ей

Ленинград. Сорок первый.
Покой растревожили крики.
То ли кажется мне,
То ли ты позабыла слова…
Ты, наверно, как все
Так же искренне видела блики
И побуду как все
Так же рьяно и страстно ждала.

Ленинград. Сорок первый.
Тебе ведь всего девятнадцать,
Твоя молодость пала на годы жестокой войны,
Только ты до сих пор
Продолжаешь любить и смеяться,
И ночами по-прежнему видишь чудесные сны.

Сыро, мрачно и толпы народа повсюду.
Груды трупов…
Война охладила сердца.
Может быть, ты раскроешь мне тайну
И скажешь, быть может, откуда?
Находились резервы дышать и идти до конца.
И теряя друзей и любимых, и тех, кто был рядом,
Кто краюшкою хлеба делился и каплею талой воды,
Не сдавалась страна, оказавшись почти в стенах ада,
Не теряла, омытою кровью сынов, красоты.
Не сдавался народ,
Не купился на хлеб и поблажки!
Гордо выстоял, выжил
И вырвал победу как зверь!
И я знаю, что ты точно скажешь:
«Тогда…было страшно».
На дыхании смерти…
И так девятьсот страшных дней…
На дыхании смерти…
Средь запаха крови и пота…
Ты прости, обращаюсь к тебе, что на «ты».
Мне обнять тебя, сильная женщина,
Очень охото. Благодарность воздать
За свободу, за мир, за мечты,
За улыбку и смех,
За желание жить и работать,
И за мирное небо, за солнце, за сладкий покой.
Очень хочется мне,
Чтоб война не ждала у порога
И ценилась победа,
Омытая кровью людской.

А пока…
Там, над пропастью тают пусть яркие звезды,
Пусть врываются реки в пустыни,
Бушуют пусть дико моря,
Пусть рассветы рождаются
С каждым днем все красивей,
Пусть цветет с каждым днем,
Расцветая лишь наша земля.