Эмигрант, мигрант, грант...
Балкон, большая кружка чая.
Меня не трожь, вчера я был другим.
Сегодня, я по Родине скучаю...
(Максимиан Полянет)
Часть 1: Ещё Россия (воспоминание)
Сибирское, прохладное пятое апреля,
Усталый запорожец везёт нас на вокзал.
С трудом мы загрузили три сумки, два портфеля,
Зубные щётки, пасту, а больше Бог не дал.
Сибирь не отпускает - дороги размывая,
И солнце, постоянно, играет с нами в прятки.
В плечо моё уткнулась бабуля и рыдая
Всё просит не бежать в Европу без оглядки.
«Но мне ещё двенадцать, я это не решаю!
Родители решили, а значит будет так.»
И в мокрые глаза целую, обнимаю,
Но любящее сердце я обращаю в прах...
Друзья все накануне, с учительницей первой,
Сложились и с подарком почётно провожали.
Клялись, навеки, дружбой чистейшею и верной
Девчата прослезились, а парни руку жали.
«Завидуем, Серёга, ты станешь человеком,
Про нас, друзей, мы просим, ты там не забывай.
И русских не позорь, и всех тебе успехов,
А если будет трудно, не бойся - приезжай!»
И вот, вокзал, грязище, разбитые вагоны,
А в зале ожиданья стальная духота.
Сначала в Барнаул с единого перрона,
Затем уж заграницу, наверно, навсегда...
Последний раз обняться, последний раз проститься,
Последний раз сказать те самые слова.
И дед, мужчина крепкий, успеет прослезиться
И кругом, словно шар, поедет голова.
Плацкарт, галдёж недетский и сигаретный дым,
А за окном мелькают сибирские пейзажи,
Как буду я скучать по ним, о да! по ним.
Такая красота к себе навек привяжет.
И вот проехав ночь, глаза глядят устало,
Натёрли лямки плечи, в ушах какой-то звон.
Сознание моё неясно где витало,
Вперёд меня бежало не обретая сон.
Аэропорт нас встретил (да нет - это не встреча)!
Так молча, без эмоций, не заглянув в глаза.
Как будто бы хотел немного покалечить.
Сказать, что нет дороги для нас уже назад.
Таможенники дали понять что презирают
Всех у кого печать стоит «на ПМЖ».
Бросают чемоданы, хамят и унижают
Ну, в общем, что описывать знакомый вам сюжет?
А дальше? Непонятно. Всё обернулось сном.
И как у Вити Цоя на землю пала тень
Оставшаяся под серебристым крылом,
Которое несло нас в немецкий, новый день...
Часть 2: Уже Германия
Огни ночного Франкфурта чрез илллюминатор,
Как яркий островок в чёрном океане...
Родные, встреча, радость. Потом везли куда-то,
Тошнило всю дорогу, блевал на автобане.
На бывшем полигоне, в казарме для солдата,
Общага иммигрантов. Двухъярусная койка.
Мы вчетвером на площади в 22 квадрата,
И туалет на всех, на всех на кухне мойка.
Увы! Ни бе, ни ме, мы, и ни кукареку...
А знаем только фразу простую «Нихт ферштейн»
Нам паспорт оформляя сказали «Имя нету!»
И написали «Серж», перечеркнув «Сергей».
Нас, сопляков, всех в школу немецкую послали.
Как будто в воду бросили родившихся котят.
Мечтаешь целый день, скучаешь и едва ли
Поймёшь, о чём тебе всё время говорят.
На паузах кучкуются переселенцы вместе.
Два пластика колбаски и два кусочка хлебушка.
А немцы достают одной и той же песней:
«Писька, картощька, папушька, дедущька...»
На бывшей ГДР - нацизм есть повседневность.
И повседневно мы в школе с ним встречались.
И подтверждалась вечно родственная верность.
Когда в двоём, с братишкой, против оравы дрались.
Бывало впятером меня они ловили,
Бывало, что колючей проволокой хлестали.
Бывало, что в глаза пускали много пыли
И говорить по русски повсюду запрещали.
Летели годы быстро, менялось всё кругом,
Я выучив немецкий - стал русский забывать.
Не прочитав и книги я молвил по другому:
К примеру «экономить» - твердил всё «шпаровать».
Язык мой - враг мой! Верно! Я понял это быстро,
Когда в Россию съездил и повидал друзей.
Не понимая вовсе когда на русском, чистом,
Друзья стихи читали. Не понял - хоть убей!
Порой мне было сложно им объяснить хоть что-то,
Не зная нужных слов и подходящих фраз.
Ведь тётушка Чужбина всосала как болото
Меня, весь мой язык и русский мой пейзаж...
Ох, эта деградация - мачеха мигрантов.
Поэты вязнут в этой среде иноязычной.
Всё меньше, заграницей, находится талантов,
Ибо язык родной стал вовсе безразличен...
© Сергей Булатов (16.04.2010)
Свидетельство о публикации №110041801152