?
Третий: Какими угодно! Любыми! (Демонстрирует) Как дела? – Ничего. – Ну, что? – Да так. – Ты где? – Я здесь. – Ты как? – Я тут. Ясно?
Первый: Ясно. Как дела? – Ничего. – Ну, что? – Да так. – Ты...
Третий: Ты – кто? – Никто. – Где вода? – За углом. – Пойдём в кино. – Не хочу. – Дай рубль. – Не дам...
Первый: Ты – кто? – Я вода. – Где рубль? – За углом. – Ты где? – Никто...
Третий (увлечённо): Хорошо! Или ещё так... Ты где? – Я здесь. – Ты скоро? – Ну да. – Ты читал? – Ага. – Разбей пятёру! – Давай. – Пошли в кино? – Пошли. – Где кольцо трамвая? – Вон там. – Который час? – Сто. – Я хочу в музей. – Иди. – Где можно купить телевизор? – На улице Скверны, 10. – Какой счёт? – Ноль-ноль. – Как зовут её брата? – Им. – Какой у тебя размер обуви? – Не знаю. – Что ты будешь делать днём? – Спать. – Я не люблю жареные фрукты. – А я люблю. – Я хочу послушать музыку. – Зачем? – У меня болит голова. – Ну и что? – Ты должен позвонить дяде. – Он уехал. – Зачем? – Не знаю. – Кто же знает? – Его жена. – Она твоя тётя? – Может быть. – Почему ты не уверен в этом? – Я никогда не видел её. – Почему? – Солнце слишком низко. – Где живёт этот человек? – У меня сломались носки. – Я вижу авторучку. – Я предпочитаю белый цвет. – Как тебя зовут? – Я зайду вчера... (растерянно) Я... э... э...
Первый (во весь голос): Ш-у-у-у-у-у-у-у!!!!
Огромная нелепая пауза.
Второй: Ядот. В каком-то полусне. Прямо в прихожей, на полу.
Третий (шёпотом): Что же делать?
Первый (шёпотом): Брум.
Третий (шёпотом): Надо... начать с начала.
Первый (шёпотом): Зачем?
Третий (шёпотом): Надо.
Первый (шёпотом): Да?
Третий (шёпотом): Да. Давай.
Первый (шёпотом): Почему я должен начинать?
Третий (шёпотом): Я не могу один. Нужна атмосфера.
Первый (шёпотом): Нужна.
Третий (шёпотом): Помоги мне. Давай.
Первый (шёпотом): Давай.
Третий (шёпотом): Давай.
Первый (шёпотом): Давай.
Третий (шёпотом): Включайся.
Первый (шёпотом): Куда?
Третий (шёпотом): Туда. В ночь.
Первый (шёпотом): Сейчас попробую.
Третий (шёпотом): Давай.
Первый (шёпотом): Сейчас.
Третий (шёпотом): Давай.
Первый (шёпотом): Мы что... вышли на пляж?
Третий (шёпотом): Ну да. Мы вышли на пляж.
Первый (шёпотом): Ага. Значит, мы на пляже.
Третий (шёпотом): Мы на пляже.
Пауза.
Второй: Эргономично. Где? В баре. И у ворот. Потом. Какие-то студенты.
Пауза.
Третий (шёпотом): Давай! Ну! Мозгом – пли.
Первый (собирается с силами, потом напыщенно): Вот мы и пришли на пляж!
Третий: На кой чёрт этот пафос? Не верю! Проще, естественно. Три, шестнадцать!
Первый (вполголоса): Мы на пляже. Мы на пляже. (Громко) Вот и пляж. Как здесь хорошо!
Третий (тихо): Пойдёт. (Громче, тоже включается.) Да. Хорошо! Трудно даже представить, что меньше часа назад мы находились в душном, смрадном городе!
Первый (с фальшивым отвращением): Фу, этот город! Слушай, давай, закурим!
Третий: Давай.
Первый: Вот... (тихо) Мы – курим.
Третий (тихо): Да, курим. (Пауза.) Хорошие папиросы. Сухие.
Первый: Я их храню в помоях. Чтоб суше были.
Третий: Мудрое решенье. Похоже на гашиш из Костамукши.
Первый (бодро): Пошли, что ли, купаться!
Третий: Пошли.
Пауза.
Второй: Всё это изначально бессмысленно.
Третий: Что же ты молчишь?
Первый: Так ведь мы купаться пошли. Купаемся, уже.
Третий: До воды ещё надо добраться.
Первый: Да-да, конечно. Вот я разделся. Вот я иду к воде. Вот я подошёл к воде.
Третий: Дальше.
Первый: Сейчас докурю... Я – докурил. Я вхожу в воду.
Третий: Дальше.
Первый: Так-с, что там у нас с водичкой? Ого, холодная!
Третий: Дальше.
Первый: Слушай, холодная вода, правда! Давай, в другой раз? (Третий шипит) Ладно. Я – ныряю. Я – нырнул.
Третий: Нырнул? А ты забыл, что в заливе у берега очень мелко?
Первый (оправдываясь): Амф-пум...
Второй: Вдвоём в хоспис? Спонтанное решение. Масса планов. Идиотство.
Третий: Неверно, всё неверно! Не то! Да, мы разделись, подошли к воде. Но эти пятнадцать-двадцать секунд мы могли говорить о чём-то конкретном! О чём-то существенном. (Передразнивает Первого) Я – разделся! Я – докурил!
Первый (угрюмо): Могли и молчать.
Третий: Или пусть даже о несущественном – всё равно, это было типично для той нашей жизни.
Первый: Курили мы.
Третий: Курили! А ещё? Пойми же, наконец, нужны не пространные монологи, нет, а какая-то фраза – или даже всего одно слово, мельчайшее, ничтожное междометие, которое может полностью вместить в себе наше тогдашнее бытие!
Первый (после размышления): Нгздрангзднер.
Пауза.
Взбдруйздер.
Пауза.
Третий (очень решительно; дальнейший диалог идёт в очень быстром темпе): Попробуем ещё раз. Теперь начну я.
Первый: На старт!
Третий: Я – начинаю.
Первый: Внимание! Мозгом – пли!
Третий: Итак, мы на пляже.
Первый (с усмешкой): Где же ещё!
Третий (вполголоса): Не мешай... (В прежнем режиме.) Смотри, как тихо на воде.
Первый (цинично): Полный... штиль.
Третий: Подойдём поближе.
Первый (напевает): Кент бай ми лав – лаав.
Третий: Надо снять обувь, а то...
Первый: ...наберём песка.
Третий (вполголоса): Браво... (В прежнем режиме.) Тёплый песок.
Первый: Нагрелся за день.
Третий: Да, днём была жарища.
Первый: Тьфу ты... тут иголки сосновые!
Третий: Осторожнее!
Первый: Ерунда.
Третий: Ты не поранился?
Первый: Это всего лишь лёгкий удар об угол жизни.
Третий: Вода, наверное, тоже тёплая.
Первый: Покурим?
Третий: Можно.
Первый: Смотри, костёр.
Третий: Это пансионатские жгут.
Первый: Подойдём?
Третий: Да ну. Лучше в воду.
Первый: Пансионат – ногой под зад. Турбаза – скотобаза.
Третий (вполголоса): Не отвлекайся. (В прежнем режиме.) Я в этом году ещё не купался. А ты?
Первый: Санаторий – крематорий.
Третий: Кусаются комарики. (Хлопает себя по лбу.)
Первый: Так-с, что там у нас с водичкой? Ого, холодная!
Второй: Разве что в Африке где-нибудь. Там, я думаю, что-нибудь то могло измениться.
Третий: Заходим.
Первый: А я уже зашёл.
Третий: У берега всё дно в мелкой гальке.
Первый: Чёрт, колется!
Третий: Вот тут уже получше.
Первый: Тина.
Третий: Да, цветёт залив.
Второй: Или ещё на островах.
Третий: Смотри, рыба плещет!
Первый: Уклейка.
Третий: Иди правее! Большие камни под водой.
Первый: Долго мы будем тут брести?
Третий: Скоро начнётся глубина.
Первый: Опять отмель.
Третий: Вперёд!
Первый: Надоело ноги ломать!
Второй: Пальцепоклонник. (Смеётся.) Просил не отлучать, ну да... всё остальное представлялось ему компромиссом!
Третий: Песочек, хорошее дно!
Первый: Что эти кретины-рыбаки видят в темноте?
Третий: Кронштадт отлично просматривается.
Первый: Почему, когда погружаешься в воду, сразу хочется поссать?
Третий: Отойди подальше!
Второй: Я всё чаще это... глаза закрываю!
Первый: Я – ныряю!
Третий: И я. Ух!
Первый: Хорошо!
Третий: Здорово, правда?
Первый: Ницца! Нирванна!
Третий: Отлично!
Первый: Сан-ремонт!
Третий: Вода-то тёплая!
Первый: Хвалу воде пою...
Третий: За чистоту?
Первый (усмехнулся): За простоту... за холод и прозрачность чего-то...
Второй: Ничего не поделаешь. Здесь нельзя.
Третий: Роскошная песня. Помнишь концерт на химфаке?
Первый: Да, круто. Баба сеяла горох...
Третий: Перестань брызгаться! Огромная толпа во дворе, все волосатые...
Первый: Прыг-скок! Прыг-скок!
Третий: Я пробрался на второй этаж по водосточной трубе, через дамский сортир!
Первый: А мы сломали какой-то чёрный ход...
Второй: Свит дрим. Устал, конечно...
Третий: Плюх! Как Рекшан прыгал тогда с гитарой! Через всю сцену!
Первый: Так он мастер спорта, ему это раз плюнуть.
Третий: Зато Корзинин какой-то обдолбанный был.
Первый: Он от армии косит. По кочкам, по кочкам, по узенькой дорожке...
Третий: ...бух в ямку! В кайф! Он самый кайфовый барабанщик!
Второй: Я знаю, что такое быть мертвецом.
Первый: Это Зайцев всегда удолбанный, а Корзинин не всегда.
Третий: Зайцев – мальчишка ещё. Только школу закончил.
Первый: Я с ним как-то джемовал. С ходу врубается!
Третий: Как они играли тогда!
Первый: О, Сюзи Кью! О, Сюзи Кью! О, Сюзи Кью...
Третий: Ай лав ю, Сюзанна Кью!
Первый (имитирует «запил» на гитаре): У-а-у!
Третий (то же действие, но с другим инструментом): Джу-джу! Джу-джу-джу!
Первый: У-а-у! А потом бас с ударными – бжум! П-ж-ж... Бу-у! Чу-ту-тщ... Чу-ту-тщ... Тж-ж-ж...
«Играют» некоторое время вдвоём. Потом – пауза. Слышно шуршание метлы.
Третий (экстаз): Вот так... вот так... Только так!
Пауза. Шуршит метла.
Второй: Потому что я не могу больше делать то, что делал раньше!
Третий: Только так...
Первый (мрачно): О, Сюзи Кью...
Пауза.
Третий (блаженно): Скоро восход...
Первый (резко): Я хочу домой, в город! Хочу спать!
Третий (по-прежнему в кайфе): Успеем...
Первый (резко, зло): Я пошёл на берег, хватит! Я иду на берег. Я выхожу на берег. Я вышел на берег. Зий! – где-то взвизгнули тормоза. Кррау! – крикнула птица. Шви-шви – зашумела вдруг листва.
Второй (кричит): В этом никто не виноват! Не могу! Не могу! Не могу мочь! Хочу ничего не хотеть! Что, рыба?
Третий (продолжает кайфовать): Вот так... На спине... Я вижу только небо...
Первый: Я – замёрз! Где полотенце?
Третий (в кайфе): Наверное... там... у тебя в сумке...
Первый: У меня нет сумки!
Третий: Есть... Ты всегда ходил с огромной чёрной сумкой... с надписью «Биг-тур»... или что-то вроде...
Первый (очень зло): Нет у меня никакого «Биг-тура»!
Третий: Есть... там где-нибудь валяется... поройся, поищи...
Второй: Кончилось время для сладких песен. Лажа!
Первый (спокойно): В сумке нет полотенца.
Третий: Есть... есть...
Первый: Тут только блокнот... книга... плёнки магнитофонные...
Третий: А ещё?
Первый: Ещё спички.
Третий: А ещё...
Первый: И ещё спички.
Третий: А ещё...
Первый: И ещё спички. И ещё! Снова спички! Только спички! Полная сумка спичек! Сплошные спички! (Хохочет) Разве это не в духе нашего тогдашнего эксцентризма?
Третий (испуганно): Что ты делаешь? Не сбивайся... мы теряем тему!
Первый (смех): Я – тюлень!
Третий (страх нарастает): Остановись!
Второй: Гвозди. Познание человечества завершилось.
Первый: Гогенцолерн? Винкельман! Где же ты?
Третий: Мы же решили, что его не было!
Второй: Лажа! Всё равно это неправильно!
Первый: Мистер Стремлинг! Сюда! (Прислушивается к шуршанию метлы. Смотрит в ту сторону, откуда раздается шуршание. Внезапно, на какие-то доли секунды появляется Психоделический Дворник – он мелькнул – и тут же исчез.) Вот он! Вот! Эй! Где тропинка, по которой мы доберёмся к скатерти-самобранке? Там смазливая девка – Луна!
Третий (стонет): Зачем же... Перестань... Не надо расширять место действия...
Первый: К чёрту правило трёх единств! Едим салат, жрём бутеры! Подайте-ка нам лапши с мёдом, чаю и борща с коньяком!
Третий: Ты всё разрушаешь!
Первый: Василий, вставай!
Третий: Не надо!
Второй: Меня больше нет!
Первый: Васька, подъём! Я знаю, ты мечтаешь о Уэмбли с Монтерреями, ты видишь своё имя в «горячих десятках», тебе грезится собственная морда, шевелящая жирными губами в телевизионных интервью!
Третий: Замолчи! Замолчи! Замолчи!
Первый: Ву-у! Загудел паровоз! Кр-рр! Застрекотал мотоцикл! Ту-дух!
Взорвалась бомба! Хр-фшш!! Это раскололась земля!
Второй: Нет! Нет! Нет!
Пауза. Второй ставит телефон на прежнее место и начинает собирать разбросанные вокруг мешка вещи. Шуршит метла.
Первый (устало): Вот и всё. Мы – искупались.
Третий (коллапс): Биг-тур... На гряде... Сюзи...
Первый: Конн-конн... двери закрываются... конн-конн... прошлое отменяется... конн-конн...
Третий (хрипит): Ва... ва... ваша жизнь... конч...
Первый: Конн-конн... Конн-конн...
Третий (ползает): Привет. – Пока. – Ты где? – Я там. – Где дым? – Погас...
Первый: Где нож? – В воде.
Третий: Как меня зовут? – Нога. – Что за углом? – Гора. – Я хочу есть. – Нельзя. – Подари мне цветы... это дни плоскогорья... тебя бы сюда... связанные руки ночи... он не будет просить о многом... но он даст вздохнуть... горячая ярость её поцелуев... локомотив бретч... или что-то ещё... (бормочет, ползает, хрипит).
Первый: Конн-конн... конн-конн... Элен... Элен. Элен! Я застрял, Элен!
Второй лезет в мешок. Нарастающее шуршание метлы.


Действие четвертое

Там же. «Жилище» Первого выглядит крайне плачевно; навес сломан, от него осталось лишь несколько досок; боковые стенки покосились, лампа разбита; таз и прочее имущество разбросано по сцене; хаос, грязь, запустение. У Второго тоже плохи дела; мешок разорван, на его месте беспорядочная куча хлама. Второй валяется тут же, спит, иногда вскрикивает, воет во сне. Возле него – пустые бутылки.
Первый – на своём месте, похоже, он сильно пьян. На протяжении последующей сцены он будет находиться в состоянии прострации, его реакции, поведение мало адекватны происходящему.
То громче, то тише шуршит метла. Где-то пиликает губная гармошка. Иногда слышны гитарные переборы, фрагментарные каденции баса, брейки ударных, пульсация перкуссии, всплески афро-бита, внезапные «индустриальные» акценты, разнообразные блоки конкретной музыки. Иногда – конденсируется многоголосый гул настраивающегося симфонического оркестра.
Свет – по возможности психоделический, с широким спектром ирреальных оттенков.
Первый (вяло, с тоской): Элен... Где ты... где ты, шляешься, Элен? Я – застрял, Элен! Элен... (невнятное бормотание).
Вскоре появляется Старая женщина. Она идёт очень медленно, что-то бормочет. Сначала её бормотание и бормотание Первого сливаются.
Старая женщина: Иду. Иду. Иду. По площади, по улице, по городу. Иду. По воде, по земле, по небу. Иду. Я знаю, куда я иду и куда я не иду. Ты знаешь, чего ты хочешь и чего ты не хочешь. Так любила говорить моя бабушка, так говорила она. Иду. Я хочу ничего. Хочешь ничего не хотеть? Или не хочешь. Вечная игра – слова против предметов. Предметы против понятий. Тысячи предметов. Миллионы понятий. Миллиарды слов. Кто их видел? Никто. Но они есть, слова. Иду. Иду. Мимо слов, сквозь слова, мимо всего, сквозь всё. Не упади, целуя меня. Ещё один кирпич. Всё равно я иду.
Старая женщина недалеко от Первого, но ближе к авансцене.
И слова – идут. Дождб, солб, молб. (Пауза) Неисправная клавиша у пишущей машинки, буква «б» вместо мягкого знака. (Пауза) Так никто и не отнес её в ремонт. (Смех) Голб, болб, солб. Молб. Это тоже слова. Я знаю, когда я печатала и когда я не печатала. (Пауза) Через площадь и за угол. Мимо жёлтого трупа театра. Будто. Дудто. (Садится на сломанный ящик.) Куда я иду? Кто-то ждёт меня? (Долгая пауза, потом корчит гримасу, кокетливо.) Гудто. Зудто. (Говорит быстро.) Сто лет подряд по одной и той же ****ой улице, сто лет подряд по одной из красивейших улиц мира, будь она проклята. Иду. Иду. Мне надо купить кефира и молока, хлеба и булки. Старые дома не узнают меня, а ведь когда-то мы были знакомы. Не беспокойся, будь счастлив! Вы, господа, буквально раздевали меня своими взглядами! Болб! (Потом говорит в прежнем, медленном темпе.) Что-то для кота. Он ждет еды. Он вечно хочет жрать. Он весь в еде. Все про еду, все для еды, только о еде. Зудто. Если я не принесу ему еды, он сожрёт меня. А потом снова будет ждать, когда я принесу ему еды.
Второй воет во сне, вскакивает и тут же падает. Старая женщина брезгливо косится на него.
Болб! (Перемещается по авансцене, частые остановки.) Посидеть на скамейке, подышать гарью и пыльной зеленью. Не бросай пробку в траву! Запах чужих сигарет. Запах гудков и тормозов. Фу, какая вонь! (Снова садится на ящик.) Нет, я не буду здесь сидеть. (Пауза) Толпа вокруг памятника. Калче клаб. (Пауза) Хорошо бы сейчас выкурить сигаретку, хорошо бы сейчас выпить немножко коньяку. Какой-нибудь смешной джаз... (Пощёлкивает пальцами в ритме легкого свинга.) Там и сям гонят ливер из Изи. (Встаёт, пощёлкивает пальцами, пританцовывает.) Милые глупости бытия. (Снова садится.) В середине информационной программы я засну в своём кресле. Рефлекс. Релакс. (Горячо) Выбросить бы телевизор в окно! Бумс! Разлетелся бы он на куски – или нет? Они сбежались бы, стали бы махать руками, охать, орать, верещать. Нет, дорогие мои, я не смогу вас развлечь, мне не дотащить его до окна. (Пауза, потом презрительно) Они всегда там. Морщинистые лица, дрожащие головы, высохшие тела. Остатки глаз, расслабленная напряжённость потухших взглядов. Бумс! Мимо них, сквозь них! Если вглядеться то можно увидеть... услышать, как они говорят только одно – «Я – уже не совсем я. Извини. Так получилось». Хлоп! (Встаёт, медленно подходит к спящему Второму, наклоняется, рассматривает его.) Да, так получилось. Кто бы мог подумать? (Смеётся) Как тяжело отлучаться от жизни! Как тяжело выпадать из неё! Дудто! Болб! Бумс! (Берёт одну из валяющихся возле Второго пустых бутылок, нюхает её.) Я – иду. Я – иду. (Швыряет бутылку в сторону.) Совершенно в кайф. Необычайно в кайф! (Разглядывает мусорную кучу.) Казалось, эти слова что-то значили. Зудто. Вся эта буйная культура. (Роется в мусорной куче.) Нам не надо образования! Дадим миру шанс! (Вытаскивает из кучи старую тряпку и размахивает ею, как флагом.) Интересно, что стало с ними? (Пауза) А что стало со мной? (Набрасывает тряпку на лицо Второго, тот мычит.) Я вижу тень твоего лица. (Смеётся) Когда затихнешь ты в безмолвии суровом, под чёрным мрамором. Она не понимает, что этим убивает меня! (Снова роется в мусорной куче.) Фотографии и плакаты. Лица. Изменения. Отлучения. Повороты. Пересечения. Чёрные ямы пространств. (Устало опускается на колени.) Когда я была. (Пауза)
(Тихо) Весь день выносили вещи. (Встаёт, подходит к ящику, на который садилась раньше, наклоняется за своей сумкой.) Кресла, стулья, стол. Она была балериной. (Роется в сумке.) Ширмы. Диван. Зеркало. (Зевает) Нихт родственников. Нет естакана. (Хохочет) Вещи – в музей! Для улучшения интерьера служебных помещений! Голб! (Пауза) Я тоже зашла в квартиру. (Достает из сумки термос и пакет с бутербродами, ставит термос на ящик, разворачивает пакет.) Запах прожитой жизни. (Наливает себе чай.) Засохшие цветы. Книги. (Откусывает кусок бутерброда.) Фотографии. Альбомы. (Жуёт, потом пьёт чай.) Она отлучилась полностью. (Жуёт, потом пьёт.) Сухари в вазочке, половина луковицы... заварка в чайнике. (Пьёт.) Я тоже взяла кое-что. Извини... (жует, пьёт) так получилось... Немного кофе в жестянке, кружевную салфетку и одну фотографию. (Завинчивает термос, убирает в сумку.) Она и молодой мужчина. Набережная, пальмы. Двести лет назад. (Достаёт платок, сморкается.) Полмира здесь фотографировалось. (Хихикает) Потом пойдут на пляж, потом – ресторан, потом – опять пляж. Набережная. Танцплощадка. Беззаботная южная любовь. (Залезает на ящик с ногами, застывает в нелепой позе.) Ночь. Молодые, загорелые, жадные тела. Иди ко мне! Тише! (Спрыгивает с ящика, на цыпочках ходит вокруг него.) Тише... Соседи ещё не спят... тоненькая фанерная стенка... Слышен каждый шорох... Плачет ребёнок – объелся персиками... лучше на пляж! Там – темно. (Крадётся на самый край авансцены.) Можно купаться голыми. (Подпрыгивает.) Можно обвить его ногами в воде! Можно любить в песке! Песок на губах! Солб! (Ложится на спину, некрасиво растопырив ноги.) Кажется, он был военным. Часто встречала его на лестнице. В руках – цветы. Однажды её срочно вызвали в театр. Он уныло спускался вниз. Пригласила его к себе. (Ухмыляется.) Он часто приходил потом, пока его не перевели на Дальний Восток. (Торжествующе.) Она так ничего и не узнала! Бумс! Молб! (Пауза) Кефир в сумке – день прожит. (Лежа на спине, плюет вверх.) Половина четвёртого. (Плюет) Девять утра. (Плюет) Семь вечера. (Плюет) Чего семь? Чего девять? (Плюёт.) Вот такой блюз! (Вскакивает, оглядывается.) Какая духота! Ветер усиливается. Похоже, будет дождь. Я просто проваливаюсь куда-то!
Первый (встрепенулся): Элен...
Старая женщина: Что он сказал, этот застрявший? Элен? Нет, я не Элен. Нет. (Рассматривает Первого.) Да, он – застрял. И он. Как много их, застрявших. Везде они. Озабоченные своими бесконечными проблемами, беспомощные, как малые дети. Нет, я не Элен. А они всё застревают и застревают. Фонды, комиссии, комитеты. Муниципальные услуги. (Подходит к Первому, тот бессмысленно таращится на неё.) Что же будет... что же будет, если застрянут все? (Гладит его по голове.) Кто же поможет всем? (Первый икает.) Сначала ещё пытались разобраться, вели разные исследования (Первый икает.) Нет, этому нет конца (Щёлкает Первого по носу, смеётся, встает.) А я – иду! (Марширует на месте.) Я знаю, что я не иду, но я – иду! (Говорит в ритме марша.) Как пройти на набережную? Набережная на берегу. А у него, может, и усов-то нет. Работать надо – и деньги будут! Накатывает! (Пауза) Я приносила ему молоко. (Пауза) Хлеб. (Пауза) Масло. (Пауза) И солб. (Пауза) Тридцать лет. (Садится на «корточки» рядом с Первым.) Вечно голоден – как кот. Всё никак не мог наесться. Ел, ел, ел. (Начинает кружить вокруг Первого.) Не могу сказать, что я мечтала именно о такой жизни, но и это было неплохо. Зудто! Он рассказывал мне разное – жизнь после смерти, светящийся вокзал, край света. Мне очень нравилась его дурацкая, в общем-то присказка: «Не знаю даже, что и сказать, вам на это». (Смеётся.) Странно – взрослый мужчина и не знает, что сказать. (Смеётся.) Вам на это. (Пауза. Старая женщина останавливается за Первым, у него за спиной.) Первый раз я подкралась к нему ночью. До этого он ещё колебался, раздумывал, но когда он увидел искажённое страстью лицо самки, то уже ничего не смог возразить. (Громко.) Я чуть ли не силой взяла его тогда! (Отбегает в сторону, садится верхом на какое-то бревно и начинает на нём ездить вверх-вниз.) Я делала, что хотела! Он был покорным, ведомым, весь в моей власти! Бумс! Бумс! Бумс! (Сидя на бревне, ложится на спину и разбрасывает руки.) Эта схватка напоминала одну сцену из модного тогда фильма... (лежа на бревне, покачивается) там играла популярная секс-бомба с легким налетом интеллектуальности. (Протяжно) Интеллектуальная такая ****ь... (Энергично.) Толб! Толб! Толб! (Пауза.) Я... (тихо) я всегда любила кино. (Совсем тихо.) Я смотрела всё подряд, а по вечерам рассказывала ему. Всё подряд, нон-стоп. (Первый шарит вокруг себя, находит хабарик, раскуривает.) Сначала он раздражался, а потом привык, как миленький. Ждал, когда я приду. (Старая женщина встаёт, подходит к Первому, забирает у него окурок. Тот не сопротивляется, сразу валится набок.) Ждал моих рассказов. (Затягивается) Мне очень нравился крутой боевик, в котором банда диких черногорцев охотилась за белой лошадью. Лошадь скакала верхом на обнажённой героине. (Отбрасывает окурок, смеётся.) Хлоп! Хлоп! Хлоп! (Отходит вглубь сцены.) Он считал меня ограниченной, чрезмерно похотливой и гиперсексуальной. (Делает «по-маленькому».) Да, я нравилась ему. «Ты думаешь только об этом», – говорил он мне. (Встаёт.) «Тебя ничего не интересует, кроме этого». (Стоит со спущенными трусами.) Да, меня всегда интересовало только это. Все мои благие порывы... (Одевается, поправляет юбку.) Нет, я ни о чем не жалею. Болб. (Переходит авансцену.) Моя подруга Марта упрекала меня за то, что я разбрасываюсь. (Резко.) Я не хотела ждать! (Пауза.) Я знаю, чего я хотела и чего я не хотела. (Достаёт из сумки зонтик.) Ветер усиливается? Тает снег? (Раскрывает зонтик.) Надо торопиться, надо купить хлеб. Надо куда-то спешить! Зудто! После того, как я поверну за угол, до булочной будет рукой подать. (Небольшой прыжок.) Я возьму большую дурацкую вилку и буду тыкать ею в буханки. (Прыжок.) Хлоп. (Прыжок.) Хлоп. (Прыжок.) Многие будут делать то же самое. (Прыжок.) А те, у кого нет вилок, будут спрашивать, не слишком ли чёрств хлеб. (Прыжок) Вот и поговорили. (Прыжок.) Вот и славненько. (Прыжок.) Совершенно в кайф. (Прыжок.) Ку-ку!
Второй просыпается и, пошатываясь, встает. Делает шаг в сторону Старой женщины и, споткнувшись, падает. Старая женщина смеётся.
Они вдвоем ухаживали за мной – Кирилл и его суетливый приятель с немецкой фамилией. (Второй стонет.) Как-то решили поехать ночью за город, искупаться в заливе. (Второй стонет.) Где-нибудь в районе острова Сент-Джорджа. (Второй кое-как встаёт и снова падает.) Немец почему-то не смог... (складывает зонтик, убирает его в сумку) поехали вдвоем. Вышли из электрички. (Поднимает окурок, закуривает.) Покурили на платформе. Всё вокруг напоминало театральную декорацию. (Оглядывается по сторонам.) Тропинка, сосны, редкие огоньки дач. (Прислушивается) Где-то негры пели рэп. (Значительно) Бескровная победа чёрных! (Второй ползёт к ней.) Бледный свет ночного залива. (Второй смеётся.) Комары. (Второй ползёт к ней.) Рыбаки-полуночники на гряде. (Второй подполз совсем близко, но Старая женщина отбегает в сторону.) Когда мы выходили из воды, он взял меня за руку. (Второй, смеясь, ползёт к ней, она, смеясь, отбегает в сторону.) Долго мы брели по отмели. (Та же игра) Он так держал меня за руку... (смеётся) уже потом, через семьдесят лет, я поняла, что это было острее сотни иных слияний. (Второй ползёт – она отскакивает.) Тем более, что итог один – воспоминания. (Та же игра) Среди деревьев он обнял меня и посмотрел мне в глаза. (Второй прыгает на неё, но не дотягивается. Она отскакивает и, поскользнувшись, падает.) Мы упали на песок. (Оба смеются.) Начало июня – песок на губах! (Пауза. Первый заворочалсяё) Как-то я дважды ходила за хлебом. Дудто. (Пауза) Видимо, я сильно провалилась в тот день.
Первый (скулит): Элен. Элен. Где ты, Элен?
Старая женщина: Он всё твердит это имя. Он ждёт какую-то Элен. Нет, я – не Элен. (Приподнимается на локтях.) Они все со странностями, эти несчастные застрявшие. Может быть, я напоминаю ему кого-то? Ту, которую зовут Элен? (Пауза.) Тридцать лет. (Пауза.) Они капризничают, ворчат, они категорично судят обо всём. (Встаёт.) Быстро или медленно пролетели тридцать лет? Сорок лет? Сто лет? (Отряхивается) Нон-стоп. Когда мне 64. Я не знаю, с чем сравнивать. Я и не сравниваю. Я – иду.
Второй швыряет в неё смятую газету, она увертывается. Берёт что-то из кучи мусора и швыряет во Второго. Попадает.
Булочная на берегу! (Снова швыряет.) Как надоела эта зависимость от бессмысленных потребностей высыхающего тела! (Смеётся, швыряет чем-то в Первого) Король Хлеб! (Швыряет во Второго.) Герцогиня Булка! (То же действие, швыряет поочередно, то в Первого, то во Второго.) Герцог Кефир! Синьор Помидор! Ролб! Ролб! Ролб! (Первый снова заваливается набок. Второй куда-то уползает.) (Переводит дух.) Ключ в замок – вперед, направо, на себя. Ритуалы! Рефлексы! Релаксы! Ежедневный осмотр пустого почтового ящика! (Бьёт ногой по мусорной куче, разбрасывает хлам в разные стороны.) Позвонить на почту и спросить: «Почему же вы не приносите мне уведомление с того света? Вы что, потеряли его?» Ах, суки! Я буду жаловаться, я буду писать, вызывать, звонить, орать, тошнить, блевать, срать, бить стекла, сжигать дома, вычерпывать реки, опрокидывать машины, рвать траву, ломать деревья! Долб! (Вне себя от гнева.) Ещё его раздражало, что я проваливаюсь! (Чужим голосом.) «Куда это ты проваливаешься? К чему эти проваливания?» (Зло) А как объяснить? Я и сама не знаю. Это происходит – и всё! Просто происходит. Странное чувство. (Пауза) Липкая пустота... будто бы земля раздвигается и ты повисаешь в бездонной пропасти. Ау-у-у! (Пауза) Ни хрена не даёт ответа. Только не знал он, лапочка, что после того, как я провалилась в первый раз, я уже никогда не возвращалась назад до конца. Ни-ког-да. Нельзя вернуться. Им только кажется, что ты возвращаешься. И ему казалось. А я всё больше оставалась там, в липкой пропасти. Я проваливалась всё глубже и глубже. Я и сейчас проваливаюсь. Просто проваливаюсь куда-то!
Первый: Элен? Где ты была? Где ты была, Элен?
Старая женщина: Шлепс!
Первый: Элен... Ты не Элен, да?
Старая женщина: Нет никакой Элен. И не было никогда. Болб, молб. Даже сейчас я думаю об этом. Я продолжаю думать об этом. И морщинистые головы – они тоже думают об этом. (Злобно хохочет.) Взять и спросить у кого-нибудь из них: «Уважаемая морщинистая голова, уважаемое высохшее тело, не будете ли вы так любезны, ответить на один крохотулечный вопросик? Нашим читателям было бы очень интересно узнать – думаете ли вы об этом?» Джух! Вспышка в остатках глаз! (Пауза, потом тихо.) Все думают об этом... Старик, который прихватил меня возле бани... ему сильно мешал живот, никак не мог дотянуться до меня, как следует. Оттолкнула его, ушла. До сих пор не пойму, зачем этот тип, с которым я познакомилась в универсаме, в самый последний, в самый кайфовый момент, подсовывал мне курицу под попочку? Холодный, мокрый, шершавый цыплёнок... Шуба-дуба-блюз!
Первый вновь сел. Трёт лицо руками, пытается привести себя в порядок, причёсывается. Старая женщина находит метлу и начинает уборку возле его ящика.
Это ещё в школе началось. Сладкая дрожь. Загадочные риффы секса. Мощный драйв желаний. Я не могла справиться с собой. (Усмехается, Первый тоже.) Он учил меня играть на гитаре. Держи ритм! Уан, ту, три! Ходили на концерты. Муви! Улица Рубинштейна, 13. Толпа у входа. Тупорылые дружинники. Озверевшая старуха-билетёрша. Наверх! (Первый усмехается) Вперед! Голб! Молб! Долб! Возбуждённые лица счастливых заговорщиков. Солб! Настройка инструментов. Толб! Пьянство на каждом углу. Бумс! Бородатый ведущий с бабочкой. Рев зала. Хоп! По фойе бегает  хорошенькая маленькая брюнетка с большой косой. Песня о чужестранце. В городе чужом, незнакомом...
(Первый усмехается, она тоже.) Он собирал пластинки и всё хвастался одной, на которой Джон Майл играет карандашом на бубне. Его убили потом. Или в армии – или в тюрьме. Или не его. А, не помню я...
Появляется Второй, он тащит огромный пустой мешок.
Где-то я работала, по выходным всей компанией часто ездили за город, куда-нибудь поближе к воде. Забудь свое имя и стань рекой. Шашлыки, гитары, палатки и прочая ерунда. Воскресным вечером – назад, в душной, вонючей электричке. Толкотня. Здравствуйте, товарищ понедельник!
Второй начинает складывать в пустой мешок разбросанные вещи, Старая женщина подметает и кое-что относит в мешок. Первый выскребает из корзины остатки еды.
Однажды на соседнем озере произошел странный случай – из воды вынырнуло чудовище доисторического типа и стало громко, тоскливо выть. Ву-у-у! (Первый смеётся, Второй тоже) Да, жизнь не сахар. Вызвали солдат, пожарных, омоновцев. Приехало несколько «Скорых». Кто-то сошёл с ума. Прощелыга-репортёр с лицом честного негодяя, сказал потом по ящику, что это была обычная массовая галлюцинация, вызванная большой концентрацией нитратов, соцнеравенством и софистикой демократов. Смотри, не сдохни, как собака!
Все трое смеются.
Теперь бы на такое мелкое событие никто бы и внимания не обратил. Ну, эназа брик ин зе вол... Делов-то! После появления Сэра Френсиса уже никто ничему не удивляется. (Пауза) А я – иду! (Снова продолжает уборку) Помню, застрявший всё спрашивал меня: «Ну, что там слышно новенького про Сэра Френсиса?» Очень его это интересовало. Да, он близко, Сэр Френсис, его уже много раз видели в черте города. Он не один, с ним его оруженосец Платини. Хотя и это уже никого не удивляет по-настоящему. Так, мелкая тусовка. Вот когда он только-только появился, тогда все были напуганы! Взбудоражены! (Первый настороженно застыл. Второй залезает в новый мешок.) Я тоже как-то здорово струхнула... когда ночью кто-то постучал в окно. Только прошла последняя электричка в сторону города, шесть минут второго, тишина – и вдруг... Ух! Но оказалось – это трое молодых ребят, они страшно проголодались после ночного купания и попросили чего-нибудь поесть. Веселый стёб, смехуёчки разные... Я как раз убирала со стола. Я угостила их чаем, бутербродами. (Остановилась, с улыбкой.) Один из них так пялился на меня, кто знает, в иной ситуации... Но в соседней комнате меня ждал он, я проводила ребят и пошла к нему. (Пауза) Два дня он прожил у меня. Я угощала его яблоками, которые Татьяна привезла из своего сада, мы о чем-то говорили... иф ю вона... я вдруг поняла, что он не слушает меня, а только делает вид. Смотрит на мой рот. (Мстительно) Я тоже взяла и отключила слух, сосредоточилась на его губах... (Хищно) Солб... Где-то сбоку пролетали какие-то слова, которые, как всегда, ничего не значили. Вдруг он набросился на меня, стал вдавливать в стенку, терзать, кусать, мять! Он не любил меня, но какое это тогда имело значение?!
Старая женщина заканчивает уборку и выходит на авансцену.
А рано утром прибежал взволнованный сосед, полковник в отставке. Он долго служил на Дальнем Востоке. Союз Нерушимый! Он любил рассказывать, как в молодости у него был роман с балериной. Однако на этот раз его было трудно узнать! Хорошо выбритый, с прекрасной выправкой, он шатался, брёл согнувшись, придерживал отстёгивающийся протез и что-то гневно, шепеляво кричал беззубым ртом, показывая рукой в сторону леса. Оказывается, только что, на опушке леса, мимо него промчался Сэр Френсис! Полковник побежал было дальше – собирать народ, звонить в милицию, но метров через десять поскользнулся, упал в некошеную траву, из горла у него хлынула кровь и он тут же умер. А Сэр Френсис так и не появился у нас, очевидно, у него были совсем другие планы. Болб!
Пауза.
А я – иду. Я продолжаю идти. Пора кормить обжору-кота. Пора переходить площадь. (Собирается) Пора пробиваться на ту сторону. Молб! (Неистово) Я просто проваливаюсь куда-то!
Второй громко чихает в мешке. Мерно шуршит метла.
Первый: Элен. Элен. Где ты была, Элен.
Старая женщина: Солб.
Первый: Это ты – не Элен?
Старая женщина: Молб.
Первый: Это не ты, Элен?
Старая женщина: Это я, не Элен. Это не я.
Первый: Где же ты, Элен?
Старая женщина: Я просто проваливаюсь куда-то.
Первый: Куда это ты проваливаешься? К чему эти проваливания?
Старая женщина: Я была в алмазных небесах. Я гуляла в застывшем лесу. Я видела душу подземелья. Я собирала цветы невозможности.
Пауза.
Первый: Я – голоден. Я – голоден!
Старая женщина: Ты – кот.
Первый: Ты принесла молока?
Старая женщина: Да, я принесла хлеба.
Первый: А масла?
Старая женщина: И молока.
Первый: А хлеба?
Старая женщина: И масла.
Первый: А воды? А огня? А света? А всего, что угодно? А чёрт знает чего?
Старая женщина: Да. Да. Да.
Первый: А соли? Ты обещала принести соль!
Старая женщина: Солб. (Пауза). Ветер усиливается.
Первый: Нет никакого ветра.
Старая женщина: Нет, ветер усиливается.
Первый: Похоже, будет дождь.
Старая женщина: Дождб идет постоянно.
Первый: Как его зовут?
Старая женщина: Не скажу.
Пауза.
Первый: Ты тридцать лет проходила на своих ногах.
Старая женщина: Расскажи что-нибудь.
Первый: Тебя интересует только это.
Старая женщина: Болб.
Первый: Искажённое страстью.
Старая женщина: Нигде-то я не была.
Первый: Что там слышно новенького?
Старая женщина: Я подкрадусь к тебе ночью.
Первый: Я уже рассказал тебе всё, что знаю.
Старая женщина: Я плохо знаю новую музыку.
Первый: Тридцать лет.
Старая женщина: Я видела боевик с философским подтекстом.
Первый: Фак ю.
Старая женщина: Я просто проваливаюсь куда-то. Я всегда проваливаюсь.
Первый: Любопытно.
Старая женщина: Я не хочу проваливаться. Я буду проваливаться. Как сладко проваливаться.
Первый: Забавно.
Старая женщина: Мне нравятся «Пинк Флойд» и «Джетро Талл».
Первый: У тебя только одно на уме.
Старая женщина: Банда саблезубых тигров. Лошадь с кинжалом в зубах.
Первый: Что там Сэр Френсис?
Старая женщина: Бумс.
Первый: Похоже на Сокурова.
Старая женщина: Его уже видели много раз.
Первый: Что делать, когда он придёт?
Старая женщина: Каждый должен решить это сам.
Первый: Что – решить?
Старая женщина: Что-то.
Первый: Пойми, в моём положении.
Старая женщина: Если он должен прийти, то он придёт. Сопротивляться этому – бессмысленно. Даже седой полковник – он воевал с белофиннами, освобождал Прагу, арестовывал Кальтенбруннера, выселял крымских татар, крутил роман с балериной, служил на Дальнем Востоке и лично допрашивал Буковского – но даже он ничего не смог сделать и упал с разорванной аортой в некошеную траву в половине девятого утра.
Пауза. Второй чем-то шуршит в мешке. Метла метет. Телефонный звонок. Первый не сразу берёт трубку.
Первый: Да. Я слушаю. Откуда? Из Небесной Канц... Да, просил. Точно ничего неизвестно? Ну что ж... (смеётся) не знаю даже. Может быть, будет? Прекрасно. Чудесно. А? Да, в общем-то, уже всё равно. Спасибо. Что? Что они просили узнать? Как тут обстоят дела? (Пауза) А они, шефы эти ваши, не знают? Им бы и карты в руки. А, разладилась обратная связь... Ну, ясно. Я ещё тогда обратил внимание, что у вас хреново работает телефон. Что? Да, могу. Могу. Хотя сказать мне особенно нечего. Да и что тут может происходить? Я вот застрял... Да-да, по-прежнему. А вокруг – вокруг площадь. Асфальт растрескался и ни к чёрту не годится – ямы, выбоины и так далее. На театр лучше бы не смотреть вовсе – краска облупилась, штукатурка осыпается, похоже, скоро всё здание рухнет. На деревьях – пыль. Пыль! Из автобусов вываливаются вспотевшие туристы и глазеют на всё подряд. Вот так. Ну, а в целом – жизнь катится в обычном своем ритме... в обычном ритме, говорю. Ещё что? Ещё... А ещё по вечерам в окнах зажигается свет. Люди торопятся домой, хлопают двери парадных. Кто-то едет на лифте, а кто-то – если не слишком высоко и позволяет здоровье – идёт пешком. Люди заходят в свои квартиры, надевают домашние тапочки и кладут на место дверные ключи. Каждый из них всё знает в своей квартире – где лежат щётки, запасные тюбики с зубной пастой, старые газеты и чистые носки. Люди зажигают свет в ванной, моют руки и лицо, вытираются полотенцем и идут на кухню, ужинать. Они включают чайник, режут хлеб, достают из холодильника, что бог послал и начинают есть. Они – едят!
Старая женщина: Конечно, едят. Молб! Чего же им не есть-то?
Первый: Вот они и едят!
Старая женщина: Проголодались за день, как коты – вот и едят.
Первый: Да, они проголодались и хотят есть! Они ужинают!
Старая женщина: Что же им – завтракать вечером? Солб.
Первый: Шмолб! Долб! Волб! Они ужинают! Они приходят домой и ужинают! У кого-то вкусный ужин, у кого-то – не очень, но всё же и это лучше, чем ничего! Они ужинают! Дневные заботы съеживаются, отступают, откатываются прочь, не в силах противостоять мощному натиску сосисок и жареной картошки! Бесконечные тусовки, витиеватые проблемы, долги, очереди, звонки, рукопожатия – весь этот гон, всё это суетное многообразие каждодневности замирает, как парализованное, чухается где-то на задворках голодного мозга, подавленное порцией тушёных овощей с майонезом. Потом, после ужина, вновь зашевелятся неугомонные щупальцы дел и делишек, но это будет потом! А пока что они – едят! Они – ужинают! (Отбрасывает телефонную трубку.) Человечество ужинает! В урочный час люди моют руки, вытираются полотенцем и садятся за стол! Как бы там ни было! А внизу, за окном – взгляни! – творится такое! Чёрт знает чего только не происходит! Разрушается здание театра, потрескался асфальт, Элен куда-то проваливается, мертвецы с мешками бродят по улицам, Сэр Френсис рыщет в пригороде, саблезубые черногорцы сражаются с обнажённой американкой, космонавты пьянствуют на орбите, лоси блокируют здание Главпочтамта, компьютеры сражаются с телефаксами, демократы реставрируют Берлинскую стену, коммунисты уходят в тибетские монастыри. Джон Майл стучит карандашом по бубну, кришнаиты снимают фильмы про некрореалистов, джазмены братаются с панками, вампиры ловят контролёра, блинная превращается в храм, застрявшие плачут в тумане, на губах хрустит песок, миллионеры сдают пустые бутылки, кроты осваивают таблицу умножения, птицы разворовывают Эйфелеву башню, Татьяна разводит гнилые яблоки, дирижабли требуют отмены границ, доисторическое чудовище травится газом, женщины в парке насилуют одиноких прохожих, голодные юноши загоняют маленькую художницу в крапиву, рыба ест гору, три равняется восьми, смерть играет на гитаре, Солнце врезается в Луну! Мир разлагается на составные и катится в тартарары, но как бы там ни было, каждый вечер в окнах зажигается свет, человечество моет руки и садится ужинать! И я не знаю, не знаю, не знаю, что сказать вам на это!
Пауза.
Шуршит метла. Второй вылез из мешка и возится со своим барахлом. Слышны крики, ржание и топот коней, бряцание оружия.
Старая женщина: Голб! На этом всё могло бы закончиться...
Шум боя становится ближе.
Первый: Что это такое?
Старая женщина (ухмыляется): Наверное, это Сэр Френсис скачет сюда...
Первый: Сэр Френсис? Он – здесь? (Оглядывается)
Старая женщина (привстала, смотрит куда-то за пределы сцены): Да, похоже это и в самом деле Сэр Френсис. Вот ты и дождался его! (Смеётся)
Шум нарастает. Появляется Платини, весь взмыленный, в доспехах.
Платини: Эй, люди! Сэр Френсис призывает вас под свои знамёна, сражаться против прохвоста Сида Шелкопёра за честь Великой Королевы Шотландской!
Второй: Угу. Прямо вот сейчас всё брошу и побегу.
Платини (недоумённо): Хм... (обращается к остальным). А вы что сидите? Разве вы не слышите, Сэр Френсис зовёт вас!
Первый: Э-э-э... Как бы вам... Дело в том, что я – застрял. Не могу сдвинуться с места.
Старая женщина (хихикает): Голб... Я просто проваливаюсь куда-то...
Первый: Простите, а вы – кто?
Платини: Меня зовут Платини. Я оруженосец Сэра Френсиса! Мы сражаемся за честь Великой Королевы Шотландской против проходимца Сида Шелкопёра и его гнусных клевретов!
Первый: Вот оно что... так значит, Сэр Френсис на самом деле существует?
Платини: Ещё бы! Кое-кто, правда, говорит, что его нет, но это чистейшей воды враньё! Да вот он сам, скачет сюда!
Голос Сэра Френсиса: Платини! Где ты, Платини!
Платини: Я здесь, Сэр Френсис, я – здесь!
Голос Сэра Френсиса: Что ты там делаешь?
Платини: Да вот, тут человек застрял...
Голос Сэра Френсиса: Как это – застрял? Где?
Платини: Не знаю. Говорит, застрял – и всё.
Голос Сэра Френсиса:
Может быть, он застрял
На границе тоски и печали?
Может быть, он скорбит безутешно,
Призывая в свидетели небо?
Он безумствует в чёрных одеждах?
Проклинает судьбу?
Он не видит исхода?
Он гибнет в сетях отчужденья?
Но, быть может, он попросту спит?
Платини: Он не спит. Он не может сдвинуться с места. Что-то держит его мертвой хваткой...
Голос Сэра Френсиса: Чёрт те что!
Платини: Вот и я не пойму в чем тут дело!
Голос Сэра Френсиса: Ерунда! Я сейчас разберусь! Эй, любезный, ты слышишь меня? Я, Сэр Френсис, призываю тебя под свои знамёна, сразиться во имя Великой Королевы Шотландской! Это немалая честь, ты уж мне поверь! Мне нужна твоя помощь! Теснит меня Сид Шелкопёр!
Первый: С удовольствием я бы, Сэр Френсис! Но...
Голос Сэра Френсиса: Да что там такое?
Первый (в отчаянье): Застрял я, Сэр Френсис, застрял!
Голос Сэра Френсиса:
И всего-то? Это дело и вовсе пустое!
А, опять наседают! Держитесь, прохвосты!
Я перцу вам живо задам!
Шум боя усиливается.
Платини: Великий боец Сэр Френсис! Как он их чехвостит!
Первый (восхищённо): Да! Да!
Оба смотрят в сторону боя.
Платини (гордо): Нет ещё такой силы на свете, которая могла бы с ним справиться! (Меняет интонацию, деловито.) Послушайте, сударь... Не найдётся ли у вас чего-нибудь перекусить по быстрому? А то я, сами понимаете, весь день на ногах...
Первый: Кое-что есть, пожалуйста. Масло, молоко, хлеб...
Платини: О! Благодарю! Что может быть лучше свежего хлеба с маслом! (Ест) Да вы не расстраивайтесь! Сэр Френсис живо вытащит вас отсюда!
Первый: Вы уверены?
Платини: Запросто! Он что угодно придумать может!
Первый (зачарованно): Скажите... а кто такой Сид Шелкопёр?
Платини (сердито): Негодяй и проходимец, авантюрист и голландский сутенер! Злейший враг Сэра Френсиса! Ну и мой, разумеется... (смотрит на Второго). А он-то всё работает. Вроде, наплевать ему на всё...
Первый: Да он – мёртвый.
Платини: А, ясно...
Первый: Вот Шотландская Королева – она кто?
Платини: Она – Королева Шотландии.
Первый: А, ясно...
Старая женщина: Я просто проваливаюсь...
Платини порывается что-то сказать. Стук копыт.
Голос Сэра Френсиса: Видали, как я их! Будут знать Сэра Френсиса и Великую Шотландскую Королеву! Ну, а сейчас мы займёмся тобой!
Значит так: надо встать,
Сосчитать до пяти,
Сделать вдох – только очень глубокий!
Первый: А потом?
Голос Сэра Френсиса: А потом – что есть силы
Толкнуться и прыгнуть наверх!
Первый: И тогда...
Голос Сэра Френсиса: И тогда ты будешь свободен! Ну, вперёд! Да не бойся!
Платини: Делай, как он говорит!
Первый пытается прыгнуть вверх, но у него ничего не получается.
Голос Сэра Френсиса: Да смелее! Сильнее, сильнее давай!
Первый прыгает вверх ещё раз и на этот раз освобождается.
Вот и всё! Ты боялся напрасно! Иди поскорее сюда!
Первый, пошатываясь, уходит к Сэру Френсису.
Платини: Браво, Сэр Френсис!
Голос Сэра Френсиса: Вот тебе двуручный меч! Держи!
Голос Первого: У него что – две ручки? Ой, какой тяжелый!
Платини хохочет.
Голос Сэра Френсиса: Е-моё, мужик ты или нет? Сильнее надо держать. Вот так! Теперь, когда враги приблизятся, махнёшь этой игрушкой разок-другой – они сразу разлетятся в разные стороны!
Голос Первого: Ага...
Платини (ест): Ай да Сэр Френсис! (Старой женщине) Ловко он его вытащил!
Старая женщина: Солб. Молб. Бумс!
Платини (растерянно): Чего?
Голос Первого: Сэр Френсис, я давно хотел спросить...
Голос Сэра Френсиса: Валяй, спрашивай.
Голос Первого: Сэр Френсис, скажите, а почему говорят, что ваше имя – это псевдоним популярного литературного героя, жившего в XVIII веке?
Голос Сэра Френсиса: Да как сказать... Может, оно и так, но я не советую особенно доверять лингвистам и филологам. Ну, а потом – ты же видишь меня! Значит, я – есть.
Голос Первого: А вот ещё: говорят, что вы можете одновременно появляться в самых разных местах планеты...
Голос Сэра Френсиса: Запросто.
Голос Первого: А ещё: вы в самом деле умеете декламировать стихи на готском диалекте? Танцевать в воздухе джигу? Чинить жестяную посуду? Собираете коллекцию бытовой обуви? Учите птиц играть на фаготе?
Голос Сэра Френсиса (добродушно): Да, я умею много разных штук. И тебя научу, вот увидишь! Но сначала нам надо сразиться как следует во имя Великой Королевы Шотландской! Покажем виды этому мерзавцу Сиду Шелкопёру!
Голос Первого: Я готов, Сэр Френсис!
Голос Сэра Френсиса: Вот и отлично!
Платини (ест): Он у нас попляшет!
Голос Сэра Френсиса:
Гляди, к нам снова приближаются враги!
Бери свой меч. Смелей!
Готовься к схватке!
Поправим шляпы и подтянем сапоги.
Вперёд, вперёд! Наш путь к победе краткий!
Эй, Платини! Чужой еды остатки.
Довольно жрать! Давай, сюда, беги!
Платини (с готовностью): Да я уже всё съел! Иду! (Убегает, дожёвывая на ходу)
Слышен шум боя. Второй возится возле мешка. Старая женщина что-то бормочет. Шуршит метла.

КОНЕЦ
осень 1989 – осень 1992 гг.
Ленинград – Комарово – Санкт-Петербург – Молодёжное