О, как грустно...

О, как грустно,
но не бесприютно...

Изумрудная зелень травы -
островками -
на глинисто-тёмном,
скользко-мокром,
малонадёжном под шагом,
спешащих куда-то прохожих,
обозримом с балкона
столе,
проходного двора
под слоистым,
не бедным -
разноцветным,
с дождём
моросящим едва,
вечным небом,
в канун дня Родительского
раннеапрельской Пасхи.

В основном - тёмно-синь -
в сферах горних,
как будто с картин
горных
Рериха
Николая,
да перламутр -
с золотистым
по краю,
да дым -
белый,
серый,
с оттенком
неброским,
но голубым.

Я молюсь о свидании
с кровным -
вот этим живым,
неоконченным,
стиховым -
как и всё стиховое -
наброском.

Как деревья красивы,
ещё без листвы,
как задумчивы,
как сиротливы,
как похожи
на тени,
что согласно поверью,
стоят
в день девятый
от Воскрешенья,
у печальных
железных ворот -
в ряд
железо-бетонных плит,
крепко вросших
и ждут:
навестят
или не навестят,
те, что вечно
куда-то спешат,
но успеют
сюда:
рано-поздно -
неважно.

Вот к чему
привести может
творческий взгляд -
не бумажный,
что вечно,
под вечным
и человечным
мимо спешащих
прохожих -
биотоками
проникновенья
за грани земные -
тревожит.

Боже,
хватит об этом,
корнями бессмертными
заживо взят, -
говорю я себе -
о судьбе
не печалясь нисколько -
ибо, крепко вросла
в матереющий
жизнью над смертью,
не стареющий,
русский,
вневременной,
кругосветный -
звукоряд.

Этот стих
я закончу
на этом.

Запад облаком
передзакатным -
верблюдом двугорбым -
тучно взят,
а на востоке -
сквозь игольное
ушко
неспящего слуха,
не обращая
вниманья
на мясом заросшие уши -
дух мой вольно
сквозит
в то,
что лишь отразит,
но уже - не отменит
распад.