корреспонденты
Корица и Мусечка были корреспондентами. В довесок к ним прилагался так же фотограф Верстак, которого в газете любили особо: издалека и с опаской. Верстак был длинным, сутулым и совершенно фанатично преданным своему делу профи. Дело же его заключалось в том, чтобы во время репортажей скользить тенью за спинами напарниц, и периодически, совершенно неожиданно для их визави ослеплять последних смачным кадром. Грех жаловаться – люди любят появляться на страницах газет, оттого и позируют с нескрываемым умилением. Однако, тактика «внезапного кадра» для некоторых являлась спусковым курком ярости, впрочем, отдадим должное контингенту газеты «Голубиное время» - только лишь тогда, когда они находились в нетрезвом виде. Собственно, и сам Верстак отнюдь не был отягощен запретами, ни в чем себе не отказывал и время от времени впадал в бражничество. И стоит ли судить строго штат малочисленного издания с птичьей тематикой, коль скоро все статьи, новостная лента и объявления о купле - продаже кормов попадали на полосы газеты из глухих деревень, а тексты по крупицам собирались из тягучей вязкой речи деревенских птичников… Когда Корица и Мусечка пришли работать в редакцию из политического листка «Голая Правда» с якобы оппозиционной концепцией – ни одна, ни другая даже представить себе не могли, чтобы хоть каплю алкоголя взять в рот без надлежащего на то повода, вроде дня рождения босса.
Но судите сами – какая в стране оппозиция, такая и ее правда. За все время жизнедеятельности издания в газете лишь однажды в горячей теме появилось фото обнаженного в бани мэра города N (причем за три дня до снятия его с поста). В остальное же время редакция строго следила за действиями властей и констатировала, что памятники в городе отмыты… так себе. Пенсионеры скоро приобретут себе машины, поскольку наконец-то заделаны дыры в асфальте, а в магазинах прекратились очереди (ввиду того, что стоять было решительно незачем)… Время от времени, скромно публиковались декларации о доходах чиновников, в которых скрупулезно прописывались все три буквы ВАЗов, ГАЗов и даже номера прицепов, предназначенных для пчеловодческой деятельности. В общем, «Голая правда» гордо расправила над городом N свои 20-ти полосные крылья и пристально следила «оком ястреба» за покупками всех заметных, оставляя за полем зрения невозделанные земли, разваливающиеся производства и царящую повсюду нищету. Как только лидеры оппозиции пришли к власти, газета «Голая правда» почему-то прекратила свое существование и Мусечка с Корицей отправились работать в «Голубиное время». Больше всего их подкупало трепетное участие редколлегии в жизни простых людей и животных:
- Вот с этих куриц! С этих куриц, – потрясая крепко сжатым кулачком в воздухе, вопила подвыпившая Мусечка, - и начнется в стране производство!». Корица была более язвительна, менее сентиментальна, оттого провоцировала подругу циничными ремарками:
- Это когда они яйцами золотыми нестись начнут?
- Нет, - горячилась Муська, - когда повсеместно станут появляться птичники, а потом птицефермы, а затем волна глобализации подхватит эти фермы и обратит их в масштабную несокрушимую российскую куриную империю! И прощайте тогда бройлерные американские уроды! Да воцариться мир во всем мире…
Муська вообще стремительно и бесповоротно проникалась идеями любой системы, и в ее крови моментально находило отклик любое политическое убеждение. Муська была наглухо лишена корысти, с достоинством несла корреспондентское бремя, ни на минуту не роняя марку и флаг работодателя… Впрочем, так же стремительно меняла убеждения в случае, если… если просто остывала. В этом свете их тандем с Корицей становиться особенно понятным: без Корицыной предприимчивости им было бы сложно сводить концы с концами. Ведь съемную «однушку» на окраине и хлеб насущный девицы делили на двоих и за пределами стен редакции жили семьей. Без Муськиного огонька, Корица, быть может, и выбилась бы когда-нибудь в эфемерную, заветную среднюю прослойку общества, но давно бы уже разуверилась в собственном отражении в зеркале, и погрязла в приступах рефлексии.
Их первое знакомство с Верстаком произошло сразу на задании. Обычно в поселок отправляют только одного «писаку», но тут задача была стратегически сложной и девчонок снарядили вдвоем. Материал должен был освещать холодную войну между двумя фермерами, проживающими в разных концах села. Оба являлись для города N значимыми и перспективными поставщиками, оба славились своими амбициями и высокими целями, оба же давали платные объявления на последнюю полосу газеты. Мало того, они были согласны на размещение дорогостоящей (но при этом «белой» статьи), которая неизменно выходила в рубрике «Объективный обзор брендов». Взять по одному интервью (в каждом из которых будут утверждаться противоположные мнения), скомпоновать и представить обоих экспертов в выгодном свете - было дело плевым: в таком случае полемика была даже кстати. Да и сами понимаете, имея такой богатый опыт в сфере политических дрязг, подруги способны были свернуть… ну не горы, но много чего могли свернуть. Проблема была в другом: как сфотографировать героев вместе… Концепция газеты предусматривала, чтобы фотографии в полной мере отражали проблематику материла. Грубо говоря, такой формат обеспечивал широту аудитории: кто умеет читать между строк – получает одну информацию, кто умеет хотя бы читать - просто следит за полетом мысли журналистов, а кто не умеет ни того, ни другого – смотрит картинки. Ну, визуалы значит. Таких визуалов было большинство и поэтому закрывать глаза на потребности основного населения издание возможности не имело (ну, сами понимаете – тоже ведь визуалы, чего греха таить). Итак, руководство решило, что для отражения глубинного смысла материала необходимо создать постановочный кадр: два фермера, разрывающие одну курицу, улыбаются в камеру, а на их фоне колышется ржаное поле. Верстак – признанный виртуоз снимков исподтишка как раз и был особенно ценен тем, что умел запечатлеть в одном кадре несмешиваемое, не осмысляемое, и вообще, как иногда казалось, шел по пути гениальных авангардистов… Именно его отправили на помощь подругам в село «Склоково». Но как обычно, Верстак запаздывал, и Муся с Корицей решили разделиться. Одна отправилась брать интервью у Ивана Ильича - потомственного птичника, убежденного последователя теории о целесообразности химических впрыскиваний птицам в целях увеличения их массы тела. Другая решила навестить Алексея Петровича, попутно занимающегося целительством; обладателя экстрасенсорных способностей, которые по его словам могли повлиять на бессознательную часть разума куриц, не желающих нестись ввиду губительных последствий мировой эмансипации. Кому куда идти было совершенно неважно, поскольку обоих корреспондентов ждали одинаковые бочковые огурцы, вареные яйца, копченое куриное мясо под водочку из единственного местного магазина.
Тем временем, Верстак плелся пешком от станции, и периодически доставая из рюкзака баллон пива «Очаковское» (здесь могла быть ваша реклама), продумывал план захвата в кадр обеих фермеров. С ржаным полем (находящимся прямо за домом Алексея Петровича) проблем не было, да и в том, чтобы оба эксперта подрались, заминки Верстак не видел. Проблема была в курице. Из какого курятника ее родимую стянуть, чтобы потом не пришлось оплачивать похороны, стоило глубокого анализа и серьезных интеллектуальных потуг. Расправившись с пивом, Верстак решил залезть во двор к Марии Георгиевне, проживающей аккурат между двумя домами фермеров. В этом случае, - решил он, даже если его и поймают, интервью не сорвется, а это в репортерской работе главное! Затем, с курицей под мышкой он проберется к дому Алексея Петровича, вызовет его на улицу и скажет, что главный редактор решила подарить ему этот великолепный экземпляр. Как только, рассыпающийся в благодарностях хозяин понесется за стаканом, он шепнет на ухо Корице, чтобы вела оппонента… (Если бы на ее месте оказалась Мусечка – это едва ли исказило бы планы). Корреспондент должен был нестись к дому Ивана Ильича и орать во весь голос, что предназначенную птицеводу курицу только что вручили Алексею Петровичу. План был до гениальности прост – оставалось лишь украсть курицу.
Как только Верстак перекинул свое «жердеподобное» тело через ограду Марии Георгиевны, сердце его заныло, предчувствуя недоброе. «Недоброе» заключалось в льющейся из окна дома песне, которую вытягивала не своим голосом пьяная хозяйка. Отступать было поздно, Верстак опрометью бросился в курятник, и, распахнув настежь низкую дверь, пошел на абордаж. Впрочем, глагол «пошел» тут не совсем уместен: споткнувшись о высокий порожек, фотограф буквально влетел в курятник, а перепуганные наседки подняли такой переполох, что даже их кормилица услышала гвалт и нетвердой поступью направилась оглядывать владения. Увидев распахнутую дверь, она оперлась о косяк и заглянула внутрь. Нам уже никогда не узнать, как поступила бы Мария Георгиевна с вором, если бы была трезва, но в таком приподнятом состоянии духа вид распростертого молодого тела вызвал в ней такой бурный приступ вожделения, что она поспешила тут же разделить с Верстаком импровизированное ложе…
Муся с Корицей услышали вопли Верстака не сразу, поскольку и сами уже успели изрядно испить хозяйской водки. Их слуховому обострению, пожалуй, поспособствовало длительное и тревожное ожидание своего коллеги… Услышав пронзительные крики и завывания, корреспонденты кинулись на помощь. За ними, прихватив стаканы и бутылки, прихрамывая, бежали куриные магнаты, а за ними семенили любопытные соседки и веселая ребятня…
Первыми у ворот дома Марии Георгиевны в немом восхищении застыли Корица с Мусечкой. Из-за их спин с любопытством выглядывали оба фермера, через доски лезла вездесущая малышня. Их глазам предстала картина в стиле Сальвадора Дали: посреди двора широко растопырив ноги, стояла на четвереньках Мария Георгиевна, верхом на ней, пытаясь одной рукой удержать рвущуюся курицу, восседал Верстак и с видом страдальца протягивал другую длань к толпе. Мусечка смотрела на все это широко распахнутым лазурным взором и недоуменно хлопала ресницами. Но Корица была не просто хорошим журналистом, она знала толк в коммуникациях и компромате. Недолго думая, вытащив из сумочки свою рабочую «мыльницу» она яростно и быстро строгала один кадр за другим, выплевывая снопы вспышки в глаза ослепленному и недоумевающему Верстаку…
Спустя три дня, девчонки устроили вечеринку и пригласили в гости своего нового знакомца Верстака. На кухонной стене, прямо над незамысловатой закуской, красовался огромный плакат, изображающий лучшего фотографа города верхом на Марии Георгиевне с лаконичной подписью: «Третьим будешь?»
Свидетельство о публикации №110040905191