История. часть вторая

Глава 1

Мне нравятся в чужом краю уставы –
Всё разные, что в дни цветенья травы, -
Но это погостить и убежать,
Купить настойку или сувениры,
Дискуссией затронуть честь мундира –
О том, как пить и правильно дышать.

Смягчение души – похмелье духа,
Пространство надоедливо и сухо
Коснётся и качнет водораздел.
Не знаю – доживу ли до обвала,
Да битому неймется или мало,
Хотя в пути изрядно поседел.

Как хороши сердечные порывы,
Как искренни, самозабвенно лживы! –
Как хочется чужие обуздать,
Свои – умерить до сердцебиенья,
Легко потратить чудное мгновенье
И новой одержимости не ждать.

Чем прелести заката лучше мнимых? –
Да среди них не отыскать гонимых,
Обманку распознает серебро,
Свинец преобладает в поднебесье
Агрессией алкающих конфессий,
Несущих в мир искомое добро.

Тебя найдут быстрее, чем ты хочешь –
И древо, чью основу мышью точишь,
Не защитит ни тенью, ни листом.
Чем пристальней внимание, тем проще –
Играешь отражениями жестче,
И прячешься, что лист в лесу густом.

Кому еще не нужен покровитель? –
Ты чаще гладиатор, а не зритель,
И на тебя найдутся знатоки.
Поэтому без памяти скитайся,
С такими же каликами встречайся,
Обманутый прохладою реки.

Повсюду жизнь! – Повсюду жизнь иная -
Под дождик не попавшая Даная
Состарилась и тихо дожила.
И мир не выплел золотые нити,
Застыло солнце маревом в зените,
А на земле блаженствовала мгла. -

Всё это морок, гаденькое чудо,
А если нет – вы скажете, откуда
Берутся провозвестники, вожди? –
Чем гуще шерсть - тем больше паразитов –
Как мало нужно сонму прозелитов,
Чтобы поверить возгласу: «Иди!»

Не спрятать ветку даже в Поднебесной. -
Амброзия – лишь разновидность местной
Невкусной водки, рисовый настой.
У нас в ходу напитки побогаче –
И виноградный спирт зовется чачей,
А каторга – сто первою верстой.

Что ныне притягательно в Тибете? –
Он весь как будто пребывает в свете, -
Но свет без вдохновения застыл.
Хранить и помнить – вещее занятье,
Но это оболочка или платье... –
Да бог с ним, прошлым – я его простил.

Дорога – это маятник и спутник,
Пойдешь направо – каторга и рУдник,
Налево – ностальгия и покой,
Наверх и вниз – десанты авангарда,
Забавы пифий, перепевы барда,
А прямо – отщепенец и изгой.

Назад не повернуть – невероятно, –
Конечно, и на солнце будут пятна,
Но лучше долго в точку не смотреть.
На плоскости сменяются фигуры,
Пока ты жив – ты человек де-юре,
Посмотрим, что тебе предложит смерть.

Глава 2

Есть девять видов смерти – по порядку –
Одну трясет сенная лихорадка,
И мир сужает запахов волну.
Вторая – ночь, но дышит неустанно,
Обыденное в ней темно и странно,
Она не мать, но антитеза сну.

У третьей голос горек и неслышим,
Хотя ее дыханием мы дышим,
Четвертой слух расширился, иссяк,
У пятой вкус немого цианида,
Шестую рвет шагреневой обидой,
Седьмая бьется о любой косяк.

Восьмая глушит краски, звуки, вехи,
Она равна в рыданиях и смехе
С величием бессмысленности дня. -
Держи ее за вечную простушку,
Деянья – за утруску и усушку,
Они с забвеньем близкая родня.

Девятая... Предвестница распада –
Дотла без света выгорит монада
И больше не взлетит, не упадет.
Есть девять видов смерти, восемь – мнимы,
И лишь одна из них необратима,
Но к ней непонимание ведет.

Непониманье? – Да, куда как просто –
Известно место сил и точки роста,
Исследованы светлые пути
И темные – не пройдены, но взяты
Взаймы, о них во всю трубят трактаты,
И каждый знает, как себя вести –

Что говорить, что понимать, что слышать. –
Когда дела идут – контора пишет,
И видимости крутят колесо.
То вверх, то вниз – то зрелище, то схватка,
То хаос, то подобие порядка,
То бумеранг, то грабли, то лассо.

Инерция, сеченье золотое,
Тобой одной еще скрипят устои,
Нет выхода, но вход не запрещен.
Лишь это шанс и место обновленья,
Так в вакууме чудится горенье
И сонм светил в круженье вовлечен.

Есть на земле таинственные складки,
Где прохудились древние заплатки
И прошлого дыхание сквозит.
Там колесо ломается и вязнет,
Там свет переливается и блазнит,
И падает ненужный реквизит. –

Девятая уходит с изголовья,
Дай бог ей бесконечного здоровья
На все мне отведенные века,
Пусть не спешит – и я свое успею! -
Поскольку идеально не умею –
И будет невнимательна слегка.

Присутствие, что волны и порывы,
Не эфемерно, но неумолимо –
Ты там, где будешь, если сделать шаг. -
Не делать шаг – предпочитать паденье,
Вращенье бытия, сраженье с тенью,
И путаться – где друг, где ты, где враг.

А колесо летит, сверкают спицы –
Фортуна не привыкла мелочиться,
Ты упадешь – подхватит и помчит.
«Теперь ты мой», – свистит Эол лукаво,
Теряшь мир налево и направо,
И твой «светильник разума» молчит.

Легко ли быть ведомым? – Мне – не можно.
Иная жизнь окрашивалась ложно,
Но добавляла яркость и размах.
От полюса до полюса палитра,
Что неусекновенная клепситра,
И вечное смятение в умах.

Глава 3

У тупика великий прародитель –
По зеркалу миров путеводитель,
Божественный ленивый карандаш, –
Что будет, если круг перечеркнули,
А душам, как в неравенстве Бернулли,
Позволили меняться «баш на баш»?

Теперь я повторюсь – полезно всё же
Прокрустово себе примерить ложе,
Не велико? – Не жмет? – Не лебезит?
Так дым полезен в обществе очистки,
Сюжету для романа – камеристки,
А счастью – непременный паразит.

Есть девять бесконечностей, бесстрастий,
Не совместимых в целое всевластий,
Как будто мир навеки разделен
И клонится направо и налево,
И листья мировое сыплет древо,
А молодняк почти испепелен.

Не помнить. Не хотеть. Не просыпаться.
Не строить. Не любить. Не возвращаться.
Не делать то, что делалось вчера.
Не обучать и не учиться боле,
И, в океаны добавляя соли,
Всё это повторять et cetera.

Что разделяет? – То, что мы – живые,
И каждый что-то делает впервые,
Забвение – источник пустоты.
Среди руин блаженной Атлантиды
За рыбами следят кариатиды -
А мы не видим этой красоты.

Печали умножает не движенье,
Но любопытство и воображенье,
Приставшие к бесплодным берегам.
Скреби обломком камня по темнице,
Изображай то дерево, то птицу,
Взывай к еще неведомым богам.

Умеешь – удивляешься невеждам,
Несмело доверяешься надеждам,
Что жажда жизни не ушла в песок,
Что всё не повторяется, но длится.
И безнадежность только ночью снится,
И свод небес по-прежнему высок.

Не вижу элегичности финала –
Не оттого, что знаю слишком мало,
Другой музыки создавал волну –
Внутри системы сбои и ошибки,
Джоконды торжествующей улыбки
Достаточно, чтоб мы пошли ко дну.

Кто вспомнит уходящее – те вздрогнут,
Поэтому и горизонт изогнут –
Смотри, да не засматривай рельеф.
Чужбина – это место без привычек,
В глазах темно и не хватает спичек,
В итоге остается только блеф.

Прими кураж за чистую монету –
Стихии не хранят нейтралитета,
Меняют облик мира день за днем,
Пока синоптик – праздный наблюдатель,
Гадающий по облаку старатель,
Проходит по планете с фонарем.

Потрогай камень – тверд невероятно, -
Попробуй прикрепить его обратно
На склон горы, под корень и траву.
Получится? – Свобода – тот подарок,
Когда свеча сплавляется в огарок;
Когда я свой огонь переживу.

А вот теперь смотри, что остается –
Кровь холодна, но сердце еще бьется,
И полнятся воздушные пути.
Не ветер возвращается, но память,
Иначе кто посмел бы здесь оставить
Последнюю возможность прорасти.

Глава в скобках

(Есть две картины мира, остальное –
Достойное вниманья наносное,
Фантазии в манере па-де-де.
Одна – мы смертны. - Вечно ищем бога,
Что нашего присутствия предлога,
Находим, без сомнения - везде.

Дальнейшее – местами воздаянье,
То проповедь, то благость, то свиданье,
То сонмы сил, то вовсе триедин. -
Везде торчат сомнение и вера,
И ширится невидимая сфера
Меняющихся следствий и причин.

И мы увидим небо в эгрегорах! -
Растущих, зарождающихся в спорах,
Являющих на землю чудеса.
Заимствованы сила их и лики,
Добру и злу они равновелики,
И лишь из них мы слышим голоса.

В дискуссию не буду вовлекаться,
Над вымыслом слезами обливаться,
Изобличать чужую чепуху -
Поскольку сам болтался где попало,
Пока на землю небо не упало
И стало – «что внизу – то и вверху».

Вторая – мы бессмертны, или вечны,
Поэтому забывчивы, беспечны
И непрактичны – некуда спешить!
Слепое подражание не катит,
На все века бессмертия не хватит,
И в тесном мире станет нечем жить...

И всё равно – каморка или клетка,
Песочек на площадке малолетки,
Слепое, по небрежности, пятно,
В конце всегда триумф визионера –
Не мера всех вещей, но просто мера
Того, что было. – Было суждено.

Когда в игре заходит ум за разум –
Не могут все угомониться сразу
И кто-то кипятится и кричит.
Менялись обстоятельства, границы,
Росли деревья, появились птицы,
Я поясню – сменился реквизит.

И этот сон – всего лишь тень забвенья. –
Достаточно принятия решенья –
И контуры реальности плывут.
Теперь ты – Мастер. – Строй свои системы,
Покуда мир примеривает леммы -
Чужие витражи не оживут.

Дорога – это много поворотов.
Прямая – идиома идиотов,
Линейка и державный карандаш.
А ты идешь – куда тропинка вьется,
Вернее – от колодца до колодца.
Любое доказательство – монтаж.

Еще – сойти в Аид по тихой грусти,
Затем найти младенчика в капусте,
Увидеть стаю белых лебедей,
А там – кто шьет рубашки из крапивы,
Кто вечерком полистывает «Ниву»,
Кто делает героев из людей. –

Как по-другому звать тебя, прохожий? –
Ты, ликом с небожителями схожий,
Плодишь всю эту нечисть или чисть,
То к звездам припадаешь, то к провалам,
То разум укрываешь покрывалом,
То отдаешь безделицею жизнь...

Я говорил, что Дар неодинаков? –
Но в той игре возможностей и знаков
У каждого свои карандаши –
Рисуйте цвет, объем и перспективу,
А там и сверим – если будем живы –
С любой картиной мира чертежи.)

Глава 5

Вернемся к созидающему плану –
Не вижу в нем ни прану, ни нирвану –
Сплошной ковер бегущего огня,
Взбиваемая языками пена,
Горгона ближе, дальше Иппокрена
И прочая ослепшая родня.

Мы все переплелись через потомков,
Но время нашей общности негромко,
И кровь звенит, что сотни ручейков,
Цветными облаками у Тагила,
То в день ЖД плывет «Хаванагила»,
То после Загса церковь и альков.

Не то что устарело «брат на брата»,
Укоротилась в скалку нагината,
Свершилось равноправие полов. –
Точнее – неразборчивость воскресла,
Из зрелищ нам, увы, остались чресла,
А из картин – «Помпея», Карл Брюллов.

Извилист путь у дыма и тумана –
Что записи в кармане Эккермана,
Последний романтический прилив...
В краю, где точно сено и солома,
Из Белоснежки выдувают гнома
И всем подряд торгуют на разлив.

Эпоха вырождения титанов –
Всего лишь проявление изъянов
И затемнений ткани бытия.
Развертка-свертка множества – до точки,
Курящегося облачка – до почки,
До кочки, где удельные князья.

Что светотень? – Игра воображенья. –
Отставнику почет и уваженье,
Могильный камень – славный матерьял,
На нем то пишут, то приносят в жертву,
И любопытство больше чем бессмертно –
Иначе бы никто не проиграл.

Никто не зритель на пиру? – Оставьте! –
Все домыслы Праксителю отправьте -
Он отсечет ненужные места.
А то, что безголовы и безруки -
Всё легче бегать к богу на поруки,
Не доводя реальность до креста.

Люби иных – за собственную тяжесть,
За детское стремленье к эпатажу,
За волчью пасть и заячью губу. -
Внутри судьбы колесики и спицы,
Что в галерее призраков Уффици,
И только ветер трогает трубу.

Не музыка, не шум, не бормотанье –
Элементаль, являясь на свиданье,
Несет сырую силу из глубин.
В руинах то, что строилось Наф-Нафом,
И Монте-Кристо не проснулся графом,
Сгустила осень в ночь багрец рябин.

Я говорил, что сумерки привычны? –
Да только мы, при схожести, различны –
Когда один придет, другой уйдет.
Кто любит мыслить ночью – тот философ,
А утром время бытовых вопросов –
И день насыплет пепла от щедрот.

Стриги купоны с яблока раздора –
Впадали в раж Эрида и Пандора,
Росла Елена, ссорились мужи. -
Всё это перепето, перепито,
Написаны «Эдип», «Бхагаватгита»,
Расставлены по меткам муляжи.

Теперь живи. – Кустарником ли, голем?
Лети по ветру перекати-полем,
Цепляясь за малейшую искру.
Погаснет пепел – мы его раздуем,
Поскольку лишь дыханьем существуем,
А отраженье – я его сотру.

Глава 6

Прямая речь – предвестница разрыва.
Любое утвержденье справедливо
По случаю, один из десяти.
Риторика – прабабушка науки,
Всё молода, но постарели внуки,
А правнуки успели подрасти.

Что нам слова? – Герои любят позы! –
История – цена метаморфозы,
Точнее – настоящая цена.
Подмостки жгут, на сцене ярче краски –
Пусть корабли лишаются оснастки,
Но свиток сохраняет имена.

То лес шумит, то море, то пустыня,
То горечи избыточно в рябине -
Пал заморозок, выбелил подзол.
В природе больше белого на белом,
Чем красного – как в частном, так и целом,
А впрочем, все соления – рассол.

О чем бишь я? – О пользе рисованья. –
С античности приковано вниманье
К идее формы, чистому листу.
В науке много гитик по привычке,
А перелесок – веточки и вички,
Подгнившие перильца на мосту.

Отшельник – это всадник аутизма.
Подержана по случаю харизма,
Меч-кладенец и стрелы про запас.
А истина всё глубже или ниже,
Под нос бормочет, выпимши, Ариша,
Меж полюсами мечется компас.

Цель отрока? – А юноши? – А старца? –
По молодости далеко до Гарца,
А далее – матрасная тюрьма.
Ни сесть, ни встать – одно воображенье,
Язвительности полное скольженье,
Пустого вдохновенья кутерьма.

Дай руку, ускользающий соратник, –
Ты рыцарь слов, блистающий привратник,
Горячая лихая голова!
Тебе слова ловили цели с лёту,
Казалось – небо диктовало ноты,
А буря и гроза – всегда права!

Не падает колеблемый треножник,
Судьбе не подчиняется острожник,
Поскольку обещаний не щадит,
Тревога не уходит без оглядки,
По Гамбургскому счету – беспорядки,
Двуликий Янус – что гермафродит –

Одно покажет, а другое спрячет,
Пока удача камешком маячит –
Твоя дорога лесом зарастет,
Не то болото выкинет коленце,
И дудочка, что первый плач младенца,
На речку из верховий уведет.

Все реки, по идее, выпадают
Из дальних гор, и родники не тают,
А просто бьется зеркало воды –
Что отразить на время и навеки,
Как пройден путь через варягов в греки,
Как отличить анчар от череды.

Я – травник, и анчар не пышет ядом,
Поспешно ничего судить не надо,
Что Белая, что Черная река…
След на воде – история песчинки,
По осени похрустывают льдинки
Да кучно набегают облака.

И всё же наша речь неугасима,
Взяла волшбу тумана или дыма,
Огонь глубин, разреженность небес,
И всё, что в ней возносится высоко,
Не забывает своего истока,
Как не забудет сеятеля лес.

Пропущенная глава

Искать предназначение не сложно –
Отсеиваешь то, что явно ложно,
Затем – к чему не тянется душа,
Пропущенное с возрастом и в спешке,
То общество, где встретят по одежке, –
В итоге остаешься без гроша.

Опять всё начинается с итога –
И так-то было дней моих немного,
А вот поди – попробуй собери.
Дорогу озаряет свет неверный -
Сгущающийся сумрак эфемерный
Сплетает воедино декабри.

Здесь был бы ко двору венок сонетов -
Но завершилась жизнь Страны Советов,
И даже свой совет я не приму.
Мы выросли, и выросли внезапно –
Уж лучше так, чем с веком поэтапно
Восславить погружение во тьму.

Есть творчество, есть ремесло, есть служба,
По юности и молодости – дружба,
Сословное приятельство и быт,
Случайные и родственные связи,
Опасные прыжки из грязи в князи,
Французские бистро и общепит.

Что очередь, что всенощное бденье,
В них общее – народное смиренье,
Особенно в рассветные часы. –
У ангела крыло широковато,
Дождем сопровождается утрата,
И влагою колеблются весы.

Полярны состояния подростка –
То в мире всё отравлено и жестко,
То столько света, что в глазах темно.
Потом любовь, меняются таланты,
Финансы рулят, старятся ваганты,
Свет выцветает в тусклое пятно.

Вот паучок пал с веточки на книжку... –
Приветствую, несносный паучишка! –
Свирепствуй, оплетая переплет.
Твое предназначение статично,
Поскольку паутина герметична
И всё в себя до срока соберет.

У человека нет предназначенья,
И гороскопы – преувеличенье
Восточной обратимости судеб.
Суди по фактам – ложь и недеянье
Расшатывают оси мирозданья,
И камень принимается за хлеб.

Есть выбор, или выход, или воздух. –
Любая цель, по сути – лучший отдых,
Отлично формирует силуэт! -
То выглядишь героем и пандитом,
То учишься владеть теодолитом
И фильтровать чужой базар и бред.

Не может воплощенье быть уроком. –
Как будто бы слегка побило током,
И мы творим безумью вопреки –
Растим на полусфере параллели,
Спасая корабли, смываем мели,
И ищем у вершины родники.

Что тот солдат, что этот... На привале
Вдруг понимаешь – снова проиграли,
Меняясь черно-белой стороной.
Звезда слегка подрагивает спектром,
Теряет кровных родичей Электра,
Мир портится за призрачной стеной.

Хождение за море – авантюра. –
Сюжет, что вдохновляет трубадура,
Для очевидца несколько иной. –
На море больше качки, меньше страсти,
А суша распадается на части,
Лишь только остается за спиной.

Глава 8

Я делаю не то, что пригодится,
А то, в чем можно лично убедиться,
Увидеть, как простроены пути.
Привычен не контроль, но наблюденье,
Любое неслучайно совпаденье –
Иного не могло произойти.

Вопросы переходят в утвержденье,
Скачками бронзовеет заблужденье
Иль то, что вместо логики во мне.
Я понимаю мир как представленье,
В котором чаще третье отделенье,
При этом автономное вполне.

Как та подлодка – шлюзы и отсеки.
В каком бы ты ни воплотился веке -
Дышать в незримой клетке тяжело.
А без людей – тоскливо и пустынно,
Хотя подчас легко, отменно длинно,
И не мешает Мировое Зло.

Пустыня – это много саксаула.
В честь венского изогнутого стула
Его стволы заранее кривы.
Цени долготерпение верблюда -
Пустынный бог – порядочный зануда,
Где можно – обошелся без травы.

Я тоже без воды, огня, карьеры,
Пока не изменяет чувство меры,
Могу чересполосицу терпеть.
Затем теряю выдержку, манеры,
Щажу людей, но не вопросы веры,
И ввысь трубит и лопается медь.

Не то чтобы мне прошлое понятно,
Но лишь когда часы пошли обратно,
Исчезли восклицанья «почему?» –
Да потому, что холодно и жарко,
Что лучше вездеход, чем иномарка,
Когда ты едешь в Кемь иль Кострому.

Что неподвластно нам – то изменила
Небрежным легким росчерком Далила, -
Где женщина – потеря головы.
Теперь слиянье реже, чем рожденье,
Любовь преображается в смятенье,
Желанье усыхает до «увы»...

И я хорош... Прирученная дева –
Не амазонка, не Лилит, не Ева -
Такая же потерянная суть,
Ей тоже плохо бодрствовать вслепую,
Хвататься за соломинку любую
И проживать случайно, как-нибудь.

У нас есть мир, не правда ли, пришелец? -
Когда еще какой создаст умелец
Подобную песчинку из часов? –
Не требует заботы и починки,
Орбита катит эллипсом с картинки,
Диапазон – от ультра до басов.

А опыт... – Что ж – хорошего помалу, -
Привычка всё решать девятым валом
На эту цифру делает упор.
Когда-то всё случалось по-другому –
Из снежного истаивая кома,
Жизнь поднималась на вершины гор.

Я следую полету и порыву,
Мне схлапываться в бабочку тоскливо –
И к разуму обширному привык.
Провалы заполняет чаще лава,
Чем пыль веков и прочая отрава,
Слух различает мировой язык.

Так что же есть поступок? – Точка сборки. –
Присутствие. – Пустые отговорки:
«Я не готов». – Попробуй подожди –
И мир помчится по своей орбите,
Пока ты объясняешь аква вите,
Что просто ждешь, когда пройдут дожди.

Потерянная глава

Метод «тыка» как раз и есть то самое,
что движет прогрессом (везде, кроме искусства,
где прогресса нет). Может, это и абсурд, но – данность.
Евгений Витковский

*   *   *

Всё делается методом ошибок –
Так «Адидас» меняется на «Рибок»,
А для тайги удобней сапоги.
Привычка жить красиво – не помеха,
Но искажает зрение и эхо,
И прошлое встает не с той ноги.

Чем холоднее лето, тем привычней,
Оттенок местной зелени – коричный,
Частично бурый или же рябой. –
Ей тоже не хватает хлорофилла,
Зато не приживается бацилла,
На север занесённая судьбой.

Там город. – Из далекого начала.
Ни стен и ни окалины металла
Не обнаружить – комната пуста.
Архитектура – из полей и линий,
А сколько света! – Красный, желтый, синий –
Как не было, всё с чистого листа.

Но мир – большая книга, без лакуны.
Перебирая временные струны,
В конце концов находишь, что хотел,
Но чаще то, в чем хочешь убедиться, –
На зеркало бессмысленно сердиться,
Ты сам обозначаешь свой предел.

Эмоция? – Печаль и сожаленье.
Не возрождает щучье повеленье
Ни наши, ни иные времена.
От ветхости потрескивает шкурка,
Пространство режет вещая каурка,
Дремучий лес роняет семена.

Взойдут? – Перегорят? – Окаменеют? –
По младости бояться не умеют,
И пусть им, так как в сущности правы.
Планета – это амфора, барсетка,
Совсем мы исчезаем крайне редко,
Орбита – это лук без тетивы.

Весь парадокс лишь в том, что все мы живы. –
Ну да, не избежали пантомимы
Озирис – Сет – Изида – Амон-Ра,
Изобрели круги и пантеоны,
Затем духи, платочки, панталоны,
И главное – рассольчику с утра!

Пока летело колесо сансары
И меж собой беседовали лары,
Капуста обрастала шелухой –
Дотошными картинами Аида,
Романтикой Тристана и Майн Рида,
И Музами, и прочей чепухой.

Что значит для меня любая Муза? –
Для социума больше, чем обуза,
Для Мастера – ревнивая жена,
Мне – спутница, знакомая, подруга,
То холод льда, то резкий ветер с юга,
Короче – омут не имеет дна.

Мужчине всюду женщина – загадка,
Из хаоса к столпам миропорядка
Влечет меня сердечная тропа.
Миг обладанья – всё, что я имею,
Поскольку так и любят Лорелею,
Любовь без воплощения – глупа. –

Любовь слепа, глаза ее закрыты, -
Фемида – отраженье Афродиты,
Венера – зеркало, другому не бывать.
Клубочек цель указывает четко,
На переправе ожидает лодка,
И девушка – не вспомнится, как звать…

Есть случаи, когда забвенье – благо. –
Иначе не свершается и шага,
Повсюду правят мрамор и гранит.
Мужчина – лишь предмет познанья мира,
Звучащая в шторма и бури лира –
И женщина с ним всякое творит.

Глава 9

Представьте – учредила лига наций
Регламент на число реинкарнаций. –
Поверят! – Станут в очередь и строй.
На самом деле так уже бывало,
Но индульгенций нынче явно мало –
Армагеддон гремит не за горой.

Всё что угодно, только не реальность –
Монастыри, духовность, инфернальность,
Саи Баба, Карнеги, Менеге... –
Но этот не заслуживает слога,
На нем горит не шапочка, но тога -
Парик сгорит, явись он в парике!

Мы верим потому, что так удобно. –
Так страуса позиция подобна
В кармане фиге и другим вещам.
Зачем смотреть на мир, как на темницу? –
Не проще ли себе представить птицу,
Парящую над миром по ночам?

Зачем кричать: «Я верю!!! – Где стигматы?!»
Что вера? – От зарплаты до зарплаты –
Я тоже верю – можно дотянуть,
А можно делать больше или лучше –
Но каждый миг надеяться на случай
И ждать, что чудо явит кто-нибудь.

Вот здесь лежит черта водораздела –
Кто сотворил хоть раз, тот ищет дело,
А не причину, почему не смог.
И каждый раз, когда мы прячем лица
И от бессилья хочется напиться, –
И возникает всемогущий бог,

Как антитеза, антипод, апостроф. -
Не каждый бог  - иллюзия и  остров,
Но каждый – это ты или другой.
Маши платочком всем своим деяньям,
Что пролетят весенней гулкой ранью,
Пока ты отдыхаешь за рекой.

Поэтому мне нет туда дороги.
Мне ничего не значит слово «боги»,
И им я ничего не обещал.
Хотите жить – учитесь быть живыми,
А в Петербурге, Лондоне ли, Риме –
Да мало ли в истории начал!

Решай уже – чего тебе потребно, -
Само дыханье Родины целебно,
Разлука в том порука и судьба.
А падать лучше в пропасти над миром,
Чем создавая нового кумира
Иль в старом культивируя раба.

Пример один – ты сам, твои поступки.
Реальность компромиссы и уступки
Не понимает – с кем ей воевать? -
Воюют только мифы и подростки –
Да спать в таких реальностях не жестко? –
А впрочем... – Мы привыкли убивать.

Огонь угаснет, ветер горек, темен,
Золы и праха перечень огромен,
Пора понять – кто этого хотел? -
Один виток – замкнуло, заискрило,
Второй – по кругу – кажется, всё было,
Но вдаль отодвигается предел.

Ищи, кому ты нужен и понятен,
Хотя в любом тьма белых, черных пятен,
И слабостей, и лени без причин.
Люби в границах холода и жара,
Не разжигай ненужного пожара –
Иди - учись воспитывать мужчин.

А женщина подобна всем стихиям –
Она Лилит, Рахиль, Юнона, Лия,
Всё совершенство мира и чудес.
И нужно так немного – просто сердце,
Без модерато – менуэт и скерцо,
Чтоб ты без промедления воскрес!