Из цикла Зарисовки

Одна роса другую не догонит –
Под утренней не падает росток –
Лишь стебель при безветрии наклонит
Туда, где солнце, или – на восток.
Поля парят, овраги цепенеют,
Влажны в лесах и мхи и плауны,
И травяные озерца мелеют,
Исчезнуть по жаре обречены.
А я смотрю то на траву, то выше,
Где бабочки танцуют у коры. –
В часы росы любые звуки тише,
Как будто зарождаются миры.
 
А в час вечерний росы тяжелеют,
Трава лежит и тени нарасхват,
Чернеют лужи, но на миг алеют,
Когда в них отражается закат.

*   *   *

Пойду на папоротник гляну – прямой, перистоокий лист,
Перстами, вложенными в рану, зеленый оборотень чист.
И кто поверит в небылое? – Творится тайная волшба
Под паутинкою в три слоя, затем под шляпкою гриба,
У спящей почки в изголовье, у муравьишки на пути –
Я это назову любовью, невыразимою почти.
 
Ищи блуждающие вещи, огонь в степи и птичий крик,
Пусть ветер папоротник хлещет, зеленый дразнится язык,
И чей-то сон качает тени, и кто-то пламень обретет
Среди земных хитросплетений, среди зияющих высот…

*   *   *

Прости меня, дорожная трава,
Что не умею жить, не прикасаясь,
Летать по неумению стесняюсь,
А ты и без меня едва жива.
Но каждый знает, где его исток,
И корни держат крепче, чем привычки,
А Божьи твари – воробьи, синички –
Лишь спутники на невеликий срок.
Им не нужны полуживые плети –
Случайны крошки, зерна, семена,
Лишь ты одна обочине верна,
Лишь ты верна на этом белом свете.
Ты вырастешь, дорога зарастет,
Заброшенная – выведет к оврагу,
Так карандаш, ломаясь, рвет бумагу,
И лес сокроет глину и осот.

*   *   *

Заовражье выпало в зазеркалье,
И ручей внизу перестал звенеть,
И века назад всё решали сталью,
А теперь не золото и не медь –
Просто нет картины, и память плачет
И рисует замок, заветный лес…
Ты уснула, рыбка? – проснись, иначе
Только бес останется из чудес…
А кора земная – тонка кожурка,
Наливное яблочко на ветру,
И за звезды спрятался Сивка-Бурка,
Предъявляя золото серебру –
Серебру волос ледяной дороги,
Безнадежно таявшему дождю
Да оврагам тайным – крутым, пологим,
По которым можно пустить ладью,
И она доставит в другое время
Через все системы зеркал, ночей,
Где мы будем вместе, но только с теми,
Кто всё время слышит – звенит ручей…

*   *   *

А в городе без зонтиков – дожди,
Ручьи, переходящие в потоки,
И тучи впереди и позади, –
Так школьники, не выучив уроки,
Зажмурясь, ждут мучительно звонок
В пустой надежде, что уже не спросят.
Ну а тебе, коль ты насквозь промок,
Без разницы, что лето входит в осень,
День угасает серой пеленой,
И даже лес за пригородом стынет
И сбрасывает листья, что весной
Остановили сплин на середине.
Нет зонтика – возьми велосипед,
Там тоже спицы, колесо, дорога
Да список неожиданных примет –
Скворешня, голубятня, синагога.

*   *   *

Самшитовые косточки стволов,
Увядшая элегия соцветий,
И выросший в кусты болиголов –
Союзник аконитовых столетий.
Ищи причину осени внутри –
Торопишься, и жизнь бежит по краю,
Как по канавам – красным фонари,
Погасшие мечты перебирая.
Лети с пыльцой в объятия земли,
Не пропади пятнистыми кустами,
А впрочем – осень, значит, замели
И эти промежутки меж мирами…

*   *   *

Всё просто в северном хозяйстве –
Укроп да лук, еще чеснок,
Морковь при полном разгильдяйстве
Потянет на морковный сок,
Картошка – сколько в лунку бросишь –
Вернет с лихвой тебе земля,
В орлянку с яблони не спросишь –
Мороз и солнце февраля
Получишь в мае и июне,
А прелесть августа – дожди
Бьют по окаменевшей руне,
Тщась кровью камня прорасти.

Малина, жимолость, морошка,
Ирга, черемуха и хрен,
Да топинамбура немножко –
Ни новшеств и ни перемен
Не требуют скала с болотом,
Живи и мхи побереги,
Пока не передумал кто-то
Сжать приполярные круги.

*   *   *

Ветер мой, пересмешник,
Чем тебе плох орешник?
Или густой бузинник?
Донник, над ним – малинник?
Мак, а за ним – шиповник,
Вереск, иной терновник?..
Птица ли трясогузка,
Ящерки спинка узко
В камень врастет обманкой,
Холм ли закатной ранкой
Вспыхнет листвой и светом –
Мы проживаем лето.

Лето на паутинке,
Осень на первой льдинке,
Стужа на сон в берлоге…
Или дожить в предлоге
До мать-и-мачех, почек,
Птиц – перелетных точек,
Вечера, трав, прохлады,
Сна, снегопада, сада…

*   *   *

Я видел женщину, стригущую тюльпаны,
И домик розовый, и каменный забор,
И траурного цвета марципаны –
Из лепестков нечаянный узор,
И клетки кроликов, пустую цепь и вилы,
Коровье стойло, белое окно,
Дорожки из несвежего опила,
Лица неразличимое пятно.
Я здесь бывал – какой-то перекресток
Случился через бешеный провал,
Здесь жил мой друг и маленькие сестры,
Они росли, и я здесь ночевал.
Но ни тюльпанов на пол-огорода,
Ни розового домика в огнях –
Вот так и начинается свобода,
Здесь будто бы и не было меня.

*   *   *

Сургуча на печать не жалеть – пять минут
Или век удержать, непременно сомнут,
Любопытных не счесть да сокровищ не взять –
Это как Мухаммед, а в преемниках – зять.
А в наследниках света всегда полутьма,
Или – кончилась осень, настала зима,
Ходишь – зябко, лежишь – и не хочется встать,
Потому как и так далеко увидать
Можно лежа, постель – это мирный приют,
И конверт сургучом незаметно зальют.
На Песчаном – проталины, ожил родник,
Как лежит там гранит! – что страницы из книг,
Друг на дружке, пластами, везде письмена,
Будет верба цвести, оживет бузина,
Одуванчик, купавка, медунка, вьюнок,
Кот мяукнет у тропки, залает щенок,
Всюду толстый подшерсток озимой хвои –
Как я рад, что мы были, родные мои…

*   *   *

К вечеру часто скудеет словарь, будут слова просты,
На два листка похудел календарь, в небо летят листы,
И незаметно уходит снег, ночью не тянет спать,
Хочет покоя, тепла человек и ничего не менять.

Помню другую весну у плеча, и не ее одну,
Снег еще белый, а кровь горяча – горы переверну… –
Пусть уцелели вершины гор, только ушли назад,
Тяжек по зимнику шаг, командор, да ожидает сад. –

Видишь цветение белых полей, белых ветров холмы? –
Белого света ночей белей – белый огонь зимы.
Скоро распустится радуги сеть, станет глазам пестро,
Новый трубач выдувает медь, Финистово перо…

*   *   *

…Растворенная в воздухе нота
Шелестит по опавшей листве,
Переливчатой шкурке енота,
По крылу стрекозы на столе. –

Будем ветрены! – Нитку с иголкой
Убирая в скрипучий сундук,
С чувством меры, и такта, и долга –
Полюби этот замкнутый круг!

Если дерево впишется в поле
И шиповника малая власть
Этот воздух к себе приневолит –
Значит, нам не случится пропасть…

Знать, что будет, не слишком и тяжко,
Посмотри на бегущий поток,
На озимых глубокую вспашку,
На плывущий на север листок…

*   *   *

И планета кружила, и бабочки ахали,
И смола застывала то каплей, то кружевом,
И птенцы вырастали крикливыми птахами
И метались разрывами в облаке плюшевом.

Перепонки болотных кувшинок раздвоены,
Голова одуванчика крутится-вертится,
И ручей умолкает, оставив промоины,
За которые держится, падая, деревце.

Водомерка напишет мою эпитафию,
А потом убежит по дождю на свидание,
И сверчки замолчат, не создав себе мафию,
Если мафия – это всего лишь литания.

Заверни самокрутку зеленого запаха,
Оторви от коры древоточца-романтика –
Если тень вырастает с востока и запада,
Значит, бублик свернулся в подобие бантика.

Наступает зима перед каждым прощанием,
Переходим порог и скребем по завалинке.
Ты потом не забудь – загляни в завещание.
Потому что я знал и купил тебе валенки.

*   *   *

Мокрица оплетает ноготки,
Жасмин зацвел в последнюю жару,
Горох на палку навернул витки,
И гусеница лезет под кору. –
Для человека скуден огород,
Но в нем цветет и пахнет лабуда
Всех наших бедных северных щедрот –
Ромашка, одуванчик, лебеда…
Ты скажешь – несъедобны сорняки
И место им на заливном лугу,
Но мне растить картошку не с руки,
Да и полоть я травы не могу.
И не хочу. Достаточно того,
Что я живу у каждого цветка.
У жимолости более всего.
У клевера, жасмина, ноготка…

*   *   *

Если придешь в незнакомую местность,
Помни, что есть еще точки опоры –
Полупрозрачного леса телесность
И паутинки, хранящие споры.
Край никогда не бывает последним –
Кто-то живет и латает заплаты…–
Что-то приносит закинутым бреднем,
Что-то уносит… – И нет виноватых –
Всё пригождается в круговороте,
Капля и камень, шаги и приметы.
Не сожалей исчезающей плоти –
Ты, неизменное облако света…

*   *   *

Высокая гора – возлюбленная наша,
Что живопись пред ней – неловкое родство,
Всё ниже облака, и к ним идущий – старше,
И пропастью грозит пустое баловство. –
Возьми незримый мост, рисуй его на фоне
Цветущих ковылей, лишайников, снегов –
Всего, что ловит взгляд, пока живешь на склоне,
Пока твой горизонт не знает берегов,
Пока твой воздух чист, и кисть малюет лики,
И не падет гроза на позднюю листву,
И память бережет всю сладость куманики,
И не боится жизнь, что я ее сорву.

Чем ниже облака, тем больше в них покоя,
Последней полосой оплавленный гранит.
И мост на этот раз застыл во тьме рекою,
Поскольку темнота мой воздух сохранит.

*   *   *

Куда уходит полоса плывущего тумана?
Несовместимы полюса, но виден край поляны,
И каждый куст, и каждый ствол одушевлен и спрятан,
И ни к чему хранить обол в пространстве белых пятен –
Любой отрезок полотна, любой предмет на грани
Вкусил бессмертия сполна и замер меж мирами. –
И ты вплетаешься в узор, как сгусток тьмы и света,
Как узел, как старинный спор, как связь зимы и лета,
Как то пространство, что горит и полюса меняет,
Как – видите? – метеорит, который догорает…

*   *   *

На крашеной траве растаяли слезинки,
Негашеная взвесь останется у дна,
Ломается игла на крошеве пластинки,
И больше не запеть – она была одна.
Работаешь ли сам, огонь ли догорает,
Замешкает вода, а дерево не спит –
К бесстрастным небесам душа не улетает,
Поскольку не звезда, а лишь метеорит.
Не веришь облакам – спроси у листопада,
Зачем тебе судьба? – Но перемена мест
Не отменяет жизнь… И ни сумы, ни яда,
Увы, не избежать, пока не надоест
Карабкаться наверх, кататься на кометах,
Купаться в облаках и падать и летать!..
…А день настоян был на знаках и приметах,
Как тот метеорит, который не догнать…

*   *   *

В тишине редколесья последние листья опали,
Ходит берег волнами, вода отступила давно… –
Значит, скоро потоп – мы опять свое время проспали,
И истлела судьба, намотавшись на веретено…
Деревянные кони вросли в деревянные сани,
Оловянная стража расплавилась, выпало «Шут» –
Это мир показал нам свои одинокие грани
И теперь исчезает, как листья, которые жгут.
Постоим на холме – это всё, что осталось от храма… –
Это всё, что осталось от нас, остальное – зола!
И ни шагу назад! – Заклинает огнем пентаграмма…
И ни шагу вперед! – Там цунами, – такие дела…
Кто останется жив, тот уже никогда не вернется,
Только птицы по памяти будут лететь и кружить… –
Это осень, мой друг, как вода, надо мною сомкнется… –
И, как рыба в воде, попытаюсь в ней выжить и жить.

*   *   *

Есть две поры у листопада:
Одна – начальная пора,
Когда лететь – еще бравада
И восхищенная игра,
И расставанье обратимо,
И пробивается росток,
И, чьей-то милостью хранимый,
Всё дышит жизнью лепесток…
Но вот, утратив чувство меры,
Не замечая рубежа,
Забьемся в лапах у химеры,
Как лист сгорая и дрожа.
И, наблюдая поздний пламень
И лихорадочный полет,
Никто не сжалится над нами –
Всё происходит в свой черед…

Свяжи свой трепет с хлорофиллом,
Отправь за светом в небосвод,
Пока с изнанки дрозофила
Благодаря тебе живет…

*   *   *

Я нынче осенью богат! –
Хрустальной хрупкостью прозрачен
Мой тихий опустевший сад,
Ни птиц, ни листьев – всё иначе,
Всё сделано, завершено,
Перекипело, обмелело, –
Уже разбросано зерно,
А прошлогоднее истлело…
Рисунок скуп – во всем расчет
Дожить до зимнего покоя,
Но в этот сад меня влечет,
Как будто я плыву рекою –
И вот он, остров! – Се предел
Скитаний и потерь напрасных, –
Я сам не знал, чего хотел,
Но воздух осени бесстрастный
Потребовал всего огня, –
Сегодня осень у меня…

*   *   *

При безоблачном небе бывает гроза –
И не дальние сонно-глухие раскаты,
А как будто звезда, отпустив тормоза,
Рвется сквозь эту ткань и пространство куда-то.

Есть минуты прозрения – рядом с тобой
Нарушается сон исполина-Титана, –
Всё имеет предел, даже ангел с трубой,
Даже эта с небес бесконечная манна.

И опять тишина. – Слабый ветер в листах. –
Или зябко становится в жаркую пору.
И кулик и сверчок на законных местах.
И светило опять поднимается в гору.

*   *   *

Расти на потребу корням.
И веткам. И кроне. –
Бегущим оленями дням –
Отдайся погоне!

Замкни заколдованный круг –
Вернись в перелесок,
Где вырос, где старился друг.
Обманчиво резок

Любой переход из судьбы
К истоку, исходу,
Туда, где ты просто любим,
В Летейскую воду…

Подумаешь – в шкуре репей,
Проплешины, глина, –
Источник не высох – испей…

…Поспела калина…

*   *   *

Родниковой водицы причуда –
Ночевать на осенних листах –
Драгоценней не сыщет сосуда,
Чем древесный темнеющий прах.
Потому и ни шагу из леса –
Там уже снегопад, звездопад…
Изгоняем по осени беса…
А деревья по осени – спят.

*   *   *

Вечер был безмятежен и тих, бесконечен – и время,
Не имея начала, уснуло на вечной земле…
Это остров в тумане – плывущее, спящее семя,
Вместе с нами как будто просыпана соль на столе,
Еще бегают дети – не спят золотые побеги –
Босоногие, в теплой пыли, от зари до зари… –
Это нам кашеварить, в заботе о позднем ночлеге,
И просить ту, что рядом: ты просто со мной говори! –
Ни о чем – о любви – завтра буря – и время проснется! –
Мы откроем все окна – поломаны ветви в саду…
И не то чтобы жизнь в душной комнате бабочкой бьется,
Но не вьется тропа – я сюда никогда не приду.

*   *   *

Коснись рукой хвои – не той, опавшей, прелой,
И в сумраке сырой, и неживой в горсти,
А изумрудной, той, что опушает стрелы,
И путаешь «лети» с ликующим «расти»…

На каждую судьбу находится ребенок,
И нет у лодки дна, но – утлая – плывет…
И лопается звук, достигнув перепонок,
А выше – облака, а выше – небосвод…

А выше – тишина… Превыше всех созвучий…
Надежнее моста над млечною рекой. –
Сейчас начнется дождь! – И набухают тучи…
И прогремит гроза, не замутив покой…
 
Вообрази мотив, и лодку на закате,
И дерево в росе, и падающий свет…
Событие всегда равняется утрате,
И изумрудный цвет почти сошел на нет…

Но каждая игла топорщится навстречу –
Еще один укол, еще один призыв! –
Ты думаешь – уйду и дар твой не замечу? –
Ну что ты, мой росток, я лишь тобой и жив…

*   *   *

Звезды гаснут до рассвета –
Мы идем в туман. –
Милый Боже, Ты ли этот
Сочинил роман? –
Описал углы и стены,
Вывел потолок,
Но грядущей перемены
Пережить не смог! –
И теперь почти не верю
В промысел чужой,
Не оплакана потеря
Бедною душой,
И не ведает начала
Молодой росток –
Лихо время укачало,
Отмеряя срок!.. –
Наши гости на пороге,
Пули – в молоко. –
Кто там ходит по дороге,
Ждет недалеко? –
Весь задумчивый, серьезный
С головы до пят –
Вот ему еще не поздно
Повернуть назад!..
Ах вы, заячьи поляны,
Жимолости вкус –
Ни Людмилы, ни Татьяны, –
Блекнет мой искус…
Образ гаснет и мерцает,
Как свеча в ночи…
Вот истаял до конца и –
Я забыл ключи. –
Я забыл слова творенья,
Первые слова. –
Кто там ходит, чье там пенье –
«На дворе трава»…
А за домом сад и поле,
А за ним река,
Заплела Господня воля
Вязью облака.
Мир уменьшился в размерах –
Был необозрим, –
Даже в этих полумерах
Как в огне горим.

Путь заказан, день объявлен,
Сон задул свечу. –
Воздух памяти отравлен –
Зря туда хочу.
Вечность делится на части,
Как любой пирог,
Мы разыгрываем страсти,
А пирует – рок!

Гордость и предубежденье –
Путь и поводырь.
Как во всенощное бденье –
Впереди пустырь.
Чисто, чинно, одиноко,
Некуда спешить.
Только свет зари с востока,
Только крик души.

*   *   *

Кате Келлер

Вверх или вниз идешь, берегом ли, болотом –
Кочки по пояс, но – всюду вода, вода…
Где же осталась твердь? – стать эхолотом, Лотом,
Вытянуть чистый лист, не отыскать следа.
Мох укрывает всё – раны, кору и память,
Шлепает пароход, лодку качнет волна,
Можно успеть, дойти или вернуться снами, –
Замкнутое кольцо – лук и излучина.
Можно зажечь свечу и посмотреть на пламя –
Контуры вне границ, время плывет назад,
Холст заполняет мир, но остается в раме –
И уплывает в сон твой Гефсиманский сад.

Вспомнишь ли ты себя девочкою, до встречи
С миром чужих дорог, требующе мужским? –
Там, у большой воды или истока речи,
Будешь ли ты собой, на берегу реки? –
Хочешь ли ты вернуть всё, что тебе дарили,
Высыпать на песок и подождать волну? –
Шлепает пароход брызгами мелкой пыли,
Вот закачался лист, вымок, пошел ко дну…

Камешек на песке влажный и полосатый,
Рядом травинка и крылышко стрекозы, –
Девочка строит дом из камыша и мяты,
Прячет свои дары, хмурится, ждет грозы…
Кажется – протяну руку тебе навстречу
И позову к себе, в мой рябиновый дом. –
Только и я давно вырос, ушел далече…

Мальчик остался там, за кораблем-листом.

*   *   *

Пляшут бабочки без упоенья,
Карусели слепое пятно…
И стрекоз слюдяное плетенье –
Я забыл, это было давно.
Но уже приближаются снова
Поднебесных высот голоса –
Ожидает мой ангел улова,
И темнеет на взлет полоса…

*   *   *

Так байдарку несет по струне и доносится шум переката…
Галька светится, отмель чиста, в каждой капле сияние дня.
Жизнь всегда начиналась на дне, а потом убегала куда-то –
Возвращаемся в эти места, где весь мир обнимает меня.
До свидания, дни без числа, от которых на памяти пусто,
Не провал, но клубящийся серый и пыльный мешок суеты,
Еще несколько взмахов весла – и искристый песок златоуста
Нас посадит с разгона на мель, и склонятся к ладоням кусты…
Я беру тишину из воды, я беру ее вместо дыханья
Из кочевья ветров, камышей и немолчного шелеста трав…
И река заметает следы, и меняются воспоминанья,
Ни падений и ни виражей – ледоход, одиночество, сплав…

*   *   *

После потопа наступит лето,
Высохнут хляби…
Жаждет земля, допьяна согрета,
Трещин, не ряби.
Точно лицо покрывают морщины,
Складки, наросты.
И вырастают из каменной глины
Город и остров.
Новая, видно, грядет Атлантида –
После потопа, –
Так закрутила пространство Эвклида
Мудрость Эзопа,
Что описали мы море и сушу,
Как с негатива.
Эти поправки мне вытрясут душу,
Станет дождливо.
Глина плывет, заплывают окопы,
Брустверы, щели.
Вот – не узнать очертаний Европы,
Азии, мели.
Вот – на поверхности только наплывы,
Гейзеры, всхлипы.
Это пустому пространству тоскливо,
Как архетипу.

*   *   *

Вот вода с синеватым отливом,
Вот с зеленым отливом вода,
И глядят на меня сиротливо
Подорожник, полынь, череда.
Я уже не умею гордиться,
Вы уже разучились лечить –
Вот и будем смотреть и сердиться,
Что темнеет и надо включить
Свет искуственный и рукотворный,
Вытесняющий с неба луну.
…Вот отлив появляется черный –
Это я потихоньку тону…
Где от берега берег далеко,
Возникают иные цвета, –
Там крапиву сменяет осока,
Так плывет в пустоте пустота.
Надерзи мне, пока ты живая,
Нашепчи мне, пока я живой, –
Так вода по весне прибывает
И смыкается над головой.

*   *   *
 

Оторви взгляд от дерева. Посмотри
Или выше, или в траву.
Чувство меры потеряно. Изнутри
Свет пронизывает листву.
У прозрачного воздуха всех манер –
Педантично вести учет
Дуг, изгибов, окружностей, полусфер
И иллюзий, что всё течет.
И студеное зеркало на краю
Горизонта дрожит в руках
Великана, устроившего свою
Галерею на облаках.
Чаша гор обращается двойником,
Отражается, как предел,
Без которого б я, точно снежный ком,
Потерялся и улетел.
Так как холодно. Сбрасывая листву,
Увеличивая простор,
Переходим к подлинному родству,
Обнимаем вершины гор.
Путь к вершине короче пути назад
И Психея поет «прости».
Устает и бунтует лишь тело – взгляд
Продолжает тебя вести
Бесконечной дугою то вниз, то вверх,
То в себя до взрыва оков,
Точно жизнь кузнечный качала мех
Все четыреста сот веков.

*   *   *

Местных богов уже
Нет ни в одном сарае,
Омуте, гараже –
Так и живем, теряя
Грани небытия. –
Вирус демонологий
Вырос – посмертия
Нет! – Подведем итоги –
Ближе ли небеса? –
Проще ли к ним дорога? –
Тише ли голоса
Рощи, Эола, Бога? –
Данную связь времен
Выявили напрасно –
Каменный гость влюблен,
Нежность его опасна:
Так же миры крушит,
Как утоляет голод –
Пламенно, от души!.. –
Нас обучал Лойола
Вере, любви, мечтам,
Правильному раскладу,
Тяге к кострам, крестам –
Иммунитету к яду!..
…А на зубах песок –
Мелкий, речной, прохладный, –
Слаще вода, чем сок,
Жажду утешь – и ладно.
В омуте ни одной
Мавки, в лесу – дриады,
Леший и водяной
Дышат на мох и ладан. –
Глупое баловство –
Сиюминутный морок –
Позднее волшебство –
Память о тех, кто дорог.

*   *   *

Изнуряющая жара – бесполезная – дар напрасный… –
А казалась еще вчера жизнь прекрасной, а дева – страстной! –
Шевелиться, бежать вдогон, уговаривать – не по силам,
Я сегодня – как в руку сон – абсолютно неторопливый!
Призываю любой сквозняк, принимаю, не дрогнув, бурю! –
Тот, кто прежде кричал «огня!», не прощает жары июлю! –
Не вращается колесо – ось задумалась, заржавела… –
Гея сплюснута, что яйцо – было всмятку, да пригорело!
На пригреве сухая ость, земляника была – иссохла…
И в лесу я – незваный гость, хвост облез или кошка сдохла…
Интерес у меня один – как у прочих – дожить до влаги,
Все мы в небо с тоской глядим, как пиит на клочок бумаги…
На изнанке – потоки звезд, ночь растаяла сном в тумане,
Лето вызрело в полный рост – значит, надо готовить сани,
Уходить по росе в зарю – пусть дорога тебе знакома,
Мимо августа – к сентябрю, к октябрю – пока спят все дома…

*   *   *

На ладонях моих пустоцвет,
То есть то, чего не было, нет
И не будет в назначенный срок. –
Он нарушил законы – и Бог
Покарал. Покарал. Покарал…
И уже не цветок – минерал
Из ладоней кричит мне в лицо:
«Где же ветер с горячей пыльцой? –
Я бы плод завязал и ожил…»
…Милый камень, ты тоже любил.

*   *   *

В лесу часты заброшенные тропы,
Одна – наверх, где баня и родник,
Шумят деревьев падающих стропы,
А он раздвинул камни – и возник! –
И дарит воду. Баня вся замшела,
Состарилась в избушку лешака
И пробует распасться то и дело,
Пульсируя, что жилка у виска
При расставании… Подумаешь, отрада –
Согнувшись в три погибели, бочком,
Выпаривать дух городского ада
И в бочажке истаивать ничком!
Затем спускаться меж кедровых дланей
К поляне у шиповника, ольхи –
Всего лишь мир исполненных желаний,
В источнике отмытые грехи…

*   *   *

В разноголосице девического хора…

На наволочке снежного покрова,
Когда не поле, некуда прилечь –
То дерева, что воинство Христово,
Не то ветров воинственная речь,
Крутые склоны обнаженной раной
Касаются небесных простыней,
Сражая безупречностью изъяна
И очерком недремлющих камней.
Да полно спать! – Привычная прохлада
Сменяет непривычную жару.
Мы тоже дети яблочного сада,
Но выросли на северном ветру
И любим снег. Окутаны вершины
Туманом, облаками, белизной. –
Так на Урале дремлют исполины,
Пока их не разбудит новый Ной.

*   *   *

Перебежит ли дорогу барсук,
Хлопнет ли крыльями тетерев в чаще –
Ты всё равно обернешься на звук,
Если ты тоже еще настоящий.
Если смешная помеха – мошк;,
Лужи по пояс и вечные хляби,
Точно лисица несла петушка
Да спотыкалась на каменной ряби! –
И возникали от птичьих когтей
Борозды, шрамы, следы, перекрестья. –
Север не жалует праздных гостей
И не любезен на сплетни и вести. –
Разве сорока стрекочет вдали,
Цокает белка да фыркнет лисица,
Так и касаемся влажной земли –
Зверь ли ночной, перелетная птица…

*   *   *

Полдень сверкает на грани, за гранью.
Хочешь назвать это выдумкой, данью
Русскому слову, языческим звукам? –
Не поддается сплетенье наукам. –
Образы, формулы, именованья,
Переживания, воспоминанья,
И ожидания – как пережить? –

Только кружить.

Не над словами – над прошлым и здешним,
Сеточкой между холодным и вешним,
Обозначением, определеньем,
Солнечным, сказочным щучьим веленьем…

Полночь сомкнулась, я помню касанье,
Там, где кругами идет мирозданье,
Тонешь, как капля в молочном тумане,
Именования – буря в стакане,
Точки на точке, звучат молоточки,
Точно на деснах растут бугорочки,
Трогаешь – дергает, ноет, не спится,
Щука зевает, пора веселиться…