Молочко одуванчика

                Подробности хитиновой незабудки

Я не знаю, что сделаешь мысль на волне постоянства,
но, на плечики слов прах одежд её бросив уже,
отвлекаешь глаза умозрительным белым пространством
от печалей, ведущих события в тёмной душе.

Не подробности воли, но акт соединства иного
резонансно хитиновый остов внутри шелушит,
и, как накипь, с него осыпается всякое слово,
обнаружившее непричастность дремучей души.

Обернётся катарсис ли, движитель каталепсии,
этот прежний сквозь сумрачный ум вроде тени ночной,
обернусь бледно-розовой внешностью внутрь на изнаночной силе
с неживой благодатью за новой своею спиной.

Я привыкну примешивать в сущность печалей лактозу,
краем слуха столовое выудив к ней серебро:
отрекайся теперь или нет, только – oh, lacrymosa! –
даже хитростью сказка не кончится больше добром.

Так становится мягко сквозь ум в паутине друг друга
и слова шелушатся от губ о высоком ином;
между их шелухой от тебя только призрачность звука
мне останется горьким его непьянящим вином.