Переводы сонетов Шекспира с 11 по 20й

Автор будет признателен, если найдёте возможность оценить переводы сонетов. Чей перевод каждого сонета понравился больше. Например 11м будет означать Маршака, 11с - мой. Заранее благодарен.
11
     As fast as thou shalt wane, so fast thou grow'st
     In one of thine, from that which thou departest,
     And that fresh blood which youngly thou bestow'st
     Thou mayst call thine, when thou from youth convertest:
     Herein lives wisdom, beauty, and increase,
     Without this, folly, age, and cold decay:
     If all were minded so, the times should cease,
     And threescore year would make the world away.
     Let those whom Nature hath not made for store,
     Harsh, featureless, and rude, barrenly perish:
     Look whom she best endowed she gave the more;
     Which bounteous gift thou shouldst in bounty cherish:
     She carved thee for her seal, and meant thereby,
     Thou shouldst print more, not let that copy die.


     По мере того, как ты будешь приходить в упадок, так же быстро ты будешь
расцветать
     в одном из твоих детей, из того, что отделишь от cебя,
     и ту свежая кровь, которую ты, будучи молодым, подаришь,
     ты сможешь назвать своей, когда утратишь молодость.
     В этом -- мудрость, красота и рост;
     без этого -- безрассудство, старость и холодное увядание.
     Если бы все думали так, как ты, времена прекратились бы,
     и за три двадцатилетия* мир исчез бы.
     Пусть те, кого Природа создала не для того, чтобы сохранять, --
     неотесанные, уродливые, грубые, -- погибнут бесплодными;
     но кого она наделила лучше всего, тем она дала больше**,
     и этот обильный дар ты должен заботливо приумножать.
     Она изваяла тебя как свою печать, и имела в виду,
     чтобы ты произвел больше оттисков, а не дал погибнуть этому образцу.
     ----------
     * Т.е. за человеческий век.
     ** В оригинале -- трудное для  истолкования место. Возможное прочтение:
"...всем, кого  Природа  наделила лучше всего,  она  дарит  и больше  шансов
оставить потомство". По  другой версии,  "the" в строке 11 следует  понимать
как "thee"; в таком случае вся строка означает: "кого бы и как бы природа ни
одарила, тебе она дала больше".
Пока ты вянешь, расцветает сын,
В нём часть твоя становится сильнее,
А кровь спешит, как водопад с вершин ,
Ты вправе называть её своею.

В отцовстве мудрость, красота и рост,
Безбрачие - мороз и запустенье.
Будь все, как ты, ушли бы  на погост
Все люди мира за три поколенья.

Пусть те, кого  природа  создала
Бесцветными  погибнут от бесплодья,
А те, кому обильный дар дала
Наследникам передадут угодья.

Она тебя ваяла, как печать,
Чтоб образ твой в потомках повторять.

Маршак
Мы вянем быстро - так же, как растем.
Растем в потомках, в новом урожае.
Избыток сил в наследнике твоем
Считай своим, с годами остывая.

Вот мудрости и красоты закон.
А без него царили бы на свете
Безумье, старость до конца врем?н
И мир исчез бы в шесть десятилетий.

Пусть тот, кто жизни и земле не мил, -
Безликий, грубый, - гибнет невозвратно.
А ты дары такие получил,
Что возвратить их можешь многократно.

Ты вырезан искусно, как печать,
Чтобы векам свой оттиск передать.


12
     When I do count the clock that tells the time,
     And see the brave day sunk in hideous night,
     When I behold the violet past prime,
     And sable curls all silvered o'er with white,
     When lofty trees I see barren of leaves,
     Which erst from heat did canopy the herd,
     And summer's green all girded up in sheaves
     Borne on the bier with white and bristly beard:
     Then of thy beauty do I question make
     That thou among the wastes of time must go,
     Since sweets and beauties do themselves forsake,
     And die as fast as they see others grow,
     And nothing 'gainst Time's scythe can make defence
     Save breed to brave him when he takes thee hence.


     Когда я считаю удары часов, сообщающих время,
     и вижу, как прекрасный день погружается в отвратительную ночь;
     когда я смотрю на отцветающую фиалку
     и на соболиные кудри, сплошь посеребренные сединой;
     когда я вижу голыми, без листвы, величественные деревья,
     прежде укрывавшие от жары стадо,
     и зелень лета, всю увязанную в снопы,
     которые везут на дрогах, с белой колючей бородой;
     тогда я задаюсь вопросом о твоей красоте,
     понимая, что  ты  должен  исчезнуть  вместе  со  всем,  что  уничтожено
временем,
     поскольку все прелести и красоты пренебрегают собой
     и умирают, как только видят, что подрастают другие,
     и ничто от серпа Времени не может защитить,
     кроме  потомства, которое  бросит  ему  вызов,  когда оно заберет  тебя
отсюда.

Смотрю, как стрелки счёт ведут мгновеньям,
Сиянье дня ночь гасит темнотой,
Фиалка вянет, кудри поколенья,
Свой чёрный цвет укрыли сединой;

С деревьев листья падают под ноги,
Они стада спасали в летний зной,
Дары полей на дрогах по дроге,
Везут в снопах с небритой бородой.

Смотрю на это, ясно понимая,
Что всем идти в свой час за ними вслед,
Ведь  время не щадит, опустошая,
И хрупкой красоте защиты нет.

Поспорить с ним способны лишь потомки,
Когда тебя смерть заберёт в потёмки.

Маршак

Когда часы мне говорят, что свет
Потонет скоро в грозной тьме ночной,
Когда фиалки вянет нежный цвет
И темный локон блещет сединой,

Когда листва несется вдоль дорог,
В полдневный зной хранившая стада,
И нам кивает с погребальных дрог
Седых снопов густая борода, -

Я думаю о красоте твоей,
О том, что ей придется отцвести,
Как всем цветам лесов, лугов, полей,
Где новое готовится расти.

Но если смерти серп неумолим,
Оставь потомков, чтобы спорить с ним!
13
     O that you were your self! but, love, you are
     No longer yours than you yourself here live;
     Against this coming end you should prepare,
     And your sweet semblance to some other give:
     So should that beauty which you hold in lease
     Find no determination; then you were
     Your self again after yourself's decease,
     When your sweet issue your sweet form should bear.
     Who lets so fair a house fall to decay,
     Which husbandry in honour might uphold
     Against the stormy gusts of winter's day
     And barren rage of death's eternal cold?
     O, none but unthrifts: dear my love, you know
     You had a father, let your son say so.

     О, пусть бы ты принадлежал себе*! но, любовь моя, ты
     не дольше будешь принадлежать себе,  чем  ты сам живешь на  этом  свете
[здесь].
     К неминуемому концу ты должен готовиться
     и свой милый образ подарить кому-то другому,
     чтобы красота, которую ты получил в аренду,
     не имела окончания; тогда ты стал бы
     принадлежать себе снова после своей смерти,
     когда твой милый отпрыск воплотит твой милый облик.
     Кто позволит такому прекрасному дому прийти в упадок,
     когда бережный уход мог бы достойно поддержать его
     вопреки бурным ветрам зимнего дня
     и опустошительному наступлению вечного холода смерти?
     О, никто как моты! возлюбленный мой, помни:
     у тебя был отец; пусть твой сын скажет то же.
     ---------
• Другое возможное толкование: "пусть бы ты оставался собой".

Мой милый друг, ты сам себе не барин -
Никто не выбирает смерти срок,
Готовым  будь к концу пока  хозяин,
Дари себя, как пчёлке мёд цветок.

В аренду  взяв красу, не будь беспечным,
Заботиться о ней не забывай,
Чтоб облик твой жил после смерти вечно
Наследникам его передавай

Кто дом позволит привести в упадок,
Когда с годами мог бы обновлять,
Ухаживать, поддерживать порядок,
И холод смерти в двери не пускать?

Один лишь мот! Ступай тропой отца –
Себе на смену сотвори юнца.

Маршак
Не изменяйся, будь самим собой.
Ты можешь быть собой, пока живешь.
Когда же смерть разрушит образ твой,
Пусть будет кто-то на тебя похож.

Тебе природой красота дана
На очень краткий срок, и потому
Пускай по праву перейдет она
К наследнику прямому твоему.

В заботливых руках прекрасный дом
Не дрогнет перед натиском зимы,
И никогда не воцарится в нем
Дыханье смерти, холода и тьмы.

О, пусть, когда настанет твой конец,
Звучат слова: "Был у меня отец!"


14
     Not from the stars do I my judgment pluck,
     And yet methinks I have astronomy,
     But not to tell of good or evil luck,
     Of plagues, of dearths, or seasons' quality;
     Nor can I fortune to brief minutes tell,
     Pointing to each his thunder, rain and wind,
     Or say with princes if it shall go well
     By oft predict that I in heaven find:
     But from thine eyes my knowledge I derive,
     And, constant stars, in them I read such art
     As truth and beauty shall together thrive
     If from thy self to store thou wouldst convert:
     Or else of thee this I prognosticate,
     Thy end is truth's and beauty's doom and date.


     Свои суждения я не собираю со звезд,
     и все же, полагаю, я владею астрономией,
     но не так, чтобы предсказывать удачу или неудачу,
     чуму, голод, или то, какими будут времена года;
     также не умею я делать предсказаний на краткие моменты времени,
     каждому указывая [его] град, дождь или ветер,
     или говорить, хорошо ли пойдут дела у государей,
     по знаменьям*, которые я нахожу в небе.
     Но я свое знание вывожу из твоих глаз,
     и в этих неизменных звездах я читаю ту премудрость,
     что правда** и красота будут вместе процветать,
     если ты отвлечешься от себя и обратишься к сохранению своей красоты;
     иначе вот что я тебе предсказываю:
     твой конец будет для правды и красоты роковым пределом.
     ---------
     * "by oft predict" --  трудная  для перевода фраза,  в  которой наречие
"oft" (часто) употреблено как прилагательное, а "predict" (предсказывать) --
как существительное.
     ** Здесь  и во  многих случаях  далее  слово  "truth"  применительно  к
адресату сонетов употребляется в широком смысле положительного нравственного
начала  и  может интерепретироваться  не только как "правда",  "истина",  но
также как "совершенство", "добродетель", "постоянство", "верность".

Созвездия мне тайн не доверяют,
Но всё же с астрономией знаком,
Не так, как те, кто по ночам гадают,
И мор, и войны чувствуя нутром;

Не опишу судьбу отцам и детям,
События за час не предскажу,
Не увяжу с мгновеньем дождь и ветер,
Знамением царям не угожу.

Твои глаза мне заменяют звёзды,
Могу и днём и ночью предсказать:
Свой образ передай, пока не поздно,
С ним  совершенство будет  процветать.

А если будешь поступать иначе –
О красоте и правде мир заплачет.

Маршак
Я не по звездам о судьбе гадаю,
И астрономия не скажет мне,
Какие звезды в небе к урожаю,
К чуме, пожару, голоду, войне.

Не знаю я, ненастье иль погоду
Сулит зимой и летом календарь,
И не могу судить по небосводу,
Какой счастливей будет государь.

Но вижу я в твоих глазах предвестье,
По неизменным звездам узнаю,
Что правда с красотой пребудут вместе,
Когда продлишь в потомках жизнь свою.

А если нет - под гробовой плитою
Исчезнет правда вместе с красотою.
15
     When I consider every thing that grows
     Holds in perfection but a little moment,
     That this huge stage presenteth nought but shows
     Whereon the stars in secret influence comment;
     When I perceive that men as plants increase,
     Cheer d and checked even by the selfsame sky,
     Vaunt in their youthful sap, at height decrease,
     And wear their brave state out of memory:
     Then the conceit of this inconstant stay
     Sets you most rich in youth before my sight,
     Where wasteful Time debateth with Decay
     To change your day of youth to sullied night,
     And all in war with Time for love of you,
     As he takes from you, I ingraft you new.


     Когда я думаю о том, что все, что произрастает,
     остается совершенным только краткий миг;
     что эта огромная сцена представляет не что иное как спектакли,
     которые, тайно влияяя, толкуют звезды;
     когда я постигаю, что рост людей, как растений,
     поощряет и останавливает то же самое небо:
     все они тщеславны  в своем молодом соку, в высшей  точке начинается  их
упадок,
     и затем их расцвет изглаживается из памяти;
     тогда мысль об этом непостоянном пребывании в мире
     делает тебя самым богатым молодостью в моих глазах,
     на которых разрушительное Время спорит с Увяданием,
     стремясь превратить день твоей молодости в мрачную ночь,
     и в решительной войне с Временем, ради любви к тебе,
     то, что оно будет отбирать у тебя, я буду прививать тебе снова.

Всё то, что на земле произрастает,
В миг совершенства прекращает рост.
Мир- только сцена,  жизнь спектакль играет,
Им тайно управляет сговор звёзд.

Когда постиг я жизнь земных растений,
Узнал от звёзд зависимость людей,
То понял:  слава - несколько мгновений,
Потом забвенье,  даже для царей.

Ты счастлив, занят самолюбованьем,
Расцветом сил и красоты богат,
Но время не промедлит с увяданьем,
Весёлый полдень превратит в закат.

Любя тебя, придти на помощь рад,
В сонетах время  поверну  назад.

Маршак
Когда подумаю, что миг единый
От увяданья отделяет рост,
Что этот мир - подмостки, где картины
Сменяются под волхвованье звезд,

Что нас, как всходы нежные растений,
Растят и губят те же небеса,
Что смолоду в нас бродит сок весенний,
Но вянет наша сила и краса, -

О, как я дорожу твоей весною,
Твоей прекрасной юностью в цвету.
А время на тебя идет войною
И день твой ясный гонит в темноту.

Но пусть мой стих, как острый нож садовый,
Твой век возобновит прививкой новой.
16
     But wherefore do not you a mightier way
     Make war upon this bloody tyrant Time,
     And fortify yourself in your decay
     With means more bless d than my barren rhyme?
     Now stand you on the top of happy hours,
     And many maiden gardens, yet unset,
     With virtuous wish would bear your living flowers,
     Much liker than your painted counterfeit:
     So should the lines of life that life repair
     Which this time's pencil or my pupil pen
     Neither in inward worth nor outward fair
     Can make you live yourself in eyes of men:
     To give away yourself keeps yourself still,
     And you must live drawn by your own sweet skill.

     Но почему ты более действенным [могучим] способом
     не поведешь войну против этого кровавого тирана, Времени,
     и не укрепишь себя против увядания
     средствами более благословенными, чем мои бесплодные стихи?
     Сейчас ты на вершине счастливых часов,
     и много девственных садов, еще незасаженных,
     с благочестивой охотой восприяли бы твои живые цветы,
     гораздо более похожие на тебя, чем твое рисованное подобие.
     Так и должны линии жизни* обновлять твою жизнь,
     ведь ни кисть этого времени**, ни мое ученическое перо,
     не способные  передать ни  твоего внутреннего  достоинства, ни  внешней
красоты,
     не могут сделать так, чтобы ты сам жил в глазах людей.
     Отдавая себя, ты сохранишь себя,
     и так ты должен жить, запечатленный собственным милым мастерством.
     ---------
     *  Трудное  для  понимания  место,  допускающее  различные  толкования.
Возможно,  имеются в виду черты детей, потворяющие и  "обновляющие" (repair)
красоту отца.
     ** Возможно, здесь имеется в виду современный Шекспиру стиль портретной
живописи.

Ну, почему ты сам не рвёшься в бой,
И не накажешь время за грехи,
Не защищаешь молодость собой,
Надёжнее, чем все  мои стихи.

Сегодня ты хозяин, господин,
Вокруг сады  забот и ласк хотят,
Возделай их, они верней картин,
В своих цветах твой облик воплотят.

Пока силён, так жизнь свою устрой,
Чтоб люди, без пера и без кистей,
Узнали, что ты телом и душой,
Прекрасен  был  в дни юности своей.

Даря себя, ты сохранишь в другом,
Свой  лик и дух  любовным мастерством.

 Маршак
Но если время нам грозит осадой,
То почему в расцвете сил своих
Не защитишь ты молодость оградой
Надежнее, чем мой бесплодный стих?

Вершины ты достиг пути земного,
И столько юных девственных сердец
Твой нежный облик повторить готовы,
Как не повторит кисть или резец.

Так жизнь исправит вс?, что изувечит.
И если ты любви себя отдашь,
Она тебя верней увековечит,
Чем этот беглый, хрупкий карандаш.

Отдав себя, ты сохранишь навеки
Себя в созданье новом - в человеке.
17
     Who will believe my verse in time to come
     If it were filled with your most high deserts?
     Though yet, heaven knows, it is but as a tomb
     Which hides your life, and shows not half your parts.
     If I could write the beauty of your eyes,
     And in fresh numbers number all your graces,
     The age to come would say, `This poet lies;
     Such heavenly touches ne'er touched earthly faces.'
     So should my papers (yellowed with their age)
     Be scorned, like old men of less truth than tongue,
     And your true rights be termed a poet's rage
     And stretch d metre of an  ntique song:
     But were some child of yours alive that time,
     You should live twice, in it and in my rhyme.

     Кто поверит моим стихам в грядущие времена,
     если они будут наполнены твоими высшими достоинствами,
     хотя, видит небо, они всего лишь гробница,
     которая скрывает твою жизнь и не показывает и половины твоих качеств?
     Если бы я мог описать красоту твоих глаз
     и в новых стихах перечислить все твои прелести,
     грядущий век сказал бы: "Этот поэт лжет:
     такими небесными чертами никогда не бывали очерчены земные лица".
     Поэтому мои рукописи, пожелтевшие от времени,
     были бы презираемы, как старики, менее правдивые, чем болтливые,
     и  то,  что   тебе  причитается  по  праву,  назвали  бы   необузданным
воображением поэта
     или пышным слогом античной песни;
     однако, будь в то время жив твой ребенок,
     ты жил бы вдвойне: в нем и в этих стихах.

Не будет веры ни одной странице
О жизни и достоинствах твоих,
Покажет время, что для них гробница,
Любой тебе хвалу поющий стих.

            Боюсь, что если я смогу решиться
Твоим лицом украсить свой сонет,
Потомок, не поверив, возмутится:
«Таких  красивых не было, и нет.»

Листая пожелтевшие страницы.
Небрежно скажет: каждый автор лжёт
Описывая ангельские лица,
Он  нам их за земные выдаёт.

А сохранишь в потомках образ свой.
Мир убедим гарантией двойной.

 Маршак
Как мне уверить в доблестях твоих
Тех, до кого дойдет моя страница?
Но знает Бог, что этот скромный стих
Сказать не может больше, чем гробница.

Попробуй я оставить твой портрет,
Изобразить стихами взор чудесный, -
Потомок только скажет: "Лжет поэт,
Придав лицу земному свет небесный!"

И этот старый, пожелтевший лист
Отвергнет он, как болтуна седого,
Сказав небрежно: "Старый плут речист,
Да правды нет в его речах ни слова!"

Но, доживи твой сын до этих дней,
Ты жил бы в нем, как и в строфе моей.



18
     Shall I compare thee to a summer's day?
     Thou art more lovely and more temperate:
     Rough winds do shake the darling buds of May,
     And summer's lease hath all too short a date;
     Sometime too hot the eye of heaven shines,
     And often is his gold complexion dimmed;
     And every fair from fair sometime declines,
     By chance or nature's changing course untrimmed:
     But thy eternal summer shall not fade,
     Nor lose possession of that fair thou ow'st,
     Nor shall Death brag thou wand'rest in his shade,
     When in eternal lines to time thou grow'st.
     So long as men can breathe or eyes can see,
     So long lives this, and this gives life to thee.

     Сравнить ли мне тебя с летним днем?
     Ты красивее и мягче [более умерен]:
     прелестные майские бутоны сотрясаются бурными ветрами,
     а [арендный] срок лета слишком краток;
     порой слишком горячо сияет небесный глаз,
     а часто его золотой цвет затуманен,
     и все прекрасное порой перестает быть прекрасным,
     лишается своей отделки в силу случая или изменчивости природы;
     но твое вечное лето не потускнеет
     и не утратит владения красотой, которая тебе принадлежит*,
     и Смерть не будет хвастать, что ты блуждаешь в ее тени,
     когда в вечных строках ты будешь расти с временем.
     Пока люди дышат и глаза видят,
     до тех пор будет жить это  мое произведение, и оно будет  давать  жизнь
тебе.
     ---------
     * В оригинале -- "thou ow'st"; по  мнению исследователей, глагол  "owe"
здесь следует читать как "own" (владеть, обладать).

Ну, как тебя мне с летним днём сравнить?
Ты ласков, добр, умерен, полон света,
Легко морозом первый цвет сгубить,
Капризно переменчивое лето.

То слишком жарко светит в небе глаз,
То прячет блеск за налетевшей  за тучей,
Прекрасное  живёт короткий час,
Частенько даже юных губит случай.

Твоя краса векам принадлежит,
Ты вечен, твоё лето не стареет,
Во мраке  смерти скрыться не спешит,
В моих сонетах  год за годом  зреет.


Покуда  люди дышат и читают,
Мои стихи и ты, жить продолжают.

Маршак
Сравню ли с летним днем твои черты?
Но ты милей, умеренней и краше.
Ломает буря майские цветы,
И так недолговечно лето наше!

То нам слепит глаза небесный глаз,
То светлый лик скрывает непогода.
Ласкает, нежит и терзает нас
Своей случайной прихотью природа.

А у тебя не убывает день,
Не увядает солнечное лето.
И смертная тебя не скроет тень -
Ты будешь вечно жить в строках поэта.

Среди живых ты будешь до тех пор,
Доколе дышит грудь и видит взор.
19
   Devouring Time, blunt thou the lion's paws,
     And make the earth devour her own sweet brood;
     Pluck the keen teeth from the fierce tiger's jaws,
     And burn the long-lived phoenix in her blood;
     Make glad and sorry seasons as thou fleet'st,
     And do whate'er thou wilt, swift-footed Time,
     To the wide world and all her fading sweets;
     But I forbid thee one most heinous crime:
     O, carve not with thy hours my love's fair brow,
     Nor draw no lines there with thine  ntique pen;
     Him in thy course untainted do allow
     For beauty's pattern to succeeding men.
     Yet, do thy worst, old Time: despite thy wrong,
     My love shall in my verse ever live young.


     Всепожирающее Время! Затупи когти [лапы] льва,
     и заставь землю поглотить ее собственный драгоценный приплод;
     вырви острые зубы из пасти свирепого тигра,
     и сожги долговечную феникс в ее крови;
     проносясь, твори радостные и мрачные времена года;
     делай, что пожелаешь, быстроногое Время,
     со всем этим миром и его блекнущими прелестями.
     Но я запрещаю тебе одно, самое ужасное, преступление:
     своими часами не изрежь прекрасное чело моего возлюбленного,
     не начерти на нем линий своим древним пером.
     Его, в своем беге, оставь невредимым
     как образец красоты для будущих людей.
     Впрочем, делай самое худшее, древнее Время: несмотря на твой вред,
     мой возлюбленный в моих стихах будет вечно жить молодым.

Всеядно время, сколько ни трави!
Оно льву когти, львам клыки тупило,
Жгло птицу феникс в собственной крови,
А землю съесть приплод уговорило.

Твори, что хочешь, старь и разрушай,
С плохой мешай хорошую погоду,
Резвясь, по миру молнией летай,
Лишь одного,  прошу, не делай сроду:

Не тронь морщиной  лик моей любви,
От увяданья огради барьером,
Старение навек останови,
Пусть для потомков служит он примером.

А впрочем, можешь наносить урон,
В моих сонетах юным будет он.

Маршак
Ты притупи, о время, когти льва,
Клыки из пасти леопарда рви,
В прах обрати земные существа
И феникса сожги в его крови.

Зимою, летом, осенью, весной
Сменяй улыбок слезы, плачем - смех.
Что хочешь делай с миром и со мной, -
Один тебе я запрещаю грех.

Чело, ланиты друга моего
Не борозди тупым своим резцом.
Пускай черты прекрасные его
Для всех времен послужат образцом.

А коль тебе не жаль его ланит,
Мой стих его прекрасным сохранит!
20
     A woman's face with Nature's own hand painted
     Hast thou, the master-mistress of my passion;
     A woman's gentle heart, but not acquainted
     With shifting change, as is false women's fashion;
     An eye more bright than theirs, less false in rolling,
     Gilding the object whereupon it gazeth;
     A man in hue, all hues in his controlling,
     Which steals men's eyes and women's souls amazeth.
     And for a woman wert thou first created,
     Till Nature as she wrought thee fell a-doting,
     And by addition me of thee defeated,
     By adding one thing to my purpose nothing.
     But since she pricked thee out for women's pleasure,
     Mine be thy love and thy love's use their treasure.


     Лицом женщины, написанным рукой самой Природы,
     обладаешь ты, господин-госпожа моей страсти;
     нежным сердцем женщины, однако, не знакомым
     с непостоянством, которое в обычае у обманщиц -- женщин;
     глазами более яркими, чем у них, но без их обманной игры,
     красящими [золотящими] любой предмет, на который они глядят;
     мужской статью, которая все стати превосходит*,
     похищает взоры мужчин и поражает души женщин.
     Сперва ты создавался, чтобы стать женщиной,
     но затем Природа, творя тебя, воспылала к тебе любовью
     и занявшись добавлением отняла тебя у меня --
     добавив нечто, мне вовсе не нужное;
     но поскольку она предназначила** тебя для удовольствия женщин,
     пусть  будет  моей твоя  любовь,  а использование*** твоей любви  -- их
сокровищем.
     ---------
     *   Спорное   место.  Существительное   "hue",  кроме  преобладающей  в
современном  английском языке  группы значений "цвет", "оттенок", "тон",  во
времена  Шекспира   могло   использоваться   также   в   значениях  "форма",
"благородная  осанка",   "грация".  Глагол  "control"   (здесь  --  в  форме
"controlling")  может выражать идею  превосходства, доминирования,  но может
быть истолкован в смысле включения частей целым; в последнем случае возможен
перевод: "ты наделен мужской статью, в которой воплощены все лучшие  мужские
и женские черты".
     **  В подлиннике  использована  глагольная  конструкция "prick  out"  в
значении "выбрать", "отметить", с игрой на слове  "prick", которое с 16 в. и
по настоящее время используется как просторечное название мужского органа.
     *** Здесь "thy love's use" (использование твоей любви) можно понять как
физическую любовь в отличие от духовной, на которую претендует поэт, или как
потомство -- результат "использования" любви с "прибылью".

Лицом ты – дама, создан лик природой,
Ты мне и господин, и госпожа;
Нежнее женщин сердцем, но отроду,
Живёшь, ты, постоянством дорожа.

Глаза ярки, но нету в них обмана,
Сияя взгляд,  предметы золотит,
Мужская стать - стройнее нету стана,
Такой  мужчин и женщин покорит.


Создать пыталась женщиной природа,
Влюбилась и добавок создала,
Порадовала женскую породу,
А у меня навеки отняла.

За это на природу не досадуй,
Дружи со мной, любовью женщин радуй.

Маршак
Лик женщины, но строже, совершенней
Природы изваяло мастерство.
По-женски ты красив, но чужд измене,
Царь и царица сердца моего.

Твои нежный взор лишен игры лукавой,
Но золотит сияньем все вокруг.
Он мужествен и властью величавой
Друзей пленяет и разит подруг.

Тебя природа женщиною милой
Задумала, но, страстью пленена,
Она меня с тобою разлучила,
А женщин осчастливила она.

Пусть будет так. Но вот мое условье:
Люби меня, а их дари любовью.