Горит в темноте одиноко фонарь

Горит в темноте одиноко фонарь,
Выхватывая из ночи
Часть дома, калитку и старый амбар
И основанье столба, на котором,
В общем-то, сам он висит.

И думает он, - хорошо быть светилом,
Указывать путникам путь.
Он, словно маяк, горит в темноте,
Как будто он нужен кому.

Мне, например, он слепит глаза,-
Кровать-то стоит у окна,
И видно, как трубки лезут к руке,
И виден флакон и жидкости в нем,
Мерцают волшебно вторую неделю.
Врачи говорят, что я плох.

Я это и сам понимаю и вижу,
Как каплей стекает фонарь
На подушку и ухо мне жжет,
И светит мне в мозг,
Туманя извилины ярким лучом.

Попал не в больницу, а к ветеринару,-
Уют создает темнотой,
А под кроватью шастают куры,
Ищут капли с лица моего
И пожирают, стуча клювами,
И цокают шпорами в мраморный пол.

Вторую неделю лежу и не вижу
Лица человека, и зеркала нет.
К себе обращаюсь из глубины
По дальним артериям спящей души,
Ужасно некстати уснувшей.

А хочется выпрыгнуть ночью в окно,
Полою халата за луч зацепившись,
И соскользнуть далеко от больницы, -
С ума меня сводит такой персонал.
И время не лечит, и хочется книгу,
Хотя бы обрывок газеты прочесть,
И пить не могу, и не хочется есть.
Флакон тяжелеет, наполнен оргазмом,
Он каплей питает меня.

Я воздух вдыхаю, но нет кислорода,-
Он словно запаян в мешок.
И легкие туго набиты хламом,
И выплюнуть нет уже сил.

Пытаюсь рукой нашарить иголку,
А пальцы увязли в смоле одеяла,
И ногти, как лаком, испариной взмокли,
Питания курам добавив к несчастью.

Вот доктор заходит, сливается с тенью,
Он пульс проверяет и пишет
На лбу у меня сообщение, чтоб знал я,
Что слаб я здоровьем, осталось везенье,
И выбросит скоро диплом свой в окно он,
Не может он справиться с этим явлением.

Сочувственно смотрит, туман на ресницах,
И молча уходит пить чай с медсестрой,
А куры, почуяв искусство тупое,
Клевать начинают с лица моего.
Кричать я пытаюсь, но перья как вата,
Мне рот затыкают, не слышит никто.
И доктор настроил сильней репродуктор,
И в танце печальном унес медсестру.

1993 г.