Наваждение. Прозрев, не растерял он вожделений. Фр

     Двенадцатый фрагмент онегинской главы "Наваждение"   

– ...И всё познал не понарошку.
   Не ведьмой и не Бабкой-Ёшкой
    Ты столь счастливо овладел.
– Я оскорблён бы был… немножко…   
      Такой пикантною оплошкой,
      Когда б остался не у дел…
      Тебя хочу, как и хотел –
      Делил с тобой на славу ложе –
      Лишь потому что заворожен
       Внушеньем? И сейчас я … сплю?
– Но внешность мнимую мою
      Познал ты – взор твой искорёжен.
      От настоящей – отгорожен…
      Твой дух сомнений был стреножен.
       А ты был очень похотлив.
– Меня с ума сводил до дрожи
      Твой жар. И разве я… сонлив?
       Но всё ж мне истина дороже…            
– Скажу, как есть, ведь всё равно же,      
      Рассвет, сомненья поселив,               
      Всё губит, правду посулив,               
      Но только горечь приумножив.            
      Ты усыплён, но осторожен.               
      На удивленье, прозорлив.               
      Другой бы кто, с ребячьей рожей,         
       В таких годах ещё соплив…
               
За стол юнца вновь усадив,               
Вдова влила без промедленья               
В него лесть слаще, чем варенье.             
               
Взаимных чувств не замутив,
Барчук, хлебнувши восхваленья,             
Хвалебный перенял мотив:               
«Какой бы не была ты с виду,               
Я от тебя  счастлИвым  выйду.               
Любовной милости твоей               
На  трЁх  хватило б матерей!               
Невинной дочке не в обиду,               
Скажу: мне было б с ней трудней»…      
               
К своеобразному гибриду               
Гость и  душОй  уж льнул плотней.            
Вникай, мол, Настя, не красней.               
               
«…Полина хороша лишь с виду.               
Что проку-то в  постЕли  с ней! –               
Продолжил гость (по аппетиту
На плоть он  рАвен  средь мужей). –            
   До нас с тобой куда уж ей               
   В объятьях – как до яхт корыту»!            
               
Поскачет Поля без вожжей –               
Быть может, через пару дней               
Гость распознает в ней лолиту.               
Бесспорно, опыт лет ценней.               
Ни фавориткам с простыней               
Истории, ни фаворитам,               
Не удалось оставить след               
В любви в свои тринадцать лет.               
               
Об этом с  пАфосом  трибунным               
И с  резюмЕ,  по-детски умным,               
Поведал женщине юнец,               
Жуя грибы и холодец…
Вдова чтит юного гусара…

Кремень, найдя своё кресало,
Добыл сам  Искру,  наконец…
                .    .    .               
Ночных тревог лесной певец,
Угомонился филин. Стало
Стихать –  покОя  образец.

К утру тревога в плоть врастала.
Пичугу в  Оторопь  бросало,
Но сладко спал её птенец…

«Цена на жизнь подорожала»! –
Успел оплакать свой конец
Тот, кто уже был не жилец.
Смерть удалялась – сытый жнец –
Прощаясь, снова угрожала…
                .          .           .
Не успевая под венец,
Банально Ночь  ЗарЮ  рожала…
У вод, где ночью был юнец,
Нагая  дЕвушка  дрожала:
Всплывёт ли к ней озёрный змей,
В броске высовывая жало,
Иль прежде явится Персей
В тумане, чёрт его рассей!
Никто не  Явится,  пожалуй…
В лоскутьях ночи уползали,
Тускнея, звёзды, чтоб в росе
При солнце, будучи в опале,
Найти преемниц на земле.

Мерцал во мглистом одеяле,
В экстазе расслабленья млел
И мялся  дЕнь  в своём начале…

Давно наевшись, не кончали
Застолье двое голубков.
Они при этом не молчали:
Мурлыча, всё ж изобличали
Друг друга в схожести грехов.
               
Мост наведя меж «берегов»
И разогнав ночные чары,
Тянулось Время не в печали.
При всём при этом на причале
Скучала в лодке голышом
И зябла Поля. Гость не шёл…

И что же гость? Слова звучали,
Но взор его сонлив, тяжёл.
Ласк бесконечных, как в начале,
Глаза уже не обещали,
Не зная отдыха и сна,
Но об усталости вещали 
РассвЕту  сквозь просвет окна.
– Светает… Не было печали,
   Но из меня всё откачали.
   Без сил, я не живей бревна,
   А дома  хвАтятся  меня.
   Все петухи уж прокричали.
   Свой голод я уже унял…
    Кто б снял с меня ещё и чары?
– Да  нЕт  уж их. Запал их мал.
– А то ведь, Настя, я не внял:
     Ты – фея замка иль хибары?

Хотя сам гость (к тому ж и барин)         
Не «шил» хозяйке криминал,               
Он ей не раз уже  пенЯл               
За дерзость выходки охальной,               
Похлеще  хохмы  карнавальной:               
– Моё сознанье не пленял               
      Так изощрённо и коварно               
      Никто. С ума схожу буквально.               
      Тебя к любви я не склонял –               
      Я  дОчку  подразумевал…               
      Ты отдалась мне добровольно               
      И горячо. Зато убойно               
      Свалила словом наповал,               
       Мне за  ПолИну  сделав больно.               
– Да ведь и  Я  тебя достойна.               
      Конечно, случай не  простОй, но…         
– Считай, я сделал лишь привал.               
      А будет, нет ли, продолженье…               
       Я б для начала  дОчь  позвал.               
– С ней, как со мной, не выйдет, Женя!    
      Зря ты всё это затевал.               
      Не обольщайся – в услуженье               
       Дочь не пойдёт, пока жива.
               
Гость постепенно оживал,               
Но не спешил вступать в сраженье.            
Куда уж лезть из кожи – вял!               
Прибавилось  волнЕнья  Жене               
И – к спазмам в горле – сЕрдца  жженье.    
Молчал гость, но в душе ковал               
Меч вовсе не для пораженья.               
К протесту возмущенья шквал               
Добавил мученик сожженья               
Своих надежд, но не прервал…               
Быть может,  слов  не подобрал               
В минуты головокруженья.               
– ЗабУдь  её, коль можешь, Женя.               
      Не про тебя она. Оставь…               
– Я глуп? Уродлив? Хил? Картав?             
– Умён, красив, силён, прекрасен!             
      Всем этим вкупе и ужасен.               
       Ты – волк!               
                – Скорей уж волкодав.               
      И для овечки не опасен.               
       Ведь я не  врАг  ей…               
                – Ты не прав.               
      Мы – собирательницы трав,
      А ты – наш  бАрин  безрассудный!            
      Ты прихотью сиюминутной               
      Жизнь дОчке в силах поломать.
   Могу ль позволить я как мать
    Открыто обижать ребёнка?
– Стрижёшь всех под одну гребёнку,
   Не оставляя мне надежд?
– Пришла пора доить бурёнку…

В окошко  стУкнули  легонько.
Вдова, взяв что-то из одежд,
Метнулась в сени. Гость, вдогонку
Послав недоумённый взгляд,
Им проводил мелькнувший зад.

Сей зад, пружинящий упруго,
Был аппетитней, чем фасад.
Он и для зрительных услад
Округлостью приятней брюха.

Во рту у Женьки стало сухо,
А пыл вошёл вновь с силой в лад.
Упёрся в  двЕрь  горящий взгляд…

От неудач заговорённый,
Весь покраснев, как  рАк  варёный,
Герой не стал дышать ровней.
У молодого плоть ядрёна:
Бушует  Яростно  кровь в ней.
Усталость  влАствует  порой, но…
Страсть в проявленьях не скромней.
И вот уж отрок на скамье
Вновь завозился беспокойно.
То  плОть  мужская дышит знойно:
Иди, красавица, ко мне!
Плоть бабья вновь для глаз в цене,
Будь даже помыслы пассивны.
О как волнующе красивы
Тылы у женщины! Предел
Мечты: стройны, круглы, массивны…
Эх,  слАвно  бабу замесили!
Её избрав из многих тел,
Юнец  Опять  её хотел!
Отколь берутся только силы?!
Прими, герой, мой комплимент!
Знать, гормональные посылы
Пересылает мозг в момент.
Глаза под  фОрму  закосили
Пятикопеечных монет.
Для глаз стать бабья – божья милость.
И в них стыда, вестимо, нет.
А что в  кровИ  его творилось!

Сенная дверь вновь отворилась.
Гость в полутьме шагнул в проход,
Намериваясь без хлопот
Взять бабу сходу, как водилось.               
Хозяйка к  стЕнке  привалилась               
В испуге: «Сохрани Господь»!               
Не в силах страсти побороть,               
Своим он телом  завалИл аж               
Пленительную бабью плоть.               
Что ж, ненасытный,  утолИ блажь,               
Коль есть чем в ступе  зУд  смолоть.               
Подмяв её  напОром  диким,               
Шокируя звериным ликом               
И проявляя весь свой пыл,               
Он поцелуем залепил               
Готовый разродиться криком               
Открытый рот, но закрепил
Успех свой образно со «скрипом»:               
То бишь с усилием великим            
Её почти употребил…               

      (продолжение следует)