Из цикла Париж

Случайный гость не менее пристрастен,
Чем житель города, но интересы врозь. –
Он с легкостью наслушается басен,
При том что как бы видит всех насквозь.
Но удовольствие от этого не меньше –
Он учится бездельничать, хотя
Начнет потом в кругу друзей и женщин
Описывать круиз полушутя.
Что помнится? – конечно же, курьезы –
Разбитые витрины Элизе,
Как синтез сленга современной прозы
С пассажами Альфреда де Мюссе.
Безумные от скидок магазины,
Прекрасное дешевое вино
И – зрелище, достойное картины
Утрилло, – эти негры в казино.
Не всё успели классики, потомки
Им будут благодарны, но потом,
Хотя зимой и днем царят потемки
И непонятно – кто стучится в дом.
В чужой стране мы гости дорогие –
Плати за всё вдвойне или втройне,
Вот экскурсы – псалмы и литургии,
Туман Монмартра и пунктир Моне.
Да песенка нелепая: «Послушай,
Я всё тебе отдам...» – почти шарман.
Француз с ногами заберется в душу,
И жди, пока развеется обман.
Мне этот город подарил Мак-Ларен:
«Пари-пари...» – неверный лунный свет.
И я ему, наверно, благодарен –
В конце концов, меня уже там нет.

...

Утро в Париже кишит клошарами,
Ставшими пятнами, тротуарами,
Самодостаточными фигурами,
Неканоническими скульптурами.
«Город и мир» – пьедестал и памятник.
Каждый кумир для потомков – праведник,
Каждый разбойник достоин дефиса,
Каждая Жанна когда-то – девица... –
Что ж, я не спорю – период праздности
Требует равенства, а не разности.
За океаном воздвигли статую –
Ту же, что здесь, только большепятую! –
Тень увеличилась в сжатой щёпоти –
Мы на свободе, а факел – в копоти!
Голуби гадят, а чайки хлопают.
Бык, что когда-то владел Европою,
Здесь вымирал и ушел – в Испанию,
Дело в среде, а не расстоянии.
Пылкий любовник – такая лапочка!
Редкий француз ходит в белых тапочках,
А для испанца в своей Кастилии
Белый костюм – это гвоздь идиллии!
Точки отсчета – Людовик с Генрихом,
Это у нас Глазунова с Рерихом
Любят как два официальных полюса,
Типа – «скажи, на кого ты молишься...»
Ясное дело – когда художники
Порасставляли свои треножники,
То рисовали, конечно, Францию!
Мы же, в России, держа дистанцию,
Ценим великое, монументальное,
Непостижимо ортогональное.
Ну а туризм – это дело тонкое.
Что там за кадром? – засветим пленку и –
Смутными пятнами все события,
Подвиги, памятники, открытия...

...

Раньше Париж воевал с арабами,
Ну а наследники стали бабами –
Чёрные трахают, белые ахают,
Пушки по ворогу не бабахают.
Поле ли позарастало арками,
Ласки морфея ли стали жаркими,
Иль не в Париже Гасконь с Наваррою –
Новая кровь вытесняет старую!
Хрестоматийный пример беспечности,
Галльский ли вызов высокой вечности –
Дело закручено, гайки сорваны,
Делят по-честному или – поровну!
Мне интересно: де-Голль учитывал,
Что у француза – уже не битого –
Есть репутация, как у нации,
Не заподозренной в эмиграции?
Каждый мечтает вернуться в Галлию,
А для меня она – аномалия:
Любят легко и очаровательно,
Искренне, быстро, необязательно...
А проституточки все – мулаточки,
Розовы перси, ладони, пяточки...
Правда, страшны, точно смерть без савана!
Флора прижилась, а следом – фауна.
У мусульман память очень долгая –
Всё еще помнят свой рай за Волгою,
Нам бы так помнить свой ад в утопии –
Оригинал посильнее копии!
Я обнаружил – Париж-то маленький!
Всё – коридорчик, проходик, спаленка,
Площадь де-Голля за антресольками,
Улочки веером, то есть – дольками...
Так и баюкал бы – пусть понежится,
Те, кто по младости силой тешатся,
Вырастут, тоже начнут заботиться –
Сытые хищники не охотятся.

...

Накануне

Скажи «отрава» и умри, а повара повесь,
Поскольку нравы Тюильри – заносчивость и спесь.
Потратит челядь гобелен на моль и на гнильцу,
И чернь дотянется с колен к державному венцу.
Страна устала, говорят – династия слаба,
А те, кто власть боготворят, растят в себе раба!
Отринь желаний суету, на свете много стран,
Где нет ни повара в цвету, ни гимна «сгинь, тиран!» –
Аляска, Мыс Надежды Злой, Антарктики земля,
Где даже летнею порой не славят короля!
И не свергают через срок, за то, что лучше всех,
И не отравлен крепкий грог, и беззаботен смех.

Земных забот не избежать, и что ни говори –
Весенним воздухом дышать прекрасно в Тюильри...

...

Разговор о подвесках
(монолог Ришелье)

Прошу простить непрошеных гостей,
Не льщу себе – не вижу в Вас ответа.
Так даму пик не бьет валет крестей
И карты не хранят нейтралитета.

Я не уйду, пока не уточню,
Где письма, Ваши или Вам – неважно.
Я их найду, хоть обратитесь в «ню»,
Хоть посылайте «на» многоэтажно.

Когда поступок нами совершён –
Есть следствия, и будем откровенны –
Вы знаете, что кое-кто взбешен, –
Вас видели на набережной Сены...

Нельзя беспечно верить в час Быка –
Спят стражники, но есть еще клошары!
Позвольте руку – как дрожит рука! –
А Ваши слуги обживают нары.

Вы неверны! – Вы знаете, о чем
Я говорю – «я знаю, что я знаю».
Я не хочу быть Вашим палачом,
Но я и так и так Вас потеряю...

Ну что Вы... Вас, конечно же, простят...
Но приключение закончится позором.
Влюбленные всегда любимым мстят! –
Пусть это будет Вашим приговором.

Я удаляюсь. Вы теперь вольны
Дождаться камеристку, приодеться.
Пусть так же чувство Вас гнетет вины,
Как боль моя, что обжигает сердце.

*

(Любимая! – Мне видеть невтерпеж
Невежество, встречаемое лаской,
И похоть, вызывающую дрожь,
И лица, превратившиеся в маски...

Как высказать, что все вокруг пусты,
И только мы живые – я и ты...)

...

«Парижская оргия...»

А разорвать веревочку слабо – другой не вижу,
Как говорил из Африки Рембо – живи в Париже,
Люби собак, кидай ворону в суп, кишки в жаркое,
Переводи на хворост древний дуб, ищи покоя
И лиру через край в кругу семьи, о друг-учитель,
Там порезвились все твои Луи, приди Пракситель,
В моих глазах он звался бы Прокруст, рвет в корчах чрево,
Алмазные слова из грязных уст, как в муках Ева.

Эбеновые палицы, стволы, пески, барханы,
Калейдоскоп, жужжание юлы, чужие страны,
Все непривычно, всякий пустячок – я занят делом,
Тарантул – это местный паучок, вон муха села...
Истлела в прах связующая нить, мы не едины,
Храни теперь, что хочешь сохранить, во тьме долины.

Никто не властен умереть не там, но в чем же властен? –
В самой любви к покинутым местам, и это – счастье.

...

Ни к чему второе Ватерлоо –
Первое закончилось плачевно,
Отголоском звука горлового
Выплывает из забвенья Плевна,
Что шинель в заплатах инвалида,
Что сукно французского покроя –
Только форма, а внутри – Планида,
С поражений начиналась Троя.
Все мои бессмертные кумиры
Проиграли больше, чем имели –
К островам уходят командиры,
Ветераны выбирают мели.
Вот и славно. – И, пока не поздно,
Посадить, построить, знамя, семя...
Гении – кометы, а не звезды,
Падают осколками на время.