История. часть третья. эпилог

Глава 1

Куда идти, когда дорога – ниже? –
И всё, что я за жизнь свою увижу,
Не будет боле так освещено,
Не хуже – да, плотнее, матерьяльней,
Подробнее, вещественней, детальней -
Сомнительнее, как двойное дно.

Мне в спутники доверено сомненье –
Всё изменять в последнее мгновенье
Не тем, что верю, – тем, что не хочу.
Не заклинанье – жизнь гораздо проще
И с возрастом подсушивает мощи,
Еще порыв – и с ветром улечу.

Шучу. – Уже не мальчик. Беззаботен
Лишь потому, что выбрался из сотен
Случайностей, последствий без причин.
Что бог причин? – И он не без изъяна –
Ему то «поздно», то «немного рано»,
Вот и крутись на ярмарке личин.

Порою заиграешься – отпустит,
Поди найди младенчика в капусте,
В религии – алхимию души,
В лесу – слезу ребенка от обиды
На то, что скоро кончатся акриды.. -
И далее кругами погреши…

Мир более раскрашен, чем бесстрашен,
Вблизи любых немотствующих башен,
Причем безлюдных – дышится легко,
Заботы растворяются в забвенье,
Шум ветра принимается за пенье,
Как за штаны балетное трико.

Река с горы – ущелье, словно рана.
Легко ли вниз? – А вверх? – А из барана
Чудесное руно произвести? –
За каждым шагом петли или скрадки,
За хаосом в привычном беспорядке
Картины мира, Господи прости.

Столь многое становится привычным,
Что только время червем шелковичным
Способно обновление постичь.
А наша ноша столь же неизменна,
Как разделенье крови на колена,
Как выводок спасающая дичь.

Реприза. Повторение. Ремарка. –
Из жизни не уходят без подарка,
Но помнится последнее из дел.
И первое. И доброе. И злое.
Так Дафниса предпочитает Хлоя,
И Лота свой преследует удел.

Ни дома, ни угла – чужие люди
Роятся в Риме, как в пустом сосуде,
Смотри – насколько память неверна! –
Твои слова, быть может, и крылаты,
Но без тебя давно гремят дебаты,
Спит слава, что неверная жена.

Вернулся к людям – находи опору.
Пока идешь – твой путь всё время в гору,
А прочее – внечувственный обман.
Иначе как бы ты вознесся к свету? –
История, описывая Лету,
Всё время намекает на туман.

Есть способы побыть в авторитете –
Не семь чудес отыщется на свете,
А семью семь и трижды семью семь! –
Рассказывай, почти не приукрасив,
Не знавшей гитик италийской расе
Всё то, что нам потом подсунет Брем.

Иных подкупят клады – нужно карту! –
Другие вспомнят героизм и Спарту
И снарядят спасательный отряд.
Всё, что предложишь, то и продается -
Зазорно даром черпать из колодца,
Когда твои папирусы горят.

Глава 2

Как хорошо, что спать хотелось сильно,
Что на детей посматривать умильно
Способен самый низкий человек –
Театр теней не видит средостений
И корчится подобием растений
От яда задыхающийся век.

Храни меня, безмолвие, не сетуй,
Что мелкою отдаривал монетой
За помощь, врачеванье и приют –
Чем больше в нас твоих пересечений,
Тем меньше неуместных откровений,
Тем тише дети песенки поют.

Что звуки? – Сотрясение, и только. –
Когда ты постареешь, друг мой Волька,
Полюбишь и отсутствующий звук –
В нем тонет вся небесная палитра,
Он ломок, что у пояса клепситра,
И неподвижен, что взведенный лук.

По водам – рябь, по скалам – дрожь, по древу…
Порыв души – и мы врастаем в деву
Дыханием и прочим существом.
А времена летят калейдоскопом
По столбовым и по заросшим тропам,
Не восхищаясь подлинным родством. -

Настолько настоящее забыто,
Что может проявлять себя открыто –
Никто не видит, притча о слоне –
И та полна подробных описаний,
«А мы же ниже», –как сказал Павсаний,
И потому купаемся в вине.

Моя земля окроплена иссопом –
Не всё быков приманивать Европам,
Когда-нибудь придет пора цвести. -
Какой узор окажется под сенью?
Чем сменится царящее смятенье? –
Как хорошо, что некому спасти.

В ладонях больше линии, чем резы,
И те исчезнут с помощью аскезы,
Прольется родниковая вода.
События – непрочная основа,
И шутка, что в начале было слово,
Останется в народе навсегда.

Поэтому бродячие артисты
И есть то драгоценное монисто,
Вернувшее минувшие века. –
Вблизи видны морщины примадонны,
И крепкий запах – пеший или конный,
Герой идет в поход издалека.

Не круг замкнем, но некое посеем, -
По темным тихо следуя аллеям,
В конце концов научимся любить.
Артисты говорят высоким слогом,
Но фарсам верят больше, чем эклогам -
И кто-нибудь ответит, может быть.

Мы в тридцать далеки от слишком юных,
А в сорок пять наш мир – песок лагуны,
И лучше не выдергивать кольцо.
Там славно жить, описывая бури,
В качалке, грея ноги в волчьей шкуре,
Значительное делая лицо.

Не нужен повод, жизнь – сухая шкурка! –
Несет вначале вещая каурка,
Затем находишь несколько причин
Остановиться, переждать ненастье,
Найти свое пленительное счастье
И на исходе погрузиться в сплин.

Вот парадокс! – Лишь выглянем из пыли,
И обнаружим, что всё время плыли
В неведомое, каждый Божий миг.
Сменялись очертания созвездий,
Что надписи в заплеванном подъезде,
И бог химер подманивал на блик.

Глава 3

Прости мне век, что я тебя оставил,
Что не приемлю нерушимых правил –
Во всем чужой усматривать устав, -
Что ни столетье - новые законы,
В трудах Иона пережил эоны,
От смерти на бессмертие отстав.

Создателю куда смешны мы сами,
Коль ищем за морями и лесами
Не только жизнь иную, но судьбу. –
Любуйся нарисованным пейзажем,
Печалуйся надуманным пропажам,
Свищи в Иерихонскую трубу.

Не рухнут стены призрачного замка,
Коль панораму сдерживает рамка,
И мой сурок не хочет умирать.
В лесу зимует голубая фея,
Шарманщик напевает – «Лорелея»,
Шарманка и не думает играть.

Что выбор? – Только время или место,
А «до» и «после» в сумме значат «вместо»,
Не хочешь быть – смотри из-за угла,
Как ветер разрушает оболочку,
Спадается свершившееся в точку,
И наползает северная мгла.

Для средиземья север – это холод,
Хотя давно, когда наш мир был молод -
И здесь была цветущая земля.
Не всяк кулик живет на перепутье –
Когда придет пора меняться сутью, -
Хочу уйти на небо с корабля.

Визиты чаще – разочарованье,
Не то что не достигнуть пониманья,
Но в Индии – свои жильцы в шкафу,
В Тибете – тоже, впрочем, в Атлантиде,
Скорей всего, не знали о Евклиде
И не блюли Алкееву строфу.

Что счастье мне – другому неудача,
Et cetera. - Кому нужна задача,
Где непонятен смысл, вопрос, ответ?
Поди туда, где ничего не знают,
Возьми оттуда то, что не теряют,
Чему давно пора увидеть свет...

Как сделать из истории – подругу? –
Пускаясь в описание по кругу,
Ищи заминку, трещину, разрыв –
Ищи себя во времени и месте,
В случайной оговорке или жесте,
В затмение и солнечный прилив.

Есть два пути, как это ни печально. –
Один – уход, пусть иноматерьяльна
Страна за непрозрачной пеленой -
Везде есть жизнь! -  и – пасынком ли, тенью –
Сквозь зеркало пройдя и сквозь смятенье –
Там будешь – ты, пусть несколько иной.

Другой – не прятать от себя дорогу,
Не «день прожит – и, в общем, слава богу»,
А тысячи и тысячи огней.
Не забывать поступки и проступки,
Иначе время колготится в ступке
И только уплотняется сильней.

А полотно, как ни тяни, едино,
Его не перейти наполовину,
Еще скажу – вообще не перейти,
А схлопнешься – окажешься далече
И сам себе покажешься предтечей,
Гадая – с кем отныне по пути.

Скажи – ни с кем, а я скажу – со всеми,
И так и так в одно и то же время,
Смотря о чем ты думаешь сейчас. –
О том, что лес творит, преображаясь,
О том, что люди светятся, рождаясь,
О том, что ты любим в который раз...

Глава 4

Как некогда все прятались по норам,
Так нынче по вторичным эгрегорам –
И там и там иллюзия тепла.
Чадит костер и требует поживы,
Комедия – поступки, роли лживы,
Закон один – чтоб карта в масть легла.

Есть несколько теорий абсолюта,
Одна – живи порывом и минутой,
Хватай удачу за любую часть,
Потоп – до нас, а после – наводненье,
Святая ложь кому-то во спасенье -
И к дьяволу хождение во власть!

Еще одна – предписанное свыше
Не изменить. – Перебирая ниши,
Рисуя сцены Страшного Суда, -
То каешься в придуманных молитвах,
Не то душой участвуешь в ловитвах,
А тело не стремится никуда.

Еще? – Взгляни – нас окружает Майя! –
Одних желаний отлетает стая,
Другие непрерывно мельтешат.
Когда же ты откажешься от жажды,
То пожалеешь, как жалеет каждый. -
…А впрочем, бодхисатвы не грешат.

И, следуя законам энтропии,
Мы дни окончим на периферии –
Предельно экономя каждый жест,
Приветствуя не сумерки, но вечер,
Как будто неизменно место встречи,
И наша вера в перемену мест.

Пора принять за данность только факты,
Мы сами – ключевые артефакты
И очень ловко строим тупики,
Где наша крепость не сдается с боем,
Где верх и низ меняются прибоем,
Где дольше века Брамы мы глухи. -

Я глух и нем... – Не наигрался в прятки? –
Не надоело быть морковкой в грядке
И тщательно выращивать ботву? –
То выдернут, то сохранят на семя,
В тени подержат небольшое время –
И в перегной, что палую листву.

И каждый раз не возрожденье – чудо,
Но то, что мы, вскормившие Иуду,
К нему же и приходим на постой,
А он и рад лихому перекуру –
Вручая жизнь и смерть любому гуру,
Свою дорогу делаешь пустой.

…Ах, да! – Забыл про цепь реинкарнаций! –
Вот тут уже ни волны эмиграций
Не вынесут, ни смена языка. –
Ты сам един во всех своих личинах,
Великих или мнимых величинах,
И что-нибудь поймешь наверняка.

Не всё ботва! – Есть и другие вещи. –
Когда на одиночество клевещешь,
Припомни то, что делаешь один,
Затем – творишь и даришь добровольно
И от чего тебе всё время больно,
И если хочешь – погружайся в сплин!

…Когда-то будут дни мои бесстрастны,
Безгрешны, точно ночи Иокасты. –
Попробую быть подлинно скупым –
Смотреть на мир без гнева и пристрастья,
Не раздавать дешевенькое счастье.
И тихо жить под небом голубым...

Насколько хватит сил – настолько хватит. –
В итоге каждый только жизнью платит
За веру и неверие, за смерть,
За первый акт творения и пятый,
За перебор, ошибки и растраты,
За возвращенье ангела на твердь.

Эпилог

Во всем видны бесформенность и форма,
Последняя – лишь средство для прокорма,
Не вечеря, не пламя, но урок. -
Без помощи структуры и натуры
С пророчествами справятся авгуры,
А мне давно кликушество не впрок.

Расчислены светила, путь их темен, –
И виден из глубин каменоломен,
Что некая безжалостная сеть, -
Не вакуум, но дом без мезонина,
В отчаянье впадающая глина,
Сознанье, не успевшее прозреть.

Я выдерну из списка почеркушки,
Любой пиит не априори – Пушкин,
Постфактум – Блок, по памяти – Толстой.
В его лакунах спит звезда Давида,
Его судьбой любуется Фемида,
И памятник – коломенской верстой.

И я не исключение из правил –
Земную жизнь на четверть здесь оставил,
На четверть преднамеренно сокрыл,
А остальное – книга без печатей,
Что стрелки на незримом циферблате,
Агония и трепетанье крыл.

Пространство намекает на предметы… –
Вот так и я – лишь загляну за Лету, -
Спешу искать другие берега.
Мы больше, чем судьба, – но лодка тонет,
Поскольку мир пророчество не тронет
И спутники ударились в бега.

Что наполняет смыслом эту чашу? –
Всего лишь то, что мы любили нашу
Историю, – нет мира без людей, -
Он сам в себя провалится иначе,
Звезда полей зайдет за Аппалачи,
Без рыбака не вытащить сетей.

Улов негромок, слово – не приманка,
Когда бы Данте не сливали с Данко,
Не смешивали истину и ложь
В слепые пары – «грех и покаянье»,
«Добро и зло», «смиренье и желанье» –
Где верх, где низ – давно не разберешь...

Что помнится из прошлого? – Не верить
Ничьим словам, внутри не лицемерить,
Всё проверять на собственном горбу,
Ошибки не считать за пораженье,
На сотни лет рассчитывать движенье,
Поскольку сам и правлю, и гребу...

Прекрасное не требует фантазий –
Самосожженье хуже эвтаназий –
Не Феникс восстает, но Гавриил.
И, чистых отделяя от нечистых,
Как говорил Декарту Джамбаттиста -
И черт хорош, когда бы не курил. –

Я о прогрессе, порохе, чернилах.
Из уст в уста всё охватить не в силах,
Потратив узелковое письмо, -
Нашли пути плетения историй,
Сводящих нашу жизнь в «memento mori»,
Не лилия – глубинное клеймо.

Отказ был доброволен? – нет ответа.
Греша размером эксцентриситета,
Хочу вернуться, или же вот так –
Хочу и уходить, и возвращаться,
И узнавать, и снова изменяться. –
От вечности прошу такой пустяк!.. –

Когда пойму – зачем она со мною,
То поделюсь с друзьями глубиною
Не мысли, нет! – прозрачности реки.
Дорога состоит из переходов,
Мир – следствие смешения народов,
То дети по краям, то старики.