МИРЫ...

Новелла 
"МИР МАРТЫ"

   Так случилось, что в марте на свет появилась Марта, а её мамы не стало, она умерла при родах от обширного кровотечения. Марту все очень любили и жалели, но смотрели всегда на неё как-то по-особенному - не просто в глаза, а так, как будто в чём-то её обвиняли, и сами же этого стеснялись.
Когда она подросла, то постепенно стала понимать природу этих взглядов, и желание часто общаться с людьми, даже очень хорошими, у неё так же постепенно пропало.
Но такой уход от дружеского общения совсем не тяготил её. Возможно потому, что она была какой-то особенной девочкой, и с ней происходило необыкновенное чудо, но люди об этом не догадывались.
Оно, это чудо, наверное, происходило с ней и в самом раннем детском возрасте, но она уже не могла это вспомнить.
   К тринадцати годам Марта заметно подросла, расцвела и превратилась в очаровательную девушку. Она теперь очень напоминала своим обликом грациозную молодую лошадку на длинных точёных ножках, особенно, когда завязывала в тяжёлый жгут свои роскошные каштановые волосы.
Чудо происходило с ней всякий раз, когда она входила в комнату матери. Там, с того самого памятного дня  их «рождения и смерти», всё так и оставалось на своих местах: шкатулочки с украшениями, флакончики с духами, красивые сумочки, книги, картины, пластинки.
В платяном шкафу, в слегка запылившихся чехлах, висели нарядные мамины платья, под ними стояли изящные туфельки. На верхней полке в высоких коробках спали шляпки, перчатки и шарфики, там же Марта нашла красивый театральный веер и маленький зонтик.
Когда дома никого не было, Марта одним только движением головы распускала свои длинные шелковистые волосы и входила в волшебную мамину комнату.
Она открывала дверцу шкафа и снимала с вешалки красивое платье, обязательно с пышной юбочкой. С загадочной улыбкой она поворачивалась лицом к старому зеркалу и долго примеряла платье, внимательно вглядываясь в своё отражение в зеркале.
Потом Марта подбирала к платью замшевые туфельки, иногда брала шляпку и перчатки. Но больше всего ей нравилось доставать с полки лёгкий складной японский зонтик от солнца, с резной бамбуковой ручкой, украшенной тонкой атласной ленточкой...
   И вот, когда Марта стояла в полном облачении, оставалось совсем немного: осторожно нажать на маленькую, едва заметную кнопочку, спрятанную на ручке под атласной лентой, чтобы зонтик открылся.
И тогда происходило чудо: стены маминой комнаты вдруг куда-то исчезали, они словно растворялись, открывая перед ней великолепную, прямо на глазах ожившую картину удивительной, необыкновенной природы.
Марта обычно смело переступала эту невидимую границу реального и нереального мира. Она точно знала - там ей будет спокойно и хорошо. Вот сейчас она сделает шаг и… сразу же зазвучит прекрасная мелодия.
Слышите, это играет рояль, а вот это - скрипка, именно она сейчас ведёт заглавную партию в этой сказочной мелодии любви, слегка подрагивают под волшебным смычком её струны, и вот уже божественные звуки музыки заполняют всё пространство…
Ах, как же прекрасно играл эту мелодию скрипач в фильме «Гранатовый браслет».
Марта смотрела его много раз, чтобы ещё и ещё раз услышать эту волшебную скрипку. Она узнала, что это был любимый фильм её мамы, когда нашла в маленьком блокнотике для стихов всего  четыре строчки:

«Любовь. Трагедия  и  тайна. Прекраснее на свете  нет. И  жизнь, и смерть её печальна. Куприн, «Гранатовый  браслет».

Марта сразу же прочитала этот рассказ Куприна, но, только посмотрев фильм, смогла понять всю глубину этого удивительного, неповторимого чувства, именно там она впервые услышала настоящий, живой голос поющей о любви скрипки!
Здесь, в этом чудесном и необыкновенном месте, прямо у неё на глазах оживали великолепные живописные холсты и картины.
Они легко превращались в сказочные природные ландшафты: луга с высокими, сочными, изумрудными травами или бескрайние поля с необыкновенными серебристо-белыми цветами.
Марта назвала их Снежными. Тонкие, длинные и хрупкие  лепестки их будто были сотканы из прозрачных льдинок и, едва видимых, нежных, ажурных снежинок. Марта осторожно касалась их своими пальцами, и прямо из снежинок начинала звучать тихая, волшебная музыка - Музыка цветов, которую  можно было услышать только необыкновенно чистой душой и очень любящим сердцем. Марта теперь точно знала - это был тот самый мир Любви и Гармонии, мир Духовного совершенства и Красоты, созданный самим Богом, только для ангельских, кристально чистых душ.
 «Все люди могли бы жить в этом мире…»,-  подумала Марта, всматриваясь в сияющее серебристым светом зеркальное отражение, и с замиранием сердца в последний раз открыла чудесный зонтик...
Это был день её совершеннолетия.


***
Новелла
"МИР СИНЕКРЫЛЫХ"

А знаешь, мне кажется, я была  птицей…

-  Скорей стрекозой, егозой, это точно!
-  Или цветком, в который нельзя не влюбиться…
-  А может лошадкой? Сидишь в седле очень прочно!

Знаешь, мне кажется, я была птицей…

- Поёшь ты обычно, не то чтобы очень.
- И самолёты не любишь, помнишь, до Ниццы?
- Птицы поют и летают легко, между прочим…

Мне кажется, я была птицей…

- В сад тут синичка одна по утрам прилетает.
- Кружит, щебечет, потом так тихонько садится.
- Кажется, будто она меня знает…

Да... я была синей птицей!

И однажды ей подрезали крылья…
Стала Любви твоей самой преданной жрицей…
Но выросли крылья, и вот улетаю я…

   Ему очень нравилось смотреть, как она улетает, высоко, очень высоко. Иногда он боялся, что она уже больше никогда не возвратится к нему, и тогда он нежно касался её спины руками именно там, где должны были расти крылья. В эти мгновения она чувствовала прикосновение его рук и возвращалась к нему.
И всегда у неё было особенное, неповторимое ощущение – прикосновения рук человека к пёрышкам птицы, как будто нежно-нежно проводят пальцами по мягкому оперению невидимых или уже несуществующих крыльев. А ведь они должны были быть просто волшебными, её лёгкие крылышки...
   Она очень любила птиц и часто наблюдала за ними в лесу, в парке.
Интересно, к какому же виду птиц принадлежат такие особенные создания?
Она видела этих птиц и раньше, когда ещё не умела летать так высоко. Они, эти странные птицы, казались ей немного меньше голубей и горлиц, только вот их голова была круглой и большой, а глаза такими добрыми, кроткими...
И всё-таки окрас их перьев поражал своей необычностью больше всего: матовый, кофейно-шоколадный, такой густой и насыщенный, с сияющими и переливающимися ярко-бирюзовыми подкрылками…
Она тогда так и не услышала их голоса, они не пели и даже не отвечали на громкие крики ворон и надоедливый «стрёкот» сорок, настойчиво пытавшихся прогнать этих красивых птиц с деревьев.
Ей очень понравилось, что они не улетали. Смелые птицы! Они не боялись глупых кричащих ворон и сорок, а просто сидели и спокойно наблюдали за этим птичьим базаром.
А она всё это время внимательно наблюдала за ними до тех пор, пока они
внезапно не исчезли,- буквально испарились, как будто бесследно растворились в синеве небес...

   Она любила ещё немного подремать и понежиться в постели, когда возвращалась к нему из своего полёта.
Ей снились яркие и чудесные сны, в них переплетались события земной и какой-то совсем нереальной жизни, которая точно была там, в другом измерении, куда она так любила улетать без него.
Он пока ещё не научился охранять её сон, он только-только начинал познавать сложный язык общения с ней, хотя всегда полагал, что знает её очень хорошо и так давно,- большую часть своей жизни.
Иногда он мог нечаянно разбудить её неловким движением своих сильных рук, или громким вздохом. На этот раз он просто решил пошутить и разбудить её нежно прикасаясь ко лбу, носу, подбородку какой-то очень мягкой кисточкой или бахромой.
Она проснулась, медленно открыла глаза, ласково улыбнулась ему и увидела, что на его открытой ладони лежит маленькое коричневое пёрышко с едва заметным бирюзовым пятнышком…

   Пару дней назад они увидели эту птицу в зоопарке. Бедняжка сидела совсем одна в вольере с сороками.
Когда она протянула к ней руку сквозь прутья ограждения, птица приблизилась и осторожно вытащила шёлковую ниточку из её перчатки...
   Он едва успел снять это на камеру...

***

Где ты прячешься, синекрылая,
ясноглазая, одинокая?

Улечу с тобой в те края-моря,
где жила Любовь, где любила я.