6. Общий обзор Бориса Годунова. В. Б

                Пятый раздел
                V. Общий обзор «Бориса Годунова»
              О пушкинском «Борисе Годунове», написано, к настоящему времени, как критиками, пушкинистами, так и историками, чрезвычайно много. В этом отношении,  пушкинский «Борис Годунов», занимает, наверное, одно из первых мест среди других пушкинских произведений. Здесь же заметим, что, в связи с прямо противоположными изгибами исторического процесса в России (то – цари, то - Советская власть.), часто написано – прямо противоположное друг другу.
              Сюда следует обязательно включить и саму, в общем-то, не особо счастливую судьбу пушкинского «Бориса Годунова». Судьбу, связанную, в основном,  именно со «стараниями»,  царя Николая I, по нему (Об этом мы постараемся  более подробно поговорить - ниже или, даже,  в последующих наших книгах). Так, к примеру, он опубликован Пушкиным, - из-за царской «рецензии» на него, запретившей опубликование! - только в конце 1830 года (Вышел в Петербурге, в конце 1830-го года с датой издания, - как нам выделяют только некоторые пушкинисты! - 1831 год.).
              Причем – с большими потерями именно от николаевской цензуры. На сцене появился - и того позднее: только в 1870 году. Что прямо и ведет к тому, что русская общественность – не поймёт его.
              Однако, даже при только что выделенном, перед вами, обстоятельстве, всё же можно выделить, уже, примерно следующее. Кстати, и при явной противоречивости созданных, ранее, критических трудов - о пушкинском «Борисе Годунове».
Первое. Пушкинский «Борис Годунов», как мы только что выделили выше, до настоящих дней ещё не совсем полно понят – именно русской общественностью.
              Второе. Русская общественность до настоящих дней считает, царя Бориса Годунова, вдохновителем  убийства царевича Дмитрия в Угличе. Так считает - «благодаря» тоже только что выделенным «стараниям» царя, по «Борису Годунову». Прямо называя его, при этом, - со страниц многочисленных газетных и журнальных публикаций, в многочисленных радио и телепередачах! - царем-убийцей.
              Третье. До настоящих дней рассматривает пушкинского «Бориса Годунова» -    изолировано. Другими словами, рассматривает вне связи, его, с другими литературными и историческими, - что, пожалуй, главнее! -  трудами нашего Гения.  Более подробно мы рассмотрим эти вопросы, наверное, только в других работах нашего книжного цикла. И самим, между прочим, очень ярко выраженным, увлечением, Пушкина, русской Историей.
              Четвертое. До настоящих дней совершенно ничего не знает о самом «тайном Пушкине». Другими словами, не знает Пушкина - именно как профессионального и, главное, объективного историка. Первым, из историков, создавшим, нам, ничем не искаженную, то есть объективную, Историю России.
              Пятое. До настоящих дней русская общественность совершенно не связывает, русскую Историю, с обстановкой, - и политикой! – хищной Западной Европы, того времени, ко всему остальному миру. И так далее. И всё, это, видно, кстати, - и видно весьма отчетливо! – именно из обозначенного вам, выше, огромного материала по  пушкинскому «Борису  Годунову». Материала, в котором есть, кстати, и по-настоящему ценные и, главное, объективные исследования.
              Заметим, что выделить, только что названное вам, выше, весьма сложно даже в книге (Сложно – из-за огромности обозначенного вам, выше, исторического материала.). И, разумеется, очень сложно для концовки главы о пушкинском «Борисе Годунове». Поэтому попытаемся показать вам, - всё перечисленное нами, выше! - прямо «живьем». Или, как говорят, с натуры. Чтобы не охватывать сам обозначенный вам, выше, материал, - что в эссе и невозможно сделать! – попытаемся показать вам, все перечисленное выше, только на ряде примеров, - и выдержек! -  как из пушкинского «Бориса Годунова», так и из обозначенного, выше, огромного пушкиноведческого материала по «Борису Годунову». Это, если можно так выразиться, первое и второе. Первое – это огромность материала о «Годунове». Второе – «старания» Николая I по пушкинскому «Годунову».
              Не менее важно, здесь, и третье. Третье, уже тоже, хотя бы чуть-чуть, обозначенное, нами, выше. Суть, его, примерно в следующем. Пушкиниана стала настолько огромной, - и настолько плотной! - что несмотря даже на выделенную, выше, явную противоречивость, её, многие вопросы, как по биографии, так и по творчеству нашего Великого поэта, уже рассмотрены, в ней неоднократно. Как мы уже и выделили в первом,  и во втором, нашей концовки. Причем, - среди  исследований есть и весьма ценные для нас, потомков, находки. Находки, прямо ведущие к верному или, точнее, к объективному пониманию, нами, Пушкина-историка.
              Так лопается, к примеру, - и лопается  как мыльный пузырь! – выделенная вам, выше, - и укоренившаяся, в сознании русской общественности! -  мысль о том, что именно царь Борис Годунов – вдохновитель убийства царевича Дмитрия в Угличе.
              А её отрицание, для нашей концовки, не только своевременно, но и важно. Поэтому попробуем  дать вам, прямо живьем, - или с натуры! – как мы уже и указали выше, как самого пушкинского «Бориса Годунова», так и некоторые выдержки из огромного, к настоящему времени, материала по «Борису Годунову». Для этого возьмем: как пушкинский текст, - и некоторые сцены из «Бориса Годунова»! - так и несколько выдержек из книги пушкиниста Е. Драбкиной «Кастальский ключ». Книги, в которой и отразилось, собственно, всё написанное, ранее, о пушкинском «Борисе Годунове».
              Начнем, естественно, с пушкинского текста и сцен. И потому, что это – именно первоисточник. Насколько эта попытка окажется удачной, судить, уже, только вам. Но, даже при неудаче, первый камень «не в Пушкина» - будет, уже, брошен. Я надеюсь, что будущие исследователи не только поддержат моё  начинание, но и, на основании новых фактов, найденных ими, доведут, моё начинание, до победного конца.
              Пушкинский «Борис Годунов», кстати, очень прост - именно при развитии, поэтом, действия  в первых сценах трагедии. Здесь поэт, несмотря на то, что это, практически, чуть ли не первое его сценическое произведение, высоко профессионален. Не слишком усложняет он, - учитывая именно сценичность своего произведения! - и само развитие событий в своей трагедии. А это – тоже немаловажное условие для верного восприятия, зрителем (и читателем!), его, Пушкина, мыслей и замысла. Поэтому давайте попробуем прочитать, хотя бы первые пять-шесть сцен пушкинского «Бориса Годунова», вместе.
              В начале прочитайте внимательно, так как у нас нет визуального контакта между мной и вами, первые, только что названные вам, выше, сцены «Бориса Годунова» - самостоятельно. Прочитали?  Вот и хорошо.  А теперь давайте попробуем прочитать, их, именно со мной. Для облегчения, только что выделенного, выше, «чтения», сами сцены называть не будем.  Обозначая их последовательность, в пушкинской трагедии, только через порядковые номера, которых в трагедии, кстати, нет.
              Что видим мы, к примеру, в первой сцене (Смотрите пушкинскую трагедию.)? Видим - 1598 год, 20-ое февраля, то есть, видим день перед воцарением Бориса Годунова. Главное же её, сцены, смысловое содержание – именно диалог, или разговор, между Василием Шуйским и князем Воротынским. Из которого просто явствует, что Василий Шуйский целеустремленно, то есть с вполне определенной задачей, и умыслом (С умыслом убедить и князя  и, тем самым, расширить круг своих сторонников.) втолковывает, князю Воротынскому, мысль о том, что именно Борис Годунов – вдохновитель убийства царевича Дмитрия в Угличе.
              Есть в сцене, разумеется, и другие пушкинские подробности. Например, как мы  уже указали выше, что князья Шуйские вели заговор, против Бориса, и раньше: еще в 1587 году. Однако мы опустим, пока, и это. Да и зритель может, в силу индивидуальных особенностей своего восприятия, своего интеллектуального уровня, и т.д., весьма беспечно пройти  мимо  них (Попросту говоря – «пропустить, их, мимо своих ушей»! И - глаз!).
              А, еще раз, выделим именно главное смысловое содержание первой сцены: пропагандирование, князем Шуйским, в среде дворянства, мысли о том, что именно Борис Годунов – вдохновитель убийства царевича Дмитрия в Угличе в 1591 году. Так как именно через главное содержание той, или иной, сцены зритель и воспринимает, в целом, само сценическое произведение.
              Вторая сцена трагедии – тоже весьма проста, - по её восприятию зрителем (И читателем, разумеется!). Главная суть, её, состоит в том, что не только Василий Шуйский («Пойдем скорей, узнаем, решено ли»), но и народ, на Красной площади, с большим нетерпением ждет, после происшедшей смерти царя Федора Ивановича, решение Годунова о том, будет он царствовать или нет. Так как и народ отчетливо понимает, что, без царя, не будет - и спокойной жизни. И не будет -  русского государства («О, боже мой, кто будет нами править? О горе нам!»).
              Борис - ещё не решил это. Поэтому, думский дьяк Щелкалов, с Красного крыльца, передает народу, что: «Заутра вновь святейший патриарх …. И весь народ московский православный, Мы все пойдем молить царицу вновь (Царица Ирина, сестра Годунова, еще, пока,  жива; - пояснение В.Б.). Да сжалится над сирою Москвою  И на венец благословит Бориса, Идите же вы с богом по домам, Молитеся – да взыдет к небесам  Усердная молитва православных». Пушкинская ремарка звучит, и смотрится, как заключение сцены: «Народ  расходится».
              Можно уже, в принципе, на этом и закончить описание и второй сцены из «Годунова». 
              Но  раз уж критики, пушкинисты и, даже, историки, в своих многочисленных работах выделяют и народ, как сценическую фигуру, попробуем включить, в наше описание пушкинского «Бориса», и их выделение или «поправки». Путь этот, собственно, верный. Если идти по нему, разумеется, с открытыми, а не - с закрытыми, глазами. Да и зритель, воспринимая  пушкинского «Бориса», обязательно отметит и выведенный Пушкиным, на Красную площадь, наиглавнейшую фигуру русской Истории: народ. Поэтому начнем подключать в пушкинскую трагедию, как и только что названные,  выше, лица, и  - русский народ.
              А, при восприятии зрителем (и читателем!) и народа, как сценической фигуры пушкинского произведения, в первую очередь бросается в глаза, что народ, у Пушкина, не декоративная часть сцены. Он, у него, не безмолвствует! А, через пушкинские слова: один, другой, третий (Смотрите вторую сцену.), дает свои суждения о происходящих, на Красной площади событиях.
              Теперь, раз уж путь обозначен, мы, то есть зритель (и читатель.), вы и я! - просто обязаны прислушаться  к тому, что говорит - именно русский народ. А он, во второй сцене трагедии, доброжелателен к Годунову. Как это не покажется, вам, странным. Кстати, именно здесь у нас уже намечается принципиальное расхождение с восприятием, пушкинского «Бориса Годунова», указанных, выше, лиц. Прочитайте, во второй сцене, высказывания-оценки народа, о правлении Годунова (то есть его оценку происходящего!), самостоятельно. И вы убедитесь - именно в нашей правоте.
              Если же вам лень, или неохота, повторно читать, то я сделаю, это, за вас. «Красная площадь». Народ. Один: «Неумолим! Он от себя прогнал Святителей, бояр и патриарха, Они пред ним напрасно пали ниц; Его страшит сияние престола». Другой: «О, боже мой, кто будет нами править? О горе нам!». Третий: «Да вот верховный дьяк  Выходит нам сказать решенье Думы». Народ: «Молчать! молчать! дьяк думный говорит; Ш-ш – слушайте!».
              Видите, какое большое смысловое отличие мы находим, здесь, от восприятия пушкинского «Бориса Годунова», названными, выше, лицами. Критиками, пушкинистами, историками. Еще большее различие произойдет, если сравнить, к примеру, то, что произошло в первой сцене пушкинской трагедии, специально названной, им, «Кремлевские палаты» (Уже особо выделим это.), с тем, что только что произошло - на Красной площади, перед Кремлем. Красной площади, тоже специально выделенной, Пушкиным-историком, в его «Годунове». Сравнить, разумеется, с  восприятием, - названными, выше, лицами! - пушкинского «Бориса Годунова».
              Там, в кремлевских палатах, змеино вьется - заговор! Заметим, против, -  еще даже не  нецарствующего! - Бориса Годунова. На Красной же площади так и брызжет, наружу, надежда русского народа  в то, что Борис Годунов не откажется от предлагаемого, ему, - патриархом, Думой и, особо выделим, Собором! - царствования. Собором, кстати, потому, что Собор был, в тогдашнем понимании, именно народом. И, тем самым, в стране воцарит спокойствие, то есть Русь будет спокойно жить, - и развиваться! -  и дальше.
              Ещё раз подчеркнем, что Пушкин, для выделения именно этого контраста, вторую сцену трагедии так и называет: «Красная площадь»! Тоже  особо выделим, уже, и название самой главной площади нашей страны. А первую сцену – именно «Кремлевские палаты». И тоже уже особо выделим, что именно через народ, как сценическую фигуру, - и одну из наиглавнейших фигур пушкинского произведения! – решается, в произведении поэта, и сам вопрос о высшей Власти на московской Руси. Другими словами, вопрос о Власти решается, в Московской Руси того времени, именно с участием, в нём, народа.
              Вот таков пушкинский «Борис Годунов» - в реальности. На мой взгляд, Пушкин не раз  восклицал, хотя бы мысленно, -  при создании, им, «Бориса Годунова»! - своё знаменитое выражение: «Айда, Пушкин! Сукин сын!». Во всяком случае, именно здесь он мог воскликнуть, это, впервые. Хотя  бы, пока, еще про себя, то есть не вслух.
              Весьма прозрачна, ясна и, следовательно, воспринимается легко, и - в верном направлении, и третья сцена пушкинской трагедии. Где главный герой – тот же  народ, только, уже, почти вся Москва, надеющаяся на положительное решение Бориса Годунова. Пушкин особо выделяет это, кстати, именно через одного из безымянных представителей  нашего народа.
              Вот факт, прямо живьем, или с натуры, взятый, нами, из третей сцены пушкинской трагедии. Другой. «Нельзя. Куды! И в поле даже тесно, Не только там. Легко ли? Вся Москва  Сперлася здесь; смотри: ограда, кровли, Все ярусы соборной колокольни, Главы церквей и самые кресты Унизаны народом». Названные же нами, выше, лица – и этого не замечают в пушкинском «Борисе». Причем, он, народ, и здесь, в третьей сцене пушкинской трагедии, не пассивен, или безразличен,  к вопросу о царе.
              А русский народ не пассивен не только по своему мощному сбору на Девичьем поле, у Новодевичьего монастыря, но и - по основному, в сцене, главному своему действию. И, кстати, именно на Девичьем поле произошла, осенью 1612 года, решающая битва, народного ополчения, с интервентами. По действию, которое Пушкин продлит, кстати:
              - и в семнадцатой, по порядковому счету, сцене, в сцене «Площадь перед собором в Москве». В сцене, где новое, - то есть уже искаженное мнение народа, о царе Борисе Годунове!  -  умело и искусно сформированное заговорщиками, - во главе с Василием Шуйским! - ярко выделит, как вы уже знаете из пушкинской трагедии, юродивый Никитка.
              Для этого  он, ещё раз выделим, и вводит его, то есть именно юродивого, в свою сцену. А не для показа, что Годунов - убийца Дмитрия! Это, кстати, наиглавнейшая ошибка критиков, пушкинистов и историков.  А выделит, всё это, через знаменитую сценку: «Николку маленькие дети обижают. …Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича» (Клевета - основное оружие Василия Шуйского в заговоре против царя Бориса Годунова.).
              - и в двадцать второй сцене, в сцене «Лобное место». В сцене, в которой, как вы уже знаете из пушкинской трагедии, один из предков поэта, тоже носящий фамилию «Пушкин», и агитирует, - более точно – провокационно подбивает! - уже подготовленный, через обширнейший заговор, народ - к восстанию против правительства Годунова: «Народ (несется толпою). «Вязать! Топить! Да здравствует Димитрий! Да гибнет род Бориса Годунова!»;
              - и  в  последней, то есть в двадцать третьей сцене, в сцене «Кремль. Дом Борисов. Стража у крыльца». В сцене, в которой, как вы уже знаете из пушкинского произведения, именно народ становится очевидцем тайной расправы, заговорщиками, над отроком Федором, ставшим царем, и женой царя Бориса Годунова, Марией. В сцене, выделенной вновь, - или в который раз! -  через безызвестные, нам,  народные персоналии.
              Вот факт, уже неоднократно выделенный, нами, выше. Третий. «В самом деле? – слышишь, какой в доме шум! Тревога, дерутся…». Народ: «Слышишь? Визг! – это женский голос – взойдем! -  Двери заперты - крики замолкли». Ремарка Пушкина, больше похожая на пояснение, комментатором, происходящего: «Отворяются двери. Мосальский является на крыльцо».  Мосальский. «Народ! Мария Годунова и сын ее Федор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы».
              Явная и ничем не прикрытая, по Пушкину, ложь, безжалостно очевидная народу, только что слышавшему шум, драку, женский визг в доме, - и сам видевший, при этом, запертые двери дома Годуновых и стоящую, у крыльца! - стражу. Кстати, Пушкин именно для этой цели и поставил стражу у кремлевского крыльца.
              И народ застывает, в ужасе, от только что сказанного заговорщиком Мосальским, то есть застывает в ужасе от только что совершенного, заговорщиками, неслыханного злодейства: цареубийства! Пушкин же ярко  фиксирует, этот момент, через свою знаменитую ремарку: «Народ в ужасе молчит»!
              А фиксирует для того, чтобы ярко выделить нам, зрителям, что народ, - даже спровоцированный на восстание против правительства Годунова! -   инстинктивно, - но мудро инстинктивно! – все же был, и остался, до конца, именно со своим царем. Другими словами, он инстинктивно мудр:
              - через знание, им, бед, которые могут обрушиться, на него, при свершении цареубийства;
              - через свои сказания, изустно передающиеся из поколения в поколение;
              - через свое самовоспитание;
              - через воспитание в семье и в церкви; и  т.д. 
                Это – одна из самых важных  мыслей нашего Великого поэта, переданная  им,  нам, именно в последних строках «Бориса Годунова». И – реальный исторический факт пушкинской новейшей, или современной, Истории России. Не народ, а именно заговорщики, тайно возглавляемые князем Василием Шуйским, убили царя-отрока Федора и жену Бориса Годунова, Марию. Убили, как убили, в 1591 году, царя-мальчика Дмитрия.    Аналогия – просто поразительная по своему смыслу. И - схожести!
                Однако мы, по пушкинскому «Борису Годунову», не всё, еще, раскрыли. А далее идут, как вы можете убедиться по тексту трагедии и сами, слова заговорщика Мосальского: «Что же вы молчите? Кричите: да здравствует царь Дмитрий Иванович!». Здесь Пушкин, кстати, иронизирует. Причем, очень остро, то есть по-вольтеровски. Ибо «Дмитрий Иванович» у него, - во всей его трагедии, заметьте! – именно Самозванец! Причем, всегда – именно с большой, – то есть всегда прописной! – буквы.
                И, наконец, самая знаменитая пушкинская ремарка: «Народ безмолвствует!». Напрашивается, естественно, вопрос: «Что всё, сие, означает у Гения»? А всё, сие,  означает, у Пушкина, примерно следующее. Вместо того чтобы моментально растерзать цареубийц, –  преступление которых, для народа, очевидно! - народ, через самую знаменитую пушкинскую ремарку, не действует, а – безмолвствует. Хотя и надо, было, именно действовать. По Пушкину, еще раз выделим, надо растерзать, цареубийц, на месте. Это, кстати, одна из наиглавнейших, - но скрытая в подтексте! – идей пушкинского «Бориса Годунова». Пушкинская же ремарка, или комментарий поэта-Гения: «Народ безмолвствует!».
              Другими словами, народ, через пушкинскую ремарку, тоже как бы становится соучастником, только что содеянного, заговорщиками, преступления. Это, так сказать, де-юре. Это, если мы рассматриваем, Пушкина, именно как Чародея словесности. Чародея, у которого, как вы еще не раз убедитесь по нашим последующим книгам, Слово не раз будет превращаться то в одно, то в другое пушкинское чудо.
              Здесь есть, кстати, и еще одна существенная, тонкость. Мимо которой всегда проходят названные, выше, пушкинисты, историки и критики, «вооруженные» - версией Карамзина. Народ не откликается, - как в случае, с предком поэта, в 22-ой сцене! - на провокационные слова заговорщика Мосальского. Для убедительности еще раз повторим примеры из 22-ой сцены:
              Пушкин. «Не гневайте ж царя и бойтесь бога. Целуйте крест законному владыке».
              Мужик на амвоне (Возможно - провокатор, работающий именно на заговорщиков.): «Народ, народ! В царские палаты. Ступай! Вязать Борисова щенка!».
              Народ (несется толпою). «Вязать! Топить! Да здравствует Димитрий! Да гибнет род Бориса Годунова!». Как видите уже сами, он, в этой сцене, просто провоцируется, заговорщиками, на вполне определенные действия. И, тем самым, вновь остается, - в последней сцене трагедии, разумеется! - на стороне Годуновых. Это надо  представлять, себе, наиболее отчетливо.
              Жаль, только, что – безмолвствует. Или не действует против заговорщиков в самый критический момент своей жизни. Что и приведет его, - уже и по пушкинской, и по карамзинской, Истории! - к еще большим ужасам. И – к кровавым последствиям или - бедам. А это, как вы, наверное, догадываетесь и сами, уже - де-факто. Причем, де-факто – наиглавнейшее. Русский народ поплатился, за свое безмолвие (и бездействие!), - при убийстве, заговорщиками, Годуновых! - именно последующими бедами. Которые обрушили, на него, заговорщики, управляемые – хищным Западом! Это – главное в пушкинском “Борисе Годунове”.
              Кстати, народ не безмолвствовал у поэта, почти точно в такой же ситуации, в Угличе. Он моментально растерзал, тогда, как вы помните, одного из исполнителей убийства, в Угличе,  царевича Дмитрия: «Вдруг между их, свиреп, от злости бледен,  Является Иуда Битяговский. «Вот, вот злодей! – раздался общий вопль, И вмиг его не стало». Поймав, при этом, и других исполнителей заговора. И вырвав, «под топором», у них признание: фамилию заказчика убийства.
              Которая была так называемым «отцом Пименом», - еще раз выделим! -  специально сфальсифицирована: «Тут народ Вслед бросился бежавшим трем убийцам; Укрывшихся злодеев захватили И привели пред теплый труп младенца, И чудо – вдруг мертвец затрепетал... «Покайтеся! – народ им завопил: И в ужасе под топором злодеи Покаялись – и назвали Бориса».  Более подробно, об этом, мы  поговорим, наверное, и несколько ниже.
              Самое же поразительное, здесь, то, что русская общественность, сбитая с толку историками и пушкинистами, до настоящего времени верит измышлениям, - и грязным инсинуациям! - заговорщиков, о Годунове. Как верит она подобным же измышлениям, - и инсинуациям! -  придуманными, - и, частично, воплощенными в жизнь! - царем Николаем I и - его сообщниками.
              К примеру, верит: взаимной влюбленности Дантеса и Н.Н. Пушкиной; «втюренности», в Дантеса, Е. Гончаровой; тайному сожительству, поэта, с Александриной Гончаровой; и т.д. Смотрите, об этом, выше и в последующих книгах нашего исследовательского цикла. 
              Еще раз выделим, верит измышлениям и инсинуациям,  заговорщиков, именно о Пушкине, - и трех сестрах Гончаровых! - в заговоре против поэта. Пример, тому: спровоцированное, заговорщиками, свидание-провокация Дантеса, с Н.Н. Пушкиной, 2-го ноября 1836 года на квартире Идалии Полетики. С последующим, то есть почти моментальным, дипломом-пасквилем, поэту, от 4-го ноября 1836 года. Диплома, «объявляющего» о неверности, Н.Н. Пушкиной, своему мужу. И, разумеется, с намеком, в нём, что и царь Николай I находится - в любовной связи с женой поэта. В
              Верит и другим сплетням, сплетням о «втюренности», Е. Гончаровой, в Дантеса; искренней женитьбе, Дантеса, на Е. Гончаровой.  Что и воспринимается общественностью, -  сбитой с толку не верной, - и не объективной, к тому же, версией П. Щеголева! - именно как в факты. Однако вернемся, все  же, к пушкинскому «Годунову».
              Объективным и, что не менее важно, уже однозначно доказанным, следует считать и следующий момент, или положение, из пушкинского «Бориса Годунова». Он доказан отдельными пушкинистами, - и историками! -  сравнительно недавно. И, потому, еще не вошел в обиход: как самих пушкинистов, так и читателей пушкинского «Бориса Годунова».
              Смотрите, к примеру, книгу Г. Невелева о Пушкине  и декабристах, названной, им, пушкинской фразой «Истина сильнее царя». В ней автор раскрывает, перед нами, Пушкина, как - “первого объективного историка по декабризму”. Детально и скрупулезно излагая там, в книге, все неприглядные действия, Николая I, по отношению к декабристам. Действия, которые тайно собрал, поэт, в своих рисунках, в черновиках и в набросках. В которой, - то есть в книге Г. Невелева! – изменение, Пушкиным, концовки, своей трагедии,  доказано не только с однозначностью, но и, еще раз выделим, даже с некоторым блеском.
              В трагедии, помеченной Пушкиным 7-го ноября 1825 года, концовка трагедии имеет следующий вид:  Народ. «Да здравствует царь Дмитрий Иванович!». Концовка, через которую можно понять, Пушкина, вообще превратно (Как правильно понять, поэта, вы узнаете – только в конце этого очерка; – примечание В.Б.). Народ, закрыв глаза на преступление (цареубийство!) заговорщиков, начинает, уже, и приветствовать приближение Самозванца. Кстати, об изменении, Пушкиным, концовки своей трагедии говорит и - пушкинист Е. Драбкина:
              «В обоих дошедших до нас первоначальных списках «Борис Годунов» заканчивается возгласами народа: «Да здравствует царь Дмитрий Иванович!». И лишь в самом последнем, то есть в  окончательном, варианте возникает бездонная ремарка: «Народ безмолвствует» (Е. Драбкина до «декабристского факта», здесь,  ещё, не доходит.).
              Главная же суть названного, выше, изменения заключена, примерно, в следующем. Пушкин, буквально перед самым опубликованием своей трагедии в конце 1830 года, принципиально, - и коренным образом! - изменил - свою концовку. Тайно вложив, в нее, именно «декабристский факт»: молчание народа и при казне, Николаем I, пятерых декабристов-руководителей. Народу, и при казне, Николаем I, пятерых декабристов, не следовало бы – «безмолвствовать», то есть – молчать. Ибо и сам царь – преступник. А он, народ, был, вместе с декабристскими полками, и на Сенатской площади 14-го декабря 1825 года. А следовало бы – взбунтоваться, да и, хотя бы, погонять – представителей царской администрации. Да и, собственно, самого царя-Вешателя, уже  принявшего решение, - ещё 14-го декабря! - повесить декабристов-руководителей.
              Аналогия с пушкинским, обновленным, за счет изменения концовки трагедии, «Борисом Годуновым», как видите, практически - полная. Только сами «субъекты», здесь,  поменялись - местами. В «Годунове» жертвы – Федор и Мария Годуновы. Преступники же – заговорщики. В событиях же, 13-го июля 1826 года,  всё,  у Пушкина-историка, наоборот: жертвы – заговорщики. Заговорщики, являющиеся, по Пушкину, национальными героями. Главный же преступник, у Пушкина, именно царь-Вешатель. И - Николай-палкин!

                ххх
                (Дополнительный материал)
                Логично пушкинское изменение, еще раз выделим, и по изменившемуся отношению, поэта, - и, следовательно, народа в трагедии! – к Самозванцу «Дмитрию Ивановичу». Другими словами, поэт, через свое изменение концовки, не только не приветствует Самозванца «Дмитрия Ивановича», но и, - через безмолвие своё (то есть народа)! – начинает зловеще размышлять и - о самом Самозванце.
               Что и выльется у него, в конечном итоге:
              - в убийство Самозванца (Здесь Пушкин даёт, нам, ещё одно смысловое, - и идейное! - направление своей концовки!);
              - в расправу, через повешение, над «ворнёнком» (Взято, нами, из материалов российского архива.);
              - в поход народного ополчения, во главе с Мининым и Пожарским, на Москву с целью её освобождения. И так далее.  В общем, “Борис Годунов” пока загадочен, русской общественности, и в этом отношении.
               Например, труд загадочен, пока, тем, что хотя и назван “Борисом Годуновым”, но главный герой, этого труда поэта, не царь Борис Годунов. Это, всего лишь, литературно-историческое оформление, Гением, своего историко-сценического труда. Труда, в котором “страсти человеческие” бушуют - как у Шекспира. И уж, тем более, не князь Василий Шуйский. Главный герой, в пушкинской трагедии, это именно Самозванец.
               Ещё пример. Хотя главный герой в историко-сценическом труде, у поэта, именно Самозванец, Гений не доводит до нас, в сценическом произведении, - например – через сценический эпилог трагедии! – именно трагическую развязку судьбы самого Самозванца. И, в этом отношении, труд, поэта, как бы специально “оборван” - нашим Гением. И так далее.  Кстати, тайно доведет нам, судьбу Самозванца, перед специальной сказкой, Емельяна Пугачева, «Об орле и вороне». Доведет в своей повести «Капитанская дочка», в её одиннадцатой главе.
               На этом мы, пока, и закончим общий обзор пушкинского «Бориса Годунова». Окончательно же дадим своё размышление и разъяснение, по концовке «Бориса Годунова», только, как вы уже знаете, в конце этого очерка. И даже, наверное, в некоторых других работах нашего книжного цикла (Наш книжный цикл отличается от других книжных сериалов в первую очередь тем, что он, цикл, создаётся - именно исследователем.
               Другими словами, в этом цикле ещё продолжается именно исследование, автором, творческого наследия нашего Гения.). И возвратимся, вновь, именно к третьей сцене его произведения. Сцены, описание, которой,  мы еще не успели закончить.

                ххх
               А мы там остановились, как вы помните из вышеизложенного, на основном, в третьей сцене, действии народа: не безразличному, для него, вопросу о царе. Вот как выражает основное действие народа, в названной сцене, сам поэт. Внеся туда, из-за огромного скопления народа,  - опять же через безымянные народные персоналии (пример: один, другой, баба!), -  и элементы дикости народа, сумятицы и суматохи. Народ (на коленях. Вой и плач). «Ах, смилуйся, отец наш! Властвуй нами! Будь наш отец, как царь!».
               Весьма ясна, в этом отношении, и концовка сцены, в которой он, народ, однозначно одобряет согласие Бориса Годунова на царствование: Народ. «Венец за ним! Он царь! Он согласился! Борис наш царь! Да здравствует Борис!».
               Не сложна, по восприятию, и четвертая сцена пушкинской трагедии, в которой Борис Годунов, приняв решение о царствовании:
             - держит  «тронную речь», - если перейти на современный нам, язык! - перед патриархом (церковью) и боярами;
             - приводит, к присяге, своих подданных. Бояре. «Не изменим присяге, нами данной»;
             - приглашает поклониться гробам династии Рюриковичей, так много сделавшей для России. Борис. «Теперь пойдем, поклонимся гробам Почующих властителей России»;
             - а, потом, созывает и пир. Борис. «А там – созвать весь наш народ на пир, всех, от вельмож до нищего слепца; Всем вольный вход, все гости дорогие». Другими словами, и здесь, Борис Годунов, поступает просто, но - мудро. И – по-человечески, без высокомерия.
                Гениально к месту, здесь, и концовка сцены. Это – диалог, короткий разговор, Воротынского, с Василием Шуйским. Разговор, в котором, последний, отказывается, как вы уже знаете, от своих же слов. А Воротынский, поняв его истинные намерения, называет, его, «лукавым царедворцем».  А, попросту говоря, лицемером, двуликим человеком, за спиной Годунова плетущего - заговор против него.
                Ещё раз выделим, что названная, выше, концовка сцены не только к месту, а – по-пушкински, гениально к месту. Так как именно через диалоги, первой и третьей сцен, Василия Шуйского, с князем Воротынским, Пушкин и начал вести, в своей трагедии, именно свою, а не Карамзина, версию происходящего в России. Версию о существовании - именно заговора не только против Бориса Годунова, но и, по сути дела, против всей России.
                А неверно воспринимается критиками, пушкинистами всех направлений и историками, именно пятая, - как, впрочем, и первые четыре! – сцена пушкинской трагедии. Я сейчас стою, - как автор и исследователь  пушкинского творчества! - перед дилеммой, - в связи с уже огромным объемом нашего очерка! – описывать ли, и пятую сцену пушкинской трагедии, подробно.  Выбираю, к сожалению, конечно, путь наикратчайшего изложения, её, вам. Итак, что же мы видим, как зрители, в этой сцене? И какие вопросы уместны - по этой сцене?
                А видим мы у Пушкина, в сцене  «Ночь. Келья в Чудовом монастыре», в первую очередь, Кремль, так как Чудов монастырь, находящийся в ведении Патриарха всея Руси, находился, или размещался, тогда, именно на территории  древнего Кремля. (Он, Чудов монастырь, являлся, в то время, если выражаться современным языком, филиалом Троице Сергиевского монастыря, главной церковной резиденции Патриарха всея Руси.).
                И видим на сцене (Что – тоже очень важно.) уже – 1603 год. И, разумеется, отца Пимена. И спящего - Григория Отрепьева. Будущего Самозванца, которому, кстати, снится, по Пушкину, вещий сон. Его, - как вы увидите по пушкинской повести «Капитанская дочка»! – убьют, как существует одна из версий, именно на колокольне. Немаловажная «деталь» Пушкина-чародея, вскрывающая знания поэта, пишущего «Годунова», и по убийству Самозванца. Какие вопросы, и пояснения, уместны здесь? Вопрос, кстати, не только - теоретический. Вопрос – практический! Другими словами, вопрос, идущий от следующего вопроса: «Кто же, такой, пушкинский «отец Пимен»?
                Сразу же отбросим часто употребляемую, пушкинистами-карамзинцами, версию о том, что пушкинский «отец Пимен» - это новгородский, или, там, псковский, беспристрастный и объективный летописец. Образ этот, созданный нам, - весьма, кстати, умело и искусно! - критиками и пушкинистами-карамзинцами, который, тоже, кстати, очень укоренился в сознании русской общественности, не пушкинский образ.
                Он не верен, даже, по самой биографии «отца Пимена». Искусно «вмонтированной», Пушкиным-чародеем, в рассматриваемую нами, сейчас, сцену: «Ты воевал под башнями Казани, Ты рать Литвы при Шуйском отражал». Это – первая ступень, или этап, в биографии пушкинского «отца Пимена».  Ступень, - уже особо выделим! – связанная - именно с князем Шуйским (не Василием!). Уже в то время, то есть во время войны Ивана Грозного с Казанским  ханством, и во время Ливонской войны, -  а это, как вы помните из начала нашего раздела по «Годунову», 1547-52  и  1558-83  годы, -  род которого, совместно с князем Курбским, тоже весьма искусно введенным, Пушкиным, в его трагедию: Самозванец. «Ты родственник казанскому герою?» (Смотрите сцену «Краков. Дом Вишневецкого»), искусно плел интриги, заручившись поддержкой католической польской верхушки, против, тогда еще живого, Ивана Грозного.
                Другими словами, - то есть без всяких там сглаживаний и обиняков! -  пушкинский «отец Пимен», это не, - то есть ни в коей мере не беспристрастный, и уж, тем более, объективный! – летописец. А, по Пушкину, самый старый и, потому, самый махровый, заговорщик. Прямой подручный князя Курбского, облившего, на Западе, Ивана Грозного - несусветной грязью. А, к настоящему времени, тайный подручный и князя Василия Шуйского.
                Князя, который, в разворачиваемом, князем, мощном заговоре, против Бориса Годунова, (Основное предназначение первых пяти сцен пушкинской трагедии.), выполняет, к тому же, и наиглавнейшую задачу заговора.  А именно: тайную подготовку заговорщиками, - и именно в Москве и в Кремле (Чтобы будущий Самозванец прекрасно ориентировался, - и знал! - все обстоятельства, подробности и тонкости: как жизни Москвы, так и царствующего, тогда, дома Годуновых.)! – Самозванца. Тайно подобранного ими, по году рождения убитого, ими же, в 1591 году, царевича Дмитрия, из среды наиболее проворных, смышленых, и грамотных, к тому же, молодых монахов.
                Вот здесь кроется основное различие между Пушкиным и - Карамзиным. Вот факты, почерпнутые, нами, из пушкинского «Бориса Годунова». Пимен. «Да лет семи; ему бы ныне было (Тому прошло уж десять лет… нет, больше: Двенадцать лет) – он был бы твой ровесник  И царствовал; но бог судил иное».
               И, в следующей, то есть, уже, в шестой, сцене. Игумен. «Из роду Отрепьевых, галицких боярских детей. Смолоду подстригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец, пришел к моей чудовой братии, а  я,  видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начало отцу Пимену» (Пушкин прекрасно знает и биографию Самозванца! – комментарий В.Б.). Как прекрасно знает, кстати, и «Дело по убиению царевича Дмитрия». Но об этом – чуть позже или, даже, в следующем пункте  нашей главы.).
               Как видите уже и сами, Пушкин в пятой и в шестой, сценах своей трагедии,  даёт уже, - связывая воедино все первые сцены «Бориса Годунова»! - именно свою, - а не Карамзина! – версию возникновения, в России, - и именно в Москве, в Кремле! - Самозванца. Самозванца, с помощью которого испано-австрийские Габсбурги, - и возглавляемая, ими, католическая церковь! -  и взорвут, Россию, страшной Смутой. И – чуть не подчинят, её, себе.
               Это тем более поразительно, что даже современные историки все еще гадают, - при наличии огромнейшего исторического архивного материала в России, и - в Ватикане, по Смутному Времени (Это хотелось бы не только подчеркнуть, но и, уже, особо выделить!)! - о возникновении, в ней, чудовищного, по своей мощи и силе, Самозванца. Буквально пронзившего, Россию, того времени, насквозь (Самозванец не только занял Москву, но и даже целый год, -  1605 – 1606 годы! -  царствовал в ней.).
               Кстати, версия Пушкина, через которую он и исправляет «Историю государства Российского», Н.М. Карамзина, не только наиболее реалистична, но и - объективна.  Как вы знаете и без меня, чудес, на свете, не бывает. Именно вполне определенные круги, - и силы! - как вне России, так и внутри её (Здесь внешние силы, сомкнувшись с оппозицией, управляют последней!), и породили - Самозванца. Это – непреложно.
               Внешний фактор против России, заключенный в хищном устремлении, разбойничьей Европы, на всё и вся, сознательно выйдя на оппозицию к Ивану Грозному и объединившись, с ней, против него, не только создали, но и провели длительный, мощный, обширнейший, - и хорошо организованный, к тому же! -  заговор против России.
                Заговор, острием которого было, в начале, уничтожение - именно династии Рюриковичей. В первую очередь, разумеется, уничтожение самого Ивана Грозного. Кстати, здесь остается в силе и основное положение криминалистики, гласившее: нет плохих времен, а есть - плохие люди, их порождающие. Так что, если воспользоваться  и им, Смутное Время возникло, в России, именно из-за плохих людей (Или хищного устремления,  разбойничьей Европы, на вновь возродившуюся Русь.). Что, как говорят математики, и требовалось доказать.
                Кстати, именно этим (Сопротивлением оппозиции; смыканием, её, с внешними врагами России.) и объясняются развернувшиеся «лютые казни Ивана Грозного». Сильно «преувеличенные», тоже, кстати, тем же князем Курбским. Бывшим соратником Ивана Грозного.  «Соратника», не пожалевшим черных красок на чернение Ивана Грозного. Чем немедленно и воспользовались: как католическая церковь, так и, науськиваемая, ею, польско-литовская верхушка.
                Пушкин выводит, кстати, его «опусы», - по чернению Ивана Грозного! - в той же сцене: как в речи Самозванца («Своих обид ожесточенный мститель»), так и в речи его сына. Курбский (сын; - пояснение В.Б.): «В науках он искал себе отрады». А Иван Грозный на измены, предательства и заговоры, управляемые из Европы, или князьями Шуйскими, ответил - именно опричниной и казнями предателей. С глубокой душевной болью - сожалея о них (В этом - и его противоречия, и его трагедия, и его шараханья: то в богомольство, а то и - в буйство!). А иначе, в то время, собственно, и  быть не могло, так как стоял именно вопрос: Кто  кого?
                А католическая церковь, австро-испанские Габсбурги, первыми начавшими длительный заговор против Ивана Грозного, - что они делали, как вы уже знаете, и в других государствах! - подобрав, для него, католическую польско-литовскую верхушку, сбежавших предателей и изменников, целенаправленно и настойчиво повели необъявленную, - и тайную! -  войну. В начале против  Ивана Грозного, потом – против Бориса Годунова. Положение, которого, было неустойчивым из-за его выборности.
                Что они делали, ещё раз выделим, и в других странах мира. И что – наиболее важно. Это, вы, тоже знаете. Знаете из изложенного вам, выше, материала. И тайную войну, ещё раз выделим, против Ивана Грозного. Царя, который умер у них, разумеется, «при весьма загадочных обстоятельствах». С этой войны и начался, собственно, сам их заговор против России.
                А они, обстоятельства,  оказались «загадочными» - только для русских историков. Историков, не берущих, во внимание, именно длительность, - и обширность! - заговора против России. Заговора, за которым уже отчетливо маячили: и убийство царевича Дмитрия, в Угличе, в 1591 году; и появление Самозванца в Кремле и, затем, в Польше; и Смута; и три военных похода трех Лжедмитриев; и прямые  военные и  польская, - и шведская! - интервенции России. Историки, всегда стоящие, ещё раз выделим, на позиции традиционной, или официальной, Истории. Историю, которую всегда фальсифицировали, тоже, кстати, как в России, так и за рубежом.
                В то время как именно нетрадиционная История, которая стала интенсивно формироваться, только в наше время, и дает многие ответы - и на Историю России. По сути дела, излагаемое вам, сейчас, с помощью Пушкина-историка, возникновение Смутного Время, в России, и есть – нетрадиционная История её. Или именно конкретика самой нетрадиционной Истории нашего Отечества. Более подробно, о ней, мы поговорим, наверное, только в других наших книгах о Пушкине-историке. Здесь же продолжим разговор именно о пушкинском “Борисе Годунове”.
                Не так уж и загадочна, и неразрешима (Хотелось бы, это, уже тоже особо выделить.), - разумеется, с позиции наличия заговора против России! - и смерть, -  при тоже весьма туманных обстоятельствах! - царевича Дмитрия в Угличе. Борис Годунов, ставший фактическим правителем России, при неспособном, безвольном и богомольном царе Федоре Ивановиче, увидев козни, заговоры князей Шуйских, решительно повел, - как и Грозный в свое время со «своими» предателями! -  борьбу - против них. 
               И, в 1587 году,   разгромил род Шуйских. Примечание. Князь Андрей Иванович Шуйский, брат деда Василия Шуйского, о котором вспомнил Григорий Отрепьев в пятой сцене: «Ты рать Литвы при Шуйском отражал», за организацию заговора, против Годунова, в 1587 году был сослан, в глухой город Каргополь, и там, в тюрьме, удавлен. 
               Остатки же заговорщиков, всё еще цепко связанных, через князя Курбского, с католической польско-литовской верхушкой, продолжая заговор, решили отомстить ему, в 1591 году, именно через убийство, в Угличе, царевича Дмитрия. Сразу же свалив, - через специально распускаемые, ими, слухи! - всю вину - на Годунова (Убийство царевича Дмитрия, в Угличе, решало и задачу уничтожения, при бездетном Федоре Ивановиче, последних представителей династии Рюриковичей. Здесь тоже все - очень тщательно продумано заговорщиками.).
               И, разветвляя свой заговор во все стороны, повели, Россию, именно к Смуте. Ближайшей целью, которой, было сваливание - именно Годунова. Как их наиболее сильного противника. А стратегической целью: подчинение, через Самозванца, России; превращения, ее, в колонию для Польши. И здесь всё – не только не загадочно, но и – весьма просто. И – закономерно!
               Остается только выделить еще одно немаловажное обстоятельство. Борис Годунов до своего, уже известного, вам, воцарения, фактически правил Россией – довольно-таки долго. Правил – хорошо! Поэтому русский народ и ратовал, за него, как своим мощным сбором на Девичьем Поле, так и своими суждениями (оценками), точно подмеченными, Пушкиным, в его сценическом произведении. Однако мы, все же, несколько увлеклись. Поэтому вновь вернемся - именно к пушкинскому «отцу Пимену».
               А, у Пушкина-историка, он не только махровый заговорщик, - и ярый сторонник, и соратник, Василия Шуйского! - но и, даже, злобный враг царя Бориса Годунова. По каким-то причинам (Пушкин нам это, к сожалению, не открывает.) люто ненавидевший – царя Бориса Годунова. И пишет он, в 1603 году, в пятой сцене, не летопись, а, как точно подметил Григорий Отрепьев, будущий Самозванец, тайный донос, или клевету, на Годунова: «А между тем отшельник в темной келье. Здесь на тебя донос ужасный пишет».
               Названным монологом Григория Отрепьева поэт, собственно, и заканчивает пятую сцену своей трагедии. И этот монолог Самозванца, как видите, уже, и сами, тоже к месту.  Остается только ещё раз выделить, что «свидетельство» князя Василия Шуйского об убийстве Годуновым, царевича Дмитрия в Угличе, - данные, им, князю Воротынскому! - лживо.
                Как насквозь лживы, кстати, и  «свидетельства» «отца Пимена». Пример. «Пимен. Покайтеся! – народ им завопил  И в ужасе под топором злодеи  Покаялись – и назвали Бориса!».  «Свидетельства», данные, им, не кому-либо, а будущему Самозванцу. И не только лживы, но и преследуют, у заговорщиков, как вы только что узнали выше, вполне определенные задачи и цели.
               Несколько слов скажем и об эпохи «многих мятежей». Как иногда называют - именно Смутное Время в России. Она, только что выделенная эпоха, возникла - благодаря именно хищному устремлению, всегда разбойничьей Европы, на возродившуюся Русь.
               Далее «Бориса Годунова» можно уже, в принципе, и не рассматривать подробно. Не рассматривать потому, что  всё, там, подчинено, Гением, строжайшей логике. И, разумеется, фактальности, то есть обоснованности - именно через факты.
                Можно только выделить, что трагедия, царя Бориса Годунова, состоит не в том, что он всю свою жизнь  душевно мучился убийством царевича Дмитрия, а в том, что безгранично, до конца дней своих, верил и доверялся -  Иуде! Которого - не убивал! Пушкин это выделил, кстати, через фразу «злобствующий Годунов». Другими словами, доверялся - именно князю Василию Шуйскому. Князю, который плетёт, за его спиной, обширнейший заговор против него.
                И это - тоже одна из важных идей пушкинского сценического «Годунова». Вот таков, Пушкин-историк, в своем «Борисе Годунове». Он выступает в нём, разумеется, не только как гениальный автор мощной и прекрасной, к тому же, трагедии. Где человеческие страсти – просто бушуют (Ураган человеческих чувств и страстей.). Но и выступает, в этом сценическом  произведении, - что, пожалуй, важнее! - первым, - до настоящего времени не превзойденным никем! - объективным историком Начала новейшей, или современной, Истории России.
                Объективным историком, который, через свое сценическое произведение и исторический труд, и довёл, до нас, именно истинный ход нашей Истории. Истинный ход нашей Истории, значительно искаженный, - и, потому, ложный!  - историком Н.М. Карамзиным в его многотомной «Истории государства Российского». Здесь уместно еще раз выделить, что и последующие, за Карамзиным, историки не довели до нас, в своих трудах, истинный ход Начала новейшей, или современной, Истории России. Это сделал для нас, еще раз выделим, только А.С. Пушкин.