***

                Глава первая.
 Ненавижу понедельники…


Ручка упала на пол. Алина дернулась за ней, не подумав, что этим рывком сбросит с парты пенал и рассыпет по полу все его содержимое. «Черт!» Она нелепо ползала под партой, подбирая ручки и карандаши, до тех пор, пока Денис, проходящий мимо, нечаянно не наступил ей на руку. Алина вскрикнула и ударилась головой об парту. Парень сначала было испугался, но поняв, что ничего серьезного не произошло и "скорая" не нужна, увидев ее улыбку, залился здоровым смехом. Еще бы: Алька Василенкова, или просто Клякса, как ее прозвали еще классе в третьем,  «комедия, которая всегда со мной», устроила очередной цирк. И как всегда, в  лучших традициях жанра, из ничего. Да! Так умеет только она, это недоразумение с ножками из их класса. «Почему клякса?» - задавались некоторые вопросом. Да все очень просто – все события и приключения в ее жизни были такими же неожиданными и нелепыми, как клякса в тетради советского школьника. А еще у нее были черные, как смоль, волосы, которые при определенном освещении отливали чернильной синевой. И вообще, с ее именем всегда была куча недоразумений. Представляясь кому – то она могла ляпнуть «Клякса», после чего наблюдала за изменением выражения лица собеседника. Или иногда она говорила «Аля», тогда ее спрашивали: «Аля, то есть Алевтина?» Хотя по – правильному, это так, но ее полным именем было имя Алина. Алей ее звали дома и редкие друзья. Не говорить же каждый раз «Алина»! Вот и сократили до «Али» Впрочем, тут все было очень сложно.
  Как обычно, в самый неподходящий момент, прозвенел звонок, и класс потянулся в кабинет, дружным маршем проходя по Алькиным ручкам, тетрадям, и остальной красоте, разбросанной по полу. Кто - то нагнулся и тоже со смехом начал собирать, кто - то просто улыбался, глядя на этот муравейник. Возле гогочущего Дениса уже собралась компания, начало недели, класс пытался развлечься. Кто - то отмочил тупую шуточку, кто - то случайно скинул еще что - то со стола и полез подбирать, при этом получив пинка по той части тела, которую отклячил, нагибаясь. парни надрывались со смеху. Нет, она не училась в классе с жестокими людьми, просто они привыкли, что у нее всегда все не слава богу, и уже воспринимали это как развлечение, так как она не привыкла показывать, что происходящее вовсе не доставляет ей радости, а наоборот. Тем более они сами с удовольствием участвовали в курьезах, которые с  ней происходили, разводя комедию и рисуясь. Чаще всего она смеялась со всеми, потому что если плакать каждый раз, в пору уже было свихнуться. Но наверное, любой согласился бы с тем, что подобное поведение парней по отношению к ней было, по меньшей мере, грубым. А ведь Денис ей нравился, мягко говоря... Не без причины, конечно: довольно симпатичный парень, "из крутых",  светлые пшеничные волосы, карие глаза, хотя Алина и не любила кареглазых. Ее больше привлекали серые. Денис был в классе в наилучшем положении - он был старше всех, ему было восемнадцать, чем он активно пользовался, гуляя по клубам и дискотекам и катаясь по городу на дорогущей отцовской машине. Его портило то, что он дьявольски задавался, но, как ни странно, девушкам это только нравилось. И к сожалению, Алина не была исключением. Она не хотела, чтобы он знал об этом, но он, похоже, все - таки догадывался, и ей было это известно. Но на этом дело заканчивалось. Иногда он, незаметно для окружающих,  подкалывал ее на этом, иногда пользовался этим, чтобы попросить помощи, но больше всего ему это просто льстило. И сейчас, вместо того, чтобы помочь ей, он, как и все остальные, стоял и ухмылялся. Даже не думая ни о каких приличиях. Он вообще редко думал, когда дело доходило до нее. Правильно, зачем? Она всего лишь  веселый неудачник, который все те неприятности, которые на нее сыплются, превращает в массовое развлечение. В какой - то степени ее любили в классе именно за это. И подтрунивали над ней не со зла. Само собой, людям бывает не до чужих чувств, когда они задыхаются, сложившись пополам от смеха. И главное здесь – стадное чувство, все ржут – мы тоже будем ржать, и бить копытом... Алина и еще несколько человек, наконец, смеясь вылезли из – под парты, она бросила вещи на стол и, как и обычно, сделала вид, что все в порядке. Ну, может не совсем, но она не думала об этом.
В класс тяжелой поступью внесла себя физичка, и едва переводящие дух от смеха ребята потихоньку стихли. Вышеупомянутая была тучная взбалмошная мадам, настоящее подтверждение тому, что женщина может из чего угодно состряпать салат, шляпку и скандал. Того, что она готовила, ребята, к счастью, не видели, но вот то, как и во что она одевалась, было вполне очевидным, и принцип тут был "чем ярче и необычнее, тем лучше" и совершенно неважно, что ни это "ярче", ни это "необычнее" друг с другом не сочетались. Ну, а скандалы ребята ежедневно испытывали на себе и привыкли к этому: причиной могло стать любое слово, любой кривой взгляд или несоответственное выражение лица. Можно даже не говорить о шуме на уроке. Аля села, задней мыслью обводя ту идею, что вчера она забыла дома ключи, просидела под дверью до одиннадцати, пока не вернулся отец, и, сидя на лестнице без учебника, не имела возможности сделать эту проклятую физику… «Василенкова! О чем мечтаем? Могу поспорить, о выходе к доске…» - раздался приплюснутый басок училки. Аля чертыхнулась про себя. Естественно, когда в классе не очень много оценок...опрос начинают с начала списка. Ну, разумеется, ни на "А", ни на "Б" ни у кого в классе фамилии не начинались. Спасибо, папа, за хорошую фамилию...
 - соизвольте рассказать нам, госпожа Василькова, о чем вещалось в тридцать восьмом параграфе, и, пожалуйста, вперед к доске с выполнением задачи номер 123…
 - э… - протянула Алина, поднимаясь из – за стола, - Анна Григорьевна, я не до конца понимаю эту тему… - в ее сознании еще теплилась призрачная надежда отвертеться.
 - Конец своего понимания ты найдешь у доски. Вперед.
Скорее у доски она найдет конец своих нервных клеток…
 -  понимаете… - она снова начала краснеть, слыша как задние парты класса зашумели – понимаете, я вчера забыла дома ключи и просидела под дверью до одиннадцати вечера, по этому ничего не смогла сделать…
 - ну как всегда… а по дороге в школу ты в вместе со всем автобусом застряла в пробке или в лифте, сломался каблук, тебя чуть не сбила машина… - стала перечислять физичка ее неудачи, по причине которых она опоздала на прошлый урок – Василенкова, мои уши уже устали от того, что ты постоянно развешиваешь на них различные макаронные изделия. Садись, два.
Аля, еще больше упав духом, опустилась за парту. Кто-то с галерки крикнул: «Что вы, Анна Григорьевна, какая лапша? С ней – то и не такое бывает, поверьте на слово…» И в классе раздался шепоток.
Клякса рассматривала размашисто прорисованную в дневнике пару и искренне не понимала, почему снова не везет, хотя сегодня утром она громко сказала, что начала новую жизнь. Вообще - то она каждое утро так говорила, но почему - то так и не помогло. Физика шла как обычно, на доске со строгой логикой появлялись умопомрачительные формулы,  как обычно, никем не понятые, физичка с загипнотизированным видом, как будто не слыша ничьих просьб о повторе, продолжала что – то невнятно бормотать,  утыкаясь носом то в учебный план, то в свои неразборчивые каракули на доске.  Эта цепь воспаленного мышления звенела в голове.
Казалось, что оставшиеся до звонка пять минут никогда не пройдут. Но они прошли. Аля нехотя собрала тетради и ручки, потолкала их в пенал и вышла из класса. Она подошла к раковине в туалете. «Неплохо для начала дня» - думала она, замывая пятно от лужи на джинсах. «Совсем неплохо: сначала проспать, потом, бегом несясь в школу, оступиться и испачкать в луже брюки, рассыпать свое добро по полу, получить синяк от Дениса на руке и шишку от парты на голове, ну, и, к довершению, пару от доброй физички в дневнике. Прекрасно. Что дальше? Меню разнообразно, как никогда: Осталось шесть уроков, по каждому из них можно умудриться схлопотать, на каждой перемене есть возможность наделать глупостей, что, в принципе, вероятно и на уроках…» Аля еще раз провела рукой по джинсам. Ну что ж, теперь на месте грязного пятна появилось мокрое. Могло бы быть и хуже. Ну ничего, еще успеется. Она вышла в коридор и открыла дневник. Что там у нас? Алгебра, химия, информатика. «Ненавижу понедельники» -  пробормотала девушка и пошла вверх по лестнице.
* * *

Был вечер. Аля вывешивала на балкон только что постиранные джинсы. Надо ж было грохнуться в лужу! Да еще и второй раз за день! Да еще и перед автобусной остановкой! Мало того, что ее не пустили в маршрутку, так еще и посмеялись… Благо, нашелся какой – то парень, который помог подняться и любезно предложил самое малое, что мог – пачку платочков, чтобы Аля хотя бы стерла с себя большую часть грязи. И все равно обидно – красивый парень, а она падает, точнее, ныряет к его ногам в самую грязь. Но, как не странно, в светлых глазах не появилось ухмылки, а усмешка не сорвалась с губ. Этот блондин даже не колебался, протягивая руку девчонке, сидящей в луже, рискуя сам перепачкаться с ног до головы. «Побольше бы таких людей» - вздохнула Аля – «И не дай Бог нам еще встретиться – я сгорю со стыда… Вот не прет, теперь тут еще и дырка!» Она села на диван и залилась смехом. Смешно? – нет, просто она устала. Очень устала. День был не из легких. Впрочем, как и остальные… «Ничего,» - сказала себе она,  - «завтрашний непременно будет лучше… » Хотя… говорят, что завтра в классе должен появиться новенький… да уж, перспективка...  Она вышла на балкон, ее обдало сентябрьским воздухом и запахом дождя и прелых листьев. Глядя вниз с высоты семнадцати этажей, она успокаивалась. Маленькие люди ходили внизу, гуляли с собаками, колясками, детьми, на лавочках сидели парочки, люди спешили с работы, на мягкие диваны, к своим семьям и телевизорам, несли в холодильники продукты, говорили в телефоны о своем местонахождении. Все было как всегда… как обычно, это жизнь, и она всегда будет идти своим чередом… это успокаивало. Ей хотелось перемен только в одной жизни – в своей. Хотелось, чтобы она перестала быть серой, полной маленьких нелепостей, однообразной и нудной. Хотелось, чтобы все поменялось, обрело какой - то смысл, хотелось не жить ото дня ко дню, а проживать каждую минуту с удовольствием. Но пока это было утопией и жить так у нее не получалось. Но она верила, что ей все - таки повезет.



Глава вторая.
 Иначе и быть не может.

 
Ей снилось, что она шла ночью по пустынной улице. Шел проливной дождь. Ее ничего не интересовало, было все равно, что произойдет. Вдруг откуда – то сзади раздались шаги, она обернулась... силуэт...такой знакомый...  она побежала. Побежала навстречу этой тени. А ноги не слушались, тяжелели, подгибались. Закричала, вырвался только сдавленный хрип, но она точно знала, что кричит его имя. Вдруг резкий свет, визг колес… Аля вскочила с кровати. Опять этот сон. После него она боялась выходить на дорогу. А он все повторялся и повторялся, мучая ее из ночи в ночь. Когда же это кончится? Аля села на кровати, потирая глаза. На часах – шесть. «Вовремя, однако» - подумала она и встала. На кухне – никого. Но через пять минут в спальне прозвенел папин будильник и Аля поставила на стол его чашку. Ее лицо было сонным, но вдруг ей сразу захотелось улыбнуться – на кухню вошел отец. Это был потрясающий человек. В его возрасте в его рыжевато-русых волосах не было ни одного седого, лицо всегда было свежим и радостным, а когда он улыбался, то сразу молодел на несколько лет, а в его зелено-голубых глазах просто сияло добродушие и жизненный азарт. Мамы с ними не было уже  восемь лет, она погибла в автокатастрофе, когда Аля была еще маленькой. И с того самого дня отец был всей ее семьей. Он жил ради дочери, делил с ней все, что было, и был, наверное, единственным ее другом. Альбина не переставала удивляться: вчера – документы и компьютер допоздна, сегодня -  прежняя бодрая улыбка и светлые глаза. Алексея Николаевича очень часто отсылали в командировки, где его ждала уйма работы, которая измотала бы любого, но только не его. Нет, он вовсе не являлся исключением, просто никогда и никому не позволил бы узнать об этом. Алина искренне гордилась своим отцом и очень скучала по нему, когда он отсутствовал, а случалось это очень часто.

«Привет» - Опять улыбнулся он. У отца почему-то всю жизнь была привычка не говорить «доброе утро» - он всегда говорил Але «привет». И вовсе не потому что утро у него никогда не было добрым. Просто это выглядело и звучало так, будто он не видел дочь как минимум неделю, но ей это всегда нравилось. «Привет» - улыбнулась она в ответ, и почему-то подумала, что маме он всегда говорил «здравствуй». Они часто вспоминали ее, но старались никогда не плакать по ней. Папа как-то обнял маленькую Алю в слезах и строго сказал:
 - никогда не плачь о маме, не делай ей больно.
Аля подняла на него удивленные заплаканные глаза.
 - папа, мамы нет! – как - будто убеждая его, проговорила она.
 - Никогда не смей так говорить, - строго посмотрев на нее, ответил отец – она жива и она здесь, пока ты веришь в это. Не убивай ее, пусть она живет, живет с нами, слышит нас, видит нас, пусть она будет рядом! Позволь ей это…
И с тех пор Альбина почти не плакала, она не говорила, что ей ее не хватает, она всегда повторяла одну фразу: «Мама всегда будет со мной».
На столе стыл чай, Аля сидела задумавшись.
 - Что такое? – поднял глаза отец.
Аля не стала врать.
 - думаю, сегодня будет непростой денек, - пробормотала она.
 - Не думай об этом и все будет хорошо. Не концентрируйся на этом.
 - Тебе легко говорить, - усмехнулась она – ты вчера не схватил в дневник гусиную стаю и не поплавал в луже!
Губы отца застыли у кружки. Улыбка тронула его лицо. В смеющихся зрачках было видно, как его воображение рисует картинки и шаржи ее вчерашних приключений.  Но он не стал комментировать их.
 - да, но ведь никто еще не сказал, что это самое ужасное…
 - так что, как говорится, улыбайся, завтра будет хуже – перебила она, закатывая глаза и удивляясь отцовской наивности что-ли, нет скорее этому ничем непрошибаемому оптимизму.
 - не стоит так себя настраивать, ну даже если и так, то с улыбкой это встретить проще. Да, и кстати, - прибавил он, отхлебнув из чашки, - если тебя так задевает, что я не плавал в луже, то поверь, пока они не выпадет снег, никто от этого не застрахован!  - его глаза  снова улыбнулись.


* * *   

Утро было беспокойным. Класс галдел, было шумно. До начала урока оставалось около пяти минут, историк выцарапывал в доске, как он говорил, даты, но только нему были понятны эти древние иероглифы. Аля думала пройтись по коридору, но, как и следовало ожидать, звонок застал ее в дверях. Она нехотя поплелась за парту и, распахнув тетрадь, уставилась в наскальные зарисовки историка. Она разобрала было одну из дат, и уже собиралась ее записать, но ей опять  на дали закончить начатое – в кабинет вошла классная.  До невообразимого странная личность, следует заметить. По возрасту ей было около пятидесяти лет, но чувствовала она себя явно моложе. Конечно, упрекнуть не в чем, но смотрелось это довольно интересно, когда подобная дама заплетала свои огненно рыжие волосы в косы на затылке, как советская школьница, и самым неприличным образом кокетничала с противоположным полом, даже если это касалось мальчиков из старших классов, которые были младше нее, извините, на три десятка лет с лишком! В школе ее, безусловно, очень любили, но, скорее всего, больше из жалости. За всю ее жизнь она ни разу не была замужем, и единственной ее радостью был ее маленький приемный сын Коленька, который появился у нее несколько лет назад. Оставалось только представлять, что она чувствовала, когда приходила забирать его из садика, а воспитательница звала его: "Коленька, Максимов! За тобой бабушка пришла!"  Безусловно, у этой женщины можно и нужно было очень многому поучиться. Ее открытости, ее смелости в поступках, самооценке, бескрайней любви к детям и к жизни. В свой полтинник она еще чувствовала себя вполне молодой и привлекательней, и не торопилась ставить на себе крест, надеясь обзавестись семьей. Она и слегка покашляла, заявляя о себе. Ребята дернулись, чтоб встать, но она приподняла руку, тем самым обозначая, что не стоит. Она медленно прошла к доске, приветливо улыбаясь историку и кивнула кому-то стоящему за дверью. И в этот же момент в класс вошел парень. Да, это был тот самый новенький, который должен был прийти, и пришел. Ребята чуть не повыскакивали из-за парт, вытягивая шеи, приподнимаясь на стульях и сверля парня глазами. Ему, казалось, было все равно. Он был спокоен, но не без интереса разглядывал свой новый класс. Это был высоченный светловолосый парень, с немного длинными волосами, правильными чертами лица и спортивным телосложением. Глаза, непонятного цвета, но явно светлые, казалось, прятались под сильно отросшей, падающей «рваной» челкой, отливавшей золотом. Самый обычный подросток. Если вы не любвеобильная юная леди школьного возраста, вы врядли выделите его из толпы. Аля сначала закрыла лицо руками, но между пальцев все-таки увидела его и чуть не поперхнулась – это был тот самый парень, которого она встретила вчера, во время инцидента с лужей. Она сначала было обрадовалась, но ее радость была короткой, как жизнь мыльного пузыря. Она вспыхнула и уткнулась носом в тетрадь, понятия не имея, то ей теперь делать и как себя вести. «Проклятье!» - думала она, - «снова мне «подфартило!!!» Дав классу небольшую паузу, классная наконец представила новичка: «знакомьтесь, ребята, это Феликс Долинский, он перешел к нам из другой школы нашего района. Прошу, как говорится, любить и жаловать! Проходи, проходи, дорогой, не стесняйся, вон там, за второй партой слева, свободно». Классная дружелюбно похлопала новичка по плечу, призывая его не смущаться и проходить. По классу, как во время прилива, стали проноситься волны шепота. Необычное имя заставило многих переглянуться. Кто-то усмехнулся, кто-то кривил рот. Парень поднял с пола рюкзак и молча опустился за указанную парту. Все взгляды, как притягиваемые магнитом, синхронно повернулись за ним. Но тут их пыл поубавил возмущенный тон историка: « Молодые люди, у вас еще будет время разобраться с вашим новым товарищем, а теперь соизвольте уделить немного внимания карте», просипел он своим хрипловатым голоском. Да, у него бывало, он вставлял в свою речь достаточно интересные конструкции, хотя и сейчас под словом "разобраться" ничего плохого не имел. К подобному надо было просто привыкнуть. Класс нехотя стал отворачиваться, единственным человеком, кому не удалось этого сделать, была Аля – ей посчастливилось наблюдать в данный момент блондинистый затылок новичка. И она была очень рада, что парню хватило ума не оборачиваться. Он что-то спокойно конспектировал в тетради под монотонный бубнеж учителя и даже не думал обращать внимание на то, что его обозревал весь женский коллектив класса. Создавалось такое ощущение, что он к такому давно привык.

Урок пролетел незаметно, прозвенел звонок. Ребята похватали вещи и вылетели из кабинета, где вокруг новоприбывшего уже стала образовываться толпа. Ребята знакомились, Феликс добродушно жал руки парням и улыбался девчонкам. Похоже, это внимание ему ничуть не льстило, и этот парень знал себе цену. Аля хотела побыстрее уйти, не привлекать внимания, но ей не дали. «Эй, Клякса, ты куда? У нас ведь на этом этаже химия! Иди к нам!» - позвала ее Лиза Локтева, но Аля подпрыгнула, как будто ее приложили веником.
- я, я, - тихо лепетала она, - к классной…
 - да ладно, потом сходишь!
 Раздался смех Дениса, который в тот момент стоял в компании Феликса и горел желанием порисоваться своим положением в классе – а это, знакомься, наша ходячая комедия, - декламировал он, указывая на Алю, добродушно улыбался ей и послал воздушный поцелуй, как бы заранее извиняясь перед ней за то, что опять не мог устоять и выкаблучивался...за ее счет, предупреждая, что он все это не со зла. Девушка закатила глаза.
- Клякса, иди, иди, куда шла! Чур меня! Остерегайся ее, Феликс, это черная кошка, она всем приносит несчастья, а в первую очередь себе! – и Денис надел на лицо насмешливо – небрежную ухмылку, от которой таяли девчонки. Но на Феликса это должного впечатления не произвело. Он немного помолчал и, окинув Алю взглядом, негромко сказал:
 - А на мой взгляд больше похоже на испуганного забитого котенка. Может быть, ты, конечно, считаешь ее недостойной такой почести, но я бы все-таки обращался к ней по имени.
Он отошел от Дениса, который был явно «убит» таким ответом, и уже собирался оправдываться. Он подошел к Але, которая так и стояла на том самом месте, где ее нагнал голос Лизы.
 - привет, - все там же спокойным и неменяющимся тоном сказал он. У него был чистый, красивый голос.
 - п – привет – дрожащим голосом побормотала Аля, старательно пряча лицо.
 - как тебя зовут? Твое прозвище мне не совсем понравилось.
 - Аля.
 - Аля то есть Алина? – сразу спросил он.
Аля так удивилась, что резко подняла на него широко раскрытые глаза, не подумав о сооруженном сейчас на ее лице выражении эмоций.
 - да, а как ты…
 - не знаю. – он пожал плечами и улыбнулся, а потом наклонил голову и прищурил глаза, - стоп - стоп...готов поклясться...я тебя где - то видел. Где мы встречались?
Класс тихо обалдевал от происходящего. Эти двое, казалось, никого не замечали! Денис сплюнул – он не ожидал допустить такой оплошности. Лиза слегка завистливо смотрела в их сторону. Вот она, такая яркая, пыталась привлечь внимание, а он посмотрел на их серую мышку. Вдобавок, они, кажется еще и были знакомы!
Феликс закусил губу, припоминая, и, подперев подбородок кулаком,  уставился прямо на нее... Теперь на его лицо падало достаточно света, и она наконец посмотрела ему в глаза. Светлые, серые, с лучиками и голубыми просветами. Аля взмолилась, чтобы память изменила этому «спасателю малибу», который вытащил ее вчера из лужи, но он все-таки вспомнил их первую встречу и улыбнулся. Она покраснела и уперлась взглядом в его кроссовки.
 - забудь об этом, – сказала она.
 - да ладно, с кем не бывает – его улыбка стала ярче.
 - осторожнее, со мной и не такое бывает, Денис, кстати, был прав.
У Феликса зазвонил телефон.
 - до тех пор, пока ты сама ему веришь – подмигнул он, извинился и отошел в сторону. Тихим голосом он заговорил о каких-то ключах и переездах, и Аля, шокированная произошедшим, еще пару мгновений стояла, не двигаясь, а после неуверенным шажком на дрожащих ногах просеменила к лестнице. Короткий разговор, и все-таки. Он пресек острого на язык Дэна, подошел к ней…и вспомнил! Конечно, на дальнейшее внимание не стоит и рассчитывать, но все-таки то, что произошло сейчас, сделало  приятно на душе. Первый раз возле нее появился человек, который не был вовлечен в общество любителей цирка, который она устраивала. Он не знал правил, которые были заведены в классе, он еще не был частью этого класса, не успевший влиться в него, еще не знакомый с тем, что для каждого из них было обыденным и понятным: так, и никак иначе. Во всех похожих на это историях такие люди давали понять окружающим, что именно ИНАЧЕ можно и нужно привыкать жить. "Ну да. Нашла себе ведущее колесо для этого общества" - саркастически усмехнулась она. Единственное, что ей было не понятно, это то, откуда взялась эта дурацкая дрожь в коленках?

                * * *   

С тех пор, как Феликс появился в классе, прошло около месяца. К всеобщему удивлению, этого времени ему вполне хватило, чтобы занять в классе высокие позиции, как в отношениях, так и в учебе, и отвоевать себе неплохой авторитет. Девчонки таяли от одного его взгляда, парни стремились набиться ему в кореши и не вступать с ним в конфликты, так как В ЛУЧШЕМ случае это кончалось их полным позором, ибо Феликс только на словах мог положить на лопатки так, что "остряк" долго краснел. Даже Денис, признанный лидер в классе, казалось, без боя уступил ему свои позиции, часто сидел с ним за одной партой и никогда не позволял себе выкаблучиваться при нем. И вообще, казалось, они неплохо поладили. Феликс легко влился в коллектив, и совсем не было похоже, что это удалось ему, потому что он подстроился под законы, принятые в классе. Скорее, он был к ним снисходителен. В жизни Алины же он то пропадал, то появлялся, они не так уж часто разговаривали, и иногда вообще практически не пересекались в течение дня. Но у него было интересное свойство - он появлялся тогда, когда его появления она не ждала, и только тогда, когда не появись он, было бы плохо. Он никогда не уделял ей каких-то особенных знаков внимания, да она и не надеялась на них. Но, даже общаясь немного, они были в замечательных отношениях. Они иногда сидели в столовой за чаем, о чем - то шутили на крыльце, вместе разбирали по телефону задачи по физике и даже изредка сидели за одной партой. Алину удивляло, что в редкие минуты общения он вел себя так, будто они были знакомы сто лет. Ей даже приходилось одергивать себя, потому что от такого общения ей вдруг могло начать казаться, будто у нее появился друг. У Феликса был талант к общению, и он умел этим талантом пользоваться . Он всегда был рядом, когда был нужен. Когда у нее случалось что - либо, он умел заставить ее улыбнуться. Он улыбался и сыпал шуточками, подкалывал ее и острил, проблемы сдувались, как воздушные шарики, и казались никчемными. Ей часто вспоминался момент, как она перенервничала из-за контрольной.
Она сидела, схватившись за голову, в столовой. Народу почти не было, огромное помещение было залито солнечным светом, который путался в волосах, но куда там, Але было не до этого, ведь только что сорвалось, как ей казалось, дело всей жизни - контрольная по английскому. Выйдя из кабинета и как следует подумав, она вспомнила о довольно серьезной, на ее взгляд, ошибке, которую допустила. И мир рухнул. Аля хлопнула себя по лбу. Это же надо быть такой невнимательной! Значит, это была не единственная ошибка, раз сегодня она встала не с той ноги. Ну вот. Пятерки не видать. Уж где - где, а вот в русском или английском она не могла себе позволить такого. Ладно алгебра или физика, тут уж просто не дано, но здесь! Аля уронила голову на руки. Тут на ее столе звякнули два стакана, рядом с ней отодвинулся стул и она услышала знакомый голос:
 - Ну, и что это за царство грусти? - на плечо Алины опустилась здоровенная ладонь.
 - Все нормально - последовал угрюмый ответ откуда - то из путаницы черных волос, падающих на руки.
 - Мда, - протянул Феликс, - ну, если бы меня хорошо воспитывали, я бы сейчас просто оставил тебя в полном покое и ушел. Но, так как я тип совершенно беспардонный...
 - О, ну перестань... - начала было Аля протест, подняв голову, как он начал ее щекотать. Она не выносила этой пытки, начала визжать и смеяться, вырываясь из его рук.
 - Ну вот, уже вижу улыбку,  - удовлетворенно сказал он, усаживаясь напротив. Когда он сел, на его волосы упал солнечный луч, и вся шевелюра залилась золотом. Феликс, теперь напоминающий подсолнух, пододвинул ей стакан со сладким чаем.  - А теперь поведайте мне, сударыня, что за грусть - тоска вас сгубила? - ухмыльнулся он, прищурив светлые глаза.
Алина вдруг вспомнила о своей "великой беде", сорвалась и начала отчаянно причитать по поводу своего краха на контрольной. Парень внимательно слушал, а потом внезапно начал улыбаться, стуча пальцами по столу. Когда ее эмоции уже были через край, он почему - то начал кашлять, и на фразе "Ну, я как всегда в своем репертуаре, Проклятье, это же стопроцентный трояк..." вдруг мягко раскатисто рассмеялся. Пытаясь привлечь к себе внимание тараторившей Али, Феликс схватил ее за руку и усмехнулся:
 - Погоди, погоди... - Аля продолжала что-то тараторить, - да стой ты! Тебе явно нужен якорь! Так можно обозреть от учебы, слышишь?  - смеялся Феликс.
Тут Аля вдруг умолкла и удивленно уставилась на одноклассника.
 - Можно поинтересоваться, над чем ты смеешься? Минуту назад, ты, кажется, делал видимость, что был обеспокоен моей проблемой, м? - Она наклонила голову набок.
 - Как же ты умеешь заварить кашу из ничего! - Улыбнулся он.
 - Ты ничего не понимаешь, -  негромко огрызнулась Аля.
Феликс, продолжая улыбаться, подпер рукой подбородок. Его забавляла ее суета.Он видел, как учитель проверял ее работу, лежащую сверху, и насчитал там одну - единственную, пустяковую ошибку. Естественно, это была пятерка. Но он не торопился ей об этом говорить. Он хотел дать ей понять, что даже в тройке нет катастрофы.
 - Продолжаешь нервничать, - заметил он.
 - Чего ты добиваешься? - с притворной грубостью спросила Аля и прищурилась.
Феликс округлил серые глаза.
 - Смотри!
Аля обернулась.
 - Где?!
Он легонько ткнул ее пальцем в лоб
 - Да вот же! Вот! Барзометр! Батанический! Зашкаливает! Зашкаливает! - Он сделал искаженную ужасом гримасу. Они пять секунд просто испуганно смотрели друг на друга, и Феликс, трясясь от смеха, опустил голову на руки. Аля, не сразу поняв, в чем шутка, запоздало засмеялась.
 - Ах ты...  -  она вскочила и, пользуя против него его же оружие, начала щекотать парня.
 Как оказалось, он тоже подвержен слабостям смертных, потому что начал неистово смеяться и извиваться.
 - О, напуган, напуган! - заливался он, закрываясь руками. Ну давай, давай, еще кинь мне чем - нибудь в голову, это так изыскано!
У него был потрясающий заразительный смех. Перед этим смехом было невозможно устоять.
 Рядом с Феликсом Але всегда было комфортно и легко, рядом с ним она чаще всего улыбалась, а от его попыток развеселить большинство людей вообще пускало пузыри восторга. Его невозможно было не любить. Она и представить себе не могла, что можно жить без всех мелких неприятностей, которые постоянно валились на ее голову. Так получалось, что Феликс то и дело избавлял ее от них, иногда даже не подозревая об этом. Вытянул руку в начале урока, выбросил в мусорный бак банановую кожуру, коварно распластавшуюся посреди коридора, да мало ли что еще. Но тем не менее, он оставался для нее закрытой книгой, он был полон загадок - она не знала, где он живет и с кем, по скольку о родителях он, почему-то, никогда не говорил. Он вообще мало говорил о себе. Она не знала, что он делает в свободное время, и есть ли оно у него вообще, какой образ жизни он ведет, и вообще, где он пропадает после школы и  чем увлекается. Может, именно по - этому все то, что она о нем знала, она помнила очень хорошо. Это его повадки, его взгляды, манера говорить и двигаться, его лицо и мимика, какие - то обрывки его фраз, которые запоминались. Он всегда смотрел на нее с какой - то едва заметной грустью, и, будь она наивной романтичной дурой, она бы сочла этот взгляд скучающим, но здесь смысл был явно в другом. Он никогда бы не позволил ей узнать.  Он был с ней очень добр, но никогда не открывался ей. Лишь однажды он, сидя перед ней и говоря о каких - то до банальности несущественных вещах, смотрел как она смеется, и вдруг в одно мгновение погрустнел, его взгляд загорелся пламенем какой - то боли, но тут же погас. Он, замерев, еще мгновение смотрел не нее, не дыша, и вдруг обронил: "как же ты похожа...", но тут же осекся и резко замолчал, судорожно пытаясь отвлечь внимание на что угодно, кроме последней своей фразы. Аля хотела спросить, но прозвенел звонок. он, видимо, ругая себя за сказанное, тряхнул головой, поменялся в лице, встал, улыбнулся, как всегда, подал ей сумку и протянул руку. Он всегда был таким. Как картинка из журнала - яркая, прекрасная, как живая, так близко, что кажется, можно дотронуться, но касаясь пальцами, ощущаешь только сухую, шероховатую бумагу. И кто это изображен, что у него за жизнь, не имеешь понятия. Видишь только то, что хотели показать. А так хочется коснуться этой жизни по - настоящему. Аля старалась не спрашивать его ни о чем. Если он не рассказывает, значит, не стоит давить на него. Она никогда не пыталась узнать о нем у тех, с кем он больше общался, и не делала она этого по многим причинам. Во-первых, она бы никогда не выделила в классе тех, с кем он общался преимущественно больше, казалось, он со всеми по чуть - чуть, даже не сидел ни с кем за партой постоянно, разве что, Денис оказывался там чаще других, но это, скорее, было его собственным желанием. Во-вторых, потому что ни за что не стала бы показывать кому - либо свой интерес, который был бы, несомненно, неправильно понят. Ну а в третьих, и эта причина казалась ей более удивительной, судя по всему, те, с кем он общался, как ни странно, знали о нем не многим больше, чем она сама. Да, веселый отзывчивый парень с отличным чувством юмора. Ненавидит химию и алгебру, но обожает английский и литературу. Занимался каким - то спортом. Но не более того. Не то, чтобы он был закрытым, наоборот, он был душой компании, но в этом и заключалось его искусство: быть одновременно со всеми и ни с кем, быть общительным и веселым, но ничего о себе не говорить. Так же стоило отметить, что одной из самых потрясающих его черт была отзывчивость. Алина не встречала таких людей. Феликса можно было просить о чем угодно, он всегда помогал, всегда радушно улыбался, был всегда готов выслушать, никогда не отказывал и никогда не подводил. Это касалось всех и всего: Проверить у троечника Вовки домашку по русскому? Разумеется.  Перевести бабушку через дорогу? Об этом его и просить не надо было. Завуч попросил притащить в кабинет информатики огромный ксерокс? Нет проблем. Учительница попросила разнять дерущихся ребят? Он разнимал их, садился рядом с ними на корточки, и, хотя никто не знал, что он тихо говорил им, все были уверены, что эти молодые петухи теперь трижды подумают, прежде чем снова драться. Хотя сам он это делал довольно неплохо, всегда старался этого избежать. Его крайне редко видели в драках, но если видели, то причина была очень серьезной, а зрелище - незабываемым. Где их только таких берут? По мере того, как он обживался в классе, он считал коллектив своими друзьями и стоял за них горой. Он был крайне бескорыстным: просто он был уверен, что любой сделал бы для него тоже самое. Самое удивительное, что он не боялся ни своих, ни чужих проблем. Аля задумалась и стала вспоминать.
Взять хотя бы тот дурацкий случай с разборками. Был, кажется, понедельник. Напряженный день, назначили контрольное тестирование по русскому, и всем строго сказали не опаздывать под страхом больших и серьезных проблем. Обстановка стояла напряженная. И тут в класс влетел всклокоченный Денис. Светлые пшеничные волосы взлохмачены, вид потрепанный, в глазах - ужас и страх. Всем сразу стало понятно, что он только что с улицы, и, из - за своего петушиного характера, видимо, опять что - то не поделил с парнями из соседнего двора. Чудики это были прескверные: алкоголь и сигареты, порой наркотики, нормальное слово в потоке их речей можно было выловить только через пару - тройку матерных. Они околачивались по дворам до позднего вечера, били стекла и расписывали гаражи, порой занимались мелким грабежом. В общем, из - за таких районы и называются неспокойными. Денис как раз жил в этом дворе, и у него, не испытывающего тяги к подобной разгромной жизни, но и не желающего жаться по углам, постоянно были проблемы с ними, и порой это заканчивалось довольно серьезными травмами. Единственной его бедой было то, что он в свои восемнадцать был падок на алкоголь и иногда изрядно набирался в баре. Вот, видимо, опять проблемы. Денис зачем-то бегал домой на перемене, и вот, пожалуйста, - напоролся. При его появлении ребята напряженно зашумели. Феликс, стоявший у парты и что - то повторявший, отложил книгу в сторону и подошел к Денису. Они стали о чем - то негромко говорить, так что за шумом разговора не было слышно. Посередине одной из фраз Дениса Феликс вдруг поменялся в лице, удивленно вскинув бровь, небрежно бросил через плечо пару слов, толкнул дверь и вышел из класса, быстрыми шагами направившись к выходу. Денис ринулся за ним. За ними последовало еще несколько парней, а потом и девчонки. Кончилось тем, что почти весь 11ый "в" вскоре был во дворе Дениса и наблюдал разворачивавшуюся сцену. Вышеупомянутые престранные граждане, уже, как всегда, были на месте. Денис сделал, по-видимому уже не первую попытку что - то объяснить, но ему не дали, здоровая ручища опустилась на плечо парня, и небритый прокуренный тип, судя по всему, уже собирался замахнуться, но тут из толпы выбрался Феликс, подошел вплотную, и уставился на бугая. Тот опешил а потом усмехнулся:
 - Опа - на! Э, пацы, посмотрите, какие люди нарисовались! Феня!  Да ты...
 - Послушай, Вано, - перебил его Долинский, и глаза окружающих расширились от того, что он был знаком с подобной компанией, (ну еще бы!) - я, конечно, не до конца понимаю, в чем тут у вас дело, но не хочу вдаваться в подробности, так как знаю все ваши причины и все ваши проблемы. Я прошу тебя по-хорошему, уймись же ты уже наконец, или все снова закончится как в тот раз...
 - Да ты, я смотрю не рубишь тему, Феня, да и вообще... - начал было второй, коротко стриженный коренастый парень, но Феликс поднял ладонь и тот умолк, поднимая ладони.
 - Все я знаю, успокойся, но это не тот человек. Вижу, Туз посылает вас на разборки, не объясняя ровным счетом ничего. Подобные разговоры ему лучше устраивать дружкам Санчеса, и не путай.
 - А это что, ТВОЙ дружок чтоли? - усмехнулся  еще один.
 - Заткнись, - отрезал Долинский  - он...
 - Нет уж, брателло, с этим типом тут отдельный разговор, ибо Куколка...
 - Я говорил с Лерой, я тебе, черт побери, ручаюсь за этого парня, вы обознались! - Теряя терпение, проскрежетал Феликс. Денис, стоявший рядом и прибывающий в полнейшем шоке, был как в трансе и ничего не понимал, но услышав имя  девушки,  как очнулся. Он повернул к себе друга и ошалело смотря на него, начал быстро невнятно бормотать:
 - Ты знаешь? Знаешь ее? Откуда? Знаешь? Так прошу тебя, объясни им, клянусь, я... меня это не касается...
 - В данный момент тебя касается только то, что ты, по ходу, крепко влип! - оборвал его Феликс.
 - Да вы, я смотрю... - начал Вано,
 - Еще раз повторяю, что он тут не при чем. Проваливайте и оставьте нас.
 - Ну смотри мне, если так....
 Один из них хлопнул Феликса по плечу, но тут откуда - то из за угла вышел еще один парень, длинные крашеные волосы, забранные в хвост, были растрепаны, взгляд бешеный, весь его вид говорил о том, что он был изрядно пьян. Судя по всему, это и был тот самый, Туз. Вполне типичное прозвище для предводителя подобной шайки.
 - АААА, - протянул он, - так вот оно все как...Феня...да ты с этим ублюдоном за одно чтоли?!
Феликс закатил глаза, глубоко вдохнув, набираясь терпения.
Туз, с неожиданной для такого состояния скоростью, подошел к нему и взял его за ворот. Резким движением рука Феликса взметнулась вверх и пальцы стальной хваткой сомкнулись вокруг запястья противника. Лапища Туза разжалась, замерев в паре сантиметров от горла парня. Класс вокруг зашумел, но подойти никто не решался.
 - И ты туда же, да? Да вы, я смотрю, хорошие друзья...может  и ты таскаешься с Куколкой, может, вы с ним вдвоем ее...
Феликс не шелохнулся, но пальцы, держащие руку Туза, сжались сильнее, а в глазах загорелся огонек. Пальцы у того занемели. Рывком убрав руку пьяного, он сам взял его за шиворот, и наклонил к себе. Было странно, что никто из "банды" даже не приблизился. Издалека было слышно, как он сквозь зубы, надрывающимся от злости голосом что - то говорит прямо в лицо крашеному типу, в обрывках фраз раздавались слова "чертов клуб", "не при чем", имя девушки и имя Дениса, который все это время просто стоял рядом, не в силах вымолвить не слова, и еще какие - то неразборчивые ругательства. Под конец он оттолкнул парня и громко проскрежетал:
 - Как ты, черт побери, не поймешь, что твои олухи обознались, и никто не хочет драк и разборок!
 - Я хочу! - взревел Туз, распахнув пьяные красные глаза, налитые кровью и бросаясь вперед. Остальные принялись оттаскивать его, но он успел прилично заехать не ожидавшему Денису по челюсти. Кто - то из девчонок рванулся было к нему, но Феликс, махнув рукой и запретив всем подходить, прокричал, чтоб все шли в класс. Большинство сразу побежали к школе, дабы не наблюдать.  Денис пришел в себя и с размаху зарядил кулаком по Тузу. Лучше бы он этого не делал. Пьяный парень вырвался и принялся колошматить Дениса, как грушу. Но сзади на него опустилась тяжелая рука Феликса. Если бы не он...

В классе было очень тихо и напряженно. Все ждали двоих опаздывающих, и те задерживались почти на десять минут. тут раздались громкие шаги бегущих и в класс ввалились Феликс и Денис. Феликс почему - то смеялся и прятал руки под пиджаком. Все с недоумением смотрели на них. Учитель ждал объяснений. Долинский сглотнул и начал, продолжая давиться от смеха:
 - Мы приносим извинения за опоздание, но понимаете, такое дело... он указал на побитого Дениса, который судя по всему, еле стоял на ногах, но, по необъяснимым причинам, улыбался, - у нас Денис решил заняться спасательной деятельностью...
 - Стоп, молодые люди, начала русичка, - я ничего не понимаю...Какая деятельность? у нас серьезное, а вы приводите мне ученика, который выглядит так, будто его придавило бетонным блоком! В чем дело? Что за спасательная...
 - Да, дело в том, - смеялся Феликс, что во время спасательной операции наш герой упал с дерева!
Класс решительно ничего не понимал, но это было парням только на руку. У них стоило поучиться актерскому таланту.
 - С дерева?!!
 - Да да, с дерева, наш Денис, понимаете ли, спасал... - и Феликс достал из пиджака крошечный мяукающий рыжий шерстяной комочек.
 Класс загалдел, все повскакивали, девчонки принялись визжать и тискать котенка, в общем стало ясно, что контрольная будет на следующем уроке. Дениса кое - как отвели в медпункт, провозгласив героем, а ситуацию замяли. Правда непонятно, куда после всего этого делось спасшее ситуацию животное. Вышло довольно убедительно, но вполне можно было обойтись и без этого - у Феликса был такой авторитет среди учителей, что ему всегда верили на слово, какой бы не была рассказанная им история. Даже если и не верили, то не показывали виду, так как знали, что он никогда не станет врать просто так. Но что бы у него не случилось, он бы не показал никому, насколько все на самом деле серьезно. И даже после драки очень мало кто видел, как Феликс незаметно утирал салфеткой струящуюся из разбитой губы кровь и снова поворачивался к окружающем с улыбкой.

Алина подперла щеку рукой. Непонятно почему, но ей было приятно вспоминать о Феликсе, какими бы не были эти воспоминания. Отношение людей к нему после этой истории очень поменялось. Кто - то очень боялся его, увидев с кем он знаком. Кто - то проникся к нему глубочайшим уважением и тайным страхом, а кто - то, особенно девчонки, бросили все силы на то, чтобы понять, что же он за фрукт. Половина девчонок класса был влюблены в него, шептались, вздыхали, закатывали глаза и уроки напролет сверлили его взглядами. Они забивали свои телефоны десятками его фотографий, невесть как нарытыми в интернете. Да, такой парень как он не мог не нравиться, но после драки он стал видиться девчонкам как герой боевика, и им абсолютно снесло крышу. Они устраивали за ним слежки, ходили за ним по пятам, преследовали везде, но он был слишком внимателен, чтобы не заметить. Его это страшно раздражало, но он не находил в себе сил нагрубить, и в нем медленно сжималась пружина. Про него по прежнему никто ничего не знал, и многих это очень напрягало.
Некоторые лишь слышали обрывки их с Денисом разговора в дальнем углу коридора, из которого стало понятно, что Денис, прилично набравшись пару дней назад в местном клубе, спутался с девушкой того самого крашеного длинноволосого типа по имени Туз, которая там работала. Феликс хорошо знал ее, но ему пришлось прилично попотеть, чтобы умять скандал и придумать и этой Лере и Денису отговорки, чтобы все поверили, что это ошибка. Откуда же он знал всех этих бугаей и эту Леру, откуда у него были с ними связи и вообще как он попал в подобную историю и подобное окружение, оставалось загадкой. Всем было известно, что тогда во дворе была страшная драка, и двоих увезли на скорой. Денис был весь в синяках и кровоподтеках, на Феликсе же было ни царапины, если не считать подбитой губы. Было сложно представить, как мягкий, уравновешенный парень уложил целую араву и при этом не получил ни одного синяка. Феликс всем своим поведением показывал, что он добродушен только до тех пор, пока никто не лезет в его личную жизнь, которая их не касается. И даже Денис, напрямую связанный с этой историей, кроме фактов, которые касались непосредственно его самого, ничего не знал.

Но тем не менее, Феликс оставался прежним, улыбчивым, отзывчивым, и его было невозможно не любить и не ценить. Даже проникнуться к нему недоверием было сложно. Все без исключения в классе, даже те, кто искренне побаивались его, общаясь с ним, совершенно менялись. После разговора с ним казалось, что та история - просто дурной сон. Несмотря на то, что никто практически ничего не знал о нем, все почему - то были уверенны, что он живет крайне интересной и разнообразной жизнью, так как у такого человека, как он, иначе и быть не может.

 
                Глава третья. 
                Все смешалось. 

Был конец осени. Стало совсем холодно, но снег еще не выпал. Небо окончательно определилось с цветом, выбрав серый, деревья притихли, давно перестав шуметь листвой, и царапали небосвод голыми черными от дождя ветвями. Стояло промозглое утро. Утро того самого дня, когда Аля все-таки не могла сдержаться и плакала. Утро шестнадцатого ноября. Того самого проклятого дня, с которого она ненавидела всех, кто пьет и садится после этого за руль. Того самого дня, когда девять лет назад какой-то пьяный ублюдок вылетел ночью на встречную полосу и все кончилось... Лобовое столкновение, ее ослепило фарами и она не успела, не успела свернуть... А он остался жить, остался жить, а она... Аля смахнула слезу. Да, сегодня ровно девять лет, как нет мамы. Ровно девять лет, как ее мягкие золотисто - пшеничные волосы и безумно-голубые глаза, глаза, ее мягкие черты лица и теплые руки живут только в ее памяти. Ровно девять лет, как по праздникам папа не отдает ей с поцелуем ее любимые белые розы, а кладет их на холодный гранит и лишь касается губами ее фотографии. Девять лет, как не слышно, как она поет по вечерам, сидя за пианино, не слышно ее смеха а в прихожей больше не висит ее сумочки, и на нижней полке одиноко стоят только папины ботинки.  Аля вышла из переполненного автобуса, вокруг толпились люди, и никому не было друг до друга дела. Моросил дождь, сливаясь с ее слезами. укрываясь от ветра воротом куртки, Аля сливалась с толпой, пробираясь между людьми, старалась подавить в себе мысли  и воспоминания, стирала с лица слезы и боялась, что покраснеют глаза и щеки, она не хотела ни с кем говорить об этом... не хотела вообще говорить...
К приходу в школу  ей удалось взять себя в руки и она удрученно поднималась по ступенькам школьного крыльца. Было скользко, и асфальт вдруг приблизился, Аля уже выставила перед собой руки, но зависла в воздухе. Она неуклюже встала на ноги и обернулась-Сзади стоял Феликс и все еще держал ее за капюшон, который и предотвратил падение. Как он подошел так близко и остался незамеченным, было непонятным. Он казался каким-то мрачным, а глаза почему - то были погасшими, как будто он не спал всю ночь, но он улыбнулся.
 - А я - то думал, погода сегодня нелетная... - Феликс, стоя сзади, поправлял ее капюшон и резинку на растрепавшемся черном хвосте.
 - у меня нелетной погоды не бывает... спасибо - выдавила она.
Он еще раз улыбнулся, открывая дверь и пропуская ее вперед.
 - В порядке? У тебя ничего не случилось? - спросил он, заглянув в ее покрасневшие глаза.
 - Не совсем... - нерешительно пробормотала она - но не переживай. Это старая история.
Он почему - то посмотрел на нее так, как будто с точностью понял, о чем она говорила. Похлопал ее по плечу,  развернулся, и, не сказав ни слова, пошел прочь. Почему то в его глазах она на секунду увидела то ли горечь, то ли глубочайшее сострадание.
Весь день не клеился, все валилось из рук и шло наперекосяк с еще большим усердием чем обычно, но на тот раз у нее хотя бы было этому объяснение. День как бы прошел зря, и было понятно, почему. Никакой пользы из похода в школу она сегодня не вынесла. Все объяснения проходили сегодня мимо ее ушей. И она даже не заметила, что сегодня всегда радостный и улыбчивый Феликс не проронил ни одного лишнего слова, всегда молчал и уходил от разговоров. В классе уже поняли, что кого - кого, а его лучше не спрашивать, в чем дело. И после школы он сел на автобус, хотя обычно ходил пешком, и никто не навязался ему в провожатые. Да, сегодня был какой - то странный день, ветер выл немного заунывнее, чем обычно, дождь шел холоднее, небо было более серым, а облака тяжелее. Может, Алина бы и заметила это, если бы ей было до этого дело в этот день.
После школы она проехала намного дальше, чем если бы ехала домой, и доехала до конечной. "Это несправедливо, что сегодня я приехала на кладбище одна. Это несправедливо, что отца снова отправили в командировку неделю назад. Это несправедливо, что жизнь прекрасных людей так коротка, это несправедливо, что происходят такие случайности, это несправедливо..." - думала она, идя мимо свежих могил с венками и деревянными крестами. Вдали, возле одной из них стоял на коленях человек. Может, он показался ей знакомым. Она шла мимо. "Это несправедливо, правда ведь?" - спросила мысленно она у него. И казалось, все люди из могил хором ответили ей положительно. "Это несправедливо, когда умирают молодые, это несправедливо, когда гибнут дети, это несправедливо, когда умирают любимые, это несправедливо, когда мы теряем раньше срока, когда могли бы еще столько лет провести вместе, это несправедливо, когда уходят родители... Это несправедливо, мама...." - она подошла к маленькой ухоженной могилке и отворила дверцу калитки. Мама...все то же лицо...та же фотография... Алина коснулась ее рукой. Та же березка рядом...Мама любила березки...белые, тонкие, нежные... Чуть слышно, осторожно шумит голыми хрупкими веточками. Алина присела у могилы и положила на мокрый земляной холмик десять роз. Девять белых и одну красную. Девять белых...ее любимых... Девять лет...одна красная...одна ушедшая жизнь..."Я скучаю, мама, я так скучаю..." - прошептала Алина, захлебываясь слезами, и упала на колени. В глазах стало темно, и тишина вокруг навалилась на нее с тяжестью бетонной плиты. Дрожащая рука сжала в ладони горстку влажной земли. Да вот же, вот, она, еще такая маленькая, ударилась и обнимает мамины колени, всхлипывая. Запах ее одежды. И ее обнимают мамины руки. Такие теплые, родные, заботливые. Обнимают, через годы, через все что только не стоит между ними - годы, время, потери, смерть. Обнимают. И мама рядом. И никто не убедит ее в обратном. И никто не разлучит их. Тихо всхлипывая, девушка лежала на могиле.
Сколько времени она провела так, она не знала, но ей потребовалось много сил и времени, чтобы уйти. Она ополоснула руки, протерла грязь с куртки и вышла за ворота. Она шла по улице, ей ничего не хотелось. Просто идти, идти, идти... И лучше не думать. Она свернула в первый попавшийся двор и села на скамейку. на глаза снова наворачивались слезы. Она осмотрелась. Было довольно пусто, лишь какой - то маленький мальчик копошился в дальней песочнице, и, на лавочке в стороне...сидел тот самый человек... чем - то знакомый. Было не узнать, так как он сидел спиной, довольно далеко  и вдобавок, согнувшись вдвое. Аля не понимала, что казалось ей знакомым в нем. И не понимала, что вызывало в ней желание встать и подойти к человеку, которого она видела на кладбище. Но подойдя и присмотревшись, она все поняла и ужаснулась: На лавочке, согнувшись вдвое, сидел... Феликс. Сидел, опустив лицо на руки, сидел... содрогаясь от... рыданий. Алина опешила.Она стояла в метре от него, не в силах вымолвить не слова и не в силах окликнуть его или подойти ближе. Но это и не потребовалось. Почувствовав на себе взгляд, парень поднял голову и круто повернулся. Волосы были растрепаны и прилипли к мокрым щекам, светлые глаза покраснели. Когда он увидел Алю, на его лице  изобразился такой животный ужас, который, наверное, появляется на лице при виде смерти. Он что - то прошевелил губами, а потом вскочил, и в ярости, не управляя собой, видимо, даже не понимая, кто стоит перед ним, прокричал:
 - Зачем, зачем вам всем все это нужно?! Зачем я сдался вам всем?! Зачем?!! Зачем бы следите за мной?! Уходи! Убирайся сейчас же! Оставь меня! Оставь в покое!
Аля в ужасе пролепетала:
 - Феликс... Что ты... Я, я ...Я всего лишь видела тебя на кладбище, я случайно на...
 - Куда вы только не ходили за мной... - процедил он, утирая лицо рукавом и сжимая кулаки, - все вы... Уходи...ты на нее похожа...не напоминай...Уходи, уходи!!  - осатанело прокричал он, но сорвался  и убежал сам, перепрыгивая через ограды.
Аля осталась стоять, на лице еще не высохли слезы, но она уже не плакала, а была в шоке. В голове не было ни единой мысли, только со скоростью света раз за разом перед глазами мелькали кадры того, что только что произошло. Его фигура у могилы, его лицо в слезах, искаженное сначала ужасом, потом яростью...в ушах стояли слова... "уходи! Убирайся!"... Феликс, милый Феликс, светлый... улыбчивый... такой всегда, но не сейчас... Аля села на скамейку где только что сидел он, и только тогда начала медленно осознавать произошедшее. Она только что застала его в слезах. Застала Феликса в слезах? Даже такая формулировка казалась абсурдом. Но ведь было же, было...Все время с того момента, как он перешел к ним, он старался сделать так, чтобы никто ничего не узнал о том, что у него внутри. А она застала его в тот момент, когда его никто не должен был видеть. Никто. И тем более никто из знакомых. Ее захлестнул ужас с каким - то странным привкусом стыда. Ей стало настолько неудобно и стыдно перед ним, что в очередной раз захотелось взять и промотать назад пленку. И тут ей снова вспомнился момент - фигура, стоящая на коленях перед свежей могилой. Она решительно встала и пошла обратно к кладбищу. Ворота, она пошла по аллее. Вот, кажется где - то здесь. она подошла к не огороженной могиле на которой еще лежало огромное количество венков.  Наклонившись к надписи, она прочла и опустилась на землю, читая раз за разом: 16.11.1971 - 21.09.2009, Долинская Анна  Александровна. Аля уставилась сначала на даты, а потом перевела взгляд на фотографию. С нее на Алину смотрела красивая женщина. Черные как смоль волосы и зеленые глаза. Ей вспомнились слова Феликса, одни из последних, что он сказал ей : "Ты на нее похожа, не напоминай, уходи..." Она опустилась рядом с могилой. Его мать. Боже Праведный, его мать... Он лишился матери каких то два месяца назад... Два месяца... да, раны не заживают так быстро... Как раз два месяца назад он перешел к ним в класс. Неужели именно смерть матери заставила его сделать это? Вот почему он никого не подпускал слишком близко, вот почему никто не знал с кем он живет, вот почему он никогда не говорил о своих родителях...Боль. Отчаяние. В память вернулась фраза "Это несправедливо" и то, как она мысленно задала этот вопрос ему, идя к могиле своей матери. Он бы точно ответил "да". Если бы не прогнал ее. Внезапно стало так больно, тяжело и обидно... Она еще раз посмотрела на фотографию. Правда, безумно похожа. Вот о ком он сказал тогда, давно, в минутной слабости, снова глядя на нее с этой непонятной ей тогда грустью...вот о ком сказал только что...да, те же волосы, те же глаза... Боже... возле креста лежал огромный букет. Аля вдруг еще раз посмотрела на даты. Двадцать восьмое ноября. Вот почему Феликс пришел к ней именно сегодня. Сегодня она бы праздновала день рождения...ей бы исполнилось всего сорок. Каким ничтожеством показались Алине тридцать девять лет, отпущенные этой женщине для жизни. Какой малостью показались ей тридцать четыре года, которые прожила ее собственная мать. Горесть несправедливости снова захлестнула ее, девушка поднялась на ноги и выбежала за кладбищенские ворота.


                ***               

На следующий день первым уроком была история. Прозвенел первый звонок. Прошло еще пять минут. Парта перед ней все еще стояла полупустой - за ней сидел только Пашка Артилов, тщетно пытаясь разобрать традиционные иероглифы, нацарапанные на доске с наклоном влево. Прозвенел второй звонок, Феликс так и не появился. Странно, он почти никогда не опаздывал. Аля уже начала думать, что он не придет, но нет, послышались громкие шаги, распахнулась дверь, и под парту был резко брошен рюкзак, и Феликс, тихо и невнятно извинившись, неслышно опустился на свое место, даже не посмотрев на окружающих. Было сразу понятно, что он не в духе. Аля нервно заерзала на стуле. Причину она отчасти понимала, но пока не знала, чем все это обернется. Время тянулось и тянулось. То, что обычно казалось медленным и тягомотным, сейчас стало просто бесконечным. Впервые от звука звонка у нее так заколотилось сердце. Она собиралась окликнуть его и уже потянулась к его плечу, но он, как будто его обожгли, вскочил и вылетел из класса, она не могла найти его всю перемену. Весь день он как исчезал. Его не было ни в коридорах, ни в кабинетах, ни в столовой, нигде. На все уроки он опаздывал на пару минут. Но, видя его состояние, учителя не думали его ругать. Один раз она попробовала заговорить с ним прямо перед звонком с урока, пока он не ушел, но он огрызнулся так, что у нее вообще пропало всякое желание извиняться и разбираться в происходящем. И правда, зачем ей было лезть в это...Но было поздно, каша заварена, причем совершенно случайно. Аля совершенно не узнавала этого человека. За последние два дня он переменился до ужаса. Движения, обычно плавные и размеренные, превратились в резкие агрессивные рывки, взгляд, светлый и открытый, а порой озорной, превратился в прожигающий, голос, мягкий и бархатистый, превратился в грубое рычание вполоборота. Но было уже не выпутаться, тем более она понимала, что то, что творилось с этим человеком, было серьезным и крайне трудным для него самого. Жаль только, что даже если он и нуждался в помощи, то никогда бы не принял ее. Тем более от такой, как она. Аля вообще сомневалась что он способен принимать помощь от кого-либо. Насколько она знала Феликса, он всегда и во всем полагался только на себя одного и о его проблемах никто ничего не знал. Его настоящее поведение можно было понять, но так или иначе, нельзя было не сказать, что он все - таки немного перебрал с этим. И даже ребята заметили, как он резок с ней и как избегает ее. Никто не понимал в чем дело.

Аля уже несколько дней не могла спать, есть, нормально жить. Чувства были разными, слишком разными, чтобы ужиться между собой в одном теле. Ей было страшно от неизвестности, она была шокирована, она чувствовала  вину перед Феликсом, и в то же время остро ему сопереживала и боялась за него. И одновременно с этим она жутко злилась на него и ее душила обида от его грубости. В конце концов, он были в очень хороших отношениях прежде чем все это произошло. Быть может, если бы они общались чуть чаще и дольше, их бы можно было бы даже назвать друзьями. Ей вспомнилась его улыбка. В чем же она была настолько перед ним виновата, чтобы он так ощетинился? Ах да, он же до сих пор искренне считает, что за ним шпионили. Даже на кладбище. И виной всему тот дурацкий девчачий интерес... После того, как он устроил во дворе разборки с этими городскими шакалами, влюбленные девчонки могли часами следить за ним в надежде понять, что же он из себя представляет, раз снюхался с подобными типами. Но неужели он и вправду подумал, что и она с ними за одну идею? Аля спрятала лицо в руках. Как все это исправить, она не знала. Может, достаточно было просто объяснить ему, но разве он поверил бы ей, когда обида так глубоко въелась в душу?
Она вышла из - за угла школы на крыльцо, и, как обычно, встретила его именно тогда, когда не ожидала. Феликс стоял, прислонившись к стене. Она не  могла поверить глазам - в между пальцев была зажата сигарета, а ведь его никто и никогда не видел курящим. Он устало повернулся на нее, и увидев, закатил глаза. Чувство вины бешеным напором опять ударило ей в сердце. Руки задрожали. Она шагнула  к нему, но он отшатнулся в сторону, и, глядя на нее исподлобья покрасневшими глазами, выставил руку вперед так, будто она собиралась броситься ему на шею. От этого ее почему - то окатило таким чувством стыда, что на глаза навернулись слезы. 
 - Феликс...пойми,...
 - не надо -  бросив окурок, оборвал он, - Здесь нечего понимать.
 - Нет, постой, ты не знаешь...
 - знаю, поверь - снова перебил он, стараясь не смотреть на нее.  - все это, разумеется случайность! все вы совершенно случайно оказываетесь там, где вас не должно быть. Но знаешь, с этим ты очень серьезно перестаралась.
 - Я не...на кладбище там...
 - Не место для ваших идиотских выдумок - отрезал он - ты, он чуть ли не угрожающе ткнул в нее пальцем - какого черта... - парень мучительно закатил глаза а потом ударил ее взглядом, полным ненависти. Как пощечина. Хуже. - Не они, а именно ты перешла все границы, понимаешь? 
Феликс горько, полуистерически усмехнулся и продолжил:
 - А я-то, идиот, доверял тебе! Думал, ты не такая, ты не из их отряда... Думал, тебя отличает искренность... Тебе хотелось верить...
 - Так поверь!  - чуть ли не проплакала Алина. - Ты же...
 - Я ошибся! - в очередной раз оборвал он, - думал, что хорошо знаю людей! И как ошибся! Именно ТЫ! Переступила через ВСЕ рамки! - подчеркивая отдельные слова, чеканил он, - сунулась в ТАКОЕ...

 
Паша Артилов и еще несколько ребят шли, споря о чем-то, но то, что они услышали, заставило их остановиться. Из - за угла доносился спор знакомых голосов на повышенных тонах. Ребята нерешительно подошли ближе и перед ними предстала картина маслом: Феликс стоял вплотную к Але, сдерживая себя, чтобы не схватиться ей за ворот, и сквозь зубы цедил какие - то ругательства. Его было не узнать - он был сам не свой, абсолютно непохожий на себя. Во всем. Лицо, движения, голос, он словно пригвоздил Алинку взглядом к полу, сравнял землей. Под конец он отчетливо прошипел "ненавижу тебя", развернулся и хотел идти прочь, но после этого Алина, которой, судя по всему, уже было нечего терять в отношениях с этим человеком, вспыхнула. С отчаянием человека, кидающегося в бездну, она подлетела к нему и намертво вцепилась в его пиджак тонкими руками. Глаза горели; черные, как смоль, волосы разметались, контрастируя с побледневшим лицом, сквозь слезы она чуть слышно прошипела: "Твое право, относиться ко мне, как хочешь, твое право верить или нет, даже сейчас, но просто знай: в тот день я была там, на кладбище потому что это была годовщина смерти моей матери, и сказала бы я это далеко не всем. Прости." Она вдруг поменялась в лице, испуганное выражение вернулось к ней, руки, сжимавшие его рукав, задрожали и бессильно опустились, пылающий взгляд погас. Алина всхлипнула и побежала прочь из - под крыльца, под дождь, не видя ничего на своем пути. Феликс застыл, уперев взгляд ей в спину. Чтобы переварить сказанное, ему потребовалось около десяти секунд, после этого он бешено рванулся за ней, но поздно - она вскочила в автобус, стоявший на остановке, и двери закрылись. Его остановила рука Паши.
 - Не беги, ты уже натворил дел.
Феликс лишь смотрел вслед автобусу, как вслед чему - то безвозвратно ушедшему. Его руки вздрагивали, как будто он готов был в любую секунду сорваться и ринуться за ней, за автобусом, по дороге, между машин, по лужам и грязи. Он громко выдохнул и, съехав по стене, опустился на свой рюкзак, валявшийся на земле.
 - За что ты ее так?! - Непонимающе уставился на него Денис.
 - Долгая история, - обесцветившимся голосом еле слышно проговорил Феликс.
  - Не знаю, что у вас там стряслось, но последние несколько дней она себе места не находила, казалось, что она очень хотела тебе помочь.
 - Не ваше дело... и мне не нужна помощь, не нужна!  - парень рывком поднялся на ноги и, схватив рюкзак, полубегом удалился и вскоре скрылся за пеленой дождя. 
Ребята лишь удивленно переглядывались. сказать было нечего. Они лишь жалели Кляксу, и недоумевали над происходящим. Жаль только, что ей самой это мало помогло.

Она ехала в автобусе. По щекам текли слезы, но можно было принять их за капли, которые капали с мокрых от дождя волос. Прислонившись с поручню, девушка прикрыла глаза и попыталась прогнать все мысли, но никак. Они не шли из головы, врезались в память осколками, яркими картинками, полными эмоций. Слезы в глазах, ярость, ненависть, злоба... Осатаневший взгляд. Алина тряхнула головой. Отца все еще нет дома. и не будет еще несколько дней. Папа, милый папа... он бы непременно помог ей, вечером отложил бы в сторону стопку с документами и псомотрел бы своими уставшими от работы глазами на ее заплаканное лицо. И не начал бы задавать вопросов, а просто бы обнял ее, крепко - крепко обнял бы...она уткнулась бы носом в его домашнюю рубашку... расплакалась бы. А он бы просто сжимал ее теплыми руками и ждал пока она успокоится, и качал бы, как маленькую... И не стал бы спрашивать. Она бы сама рассказала ему все, что могла... А он бы слушал молча, а потом...нет, не развел бы тираду и не говорил бы речей.  Помолчал бы пять минут. А потом посмотрел бы ей в глаза и сказал бы несколько фраз. Но таких, что к ним было бы нечего добавить. И отнес бы ее на руках в теплую постель. Укрыл бы одеялом и поцеловал в лоб. Коснулся бы щеки своей большой теплой ладонью. И она бы забылась. А он бы ушел к себе, взял бы опять документы, но еще долго бы сидел, думал и переживал. Алине вдруг стало холодно при мысли, что вечером папа не придет домой и не наденет тапочки, не поставит на кухне чай и не зажжет светильник в спальне. Но папа и не узнает, что происходит, и не будет переживать за нее, и хотя бы сегодня вечером, где - то далеко он будет спать со светлыми снами. Быть может, ему приснится мама.



                * * *

Давно стемнело, все еще шел проливной дождь зарядивший с утра, но домой совершенно не хотелось. Зачем идти туда, где никто не ждет, тем более в таком состоянии. Она шла по пустынной улице. Как она забрела туда, она не знала, но вокруг не было ни души. Она не знала  сколько времени, может, десять, может, полночь, но ей и не хотелось уточнять. Ничего не хотелось, ничего не волновало. Ее бил озноб, но было все равно. На улице где она шла, половина  фонарей не работала. Было достаточно темно.Ей слышались и мерещились чьи-то шаги, но она воспринимала это как должное, потому что знала, что у нее поднималась температура. Она еле волочила подгибающиеся от слабости ноги, и окружающее грозилось потерять резкие очертания. Но тут сзади шаги послышались так отчетливо, что у нее уже не оставалось сомнений, что это не галлюцинации. Но все было как в том кошмарном сне, который так долго ее мучил. Она отказывалась верить, что вот вот не проснется в своей постели. Но она слышала. Шаги бегущего по лужам, по воде. Она обернулась. В десятке метров от нее бежал парень. В его фигуре она безошибочно распознала Феликса. Он бежал через дорогу. Через одну, другую...
Аля застыла и не могла понять, то ли ей кажется, то ли нет.
 - Феликс? - тихо спросила она, вглядываясь во мрак. - Это ты?
Она побежала навстречу, боясь, что ей не хватит сил, побежала, охрипшим голосом зовя его по имени.
Он все бежал. И тут визг колес, резкий свет фар из ниоткуда...удар, Аля вздрогнула от этого звука, похолодела от ужаса и все смешалось.



Глава пятая.
                Дай сил...

Алина открыла глаза, по лицу лилась дождевая вода. Сама же она лежала на мокром грязном асфальте. Она оглянулась вокруг, никого рядом не было. Но это явно был не сон. Тогда машина, фары... Ее забытие как рукой сняло. Она вскочила на ноги и побежала на свет. Возле небольшого дерева стояла битая машина, из-под капота валил дым. А сзади, на тротуаре... Алина не помня себя бежала...В голове снова не было ни одной мысли, эти десять метров, казались ей вечностью, и с каждом ударом сердца в голову ударялось слово "нет". Нет, нет, нет, нет, нет, только не он,нет, нет, все не правда, нет! Она подбежала ближе и упала на колени, вцепилась в его куртку. Он лежал на грязной земле обочины с распростертыми руками, одна из ног была неестественно вывернута. Аля аккуратно приподняла его голову, она безвольно падала на ее колени. "Феликс, Феликс, Господи!!!" - не своим голосом вопила она. "Очнись, ради бога, очнись, приди в себя, Феликс!" - Ее надрывающийся голос разносился по всей улице. "Помогите, кто - нибудь!!!" - рыдала Аля, прижимая к груди его голову, дождевая вода лилась в глаза, ей казалось, что все это бред, что все это правда тот дурацкий сон, и что она вот - вот проснется и все, все будет как прежде. Но вокруг была только вода. А на руках у нее с затихающим  пульсом лежал умирающий человек...

К ним бежали люди. Где они были до этого, откуда они взялись? Они вытаскивали из машины водителя, кричали, спорили...Зачем? Зачем так? Неужели они не могли просто помочь, просто спасти?! Алина неистово закричала, когда чьи - то руки подхватили неподвижное тело у нее на коленях, она вырывалась и цеплялась онемевшими руками за его куртку, Пыталась подняться на ноги, но почему - то не могла, пыталась схватить его за руку, как будто он тоже сожмет ее, но не могла найти ее, лишь рванулась из последних сил и прильнула к его голове, прижавшись щекой к его мокрым волосам, и плакала. Ее оттаскивали, она вырывалась. Ей казалось, что у нее забирают самое дорогое, что у нее есть. Ей казалось, что она видит его последний раз. Она видела машины скорой помощи, носилки... а потом все кончилось. Она проснулась.

                * * *

Она проснулась в палате. Из окна лился тусклый свет, но даже он слепил глаза. Алина не сразу поняла, где находится, и ей казалось, что она все еще спит. На стене потрескивая, тикали часы. Время было почти десять, судя по всему, утра. Аля приподнялась на локтях и огляделась. Оказалось, она лежала не в палате, а в кабинете на небольной койке. За столом сидел пожилой врач. Заметив движение, Он посмотрел на нее через стекла очков.
 - А, очнулась, красавица? Как ваше самочувствие, барышня?
Аля села на кровати и коснулась головы. Та откликнулась болью и гудением. На локте, видимо, была приличная ссадина, рука была перебинтована, по ней так же были рассыпаны десятки мелких царапин и ранок, замазанные зеленкой.
 - Где я и что со мной произошло?
 - Ты в больнице недалеко от твоей школы. Не переживай, ничего сверх серьезного, но когда мы звонили твоему отцу, что стоило нам долгой возни, он так перепугался за тебя, что спорить с ним было бесполезно и он вылетает первым же рейсом.  Ты заболела, и сделала большую глупость, отправившись с температурой гулять по холоду под дождем. Получила осложнение и потеряла сознание. Немного ударилась...
Аля потерла голову и тут в нее с адским напором хлынули мысли. Она все вспомнила и закрыла рот рукой, ошалело глядя на врача, а потом вдруг взорвалась фонтаном восклицаний и вопросов:
 - Господи, а Феликс, где Феликс, что с ним?! Боже, он попал под... - ее лицо сменила гримаса ужаса, -  о нет, где он, скажите мне, что с ним, скажите, скажите!
 Врач потупил взгляд. Видимо, он надеялся, что ей понадобится побольше времени, чтобы вспомнить произошедшее вчерашней ночью.
 - А, - протянул он, - твой друг... Ему совсем не повезло.
У Али помутилось в голове. Все поплыло, казалось что голова взорвется, что все уходит и катится в никуда. Ее глаза бегали по углам.
 - Феликс, Феликс, Феликс!!! - она осатанело повторяла его имя, будто надеясь, что он просто стоит где - то за дверью и, услышав, что она зовет его, войдет. Живой, целый и невредимый.  - Феликс!!!, - повторяла она, а потом снова посмотрела на врача, в воображении у нее рождались предположения одно хуже другого, но самое страшное она и представить боялась - ну что же вы молчите? Он жив? - она на мгновение застыла, уставившись на него совершенно безумными глазами.
Врач тяжело вздохнул и снял очки.
 - Прежде всего успокойся, тебе лучше не нервничать, а копить силы.
 - Да что же вы издеваетесь - то?! -Полуистерическим тоном перебила Алина. Скажите мне одно слово: ОН ЖИВ?!
 - Да жив - то жив... - тяжелым голосом проговорил врач, но у Али было такое чувство, что у нее от горла убрали нож. Но врач продолжил:
 - Жив - то он жив, вопрос только в том, насколько...
Алина снова озадаченно уставилась на него.
 - Что вы имеете в виду?
 - Ты у нас Василенкова, а твой друг... Долинский Феликс, верно?
Алина кивнула. Врач опустил на нос очки и посмотрел на какие - то листы на своем столе, ведя пальцем по одному из них.
 - Да, Долинский. Лежит в пятьсот пятой палате в состоянии тяжелой комы. При таких обстоятельствах он вообще не должен быть жив. Ему пару часов назад сделали операцию, но...
 - Он будет жить?  - опять задохнулась Аля.
 - Мне очень жаль, но шансов мало, милая, - обреченно тихо вздохнул старик, - у нас были и не такие тяжелые случаи, но люди, к сожалению, не выживали.
Аля замерла и перестала дышать. Казалось, что сейчас весь мир переворачивался, рассыпался, выворачивался наизнанку. Она даже не чувствовала своего сердца, хотя то бешено колотилось. Вдруг она сорвалась с места и ринулась к двери. С хлопком распахнув ее, она бежала по белому кафелю больничного коридора, и не могла понять, толи все остальное было черным, толи  у нее просто темнело в глазах. Она чуть не сбила старенькую медсестру, но вместо извинений надрывающимся голосом спросила:
 - Где палата пятьсот пять? Помогите, скажите, куда?!
 - Да этажом выше и налево доченька, - проговорила та, - да только нельзя туда, слышишь? - махнула она ей вслед рукой, но Алина уже была в конце коридора.
Она пробежала по лестнице, выбежав в коридор, где у кабинетов были стеклянные окна. В окнах мелькали врачи. Почти по всему этажу были операционные. Аля вбежала за поворот, сбивая людей, и остановилась у очередного стекла. Над дверью висел маленький значок "505". Девушка прильнула к стеклу. За ним лежал он. В маске, весь в проводах и каких - то трубках. Вокруг стояли приборы, на мониторе вырисовывалась нестабильная кардиограмма. Мерно опускался клапан прибора для искусственной вентиляции легких. По шеке Али покатилась слеза. "Это несправедливо...". Слева раздались шаги. Она повернулась. По коридору быстро шел мужчина. Не взглянув на Алю, он остановился вплотную рядом с ней, возле стекла, и молча посмотрел на Феликса таким взглядом, каким смотрят на ребенка, который в очередной раз разбил что - то из старинного бабушкиного сервиза. Из дверей вышел врач. Мужчина повернулся к нему.
 - Здравствуйте, доктор.
 - А, это вы, Андрей Семенович, - сказал врач, снимая маску. Было видно, что мужчины знакомы, И при этом в одном взгляде врача чувствовалось отрицательное отношение к собеседнику.
 - Ну, Павел Игоревич, что скажете, что он натворил на этот раз?
 Врач окатил его таким осуждающим взглядом, что мужчина потупил взгляд.
 - Да вы, я смотрю, не в курсе, - проговорил он. Но не думаете же вы, что, зная вас,  мы срочно вызвали вас сюда, если бы он просто попал в очередную уличную потасовку?
 - Так что с ним?!
 - Андрей Семенович, мы вызвали вас еще и потому, что вы единственный, кто есть у него. Ваш сын ничего не натворил. Вчера ночью его на полной скорости переехала машина. Водитель был дьявольски  пьян. У Феликса одиннадцать переломов, он находится в состоянии тяжелой комы, и шансов на выздоравливание у него практически нет. Андрей Семенович, ваш сын может умереть.
Повисла тяжелая пауза.  Отец Феликса смотрел в пол, Алина отступила на несколько шагов назад. У нее перехватывало дыхание. Перед глазами снова поплыло и она потеряла сознание.

В нос ударил резкий запах нашатырного спирта, Аля разлепила веки. Перед глазами появилось обеспокоенное изрезанное морщинами лицо старенькой медсестры. Лидия Ивановна смотрела на нее с неподдельным беспокойством. Алина снова была в какой - то комнате.
 - Как ты, доченька? Кажется, придется тебе побыть немного здесь, под нашим контролем.
Алина села,  От шока, пережитого за последнее время, нервы сдавали. Не в состоянии держать себя в руках, она бросилась на шею старушки, и разрыдалась так, как не рыдала даже на могиле матери. Та лишь прижала ее к себе, и гладила по волосам.
 - Ну полно, полно, милая, пройдет, все пройдет...

* * *

Она рассказала ей всю историю Феликса - ей была хорошо знакома их семья, с которой она когда - то жила в одном доме. Его отец, редкий мерзавец и подонок по ее словам, похоронил жену два месяца назад. Когда - то они были счастливы все вместе, и их смело можно было назвать благополучной семьей. Они жили в большой трехкомнатной квартире, отец очень прилично зарабатывал, и они ни в чем не испытывали нужды. Жили, как все счастливые: ездили летом к морю, устраивали праздники на новый год, кулич на пасху, семейные фотоальбомы, домашние традиции и все такое. Отец работал, мать занималась домом, Феликс учился и серьезно занимался карате. Но последнее время отношения разладились, из квартиры часто доносились споры на повышенных тонах, и даже постороннему человеку было заметно, что счастливые времена этой семьи прошли. Все не клеилось, Феликс часто сбегал из дома и пропадал ночами, иногда попадая в уличные передряги, хотя по словам многих, во дворах и переулках района его побаивались. Но их жизнь окончательно рухнула в тот день, когда  коло года назад у матери Феликса обнаружили рак в неизлечимой стадии. После этого существование этой семьи превратилось в сплошное испытание. Анну Александровну мучали приступы, но в самый нужный момент никого, кроме Феликса, рядом не было. А ведь муж был так нужен ей. Ночами он работал и приходил под утро. На жену он старался не смотреть. Она медленно увядала от болезни в физических и душевных муках, а этот подонок даже не нашел в себе сил и благородства, чтобы хоть как то поддерживать ее в последние дни. Однажды ночью Анне Александровне стало совсем плохо. Феликсу снова пришлось вызывать скорую, но мать в слезах просила увидеть отца. Он позвонил ему на работу. И тут произошла вещь, которой он совсем не ожидал. Хрипловатый голос какого то мужчины звучал крайне удивленно, после того, как Феликс попросил к телефону Долинского и сказал, что это срочно.
 - А, Андрюха? Да ты что, парень, ударился что ли? Он никогда в ночную не работал, ты не знал?
Феликс шокированно молчал в трубку.
 - Э, ты че там? Уснул что ли?
 - Эм, а скажите, где он? Где его найти?
 - Да как где, У Люськи, как и всегда, уехал сразу после работы, еще часов в восемь...
 - У какой Люськи...- оторопело прошипел Феликс, чтобы мама в комнате не услышала, его начало мутить.
 -А ты кем ему, зачем он тебе? - спохватился тот.
 - Да так... - не стал говорить Феликс, -  но он нужен мне срочно, - язык едва слушался парня, а руки стали влажными и задрожали, то ли от шока, то ли от ярости, - как его найти? Дайте номер...
 - Да откуда мне знать, позвони ему на мобильный, да че у тебя там случилось - то?
 - Н - ничего...До свидания, спасибо.
Феликс бросил трубку. Его всего колотило. И тут в коридоре появилась мама. Бледная, как полотно. На исхудавшем, потерявшем цвет лице было столько чувств, что у Феликса все внутри перевернулось.
 - Мам...
 - Не ври мне, Феликс, не оправдывай...его...Боже, да как же... - из огромных зеленых глаз вдруг полились слезы. Она всхлипнула с надрывом, - Как...как он мог чтобы так...
 - Мама, - Феликс подлетел к ней.
 - Сынок... - тихо прошептала она, глядя ему в глаза, - за что он так? Скажи, как он мог, как... - и ее глаза вдруг закатились, тело обмякло и она упала ему в руки. За окном слышалась сирена скорой...

Утром Феликс сидел в больничном коридоре. Все кончилось. Все кончилось. ВСЕ кончилось. С ней ушла самая важная часть в его жизни. И какими были ее последние минуты? В слезах...из - за него... А она ведь могла еще пережить этот приступ, могла! Она бы могла пробыть на этом свете еще хотябы неделю, даже месяц, да больше бы, больше бы могла! Она могла бы умереть спокойно, ничего не зная, и это он виноват! Отец...нет, больше он никогда его так не назовет, никогда. Все это время, когда он мог быть с ними, он обманывал их. Обманывал ее, которая так любила его, оставил ее, как подстреленную лошадь, которая уже не встанет на ноги... Вместо того, чтобы провести с ней ее последние минуты, он обманул их всех, предал...оставил от их семьи только два человека. А теперь она ушла, и оставила его совсем одного. А этот подонок развлекался...На Феликса вдруг накатила такая волна ярости, что у него чуть не потемнело в глазах. Он понял, что возненавидел этого человека как никого еще не ненавидел. Он презирал его так, как никого не презирал. И когда отец появился в коридоре, он набросился на него и, если бы его не оттащили врачи, наверное, очень серьезно бы его покалечил. Он нанес ему несколько серьезных ударов. Тот, сглотнув кровь, смотрел на него молча. "Я ненавижу тебя!" - надрывающимся голосом кричал Феликс, вырываясь. Его держали три человека  - "Ненавижу! Подонок! Ничтожество!!! Как ты мог так с ней поступить? Не - на - ви - жу те - бя!" - Задыхаясь, сквозь зубы скрежетал парень. Но было поздно что - либо менять. Его отец никогда не любил его мать, постоянно гулял и вряд ли испытывал угрызения совести даже сейчас.
На ее похоронах было много народу, люди ее очень любили и бескрайне жалели. Навзрыд плакали женщины, потупив грустные взгляды, молча стояли мужчины. Не было только его. Человека, который клялся любить ее всю жизнь, беречь и хранить.Человека, которого она самоотверженно  любила, ради которого она оставила идею о карьере, которому родила сына, которому верила и которому была предана, а он... он не нашел в себе мужества проводить ее в последний путь под сотней осуждающих взглядов. Ничтожный и жалкий. Ему всю жизнь не была нужна ни жена, ни собственный сын. Ребенка в семье он вообще считал обузой, и прямо заявил им об этом пару месяцев назад в приступе ярости, будучи под хорошим градусом. Но это не значило, что по пьяни он говорил вещи, которых не думал. Просто в состоянии опьянения он ПОЗВОЛЯЛ себе произнести их вслух. Но сейчас он остался жить и был теперь счастлив и свободен. Он даже не посмотрел, когда из палаты выкатили тело, накрытое белой простыней... Феликс потерял единственного человека которого любил. Его мать, его светлый ангел... Была его идеалом, его примером, его другом и советчиком, единственной, кому он мог верить и на кого мог ВСЕГДА положиться. Это был один из самых тяжелых дней в жизни. Около ста человек приносили ему соболезнования, он жал руки и не мог смотреть в глаза. Он не стеснялся плакать в этот день. Три дня после ее смерти он не мог плакать, пребывал в состоянии глубочайшего шока и не мог до конца осознать произошедшее. Но, только увидев ее в гробу, разрыдался как ребенок. Под конец он был настолько измучен, что плакать больше не мог. Он подошел к гробу последним, упал перед ним на колени, уткнулся лицом в ее похолодевшие руки и замолк. Он провел так около пятнадцати минут, пока его не подняли и не отвели в сторону. Гроб закрыли и опустили в могилу. Бросив туда горстку земли, Феликс понял, что мир окрасился в черно - белые краски. Придя домой, он понял, что не может больше оставаться в этой квартире, не может больше жить с предавшим их семью человеком и вообще жить, как раньше. Ему восемнадцать, его прежняя жизнь была закончена, он поставил на ней крест, как и на могиле матери. 

Через некоторое время их квартира была разменяна, Феликс переехал в небольшую однокомнатную квартиру, забрав туда мебель из своей комнаты и кое - что из любимых вещей матери, был вынужден оставить спорт, будучи мастером, сменил школу и окружение. Но кто сказал, что это стирает раны и делает жизнь проще? Совершенно один, без родных и друзей, он отгородил руины своего мирка. Он пытался заглушить боль, пытался найти друзей, он устал от лжи и предательства, он пытался менять себя и перевернуть мир вокруг, но тщетно. Приходя домой за полночь, выбитый из сил и изможденный, он падал на кровать и мгновенно забывался. Единственным плюсом подобного было лишь то, что его никогда не мучила бессонница. Ему было тяжело, сил едва хватало. Он должен был жить, и по - этому должен был заставлять себя верить, что жизнь еще не кончена. Он должен был жить, и по-этому должен был учиться, и учиться хорошо. Он должен был жить, и по-этому вынужден был работать. И работал. После школы за полтора часа делал уроки и шел в ближайшую школу, где за копейки вел небольшую секцию карате для малышей и подростков. Позднее же вечером он шел работать официантом в местном клубе. Здесь - то он и познакомился с несколькими местными бандами, сотрясающими район. Пьянь, полусумасшедшие и наркоманы, проститутки и другая сомнительная публика, и Феликсу здорово помогли его навыки, которые он получил еще в детстве, проводя все свободное время на матах в спортзале.Устраиваться на такую работу, не имея навыков самообороны и стальных нервов, было, по меньшей мере, полным безумием.  Настоящая дыра, платили, опять же, гроши... но какой у него был выбор? Да, ему было восемнадцать, но куда еще ты пойдешь без диплома, имея в своем распоряжении только ночные часы? Да, еще он переводил. Все свое свободное время. Все, что подворачивалось. Переводил письма, какие - то небольшие статейки и реже - фильмы. Заработок достаточно скудный и нестабильный, но это было не так важно для него - ему нужны были деньги и работа, чтобы не пропасть. Он из кожи вон лез, чтобы иметь полное право заявить, что живет как нормальный человек, хотя это многого ему стоило.

Такова была его история, она совсем не была похожа на сказку. Оставалось лишь удивляться и удивляться. Его внутренней силе, его силе воли, его неутомимости, его крепости и выдержке, его умению не показывать, как трудно, и...его вере в жизнь, пусть  черно - белую, и умению улыбаться.

Старушка печально вздохнула. Она вспоминала, как они были соседями, как мама приводила маленького Феликса на осмотры, как через несколько лет она узнала, что жить ей оставалось около пары месяцев, как она увядала, как ее не стало...Она помнила всю жизнь этой семьи, которой теперь не стало, пока она рассказывала, кадры мелькали перед ее глазами. Она смахнула слезу и тяжело продолжила.
 - Единицы смогли бы перенести то, что перенес он - за несколько дней лишиться обоих родителей, остаться в полнейшем одиночестве, начать жизнь заново, по-новой, и, сгорев в череде неудач, возродиться из пепла. Он сумел. Феликс, феникс...правда ведь, похоже...Я из - за этого иногда называла его Фенечкой, я любила этого мальчика, с детства помню его. Белокурый, маленький...Как одуванчик...помню, как в школу ходил, на свое карате...столько, казалось бы, впереди... Кто же знал, что жизнь ему уготовила... Бедненький мой... Никогда не переставал удивлять меня... Господи! - перекрестилась она, - помоги ему, Дай сил!
В небольшой комнатке на койке, старушка и девушка, обнявшись, плакали.

Глава шестая.
...

На столе лежали бумаги. Страшные бумаги. Долинский был подонком, был эгоистом, изменником и предателем, да, был кем угодно, но был человеком. Он понимал, что после того, как он подпишет эти листки, аппараты будут отключены, сердце остановится и на земле станет еще одним человеком меньше, и этот человек, как - никак, приходился ему сыном... когда - то...  "Никудышным сыном" - мелькнуло у него в голове. Ему вспомнились несколько последних месяцев их жизни. Истерики и слезы жены, и он... с упрекающим, ненавидящим взглядом. Ему вспомнилась сцена в больнице после смерти Анны, когда этот щенок чуть не порвал его на куски. Долинский хмыкнул: сам виноват - и не заметил, как своими руками вырастил из щенка волка. Этот человек ненавидел его, попросту презирал. Может, получил, наконец, по заслугам... "Нет, о какой поправке тут может идти речь, парню конец..." - подумал Долинский и крепче сжал пальцы, державшие ручку. Но в этот момент из коридора донеслись голоса споривших.
 - Да зачем вам нуж... -  начал было кто-то из врачей, но его вновь перебил взволнованный женский голос.
 - Прошу вас, пожалуйста, позвольте мне попробовать... Я только поговорю с ним.
Через секунду дверь распахнулась и на пороге появилась девушка. Долинский заморгал, чуть не вскочив с места. Затуманенный рассудок поначалу нарисовал ему в фигуре девушки образ его покойной жены, как будто вернувшийся из десятилетий. Девушка была поразительно похожа на Анну. Она тихо прикрыла за собой дверь, и подошла к Долинскому, села за стол напротив него и слегка коснулась его руки.
 - Андрей Семенович, - тихо начала она, - не делайте этого.
Долинский поднял на нее удивленные глаза.
 - Кто вы, и, и, откуда вы меня знаете?
 - Я знаю не вас, я знаю вашу историю и вашего сына.
Мужчина продолжал удивленно на нее смотреть.
 - Ради бога, умоляю вас, не делайте этого...
 - Девушка... - тряхнул головой Долинский, - это вообще не ваше...
 - Но это же ваш сын!
 - Вы ничего не знаете! Ничего! Тем более врачи сказали, ему не выжить... У него нет никаких...
 - Шанс всегда есть! - Вдруг вспыхнула Алина, - шанс есть всегда, понимаете, - спокойнее повторила она, - и не смейте, не смейте отбирать его у Феликса. Ваш сын потрясающий человек.
 - Да много ли ты понимаешь в людях...
 - Как бы это не было печально, Андрей Семенович, кажется, что все - таки, побольше вас. Неужели вас нисколько не мучает сознание за то, что вы сделали со своей семьей, за то, сколько боли вы причинили родным людям?! - Ее слова, произнесенные надорвавшимся голосом, заставили его поперхнуться от удивления. А Алина продолжила:
 - Да, может, это и правда не мое дело, но это же человеческая жизнь, зачем обрывать ее?
 - Ему не справиться...
 - Вы, кажется, его не знаете... Ваш сын сильный, очень сильный человек. Он может справиться очень со многим, и сумеет сейчас... Неужели вы не верите...
 - Это не игра верю - не верю!  - вспылил Долинский. Здесь ничего не зависит от наших желаний! Зависит только...
 - Только от него! -  нервно закончила Алина. Так по какой причине вы не даете ему возможности самому карабкаться?
Долинский вдруг осознал, что его чуть ли не отчитывает какая - то девчонка. Его кулаки начали сжиматься. Но тут Алина Вдруг сменила тактику.
 - Вспомните. Вспомните все.
Ее взгляд жег его, и он закрыл глаза. голос звучал так, что  перед его глазами замелькали картинки.
 - Ради этого ли вы жили? Вспоминайте... Людей, которых вы предали, ваших самых родных людей. Людей, которые любили вас, которые доверяли вам, которые были рядом с вами всю жизнь, которые были вам преданы... За что вы их так?
Долинскому вспомнились времена, которые он похоронил глубоко в своем подсознании, под слоем пыли. Воспоминания почти двадцатилетней давности. Он приоткрыл глаза, и при взгляде на девушку ему снова вспомнилось лицо его жены. Такой, какой он познакомился с ней, будучи еще мальчишкой. Свежей, молодой, жизнерадостной, открытой и слегка наивной. И тут в его голову ворвались воспоминания, кадрами, целыми лентами, которые вдруг кто - то снова окрасил в яркие цвета. Они выбили из его головы все остальные мысли, и он мог только вспоминать. Ему вспомнилась свадьба, кольца, ее фата, их жизнь...
 - Когда - то вы этим очень дорожили...
 Стало больно. Внутри вдруг вспыхнул огонь, который принялся разъедать его изнутри, клетка за клеткой, жечь, заставляя мысли метаться. Теперь к картинкам присоединились еще и звуки, сводящие с ума, голоса, смех... Его собственный, такой, каким он давно не смеялся, очень давно - искренний, настоящий. Смех Ани... как давно он его не слышал... И детский плач. Долинский стиснул голову в руках.
 - Что же вы не подумали раньше...
 - Не мог! Зачем ты заставляешь меня вспоминать?
Огнем, просыпающимся в нем, было не что иное, как забытое ощущение совести. Перед его взором всплывали лица, давно ушедшие в никуда дни... Они вдруг яркими, острыми осколками впились в душу с новой силой. Сердце забилось чаще.
- Хватит! - взревел Долинский.
Но Алина продолжала психологический штурм. Ей здорово помогла история, которую она теперь знала, и она давила на память Долинского самыми острыми и болезненными углами его жизненного пути.
 - Вы сделали слишком много того, что очень сложно простить и еще больше того, чего уже никак не поменять... Так сделайте самое малое, что еще можете - не прижигайте конец этого гнилого стебля. Неужели после всего того, что вы уже сделали, вы готовы еще и убить?! Собственного сына?! Да он еще...
 - Сумасшедшая! - Затряс головой Долинский. - Мать Тереза! Молодежь...Зелень! Невеста! Как можно быть такими глупыми?! Наивными... Веришь? Давай! Твоя правда, считай что победила - Он бросил ручку и смахнул листки со стола. - Насколько же нужно быть упертой...или чокнутой! Только теперь учти - он вперил в нее взгляд, - теперь вся эта история, от и до - это твоя задача, а я умываю руки. Его не отключат от аппарата, будь спокойна.
Он встал и направился к двери. Внутри была буря, боролось два человека. Но Долинский слишком привык жить, наплевав на голос совести, и он не смог найти в себе силы на то, чтобы пытаться исправлять ошибки прошлого и стараться все наладить в старой покалеченной жизни. Куда проще было перевернуть страницу и начать рисовать по белой бумаге... Может, исчирканный черновик истории, которая не удалась ему, перепишут его сын, если ему повезет очнуться, и эта девочка, так невообразимо похожая на его мать. Мужчина остановился в дверях, глубоко вздохнул и все - таки обернулся. На глазах была еле заметная пелена.
 - Может быть, он скажет тебе спасибо. Удачи.
               

* * *


         Алексей Николаевич оставил в коридоре привезенный из командировки чемодан и, включив в гостиной светильник, в изнеможении завалился на диванные подушки. Алина, забравшись на диван с ногами, немного повозилась и, глубоко вздохнув, наконец успокоилась, устроив голову на коленях у отца. Она уткнулась лицом в его свитер. Впервые за очень долгое время она наконец почувствовала себя в полной безопасности только тогда, когда сегодня в больнице, идя из кабинета после разговора с Долинским, увидела бегущего по коридору папу. Когда он, со сбивающимся дыханием, сгреб ее в охапку и прижал к себе, и ругал, ругал...так ласково, так трогательно, с дрожью в голосе. "Алинка... Господи... то же ты делаешь... Я ведь... Слава богу, ты в порядке...мне когда на работе сказали, что из больницы звонят, что с тобой что - то случилось, я... со мной чуть удар не сделался... Я сам перепугался и всех перепугал, когда у начальства просился... я первым же рейсом... дурочка моя...никогда так больше меня не пугай... не пугай так папу..." И он еще сильнее прижимал ее к себе. Потом, в машине, она поняла, что это единственный человек, которому она может рассказать все, не упуская ни малейшей детали, и она рассказала. Он слушал ее внимательно, и не перебивая, слушал ее час или полтора, и потом лишь обнял крепко - крепко, и, целуя в волосы, прошептал: "Я так горжусь тобой, дочка..."
Алина зевнула и потянула воздух. Такой родной и знакомый с детства запах. Домашний запах, который она чувствовала каждый раз, уткнувшись в отцовское плечо или свитер. И чувство тепла, нежности и защищенности всегда находило на нее каждый раз. Отец склонился и поцеловал ее в макушку. Завтра ей предстоял тяжелый день, но она надеялась, что он будет не тяжелее, чем предыдущий. Она еще раз прокрутила перед своим взором все, что произошло за последние дни, наконец, собирая воспоминания, как разбросанные по полу фотографии, складывая в коробку подальше, желая не возвращаться к ним, но все же так аккуратно, чтобы потом найти то, что нужно. Никак не шла из головы последняя сцена в больнице.

Они с отцом сидели в кабинетике у Лидии Ивановны, которая выписывала Але какие - то справки. Старушка протянула им листки.
 - Ах да... Чуть было не запамятовала, старая... - она легонько хлопнула себя по лбу и принялась рыться в карманах своего белого халата. Она достала  со звяканьем положила на стол связку ключей. Аля недоверчиво коснулась ее рукой и подняла на Лидию Ивановну глаза.
 - Да, милая, ты сотворила чудо... Ведь Долинский действительно собирался подписать те проклятые бумаги, чтобы нашего Фенечку отключили от аппарата. После того, как ты с ним говорила, он сам не свой стал. Глаза красные, безумные, взгляд в никуда. Как в помешательстве был. Согласился аппарат оплачивать, а Фенечку в отдельную реанимационную палату перевели. А это, - она кивнула на ключи, - сказал передать тебе. Бери, бери, - добавила она, заметив, как Алина недоверчиво смотрит на ключи, - Фенечка в небольшой квартирке живет, в квартале от школы вашей, я адрес написала, думаю, нужно просто чтобы кто - то проверял иногда...
Алина взяла ключи в руку и сжала ладонь.
 - Лидия Ивановна,  - спросила она с надеждой, - а можно мне...можно мне к нему?
 - В реанимацию нельзя, милая, нельзя...


Отец гладил ее по волосам, будто бережно изгоняя из ее головы все лишние мысли. "Завтра... завтра я приду к тебе, завтра меня все равно пустят, обязательно... потерпи немножко... и держись... все завтра..." Алина зевнула, и, зарывшись лицом в отцовском свитере, забылась, наконец почувствовав себя спокойно.
          

* * *


Она разлепила веки и потерла глаза кулачками. Кто бы мог знать, что она так обрадуется, открыть глаза и обнаружить, что находится дома, в своей комнате, что она заботливо укрыта любимым одеялом, а под кроватью стоят домашние тапочки. Алина потянулась. "И как же все - таки хорошо, что сегодня суббота..." - подумала она. У нее было целых два дня, чтобы прийти в себя и разобраться, прежде чем снова выходить в школу. Она встала и нехотя поплелась в ванную.

Чуть позже она уже бежала  по улице в направлении больницы. Было мокро, и крупными хлопьями валил первый снег, облепляя ее волосы и ресницы, цепляясь за шарф и засыпаясь на ворот куртки. Бежала всю дорогу, бежала вдоль больничного забора, бежала по лестнице, бежала по коридору, пока не добралась до двери главного врача. Лишь тогда она остановилась, и, тяжело переводя дыхание, с нерешительностью посмотрела на дверную ручку и, постучавшись, робко открыла дверь.

Через полчаса в эту же дверь постучали снова. В кабинет влетела женщина в белом халате. На лице было недоразумение.
 - Павел Игоревич, да что же вы такое делаете? По какому такому праву у нас посторонний человек в реанимации?! Да вы с ума сошли! Это же не положено! Прошу вас, немедленно запретите, это безумие! Это настоящее безумие!
 - Да, - вздохнул врач, совершенно верно...
И перед его глазами снова встала эта девочка, которая вчера упала в обморок, когда услышала диагноз, в то время как отец парня даже не ужаснулся. Эта девочка, которая вчера битый час уговаривала этого хладнокровного подонка дать парню шанс, и уговорила, одной только ей известным способом. Это создание с горящими глазами, которое с пеной у рта сегодня утром доказывала ему, главному врачу отделения, доктору медицинских наук, что если разговаривать с больными, находящемися в коме или читать им книжки, они приходят в себя... Напоминала ему, что за границей такое разрешено... она умела уговаривать. Кого угодно. Любыми способами. Она потрясала своим огнем, горящим внутри. Павел Семенович еще раз вздохнул.
 - Безумие... только называется оно по-другому...

  В палате было мрачно, свет боязливо пробивался между полосками тяжелых жалюзи. Было тихо, лишь негромко пищал аппарат, измеряющий пульс. Алина подошла к его кровати и сердце сжалось. На его лице была кислородная маска, вокруг мелькали маленькие лампочки приборов, он был весь в трубках. Если бы не все это, можно было бы подумать, что он просто спит. Аля придвинула к его кровати стул, стоявший у окна, и опустилась рядом. До чего же было непривычно, странно и страшно видеть его таким... слабым, беззащитным, неподвижным. Его руки безжизненно лежали вдоль тела, глаза и веки были неподвижны.  Первое время Алина смотрела на него, не дыша, как будто смущаясь чего - то. Но ей не хотелось уходить, ей хотелось побыть рядом с ним, пусть даже он сам вряд ли почувствует это, хотя она заставляла себя верить в обратное. Поэтому она оставалась рядом с ним.


* * *

Она оставалась с ним раз за разом, день за днем, неделю за неделей. Она приходила к нему каждый день после школы, входила в палату, слегка открывала жалюзи, ставила рядом стул и садилась у изголовья его кровати. Сидя рядом с ним в этой тишине, ей не оставалось ничего, кроме как размышлять. И она думала, иногда даже вслух. Она говорила с ним так, как будто он мог ее слышать, как будто мог размышлять вместе с ней и даже давать ей советы. Она говорила с ним как о повседневных вещах, например, рассказывая о том, что было в школе, так и о вещах, которые заставляли задуматься. О справедливости, о честности, о любви и предательстве, и почему - то особенно часто - о ненависти. После этой истории ее ненависть к алкоголю и к его любителям, привыкшим по пьяной лавочке садиться за руль стала совсем безграничной. После того, как она чуть было не потеряла из - за этого уже второго человека, а эти алкоголики оставались жить, чудом отделываясь парой переломов, Алина порой не могла выразить свою ненависть словами. Ей казалось, что Феликс был бы с ней согласен в этом. Как и в вопросе с предательством. Внезапно в голову пришла глупая мысль о том, сколько девчонок мечтало побыть с ним наедине. А теперь именно она проводит с ним наедине по паре часов в день... конечно, это совсем не то, на что они рассчитывали, - Алина изогнула губы в усмешке. Но все же, из аравы влюбленных по уши, еще ни одна не переступила порог этой палаты, вот на что она обратила внимание. Алине вспомнился первый день в школе, когда она сказала классу, что Феликс попал в аварию, и что он в коме. В классе повисла пауза, после чего раздались всхлипы, несколько девушек выбежало из кабинета, прижимая с лицу платки. Парни на остаток дня погрузились в молчание. Через пару дней на стене появилась газета с улыбающимся лицом Феликса и яркой подписью "Держись!". По классу поползли слухи и сплетни, отравляющие Алине жизнь. Часть из них гласила о том, что это благодаря Алине Феликс попал в аварию, другие и вовсе пускались в полет фантазии о их отношениях, порождая такие идеи, что Аля не переставала удивляться. Но сейчас для нее это не имело значения. хотя ее не оставляла мысль о том, что от части она и правда являлась виной того, что с ним произошло. Он бежал за ней в ту ночь. Он хотел ей что - то сказать, хотел, чтобы она остановилась... И теперь он там, она здесь, и с ними - сплетни. Хотя, попав в эту переделку, она поднялась в глазах некоторых. Даже Денис смотрел на нее по - другому, однажды в столовой огорошив ее заявлением о том, что ему правда очень стыдно за его отношение к ней в последнее время. Он, периодически меняясь в лице, коряво приносил его сожаления о том, что он совсем забыл о том, что у нее нет матери, о том, что ей пришлось пережить, поражался ее стойкости и восхищался ее отношением к Феликсу. В школе она все чаще ощущала его присутствие ближе, чем обычно, он как будто следил издалека, чтобы с ней ничего не случилось, хотя, возможно, это было лишь ее иллюзией.Однажды он даже приходил вместе с ней к нему в больницу. Но это было лишь однажды...  В основном те, кто сожалел о случившемся, передавали через нее открытки, записки и плакатики. Иногда Алина смотрела на Феликса через легкую пелену слез. Он был так уверен, помогая людям, что они, не задумываясь, сделали бы то же самое, но никогда бы не потребовал от них ничего. И они пользовались этим. Небольшая полочка в его палате была завалена открытками. "Ждем", "Скучаем" "Поправляйся", "Возвращайся",  и прочее. И рядом лежала горка ярких конвертов, судя по всему, от девчонок. Алине никогда и в голову не приходило читать эти письма, но она как будто знала их наизусть. А что еще может быть написано в письме, запечатанном в конверт, урисованный сердечками, ушлепанный отпечатками губ с яркой помадой, и пометочками вроде "с любовью от Ани Л.", "Мир без тебя стал пустым", и прочей бурдой. Выкладывая их на полку, Аля невольно кривилась, не понимая, откуда в людях берется эта приторная слащавость. "Как ты мог жить среди этого?" - однажды спросила она его, взяв за руку, и тут же отдернув ладонь. Но вспомнила о том, что сейчас она точно не нарвется на непонимающий взгляд, ибо Феликс точно так же, как и прежде, лежал, не двигаясь. Она выдохнула и снова робко взяла его за руку. Аля подумала о том, что начинает понимать, как, наверное, легко влюбиться в такого человека за его красоту. Когда - то она уже и сама сделала такую ошибку, влюбившись  Дениса. Она вдруг посмотрела на него по - другому. Да, пожалуй, Феликс был даже красивее Дениса, в нем было что - то такое...Денис был преисполнен той красоты, которая понятна всем, и дополнял ее лишь правом кататься на папиной машине. Он использовал эту внешность, чтобы кадрить девушек, подчеркивая свой статус скотским поведением, строя из себя "крутого", хотя он почему - то поменялся в последнее время... А Феликс... К своей картинной  внешности он добавил нечто неуловимое, прозрачное, то, что отличало его ото всех остальных, и этим сильно выигрывал. Он влюблял в себя не внешностью, а тем, что в неожиданные моменты делал поступки, на которые он один был способен, и это врезалось в память. Алина держала в руке его ладонь, такую же теплую и мягкую, как всегда. В этой огромной ладони запросто поместились бы обе ее хрупкие кисти. Ей вдруг захотелось, пользуясь своим положением, снова рассматривать его, как картинку, хотя, наверное, за это время она и так уже выучила его внешность детально. Аля позволила себе то, о чем она не думала раньше. Она посмотрела на его порядочно отросшие за это время волосы.  Феликс и так был обладателем достаточно пышной шевелюры почти до плеч, а теперь их, наверное, можно было бы завязать в хвост. Его челка лежала на лице. Повинуясь непонятному импульсу, Алина позволила себе дотронуться до его волос, она и не думала, что они могли быть такими мягкими. Она осторожно убрала челку с его глаз и стала всматриваться в его лицо, как матери порой всматриваются в лица своих спящих детей, пытаясь понять, что им снится. Думая о том, что она позволяет себе непростительную наглость, таким образом пользуясь своим положением, девушка коснулась пальцами его щеки, которая прилично ощетинилась за это время. Они были так близко и все это время находились на нерпреодалимом расстоянии друг от друга, как будто в разлуке. Ей так хотелось, чтобы он хоть раз услышал ее "Все будет хорошо". Аля все еще держала его руку и опять посмотрела на его закрытые глаза и опущенные ресницы. Вдруг они дрогнули. Алина закрыла глаза. Сколько раз ей уже казалось так... Сколько раз ей это снилось. Опять почудилось. Внезапно ей стало страшно, что ее видение никогда не сбудется, она с  силой вымела эту мысль из головы, но страх остался, застилая глаза. Она сжала руку Феликса и, неожиданно для себя, расплакалась, опустив голову ему на грудь. Она услышала, как гулко бьется его сердце. Он боролся, он бился, он старался. Он продирался через дебри, которые отделяли жизнь от смерти. Стало душно и тяжело, Алина вскочила на ноги, и, не ожидав от себя, вдруг прижалась губами к его щеке, небрежно, в спешке задев и правый уголок его губ. "Поправляйся", - как обычно шепнула она ему, и, словно стесняясь своих действий, поскорее выбежала из его палаты. Ее поражало то, что с ней делал этот человек, даже просто лежа с молча и с закрытыми глазами.  Он поражал ее все время, которое она его знала, и продолжил поражать ее даже в своем отсутствии, тем, что она увидела, впервые придя в его квартиру еще давно, через два дня после аварии.

Поднимаясь в лифте на седьмой этаж и сжимая в руке его ключи, она почему - то переживала. Она еще раз посмотрела на связку: три ключа и брелок. Милый такой - тяжеленький желтый шарик со смайлом. Лифт остановился и она подошла к его двери. Открыв оба засова, она в некоторой нерешительности переступила порог его квартиры. Ее с первых же минут охватило сильнейшее удивление. В прихожей лежал цветастый полосатый половик, стояла корзинка с длинным зонтом, на крючках висели его вещи: легкий осенний плащ, его любимый серый шарф... на полке выстроились кроссовки и ботинки, притесняя бежевые тапочки. возле двери висели часы. Еще не входя в комнату, можно было кожей почувствовать тепло этой квартиры. Аля разулась, вступила в коридор и замерла. Из - за угла робко выглядывала пара огромных, округленных от удивления зеленых глаз. Алина обомлела и протянула руку. И вслед за глазами из - за угла появились мордочка и лапки. Ей на встречу, боязливо принюхиваясь, вышел крошечный рыжий котенок. Девушка ахнула, узнавая в нем то самое рыжее полосатое создание, которое Феликс с Денисом притащили в класс. Малыш заметно подрос с того дня. Аля бережно взяла сначала отпрыгнувшее от нее животное на руки, и услышала тихое мурчание. Вот куда делся котенок после всей этой истории. Алина была поражена, она не ожидала такого. На шее покачивался маленький желтый медальончик с черной улыбкой. Очень напоминало брелок на ключах. Аля оглядела небольшой коридор и ее губы тронула улыбка - вдоль стены, от шкафа стояла целая уйма кошачего хозяйства: корзиночка, лежанка, когтеточка, миски, опустевшие за два дня отсутствия хозяина. Аля аккуратно положила котенка в корзинку, и зашла на кухню, где по ее предположению можно было разыскать немного еды для него. То, что она увидела , заставило ее глаза округлиться. Совсем не так она представляла кухню квартиры, где в одиночестве живет парень. Она уже мысленно нарисовала себе какие - то пакетики с чипсами, немытую посуду, пятна на плите, мешок не вынесенного мусора в углу, пустой холодильник и некоторое запущение. Но куда там, вместо этого - сверкающие поверхности, прихватки на крючках, белоснежное полотенце, порядок в холодильнике, улепленном магнитами, и, в довершение ко всему, журнал по готовке на полке. Только на столе стояла, видимо оставленная в спешке, чашка с недопитым чаем. Алина с грустью посмотрела на нее - ее владелец, разумеется, и не подозревал, что ему не удастся вернуться сюда и допить его. Разыскав корм, Аля насыпала его в маленькую кошачью миску.  Наклонившись, она разглядела на ней надпись, сделанную фломастером - "смайл" и пририсованную рядом улыбку. "Так вот оно в чем дело...Какое у тебя имя" - улыбнулась Алина малышу, гладя его по спине. Тот вовсю уплетал остатки еды в миске. Ей понравилась кличка котенка. Его маленькая мордочка и правда казалась улыбающейся. Феликс вообще любил улыбки...После она тронула дверь и прошла в комнату. Она рассчитывала увидеть типичную для парня комнату, минимум мебели, мятая кровать, пыль кое - где... Но, после увиденного на кухне, ей пришлось отказаться от этой идеи. И все же, она не уставала удивляться, когда ступила на белый ковер, и оказалась в светлой комнате. На окнах - светлые шторы, на подоконнике - цветы в горшочках, на полках - книги, какие - то статуэтки и спортивные награды, на стенах - рамки. Алина прошла в центр комнаты и присмотрелась. В рамках были какие - то грамоты. Мебели оказалось даже многовато для такой, сравнительно небольшой комнаты. Маленький диванчик с журнальным столиком напротив, кресло, письменный стол и несколько стеллажей, забитых книгами; на одной из полок расположился небольшой телевизор. На углу стеллажа висело несколько медалей. На письменном столе складировались какие - то бумаги, справочники, привычные глазу учебники.  Слева, в небольшой рамке, стоял портрет его матери, с едва различимой черной лентой в углу. Под него был подоткнут маленький белый конверт.  Алю поражала организованность, царившая на каждом метре его жилища: Каждая вещь, казалось, была на своем месте, (свойство, которым не обладала даже она, будучи девчонкой), повсюду были часы, не позволявшие ни на мгновение забыть о времени, и то, что более всего поразило Алю - напоминания на маленьких цветных листочках, приклеенные везде, на самых видных местах.  Испещренные аккуратными, ровными и стройными, как солдатики, буквами его почерка, они посвящали в маленькие подробности его жизни. "напечатать реферат к понедельнику" - гласил синенький кружочек над столом, "Дополнительное занятие в секции 5.12 в 20:00" напоминала желтая стрелочка на шкафу, "не больше трех щепоток соли в свинину" поучал зеленый листик на холодильнике, "Не делай такое кислое лицо, вспомни о людях со слабым пищеварением " - жестоко подстегивал оранжевый квадратик на зеркале. Алина посмотрела на журнальный столик, на котором лежала толстая книга. Она взяла ее в руки и открыла. Книга оказалась фотоальбомом. Аля прикрыла рот рукой и опустилась в кресло. На коленях внезапно оказалось что - то теплое, девушка погладила Смайла, уже сворачивавшегося в клубок. Она снова перевела взгляд на альбом. В руках у нее вдруг оказалась целая жизнь, и она робко коснулась пальцами фотографий на первой странице. На фотографии был маленький мальчик, Алине сразу вспомнились слова Лидии Ивановны - "Белокурый, маленький...Как одуванчик...", и правда, худенький очаровательный сероглазый ребенок с белыми кудрями, торчащими во все стороны, очень напоминал этот цветок. Ребенок обнимал красивую улыбающуюся женщину с черными локонами. На следующей картинке была эта же женщина. Огромные зеленые глаза светились радостью, она держала пышный розовый букет. Аля перелистнула страницу. Женщина и мужчина, сидящие на диване держали в руках маленький сверток, с торчащей из него крохотной ручонкой. Еще кадр - Феликс, от силы лет пяти, с довольным лицом стоял на матах с тренером. Он же первого сентября, с улыбкой до ушей и розой, среди первоклашек. Еще несколько фотографий его матери, семья на море, новый год, детские елки, Феликс перед тортом в десять свечек, с подписью, сделанной, судя по почерку, его матерью, "Первый юбилей". Алина, с настилающимися на глаза слезами, продолжала листать. Это явно были фотографии, вытащенные из десятков альбомов, самые любимые, которые он вставил в новый альбом, расположив его под рукой, чтобы все же не забывать прежнюю жизнь. Маленький мальчик на фотографиях рос, медленно становясь похожим на того, кого она знала. Трогательные детские черты постепенно грубели, менялась одежда,  короткие белесые кудряшки превращались в золотистую гриву, на совместных с Анной Александровной фотографиях можно было заметить изменения в росте, фигура становилась мужской, менялись его глаза.  Практически не менялась только его мать. Алина как будто проживала с ними по - новой всю их жизнь. Но вдруг рука, тянувшаяся за новой страничкой, коснулась грубой обложки. Ниточка оборвалась. На последнем развороте было два лица. Аля вытащила фотографию. Это был двойной портрет. Феликс, смеясь, обнимал свою мать. Было видно, что снимал он сам, с вытянутой руки, это добавило фотографии жизни. Феликс был в точности таким, каким его знала Алина. Фото было таким ярким, живым... Казалось, снимок был сделан вчера, а может, и сегодня утром. Алина зачем - то перевернула его, и не ошиблась. На обороте было знакомым почерком выведено: "Наша последняя фотография. Мне тебя не хватает. Я люблю тебя..." Слезы хлынули из глаз.             


        Глава седьмая.
Так сбываются мечты...

Алина села за парту. В классе повисла гробовая тишина. Еще никто и никогда так не читал стихи. Сегодя, в один из последних, предновогодних уроков, на литературе было предложено рассказать любимое стихотворение. Аля читала последней. Она читала Фета. Стихотворение о восставшем из гроба. Человек вернулся с того света, но, возвращаясь в родные места, понимает, что ничего из того, что он любил, не осталось, в родной деревне не осталось ни одного живого человека, земля вымерла и остыла. В отчаянии главный герой, которого никто не ждет и которому некуда идти, вновь призывает смерть. Але было слишком близко это стихотворение, чтобы прочитать его без эмоций. В ее жизни это стихотворение присутствовало каждый день, но в классе оно внезапно всколыхнуло целое море воспоминаний. Все поняли, кому были посвящены прочитанные строки. Поднялась буря эмоций. И неспроста - после аварии прошло чуть больше месяца, и мало кто вспоминал Феликса все это время, мало кто упоминал его имя и спрашивал о нем. И правда, сложно помнить о человеке, который просто так, одним рывком исчез из твоей жизни, и никак не напоминал о себе после этого. Но Алина нашла способ напомнить всем. Ее ужасала, даже оскорбляла мысль о том, что Феликс и правда был реальным героем этого стихотворения, как будто сошедшим со страниц. Аля оглядывала класс, наполняющийся лицами, заливающимися краской, и ей, которая никогда не позволяла себе лишнего слова, сейчас хотелось вскочить и кричать, надрываясь, донести до них все, что чувствовала: "Как внезапно вы все вдруг вспомнили о нем! А он ведь правда еще жив, вы забыли об этом? Как можно заживо хоронить человека, который стоит на грани? Как можно так просто вычеркнуть его из жизни и забыть о том, что он когда - либо существовал?! Вы... которые были так влюблены, которые плакали по нему, которые засыпали его смсками и целовали его фотографии... что вы сделали, когда он перестал одаривать вас улыбками? Вы удалили его фотографии и нашли себе другого кумира, просто по тому, что вы нуждаетесь в ком - нибудь, по кому можно мечтать. Вы...те, кого он защищал в драках, кого он выручал после передряг с учителями, кому он столько раз помогал, что вы сделали, когда его руки опустились без сил? Вы нашли себе нового лидера... А что вы сделаете, если он вернется? А он вернется в мир, где о нем забыли, где не осталось ни его друзей, ни его родных, он вернется в мир, где его уже давно похоронили и оплакали...и в чем тогда будет его смысл жить? А чем же я была так привязана к нему?  Я слишком много знаю о нем. Я слишком хорошо понимаю его. Все, что я делаю по отношению к нему, каждый раз, когда я прихожу к нему... я сама приращиваю новое звено к цепи, которая удерживает меня рядом с ним" - эти мысли рвались наружу, но она давилась ими, понимая, что это слишком дорогие ей слова. Аля опустила лицо на руки, скрывая слезы.Ну кто бы из них всех осмелился предположить,что эта смешная девчонка, это недоразумение в человеческом облике, сможет ворошить их подсознание. Что та, над которой смеялись, заставит задуматься. Прозвенел звонок. Ребята, все еще в гробовом молчании, покидали кабинет. До странного удивительно, что один стих разбудил совесть двух десятков человек, заставив думать. Алина осталась в классе, и так и не поднимала головы. Стало тихо, лишь звук от одной пары ног пропарывал тишину из другого угла. Вдруг он оказался совсем рядом, и Аля почувствовала ладонь, опустившуюся на ее плечо.
 - Алинк...
Она подняла глаза, перед ней стоял Денис, переминаясь с ноги на ногу. Он опустился на стул перед ее партой.
 - Я понимаю, как тебе тяжело. - Тихо бормотал он.
 - Денис... - начала было Алина, быстро утираясь рукавом, но парень с силой хлопнул себя по лбу:
 - Какой же я все - таки кретин!
Алина непонимающе уставилась на него.
 - Это же надо было мне...какой же я слепой! Он распахнул свои чайного цвета глаза и уставился на Алю.
 - Я не понимаю...
 - Алька, ты делаешь потрясающие вещи. Ты раскрываешь мне глаза...Какой же я был идиот! - опять сорвался он, - прости...Веду себя, как истерик. Просто со мной творится что - то непонятное. Я наконец понимаю, что то, чем я занимался всегда... люди, которые меня окружали... - было видно, что он теряется и путается, - я не видел рядом с собой НАСТОЯЩИХ людей. Феликс... я относился к нему, как к очередному корешу, а он был мне как брат... Ты... как я жил? Рядом со мной столько лет был такой человечек... А я чуть ли не издевался...прости меня, прости! Я был скотиной... самой настоящей. Я только недавно стал все понимать... И опять я все не вовремя... И сейчас уже слишком поздно, ты в Феликса влюблена, а я...просто я...
Алина вдруг резко выдохнула и заморгала. Денис прикусил язык, понимая, что наговорил слишком много лишнего. А она вскочила и засмеялась.
 - Дениска! Да ты же просто чудо! - Девушка обхватила руками его шею.
Парень в полном недоумении нерешительно приобнял ее, не в силах вымолвить ни слова.               
 - Ты же... ты помог мне понять... Как же я раньше - то не осознала... вот оно в чем было дело! Спасибо тебе!
В ней как будто открылось второе дыхание когда она поняла. Сначала... сначала все было не так...Сначала она чувствовала себя виноватой, перед Феликсом, сначала она просто переживала за него, а потом... Вот почему... вот что было причиной всего что с ней происходило...Она любила... Вот как это называлось... так просто и банально... И это не имело ничего общего со все тем, что называли любовью девчонки в классе, это не было ни капли не похоже...
Алина поцеловала Дениса в щеку.
 - Ты самый лучший!
И побежала.Схватила сумку и побежала вон. Денис, забыв закрыть рот, снова опустился на стул. Вот так и бывает. Вот так наказывают таких, как он. Когда - то она была влюблена в него, а он ухмылялся этому. А только что, поняв наконец, насколько влип сам, собираясь, спустя год, признаться ей, что влюбился в нее по уши, он ненароком раскрыл ей глаза на то, насколько же она любит другого. Но он улыбнулся. За правду приходится платить. И, наказывая сам себя за свою слепоту, он не позволит себе и впредь быть эгоистом. Он уступит. Она достойна счастья. Пусть и не с ним.

Алина бежала по заваленной снегом мостовой, бежала, не зная, куда бежит. Но ноги несли ее к нему. В голове ударялась мысль: "Любишь - скажи!" И она готова была сказать, готова была прокричать, проорать, лишь бы он услышал ее. И как же все-таки бывает странно и слегка обидно. Когда - то до слез любила Дениса, а ему было все равно, когда она готова была в лепешку ради него расшибиться. Теперь он краснеет и признается ей в любви, а она понимает, что вовсе не он ей нужен, даже когда он поменялся...  Она бежала по улице, в ожидании чудес, когда вокруг спешили люди с пакетами и елками, в морозном воздухе пахло праздником, но у нее внутри все переворачивалось. Все, чего ей хотелось, это чтобы он открыл глаза. Летя по больничному коридору, на бегу здороваясь с врачами, все из которых знали ее, она чуть не сбила Лидию Ивановну.
 - С наступающим, доченька - изрезанное морщинами лицо расплылось в улыбке.
 - Вас так же... - с трудом сдерживая себя на одном месте, обняла ее Алина.
 - У тебя что - то случилось, милая? - спросила она, заметив волнение в ее глазах.
 - Случилось... Я... я... Я...ой...лю... - она задыхалась от бега.
Старушка рассмеялась.
 - Да я знаю, доченька, знаю!
 - Откуда... - уставилась Аля на нее.
 - Да как же... Ни один не любящий человек не способен на то, что сделала для него ты...
Алина рвалась к нему, наспех накидывая халат. Вбежав в его палату и подойдя к его кровати, она обняла его. Прижимаясь лицом к его обросшей щеке, пряча лицо в его волосах, она шептала ему в ухо. Она с горечью сознавала, что если он очнется, то все время, проведенное в коме, покажется ему просто сном, и месяцы, которые он был без сознания, покажутся несколькими часами. И ему не будет известно ничего из того, что она пережила, пережила сама и пережила с ним, пережила за него, ради него. Она знала, что ее любовь односторонняя, и ему не суждено о ней узнать. Она могла сказать ему обо всем этом, только пока его глаза были закрыты. Если он придет в себя, ей придется уйти навсегда, потому что слишком сложно будет объяснить все этому человеку. Близился новый год. Время чудес. Но впервые в жизни она по - настоящему верила в чудо, в реальность того, что оно может случиться. Ей не нужно было ничего, ни праздника, ни подарков, она ждала лишь исполнения своего самого большого желания - снова увидеть жизнь в его серых глазах, увидеть, как он улыбается. Аля закрыла глаза. Ей грезились их головы, прижавшиеся друг к другу, на одной фотографии. Кадр был снят с его вытянутой руки. Так мило... его смугловатое, будто слегка загорелое лицо, и ее тонкая светлая кожа; две пары глаз...его, сияющие серые, лучистые, с темными ободками, и ее бархатно - зеленые. Две улыбки... его, со складочками на щеках, и ее, как будто смущенная, боящаяся растянуться слишком сильно... Его золотистые волосы касаются ее смолянисто - черных, которые лежат на его лице... Нет, ее грезы, неоспоримо, намного несбыточнее ее желаний...
Ну а пока... щека к щеке... дыхание на шее... крепко обняв и целуя в щеку... жаль, что лишь с одной стороны...

* * *

Был полумрак, на маленькой елочке мигали огни, отражаясь в шарах, на полках и в нишах, на столе и на тумбочках в подсвечниках качались робкие язычки свечей. Алина любила свечи, они создавали уют по вечерам. Из телевизора раздавался чей - то малоприятный голос, и Аля ждала, когда он, наконец, будет прерван боем часов. Дождавшись, она зажмурилась, сжимая в руке бокал, и  мысленно перенеслась туда, где был он, совсем один, в темноте палаты, и каждой своей клеточкой пожелала ему прийти в себя. После боя часов был тихий домашний праздник, они рвали обертки подарков, сидя под елкой, Алина завязывала на отце новый галстук, параллельнно целуя его в обе щеки за новый плеер, с шуршащей бумагой уже вовсю забавлялся рыжий котенок, которого Алина принесла полтора месяца назад из квартиры Феликса. Она задремала на мягких диванных подушках, и  Алексей Николаевич в очередной раз бережно отнес дочь в кровать. Коснувшись лицом подушки, Аля глубоко вздохнула и провалилась в глубокий сон, в котором надеялась увидеть его улыбку.

Было утро, морозное, солнечное, утро первого января. Алина уже вбегала на его этаж, в сотый раз удивляя врачей своим появлением. Она знала, она ждала, ну же! Полная надежд, Аля вбежала в его палату, затаив дыхание, и...  громко выдохнула, выпуская почти вопль разочарования. Его руки лежали неподвижно, раздавалось мерное пикание аппарата, опускался клапан прибора легочной вентиляции. Его голова мирно покоилась на подушке, глаза были закрыты... Алина затрясла головой от отчаяния, отказываясь верить, как сопротивляются дети, узнавая о не существовании Деда Мороза. Она взвыла, опускаясь на колени у его кровати, хватая его за руку, и уткнулась в нее лицом. Она сжимала его пальцы, ее ногти впивались ей в ладони. И тут ей снова показалось, что его безымянный палец вздрогнул. Она чуть не заплакала. "Хватит этих иллюзий, прошу тебя..." - прошептала она, но...его палец и правда вздрогнул. Алина вскочила на ноги, снова отказываясь верить, она начала трясти его за руку. "Феликс! Феликс!" Ее саму трясло мелкой дрожью, она подбежала к двери, не своим голосом взывая ко всем врачам, которые могли проходить мимо. В палату вбежало несколько человек. Алина снова схватила его ладонь. Ну же! Его ресницы вздрагивали! Они трепетали! Ее оттеснили врачи, смотревшие на датчики и показатели, они суетились у его кровати, ведя разговор, в котором ей были понятны только предлоги. Прибор изменил темп податия сигнала, пульс учащался, Алина вне себя протиснулась между врачами, не реагируя на их категорические запреты и попытки выдворить ее из кабинета, медсестры регулировали аппарат, и один из врачей, после долгого спора, наконец, убрал маску с его лица... И Феликс сделал вдох. Он сделал вдох! Алина завизжала, не обращая на окружающих ее врачей внимания, она подпрыгнула. Ее уже не раз пытались увести, но разве она могла позволить это? Как обезумевшая, она кричала: "О Боже, он дышит, дышит!" Через десятки рук врачей она тянулась к нему, будто ей требовалось еще раз убедиться, что ей все это не мерещится. Его ресницы вздрогнули, и на лице вдруг дернулась бровь. Дернулся уголок губ, еще раз дрогнули ресницы, и парень наконец слабо открыл глаза. Вся бригада врачей громко выдохнула с облегчением, и раздались радостные возгласы. Феликс щурился от света, тщетно пытался сесть, еще ничего не понимая, и Алина, не помня себя от радости, кинулась ему на шею. Она наконец - то и сама сделала глубокий вдох.

Она глубоко вдохнула и проснулась. На всю комнату раздался ее крик. Она судорожно затрясла головой. "Нет, нет, нет!"  Ей не верилось, никак не верилось, не получалось смириться. Она разрыдалась, она начала биться в истерике, крича, как будто ее пытали раскаленным железом. Из глаз хлынули слезы. В комнату ворвался отец.
 - Что случилось?! Алечка!  - Он кинулся к ней, пытаясь удержать ее, но она вырывалась с неистовой силой.
 - Это был сон!Это... эт... о... ыл..он! - задыхалась она, извиваясь.
Отец схватил ее руки и сжал. Она продолжала плакать. Да, это был всего лишь сон. Самый прекрасный сон из всех, что она видела за свою жизнь. Она всего лишь проснулась у себя в кровати первого января, а он все еще был там.
 - Я хочу к нему! Папа, отвези меня к нему! Отвези! Он... неужели это был сон... 
Отец с трудом удерживал осатаневшую девушку.
 -  Да что же ты... живой же он... да тише...Я отвезу, Алина, слышишь? Я сейчас же отвезу тебя туда, только успокойся, одевайся и мы поедем туда прямо сейчас!
Алина стразу же вскочила и метнулась к шкафу, на ходу вынимая из него первое, что подворачивалось в руки. Уже через десять минут она, с трудом удерживаясь на месте, сидела в отцовском сером "шевроле",  порываясь на ходу распахнуть дверь и бежать, бежать... Она взлетела по лестнице, и побежала по коридору, но вдруг ударилась о стену, будучи оттолкнутой в сторону врачом, бежащим в одном с ней направлении. Алина развернулась и торопливо продолжила двигаться к его палате, пока не увидела закрывающуюся перед собой дверь. Она рванула ручку, и замерла на пороге: вокруг его кровати теснились врачи, изучавшие показатели  приборов, они меняли режимы и переставляли трубки. Душа Али, не веря в счастье, замерла, она затаила дыхание. Дальше все было со скоростью света: ритм пищания пребора увеличился, пульс учащался, ее сердце тоже заколотилось в бешеном ритме, рука непроизвольно прижалась к губам, и она вдруг услышала голос одного из врачей: "Быстрей! Давление падает!" В этот момент мир рухнул. Алина поняла, что пол уходит из - под ног, и схватилась за дверной косяк. За эту ночь произошел какой - то сбой в работе аппарата жизнеобеспечения, и у Феликса начался кризис. Раздался голос, убивающий все внутри нее - "Теряем!" Это был конец, и все перестало существовать. Алина вдруг почувствовала толчок, потом ее спина ударилась о стену - ее посторонили. Раздались шаги, шум, но она уже не слышала - из дверей вывозили Феликса. Алина со стоном сползла по стене. Она взвыла, по коридору ранесся вопль. Не человеческий, попросту животный. Она рыдала так, как никогда в жизни. К ней стали сбегаться люди. Врачи, узнавая ее, хватались за головы, прикрывая рты рукой. Большинство догадывалось. Вокруг нее собиралась толпа. Раздавался шепот:
 - что с ней?
 - Да это же Василенкова... Не может быть...
 - Хотите сказать...
 - Долинский?...
 - Слышал, что - то с аппаратом?.. Всё?
 - Наверное, накрылся парень...
 - Не может быть...
 - Скончался?..
 - Бедная девочка...
 - Жаль их...
 - Не дождалась...
 - Ей бы успокоительного...
 - Так делайте, делайте...
 Заглушая этот шум, Алина снова завыла, как собака, потерявшая хозяина. Этот нечеловеческий, животный вопль,  повергал окружающих в оцепенение. Между врачами протолкался Алексей Николаевич и кинулся к дочери. Она взбрыкнулась так, что мужчина чуть не влетел в стену. Вместе с ним ее схватили несколько врачей, сквозь толпу пробилась медсестра. Алине вкололи успокоительное, и она, замолкнув, обмякшим телом упала отцу в руки.

   * * *
  Аля открыла глаза, и из них сразу же градинами покатились слезы. Не было сил всхлипывть, не было сил пошевелить рукой. Она ничего не видела от слез и не хотела ничего видеть. Она не хотела даже думать, но мысли жужащим роем жалили сознание. Ее единственная надежда, как последний тлевший в погасшем костре уголек, умерла. Он ушел от нее, он оставил ее одну. Еще несколько часов назад он был жив, его можно было спасти, можно было, почему же... Он же мог выжить, мог перенести это, мог даже встать на ноги, мог прожить еще долгую жизнь... Обрести новые цели, снова стать счастливым... ну зачем... Вот так сбываются новогодние мечты. Отец сидел у ее кровати, но она едва ли понимала, что давно находится дома. Он держал ее за руку, но она едва ли понимала, что в мире еще остались живые люди. Отец, не слушая никого, поспешил немедленно увезти ее, пока она не пришла в себя, не кинулась искать, не дай Бог не увидела его тело, и сейчас она только начинала приходить в себя. Алина разлепила пересохшие губы.
 -  Почему они его не спасли... почему они не помогли ему, не удержали его... Зачем он так со мной, папа?.. - как заговоренная, бесцветным голосом еле слышно лепетала она, - зачем он вот так взял и ушел? Он был нужен здесь... Я люблю его... Люблю... лю... - и ее невнятную речь прервал всхлип. Ее волосы и подушка уже были насквозь мокрыми от слез, но она не могла остановиться. Все  это время, все эти дни, недели, она жила одним, она просыпалась утром и шла в школу, и каждую минуту ждала момента, когда нажмет ручку двери и увидит его, каждый раз бежала в больницу, с надеждой, что застанет его в сознании, и дышала только этим. За все эти дни она настолько научилась верить в него, что мысль о том, что он может все - таки не выжить, уже казалась ей преступлением. Она была уверена что все будет хорошо, что все восстановится, все пройдет и снова станет как было, нужно лишь только немного подождать и потерпеть. Как будто для того, чтобы он выжил, ыло достаточно просто быть рядом и держать его за руку, искренне веря в него. Как будто чудеса случаются.  А теперь его не стало... И не стало ничего... Если бы в ту секунду от нее зависело хоть что - то... если бы она могла задержать его на этом свете, то она держала бы его руку до последнего, изо всех сил, а если бы отпустила, то кинулась бы за ним вслед, куда бы он не ушел... Но он ушел с этого света без нее...

Алина сидела на диване. Глаза были красными и заплаканными, руки дрожали. На коленях ютился котенок, но она не могла позволить себе опустить на него глаза. Эта кроха была живым воспоминанием о Феликсе, единственной живой его частицей. А его имя и милая мордочка постоянно напоминали ей о его улыбке, складочках на щеках и горящих жизнью глазах. Она не могла смотреть, даже секундная мысль о нем приводила ее в истерическое состояние. Отец боялся даже подойти к ней, он не знал, с чего начать, чтобы разговор снова не закончился слезами. Наверное, на данный момент таких тем не было. Еще вчера она была хотя бы на половину счастлива, она была полна  надежд, она так верила,  и  все это отражалось в ее глазах. А теперь ее глаза стали пустыми. Ей казалось, что вся она изнутри стала пустой. Эта пустота была хуже любой боли. Черная, как в сгоревшей дотла голубятне, где не осталось ни одной живой души. Новый год наступил только сегодня, но уже успел принести в их дом горе.
Зазвонил телефон. Алексей Николаевич поднял трубку.
 - Здравствуйте... Вы... Алину?
На том конце послышался чей - то радостный голос. Белое, как полотно, лицо Алины вдруг ожило. Она повернулась.
 - Из больницы?
Она сама не поняла, зачем и к чему задала этот вопрос. Конечно! Он воскрес... Алина спрятала лицо в руках, удивляясь себе и своей наивности, которую она в тот момент сочла глупостью. Отец покачал головой.
 - Знаете я думаю, сейчас не самое лучшее время...
 - Дай. - просипела Алина, чье лицо снова приняло прежнее выражение.
Алексей Николаевич Недоверчиво протянул ей трубку.
 - Это Денис.
Алина взяла телефон.
 - Алло.
 - Алишка, привет! С Новым годом тебя! Я хотел... - раздавался счастливый голос Дена.
 - Феликс умер.
Услышав гробовую тишину  прервавшегося дыхания на другом конце провода, Алина положила трубку и разрыдалась.

     Глава восьмая.
   

Денис уже не слышал коротких гудков, раздававшихся из трубки, он вообще ничего не слышал, кроме единственных двух слов, которые произнесла Алина. Услышанное было настолько невероятным, что он чуть было не принял это за результат большого количества выпитого вчерашней ночью. Он был бы уверен, что все это ему показалось, и что он вообще еще не набирал номер, но в трубке все еще раздавались короткие гудки. Если все это правда, то лучше не звонить Алине с тупыми расспросами, а просто ехать в больницу, и узнать все самому... Но ее никак нельзя бросать в этот момент... Денис схватился за голову все еще будучи в шоке и не понимая, что делать. Метаясь меж двух огней, он схватил ключи от машины и рванулся прочь из квартиры.
Слегка припорошенный за ночь "Лексус" завелся и рванул с места. Денис закурил. Первого января даже ближе к середине дня город, казалось, все еще спал, и дороги были пустыми. Лихо обгоняя редкие машины, парень старался держать себя  руках хотя бы за рулем. Из очередной машины, которую он подрезал, обгоняя, раздались чертыхания и грязная ругань, но он не слышал. Гнав машину под сто двадцать по городу, он, рискуя попасть в переделки, добрался в три раза быстрее, чем мог бы. В висках стучала кровь,  почему - то было так тяжело дышать...или ему так показалось...
 
Он поднялся по лестнице, время от времени спрашивая дорогу у врачей. Да, будучи здесь последний раз, он никак уж не надеялся,  что следующий его визит сюда будет по такому поводу. Он ничего не хотел слышать о том, как умер Феликс, о том, что его друг лежит сейчас в холодном морге, но он не мог не узнать, почему вдруг прервалась его жизнь, и вынужден был узнать все. Он постучавшись, вошел в кабинет. В кабинете было два человека - врач и медсестра, они о чем - то спорили.
 - Да давайте, я отнесу...
Медсестра, краснея, забирала папку:
 - Ну что вы, в самом деле, мне не трудно... я...
Денис прервал их споры, слегка покашляв. Оба повернулись на него, не выпуская из рук предмет своей перепалки и пытаясь принять деловой вид.
 - Эм... Здравствуйте, я друг Долинского Феликса... - он сделал паузу, не в силах совладать с языком, который напрочь отказывался произносить такие слова, - я хотел узнать, когда он скончался.
Папка, которую делили двое, сиротливо шлепнулась на пол. Повисла пауза. Врач, не сразу собравшись с мыслями, сделал глубокий вдох и тряхнул головой.
 - Да Бог с тобой, мальчик, что ты такое говоришь, он живой еще! - оба постучали кулаками по деревянному столу.
Денис хлопнулся на первый подвернувшийся стул, не зная, как реагировать. Меньше часа назад он узнал о смерти друга, и только что тот как будто воскрес.
 - Кто тебе сказал, что он... - Спросила его девушка, поднимая документы с пола.
 - Не знаю, - все еще в шоке, не понимая, что несет, выпалил Денис, - расскажите мне по порядку, что тут, черт побери, происходит!
Врач и медсестра сели рядом, и, перебивая друг друга, стали рассказывать историю, в которую, видимо, сами еще не до конца верили. Утром после нового года, после сбоя в работе аппарата, у Феликса начало резко падать давление, аппарат начал посылать сигналы, но дежурные, следившие за этим, утомленные празднованием, задремали, и чуть было не опоздали, что еще более усугубило его положение. Феликса перевезли в операционную, но видимо, поздно - не смотря на то, что врачи бились за него около часа, сердце парня остановилось. Надежды разом рухнули. Но после нескольких электрических разрядов, когда уже никто не верил, что его можно спасти, на прямой кардиограмме вздернулась ломаная. Раздался удар сердца. Феликс пережил клиническую смерть и сделал вдох. Таких случаев еще не было за всю историю этой клиники, ни один врач не помнил случаев, чтобы человек выжил после подобного. Денис сидел, не замечая, что раскрыл рот и перестал дышать.
 - Твой друг настоящий жилец, парень, - хлопнул его по плечу врач.
 - А где...
 - Сейчас, как и всегда, в реанимации, и если он переживет сегодняшнюю ночь, то он рано или поздно придет в себя.
В глазах Дениса снова появился неподдельный страх.
 - Поверь мне, - уверил его врач, - уж кто - кто, а ЭТОТ, я тебе точно говорю, обязательно переживет.

Денис стоял на улице у дверей и курил. За это сумасшедшее утро он выкурил столько, сколько не выкуривал обычно за целый день. Нельзя было звонить ей сейчас. Видимо, бедная Алька застала тот момент, когда все уже решили, что он откинулся. Но еще не факт, что Феликс оклимается после всего этого. Нельзя звонить ей сейчас. Никак нельзя. Денис разозлился на свою слабость. Нельзя столько дымить... Он нервно бросил окурок. Рука так и тянулась к мобильнику, чтобы набрать ее номер и закричать ей в трубку "Алишка, не плачь, он живой, он жив, он скоро будет с нами!", но он не мог рисковать тем, что если его друг не переживет эту ночь, она потеряет его второй раз, что будет уже попросту непосильным для нее. Ей осталось подождать одну ночь... что такое ночь, для того, кто ждал так долго... Что такое ночь, для того, кто уже навсегда похоронил... Он толкнул дверь и вошел обратно в корпус.

Впервые Денис ощутил то, что ощущала Алина, сидя у кровати Феликса. Был уже десятый час, но Денис твердо решил остаться на ночь, хотя это и стоило ему того, что он перевоевал с доброй половиной врачей отделения. Они уже начали привыкать что эту палату постоянно берут штурмом. От нечего делать он вспоминал, размышлял и думал. Воспоминания переносили его сначала в прошлое, а потом перенесли в глубокий сон. Сложившись втрое, прислонившись головой к стене и сложив локти на подоконнике вдали от кровати, Денис коротал время до того, как все наконец закончится. Лидия Ивановна тихо зашла в палату, оглядела две фигуры, находившиеся в забытии, поцеловала Феликса в лоб и выключила свет.
 
* * *

Денис проснулся от шума. Не сразу вспомнив, где находится, он испуганно мотнул головой. По полу катился пустой пластмассовый стакан, который он вчера вечером оставил на тумбочке. У кровати. Парень медленно перевел глаза выше и наткнулся на удивленный взгляд серых глаз. Рука Феликса обессиленно лежала на тумбочке. Денис вскочил и, не помня себя, кинулся на друга. Смеясь и в восторге крича что - то нелепое, он сгробастал его в объятиях. Не понимающий Феликс сипя, пытался отстранить его, но ослабшие руки совершенно не слушались его.
 - Воды дай, балбес... - слабо улыбаясь, прохрипел он.
Но Денис, казалось, еще не верил, что все это происходит. Он смотрел на Феликса чуть ли не влюбленными глазами, все еще держа его за плечи, и силясь оторвать его от подушки.
 - Да что это с тобой, блин... сомнешь меня всего...
 - Прости, прости... ты просто не знаешь... ах, да... воды... ты только никуда не девайся, я сейчас, сейчас все будет! - нелепо бормотал Денис.
Он схватил стакан и понесся вон из палаты. На бегу он прокричал на весь коридор:
"Очнулся!!! Очнулся, очнулся!!! Воды просит!!!" Это, казалось бы, далекое от сенсации заявление подняло настоящую бурю. По всему коридору начали распахиваться двери, люди бросились в его палату. Феликс мог лишь, не поднимая головы, удивленно смотреть на толпу окружавших его людей, смотревших на него, как на привидение. Парень родился заново. Раздались аплодисменты, в особенности тех, кто не верил, что ему суждено еще открыть глаза. Прислонившись к дверному косяку, стоял главный врач отделения, он мог только отдать должное той зеленоглазой девчонке, которая так верила в то, что этот день придет. В палату вбежала, утирая лицо платочком, Лидия Ивановна, и, целуя Феликса, разрыдалась. Тот лишь утешал ее, толком все еще не понимая ничего из того, что творилось вокруг.


Феликс сидел, точнее полулежал, на кровати, под спиной была гора подушек, он никак не мог привыкнуть к тому, что сейчас для него настоящим усилием было просто поднять руку. Лидия Ивановна пыталась покормить его, а он чувствовал себя маленьким, краснел и смеялся. Денис сидел рядом. Феликс опять задался слабым смехом, отворчиваясь от очередной ложки.
 - Ну в самом деле, давайте я сам, вы же меня как Ляльку кормите...
Денис подавился от смеха.
 - Видел бы ты себя, Лялька...
 - Ну - ка дай... - Феликс потянулся к зеркалу, лежащему на тумбочке. Увидев свое отражение, парень поперхнулся только что проглоченным. Из стекла на него смотрело нечто, с кудрями, уже спадающими с плеч, и щетиной, которая уже вполне удостоилась бы чести называться бородой. Он отложил зеркало и уставился на них.
 - Вы мне объясните или нет, какого черта здесь творится? Я тут что, полгода провалялся?! И что вообще со мной произошло? Ничего ведь не помню... Как я вообще здесь оказался? Я, кажись, совсем недееспособный стал...
 - Да если б не она, ты б уже вообще давно в гробу лежал... - выпалил денис и получил по губам от Лидии Ивановны.
 - Кто она? - снова непонимающе затряс головой Феликс.
 - Алечка, - ответила ему старушка, подсовывая ему очередную ложку.
 - Алина?..  - Феликс отвел глаза, вспоминая, и затряс головой. Видимо, логическая картинка, которую он начал собирать в сознании, снова разбилась на мелкие кусочки, когда он попытался понять, как эта девушка могла быть связана со всем тем, что с ним произошло.
 - Причем здесь...
 - Милый мой, она тебе жизнь спасла... она...
У них было много времени, и старушка начала рассказывать ему все. Все, день за днем, слово за словом, все до малейших деталей и подробностей, считая себя не в праве сокращать эту историю.



       * * *


 - Алина, это к тебе, - крикнул отец из коридора, держа в руке трубку домофона.
 - Не хочу никого видеть, пусть уйдут, - тихо и с безразличием ответила она.
 - Алина, это Денис, - раздалось через несколько секунд.
 - Что ему нужно?
 - Он хочет тебя видеть.
 - Я не в состоянии. - Алина отвернулась к стене и тяжело вздохнула.
 - Аля, он говорит, что это срочно.
 - Какие могут быть срочности...
 - Феликса? - озадаченно спросил отец у Дениса.
Алина повернулась и встала.
 - Скажи, что я сейчас спущусь. Наверное, что - то насчет похорон.

Она вышла из двери подъезда. Впервые за три дня. Лицо Дениса вытянулось от удивления - он попросту не узнал ее.  За эти три дня она превратилась в призрак. Измучанное лицо было бледным, под погасшими проплакаными глазами виднелись следы бессонных ночей, губы побелели, ее фигурка, казалась, стала еще тоньше, плечи ссутулились, она чуть ли не просвечивала.
 - Боже мой, что же ты с собой делаешь... - прошептал Денис и прижал ее к себе.
Она, не в силах реагировать как - то по- другому, просто ткнулась ему в плечо, пряча слезы.
 - Поехали, - сказал он ей тоном, не терпящим возражений. Но она, казалось, и не думала возражать. Денис осторожно, как будто она могла рассыпаться, обнял и повел к машине. Он не стал говорить ей сразу - боялся, что она просто не поверит ему, и кстати, был прав. Его удивляло только то, что она за все время не задавала никаких вопросов, просто послушно села на переднее сидение и молча уставилась в окно. Можно было подумать, что ее уже обо всем предупредили. Хотя, если бы она знала, она бы наверняка не сидела так спокойно. За всю дорогу они почти не разговаривали, и в машине висело какое - то напряжение. Денис взял ее за руку, она даже не повернулась.
 Каждый ее взгляд и каждое ее движение напоминали Денису о том, что для нее Феликс уже несколько дней как мертв.
Они поднялись по лестнице и свернули в такой знакомый ей коридор. Тут Алина задрожала и резко остановилась, вперив взгляд вдаль, за поворот.
 - Я не пойду дальше. - В ее голосе звучала боль. Она боролась с собой, чтобы не расплакаться.
 - Это не то, что ты думаешь, поверь мне.
Она подняла на него глаза.
 - Зачем ты меня сюда привез? - впервые спросила она.
 - Идем. - Он взял ее за руку, но она уперлась. По ее взгляду было ясно, что дальше она пойдет, только если ее свяжут и понесут на руках.
 - Я не смогу.
 - Послушай, я, наверное, сделал глупость, что не сказал тебе сразу... прошло уже четыре дня, но нужно было... - начал было объяснять Денис, но осекся.
Взгляд Алины снова устремился в конец коридора. Она переменилась в лице. До неузнаваемости. он обернулся. Из - за угла, подрагивающими руками опираясь на все выступающие поверхности, выковылял Феликс. Точнее, он успел проковылять два шага от своей двери. Глаза Дениса округлились - ведь врачи еще не разрешали ему вставать! Уже успев побриться, но не постричь свои кудри, которые теперь были завязаны в хвост, он выглядел возрождающимся к жизни. Еще совсем недавно такой ослабший и бледный, сейчас к нему вернулся цвет лица и прежний блеск в глазах, он вернулся и он был прекрасен. Он уже сам стоял на ногах, стараясь не прибегать к помощи врача, который пытался вернуть его обратно в палату. Парень остановился, вцепившись рукой в угол стены, когда увидел Ее. Глаза Алины наполнились слезами. Ее губы дрожали.
 - Я же сплю... Как... Что же это...
 - Ты не спишь, а он жив, правда. - Денис легонько подтолкнул Алю в нужном направлении.
Алина медленно и неслышно, ни на секунду не отрывая взгляд, который так и застыл на нем, подошла к нему, боясь дышать, боясь даже моргнуть, потому что ей все еще казалось, что одно неосторожное движение, и он растает, исчезнет, как видение. Слезы градинками покатились по ее щекам. Она подошла к нему вплотную, все еще отказываясь верить, что если она протянет руку, она упрется в его грудь. Отказываясь верить,  что это живой, настоящий человек из плоти и крови. Она уже не хотела даже задумываться, спит она или нет, потому что была уверена, что да.  Вокруг них повисла гробовая тишина. Люди, проходившие по коридору, замерли, казалось, вообще все живое вокруг прекратило движение, хотя, они,наверное, и не обратили бы внимания, даже если бы вокруг рушились стены. В груди Феликса все сжалось и перевернулось. Перед ним стояло маленькое хрупкое создание, смотревшее на него таким взглядом, что сводило все конечности и сжималась грудь. Она... уже похоронила его...Она... Спасла ему жизнь. Она... выходила его... Она... она одна, одна-единственная верила до конца...  Такая маленькая, такая смелая, такая сильная... Он десятки раз перебирал слова, составлял фразы, тысячи раз представлял себе эту минуту, и все рухнуло. Все улетело, когда он увидел. С каждой минутой, когда он узнавал, что происходило, пока он был в коме, он больше и больше понимал, что никогда и нигде не найдется слов, которыми можно было бы выразить то, что он понял, отблагодарить ее или вымолить ее прощения. Но сейчас же ему просто захотелось взвыть, когда он смотрел на нее. Ему хотелось разбиться перед ней на осколки, рассыпаться в порошок... Аля смотрела на него, и даже и разобрать уже не могла, что чувствовала,  не могла понять, правда это или нет, верит она в происходящее или опять ей грезится, и чуть не лишилась чувств, когда его лицо кануло вниз... Она опустила голову, и увидела, что он стоит перед ней на коленях. Второй раз в жизни она видела слезы в его глазах и еще никогда слезы не говорили так много. Он бы разрыдался у ее ног, и плакал бы, как  отчаившийся ребенок... он бы молил ее о прощении, он бы прямо сейчас кинулся переворачивать мир, если бы она только попросила, но едва ли находил сейчас смелость осторожно коснуться ее дрожащей руки. Она слабо всхлипнула и осела на пол рядом с ним. Она все еще не верила, все еще ничего не понимала, но и не хотела даже думать об этом. Обессиленно выдохнув и дав волю слезам, которые наполнили все ее глаза, она спрятала лицо у него на груди. Феликс, как маленький мальчик, удивленный первому проявлению чувств, боялся сделать лишнее движение. Его рука робко опустилась на ее волосы. В ответ на это слабое движение ее тоненькие руки обхватили его шею, с такой силой, что он чувствовал ее дрожь в каждой ее жилке. Алина не размышляла, над тем, что он знает, что нет, что подумает поймет ли... она просто прижималась к нему, как тогда, щека к щеке, заставляя себя убедится, что все вокруг нее материально, что Феликс не растворится в воздухе, что это на самом деле он... И было так странно... все то же самое... щека к щеке...дыхание на шее... крепко обнимая и целуя в щеку... только на этот раз совсем по другому... с двух сторон...



ЭПИЛОГ


 - Ну хватит, не мучай животное... - Алина облокотилась на дверной косяк на входе в комнату, из которой доносился смех.
 - Праздник, должен быть нарядным...такой - то подарок и не нравится? Неблагодарное создание...
Из рук Феликса выпрыгнул  огромный рыжий кот, на шее которого красовался новый ошейник все с тем же медальоном, не застегнутый до конца.
 - Смайл! А ну вернись сейчас же, кому говорят!
Феликс сердито хлопнуял ладонью по колену. Кот, горделиво вскинув нос и выпрямив хвост трубой, широким шагом прошел под елку. Парень развел руки, когда Смайл оказался в недосягаемости, и поднялся с пола. В прихожей была возня.
Феликс удивленно выглянул из комнаты.
 - Это еще что такое? Ну конечно! Опять я помешал... а я вижу, работают новогодние желания! - улыбался он, облокотившись о стену.
 - Да иди к черту! - раздавался смех дениса и смущенное хихиканье.
Аля подошла к Феликсу, вставая на цыпочки, с трудом выглядывая из-за его плеча.
Денис обнимал невысокую девушку с огромными синими глазами и шоколадными кудрями, которую, судя по всему, смущала ситуация с прерванным поцелуем. Соня была просто маленьким чудом, и Алину всегда поражала эта девушка. На ее красивое круглое личико невозможно было смотреть без улыбки, на столько она была хорошенькой. Подумать только, что она сделала с этим парнем, и как ей это удалось... Денис бросил походы по клубам, бросил курить и практически не притрагивался к спиртному, даже на трассе старался не разгоняться и ездил только с пристегнутым ремнем. Даже Феликс поражался. Денис не переставал улыбаться.
 - Ну что, все все посмотрели, или нам на бис повторить?
 - Хватит... - краснея до корней волос, шепнула Соня, легонько ткнув его кулачком в плечо.
 - да мы уж насмотрелись за вечер... - шутливо упрекнул Феликс.
 - Ох ох ох, кто бы тут еще говорил, а?  - Театрально вздернул подбородок Дэн, уперев в бок кулак.
 - Вы слишком рано засобирались, оставайтесь...
Денис повязывал малиновый шарф на Соне.
 - Не будь эгоистом, - засмеялся он - В твоей однокомнатной не разгуляешься, нужно же людям побыть вдвоем, не навязывай общество!
 - Тоже мне... - Феликс ткнул друга грудь, смеясь.
Двое неспешно одевались. Было около четырех утра, но город еще и не думал затихать. Проводив друзей в ночной праздник, Феликс и Алина продолжали тихое празднование в комнате.
 - Жаль, что твой отец так и не пришел.
 - Папа, видимо, до утра застрял в фирме со своим новогодним вечером... он так занят, так занят, ему не до нас. Он очень обрадовался, что нас будет четверо, и нам не будет скучно. Он же не думал что эти двое так быстро испарятся.
 - ну... - задумчиво сказал он, подходя ближе , - я бы так сказал, что нам и вдвоем не было бы скучно... Прости, втроем... - добавил он, споткнувшись о кота. - Смотри - ка... - он взял со стола ее любимую фотографию.
Да, их первый совместный снимок... тот, самый который грезился ей в мечтах... В точности такой, как она хотела... Сделан с его вытянутой руки...их головы, прижавшиеся друг к другу, Так мило... его смугловатое, будто слегка загорелое лицо, и ее тонкая светлая кожа; две пары глаз...его, сияющие серые, и ее бархатно - зеленые. Две улыбки... его, со складочками на щеках, и ее, как будто смущенная, боящаяся растянуться слишком сильно...  Его золотистые волосы касаются ее смолянисто - черных, которые лежат на его лице...
 - Скучно нам одним в этой рамке? - шепнул он ей в ухо.
 - Кажется, ты только что отчитывал Дэна с Соней...
 - Ну... - протянул он, и уголки его губ поползли вверх, образуя ее любимые складочки на щеках, - мы - то дома, нам все можно... чем мы хуже?Тем более, что такого?
 - а завтра у кого-то второй день рождения...подумать только, целый год прошел.
 - Куда там...целая вечность...
Она засмеялась, он взял ее за руки, шутливо кружа в танце под игравшую в телевизоре песню. Как за окном кружились снежинки, так и их танец напоминал их незатейливый новогодний вальс... Феликс поцеловал ее...




Кто - то скажет, их история рассказывает о любви... кто - то - что о верности, может, это повесть о том, насколько становится силен самый обычный человек, если он любит, а может о том, что вокруг нас полно самых необыкновенных людей, нужно лишь открыть глаза...  а может, это история о мечтах...которые кажутся несбыточными и разбитыми, но оживают, когда в них верят...