Диплом 8 постановка народной трагедии

Раздел 8. ПОСТАНОВКА НАРОДНОЙ ТРАГЕДИИ.

      «Чем глубже мы заглядываем в прошлое, тем лучше видим будущее».                Уинстон Черчилль
21 ноября 2008 года в Крымском украинском театре состоялась премьера народной трагедии «Маршрут товарища Сталина. 33-й банкет» по одноимённой пьесе Гарольда Бодыкина. Этот спектакль - попытка театра найти своё место в обществе; в 75 годовщину отдать дань памяти погибшим во время голода 1932-1933 года; коснуться образа Сталина и доказать, что тема, поднятая в спектакле, актуальна и на сегодняшний день.
Сейчас всё чаще вспоминается имя вождя народов: кто-то кричит: «Воздать!», - кто-то взывает: «Распять!» Театр попытался пообщаться и с теми, и с другими, сведя их в одном зале.

Публика продиралась на спектакль сквозь кордоны милиции и толпу демонстрантов, протестующих против показа. На входе, на лестнице, в зале и даже за кулисами – всюду были военные. Ещё до начала спектакля люди были введены в  атмосферу, когда каждое твоё движение под прицелом чьего-то неутомимого и зоркого глаза. Театр попытался объяснить зрителям: отчего происходят голодоморы и предостеречь от следующего. Режиссёр заглянул в то время, проследив по разным источникам информации: что же говорилось, писалось и показывалось тогда, когда гибли люди?
Попробовать понять… Это тоже подвиг - Мартынову угрожали убийством. Когда-то Сергей Клино написал такие строчки:
Не лиха беда начало,
Если сызнова начнём.
Воз и ныне там? Печально…
Не осилим, так качнём…
Хотя бы качнуть то, до чего нельзя было дотронуться не то что театрам, а даже дома: подслушают и донесут…

Автор вспоминает рассказ Валентина Судака, актёра Черниговского театра, о том, как сидя по вечерам на тыквах, дети слушали рассказы стариков о том, как в деревнях ели детей… Такой советский хеллоуин был в его детстве… Но, никогда и ничего не говорилось о виновниках или причинах. Просто голод…

Для режиссёра было бы высшим счастьем, если бы зрители посмотрели спектакль, и проблема, поднятая в нём, была бы решена навсегда. Навсегда исчезло насилие над человеком, навсегда исчезла жестокость. Но, увы… Искусство – не всесильно… Насколько гениальным были брехтовский спектакль и фильм «Матушка Кураж», а желающих прожить войной – не убывает. Вероятно, для этого нужна не только гениальная драматургия, гениальная постановка и игра актёров, - нужны гениальные зрители. Мартынов мечтал именно о таких, о всепонимающих...

Мартынов давно задумывался о событиях 1932- 33 годов, хотел поставить «97» Кулиша, но не было в театре столько актёров, и вот новая пьеса. Для восприятия этого спектакля режиссёр готовил публику постепенно, разнообразя жанры постановок. Постоянные зрители знали, что новое - всегда будет неожиданно другим, непривычным. Это просто следующая ступенька в их воспитании, в развитии их театра. Режиссёр стремился научить людей понимать, видеть, предчувствовать и главное: сопротивляться несправедливости. Самое главное – сопротивляться!

Наверное, это новый вид искусства – спектакль-диалог. Когда актёр бросает в зал фразу, цитату из газет или докладов и ждёт от зрителей выводов. Диалог, который идёт на уровне подсознания. Да, для этого нужен талантливый зритель, но Мартынов никогда не ровнялся на среднего, - только на того, кто способен и хочет понимать. Но, изменить, десятилетиями навязываемое мировоззрение, не так просто. Поэтому автор попытается рецензировать именно подтекст, предлагаемый режиссёром своим зрителям.
Постановка осуществлена в стиле эпического театра, в ней использован приём отчуждения. Реализм – надёжнейший путь к пониманию. Здесь нет личного отношения к происходящему, нет разоблачительных слов, как на Нюрнбергском процессе. Всё изображено реально во всей своей отвратительности. Режиссёр делает зрителям прививку от диктаторства и ждёт сопротивления.

Каждая сцена отображает целое явление в жизни всей страны; за судьбой каждого персонажа – судьбы миллионов людей, отношение между классами и социальными группами, между народом и властями, между односельчанами.

Действие происходит одновременно в Москве и на Украине. С левой стороны сцены банкетный зал Кремля со столом, заставленным мясом, осетрами, закусками и вином, фруктами и виноградом, арбузами и дынями, мандаринами и гранатами... Стол сервирован на 13 персон, но еды на нём столько, что, кажется, что собрались за ним праздновать не иначе как сто любителей хорошенько поесть.

Сценограф Генриетта Петкевич поставила стол под углом к зрителям. Всем видны все блюда, выставленные на нём. На стульях - 12 манекенов - это члены ЦК ВКП(б). С правой стороны сцены - бедный дом с пустым столом; две лавки; печь, расписанная цветами и птицами; там, где когда-то висели иконы - светлые пятна; над дверью - портрет Сталина. Правее, на авансцене кабинет Петровского. Стол с печатной машинкой,  тарелка радио и зеркало на стене. На заднике нарисован пионерский хор. Посередине, высоко над сценой звезда, на которой прикреплены многочисленные рупоры радио, направленные во все стороны необъятной России.

Языковым своеобразием спектакля является грузинский акцент Сталина и его матери; на правой половине сцены говорят по-русски, на левой – по-украински.
Спектакль начинается стихами Александра Галича. Их читает за сценой Борис Мартынов. Читает так, что поймёт их смысл каждый: «Бойтесь того, кто скажет: «Я знаю, как надо!»
И вот в сопровождении Будённого появляется тот, кто «знает, как надо». Мы видим весёлого вождя, который спешит на свой 33-тий новогодний банкет. Роль Сталина в спектакле исполняет Валерий Лукич Тюленев. Он  появился на сцене таким, каким мы привыкли видеть вождя на кадрах старой кинохроники: в военном кителе, с трубкой в руках. Волосы высоко зачёсаны назад.  Гримёры постарались на славу. А дальше театр предлагает целый набор поступков Сталина, а зрители должны ответить себе:  так ли всё нужно было делать? Это, почти, обращение к Маяковскому, к его «Что такое "хорошо"? и что такое "плохо"?»
Мы видим этот, ставший энциклопедическим, образ и слышим совсем противоположные откровения о том, как не заступился он за избиваемую отцом мать; как был причастен к ограблению банка; как пьянствовал в горах от удачи. Эти откровения шокируют нас, больше, чем выстрелы. Они разрушают так тщательно создаваемую величественность, святость вождя. Сразу же, с первых слов он сам раскрывает свою суть. Ему нравится делить то, что сделано другими; решать: кто достоин жизни, а кто нет! И каждому его злодейству – есть у него веское оправдание. А каждой победе – есть в противовес – страшный грех. Он не мог строить честно, так как это – неимоверно долго, взамен на станки он продавал хлеб Германии, который отбирал у крестьян, а когда наступил в стране мор, когда множество статистиков заспешило в Москву, чтобы сообщить о повсеместном голоде, - чтобы никто не обвинил его в убийстве - объявил умерших врагами.

На вопрос матери: «Кем ты стал в этой жизни?», - он отвечает: «Царём! Я не учёный, университетов не кончал... А они взяли и выбрали! Что? Ошиблись?!!»

Голос актёра звучит настолько уверенно, с таким выбросом энергии, что пугает зрителей. Зловещим взглядом с лукавой ухмылкой обводит актёр зрительный зал, и кажется, что это мы избирали его, и нам ужасно стыдно от этого.

Предыдущей работой актёра была  роль фермера из пьесы А. Крыма "Евангелие от Ивана". И вот наоборот, тот, кто старается уничтожить кулаков.

Режиссёр не боится давать актёрам совсем противоположные ролы. Он против стереотипов и амплуа, и считает, что актёр должен обогащать свой опыт созданием разнообразных образов, должен расти с каждой новой работой.

Валерий Тюленев в интервью крымскому радио [19] сказал, что в своей работе полагался на интуицию и на режиссёра. Слушал речи Сталина в записи и прислушивался к интонации актёров, снимавшихся в фильмах.

Отношение к своему герою у актёра очень осторожное, очень трепетное и боязливое. Он хотел понять Сталина и искал ему оправдание... Хитрость, непримиримость к тем, кто мешал строить новое государство, и самоуверенное спокойствие, подкреплённое поддержкой народа - были главными чертами созданного им образа.

Чтобы довершит образ Сталина, Мартинов использует множество музыкальных вставок. Есть здесь и любимая песня вождя "Сулико", которую поёт за сценой Вера Кубанцева, а Москва и далёкое украинское село подпевают своими зычными от сытости и хриплыми от истощения голосами. Бывшая актриса хора решила помочь театру и сделать эту сцену совершенной.
Режиссёр - мастер делать чёткие концовки сцен, так в конце одной Гробаренко делает замечание: «Воробьёв ещё не всех съели, а людей уже нет». Что здесь ещё можно сказать?
Начавшаяся мания величия вождя продемонстрирована в сцене, когда звучит «Кантата о Сталине», девочка читает стихи, которые заканчиваются словами: «Спасибо, за то, что вы живёте на земле!», - и идёт к нему. Её никто не остановил и тот, кто должен был это сделать, слышит последний звук в своей жизни - звук выстрела...

И ещё эпизод, на котором сосредотачивает внимание режиссёр. Это как бы ответ и одной, и другой части зала. Это тема некомпетентности руководства. Сталин спрашивает у министра о смертности на строительстве, а тот, отвечает, что не знает. «Как ваше здоровье? Не кашляете?» И снова звучит выстрел, и манекен за столом безвольно наклоняется вперёд. А имеет ли право не знать чего-то человек, ответственный за архиважное дело? Стоит ли браться, если не можешь? Сейчас, воскресни друг Сталин, ни один современный политик Украины, не остался бы в живых. Все – не компетентны. Они знают об этом, знают и больше всего на свете боятся нового Сталина.

Следующей темой, поднятой создателями, была тема измены, которая была с обеих сторон. Без которой не бывает политики.

12 апостолов. У Христа их тоже было 12. И все они исчезли, отреклись от учителя, когда его повели на смертную казнь. Чтобы никто не предал раньше - новый миссия предпочёл опережать, убивать их первым, лишь заподозрив в чём-то. Выстрелы будут звучать, пока стол не опустеет.

Второй по значимости властной фигурой в спектакле является Петровский. Его роль играет Николай Бондаревский. Выполнив задание вождя: добыть хлеб любым путём, он получил - следующее, и диктует о достижениях страны в украинизации учреждений, газет и школ, когда учиться уже некому.

Текст пьесы изобилует цитатами. На них постепенно строится сюжет. Показан процесс извращения фактов, приспособление их под политику. Мы видим, как фраза из ужасающего отчёта превращается для печати в эстетичную. И люди едят уже не гниль, выкопанную из промёрзшей земли, а огородные овощи...

Актёры Савченко (статистик) и Бондаревский играют совсем противоположные образы. Мы видим два типа интеллигенции. Первый - играет настоящую, голодную и обессиленную, небезразличную и не способную молчать, желающую исправить ужасающее положение крестьян; второй – представитель тех, кто пригрелся у власти, тех, кто ищет, как замаскировать правду, припрятать беды народа и находит красивые слова для прессы.
Слова Петровского, которые он диктует секретарше, чередуются фактами, оглашаемыми статистиком: «У детей счастливое детство». «Люди питаются корой деревьев и ботвой».
«Дети – наше будущее». «Дети перестали посещать школы».

«Детям достанется в наследство всё, что мы строим». «Колхозница Домна Хрипун вместе с дочерью, убила 11-тилетнюю девочку для употребления в пищу».
Здесь прекрасно справилась со своей ролью машинистки Елена Дмитриева.  Абсолютная отчуждённость от внешнего мира. Она печатает, но не слышит и не видит ничего вокруг. Чисто механическая, бездумная работа.  Она здесь, рядом, до неё долетают слова статистика о мёртвых детях, но они не затрагивают её душу. Ей приятнее слушать музыку и напевать весёлый мотивчик, смотреться в зеркальце и поправлять локоны, пытаясь кокетничать с начальником.
Удивительно, но одна актриса сумела сыграть равнодушие всей не голодающей части народа СССР!

Затем сделана маленькая пауза... Она, как минута молчания. Она оставлена режиссёром для того, чтобы каждый смог понять, что не было ни одной попытки со стороны горожан, со стороны соседних государств: собрать провизию и послать её в умирающие села. Так хорошо работающая пропаганда не проронила ни слова о том, что рядом гибли люди. Только о хорошем – плохого в великой стране – нет и не может быть!

Каждая сцена в спектакле – логически завершена, она как отдельный спектакль. После каждой выключается свет, как бы отбивается время. Режиссёр, как картинку из мозаики, составляет эпоху. Нельзя выделить какую-то главную, или какую-то вычеркнуть. Тогда не выйдет нужного рисунка. Правда - должна быть вся! Про всех и про каждого отдельно.
Теперь свет перебрасывается на хату, где живёт Маруся. Играет её Ольга Котляренко - высокая и стройная. Как говорят: «У неё глаза - на пол лица». Именно, обращённые к небу глаза, – наиболее сильно иллюстрируют человеческое горе. Она одета в платье, приготовленное для похорон. Вдруг, слышится стук, и мы видим на пороге ребёнка, он просится на ночлег. «Я впущу тебя, а ты меня съешь». «Не съем, я ещё маленький», - и он протягивает Марусе дрова для печи. Это самая нежная сцена в спектакле. Женщине приятно увидеть рядом хоть какую-то живую душу. Она радуется ему, но, впускать шатающихся – запрещено, угостить его - нечем и положить - некуда. На кровати - покойник... Так можно на стол! Стол - это когда на нём хлеб - божий престол, а когда нет ни крошки - простая доска...

Мальчик пытается возражать: «Нельзя на стол! Бог всё видит!» И здесь звучит вопль отчаяния. Кажется, что актриса вложила в него всю себя: «А если видит, то почему допускает, чтобы люди - людей ели?!!»

И здесь уже чужой мальчик старается спасти её. Юный актёр Даня Никулин хватает её за руку и шёпотом просит не ругать громко власть, потому, что расстреляли в их селе учителя за такой вот длинный язык... Две обездоленные души охраняют друг друга от несчастья.
Актрисе, кроме страданий голода, материнской любви и отчаяния надлежит сыграть еще и талантливую актрису, которая мечтает, как и прежде сыграть спектакль, для тех, кто останется в живых. Она читает отрывок из «Пира во время чумы». И зал замирает от силы искусства, которое способно в нескольких строчках передать весь ужас того времени. Когда-то это было просто искусством, теперь стало - реальностью, её жизнью. Сегодня в её доме будет такой пир, но она ещё не знает об этом. Передать это предчувствие актрисе помог опыт. В её репертуаре такие сложные образы, как Нина из "Нелегалки" А. Крыма и Наталья Павловна из "Брехни" Винниченко. Поэтому, именно ей режиссёр доверил эту сложнейшую роль.
В следующей сцене мы узнаем, как приходилось  выживать тогда представителям культуры. Звон колокольчика означает, что это завклубом Гробаренко (актёр Юрий Грищенко) впрягся в театральный возок и идёт по селу собирать покойников. Образ Гробаренко самый психологически-сложный. Он как никто другой чувствует свою вину в том, что случилось. В отличие от Кныша, он понимает, что происходит в стране. Когда-то он поддержал эту власть, а сейчас страдает от произвола не только он, а и все: женщины, старики, дети... Он плачет, вспоминая, как хоронил живого мальчика, а тот кричал: «Я живой!» Но, нужно было выполнить план по покойникам, иначе не получишь похлебки. Он говорит: «Я знаю: за что мне это? Я крест с церкви сбил».
Нет, не крест. Возможность быть Человеком.

Актёр хватает себя за голову от ужаса, к которому все они причастны.
Очень удачный дебютом А. Ижболдина в театре была роль Кныша. В ней всё: и наносное, и личное, и любовь, и беспредел, дарованный людям властью. В ней исковерканные судьбы целых поколений многочисленных палачей своего народа. Он входит в дом, как настоящий хозяин: толкая дверь ногой. Здесь режиссёр использует сатиру. Кныш делает всё, что на его взгляд, должна делать власть с кулаками и сельской интеллигенцией: он кричит и обзывает Марусю последними словами; он надсмехается, унижает и угрожает. Он относится к людям, как к мусору, по-хамски раскидывает мебель и толкает ребёнка. Он по службе обязан ненавидеть всех. Кажется, что: дай ему ещё капельку воли, и в селе не осталось бы никого. Но, не найдя ни хлеба, ни золота, - он успокаивается, видя, что «кулаки» еще беднее его. Он выполнил свои служебные обязанности и теперь имеет право отдохнуть, ему хочется пообщаться со своей бывшей невестой. Кныш садится на лавку и начинает разговаривать по-человечески и даже угощает всех своим спецпайком.

И здесь зрители понимают, как получился тот голод, и откуда брались враги народа. Гробаренко вспоминает, как после выполнения плана поставок, приехал в село Петровский и обязал сдать хлеба ещё в 20 раз больше. И вместо того, чтобы защитить своих односельчан от неминуемой смерти, Кныш  отрапортовал, что сдаст хлеб! И сдал, отняв у односельчан всё. Он выполнил план по хлебу, и сразу получил следующий - по кулакам. Но, где же взять столько кулаков в бедном селе? Вот и стали кулаками все неугодные Кнышу... 49 самых нелюбимых. А пятидесятым станет статистик – муж Маруси…

Казалось бы, несколько предложений, а зрители узнают всю правду о том голоде – ведь не Сталин отбирал хлеб, а свои же односельчане, обретшие власть.
Что нужно режиссёру от зрителей? Чтобы они научились понимать.  Для кого старался Кныш, отнимая хлеб у стариков? Для голодающих детей Германии, которые выросли на дармовом хлебе, возмужали и пошли добивать тех, кто не умер в том страшном голоде...
Это – наиглавнейшая правда из всех правд этого спектакля.

Роль матери в чёрном играет Нелли Жук. Почему она появляется на сцене? Почему задаёт вождю вопросы? Вряд ли их задавала ему его совесть? И вряд ли он стал бы с ней говорить откровенно.  Мать - не совесть, её в карман не спрячешь. Хотя, она спросит как раз то, что подумают, но побоятся спросить другие! А он уже будет иметь готовый ответ.
Актриса ненавязчиво тихо, будто баюкая, обращается к своему непутёвому сыну. В её словах нет ни тщеславия, ни гордости за своего ребёнка. В голосе её дрожащий страх за грехи, которые он способен совершить, ведь она знает его, как никто другой... А в её интонациях мы ощущаем материнское предчувствие тех 6 часов, которые дал вождь Гитлеру, как фору, для уничтожения Советской армии на западной границе 22 июня 1941 года.

А её реплику: "Отец должен любить всех детей одинаково», - режиссёр считает главной идеей спектакля. Всех детей нужно любить! И любить - одинаково! Любить – значит беречь…
Фигура в чёрном (актёр Кареев) - что-то вроде неусыпного демона, от которого некуда спрятаться и нет никакой защиты. Он входит без стука и исчезает не прощаясь. Так, будто может возвратиться в любую минуту. Исчезает, оставляя после себя и уныние, и боль, и страх, и какое-то отвратительное ощущение непрестанного надзора.

И, наконец, сцена изнасилования, так раскритикованная охранниками морали.  Так ли она была аморальна? Сила настоящего искусства в том, что оно способно пробраться в подсознание и сердца зрителей, всего лишь намекнув. Театру не нужно устраивать оргий на сцене. Незваный гость толкает Марусю на стол и в ту же секунду гаснет свет. Всего один миг. И свет уже на стороне Кремля. А фантазия зрителей рисует уже свою картину в их воображении: кто-то увидел в ней оргию; кто-то ощутил высочайшую степень унижения ни в чём не повинной женщины; кто-то понял настоящее положение всего советского народа. А театр кричит этой сценой всем известную истину: «Нет ужаснее властителя, чем бывший раб!»
Образ человека из народа, который стал прислужником властей, создал Валерий Лукьянов. После Нюрнбергского процесса Теодор Адорно изрёк свою, ставшую культовой фразу: “Искусство после Освенцима невозможно” [17]. В спектакле о человеческом горе - не должно быть ничего эстетичного, чтобы, ни дай Бог, это не понравилось и кому-нибудь ещё раз не захотелось вдохновиться человеческим горем...

Пьяный танец Янко перекликается с танцем Эйлифа из «Матушки Кураж». Безудержный, хамский, сопровождающийся матерными частушками - он предельно антиэстетичен. Беснующийся, пьяный от власти народ - всегда одинаков в своём животном безумии, как  одинаково ужасна безграничная власть, которая разрешает людям бесноваться от счастья совершаемого ими преступления...

И снова на сцене метафора. Статистик стыдится есть с царского стола, Янко - ест и пьёт себе в удовольствие, а обстановка на сцене напряжена настолько, что мы чувствуем и понимаем, что это не Домна Хрипун ела ту, убиенную девочку, а все до единого, всей страной, всей Европой, всем миром ели ту девочку...

После ухода человека в чёрном, Кныш понимает, что Маруся - уже вдова. И он пытается уговорить её стать его женой. Маруся кричит и отбивается, но тот сильнее, и мальчик не выдерживает очередного насилия, он стреляет в Кныша из его же ружья. Сама атмосфера спектакля: какая-то магическая предсказуемость, когда зрители заранее знают итог. Вот входит статистик к Сталину, и мы чувствуем, что не вернётся. Появляется фигура в чёрном – и мы ощущаем безнадёжность всех взываний к властям, к их справедливости. И только мальчик выбирается из общего порядка покорных и запуганных. Видя насилие, он протестует против него своим судом совести. И снова мы предвидим последствия, мы чувствуем своим нутром, что будет в селе войско Якира с китайскими добровольцами, которые перестреляют всех, как собак... Но, мы верим и надеемся, что свершится чудо и мальчик – сбежит. Он останется жить, ради нас. Это тот мальчик, который вырастет, возмужает и пойдёт защищать свою родину от таких же, но чужеземных вурдалаков, решивших поживиться на украинских землях. Это тот мальчик, который победит в самой жестокой и кровавой войне на земле, подарив человечеству 65-тилетний мир.

У режиссёра давно сформировано художественное мировоззрение и свои критерии прекрасного.  Но, здесь не должно было быть ничего прекрасного, кроме отрывка из «Пира...», но и он ужасен своим прорицанием.

Отвратительными были: Будённый, вынужденный развлекать вождя, как шут; Кныш; фигура в чёрном и Янко. Чтобы никто из зрителей не захотел повторить их судьбу, не захотел пойти на такое повышение по службе,  даже за самый сытный  паёк.  Всё сделано так, чтобы людям не захотелось пойматься на красивые лозунги и страстные речи. 

В конце спектакля показана кинохроника того времени. На фоне двух полюсов: накрытого стола у Сталина и опустевшего дома расстрелянного статистика:
1. Энтузиазм и ударная, сверхплановая работа тех, кто работал. Кто, превозмогая себя, строил дома и заводы, мосты и домны, каналы и турбины, которые отняли у них в одно мгновение.

2. Отдых на море в правительственных санаториях тех, кто отнимал и заставлял работать.

3. Кадры из фильма и слова песни «Человек проходит, как хозяин необъятной родины своей!»  Хорош хозяин... Режиссёр сам отыскивал эти кадры в архиве. Ему нужно было, чтобы зрители заглянули в эти сияющие глаза; увидели эти счастливые, красивые лица, и поняли, что люди верили в светлое будущее и работали, чтобы выстроить его для нас! Чем мы можем сейчас отблагодарить их? Заоблачными ценами? Минимальными пенсиями?
Пьеса дописывалась и дорабатывалась в процессе постановки. Из неё были убраны мистические эпизоды и вставлены музыкальные и поэтические сцены. Так появился мальчик, который читает стихи Николая Кузнецова об отце, который на вопрос сына: «Кто такой Сталин?», -  избил своего сына так, что тот запомнил Сталина на всю свою жизнь.
Это сделано потому, что совсем недавно в Китае прошли суды над теми, кто создал лагеря с ещё жесточайшими условиями существования. Где людей принуждают не только работать, а и вырезают у них внутренние органы на продажу. Это дело организации "Фалунь Дафа", членов которой стали подвергать истязаниям с 1999 года. Всего 11 лет тому назад и продолжают истязать до сих пор… Беспредельная власть над человеком -  не даёт покоя изуверам всех мастей и всех конфессий.

Цель автора и театра прервать цепь жестокостей.
Этот спектакль больше о будущем, чем о том времени!
И вот звучит последняя реплика Сталина, когда он выходит на авансцену и спрашивает у зала: "Как вы там? Не кашляете?"  Что он хочет услышать от нас? Почему он так ухмыляется? Что хочет узнать?

Может то: можем мы сейчас без него не то, что бы выстроить хотя бы один новый завод; не то, чтобы развернуть производство на существующих заводах, а хотя бы сохранить их, не продать и не проесть эти деньги...

Он смотрит в глаза каждому и безмолвно спрашивает: «Не стыдно вам? Кому ещё вы готовы отдать себя во власть? Что вы сделали со своей страной? Знаете ли вы: сколько имущества осталось в государственной собственности? Неужели вы не можете жить по-человечески без кнута?»

И снова замкнутый круг... Почему так произошло? Всё, как фата-моргана... Вот было, и нет... Почему всем нам становится стыдно перед ним за, построенное таким нечеловеческим трудом, с такими жертвами и не сбережённое, утраченное навсегда?..
И в этом взгляде актёра мы видим взгляд самого режиссёра. С его страхом перед будущим, с горькой иронией и всё же с надеждой на человеческий разум. С надеждой на своих любимых зрителей, которые предупреждены и значит: стали бдительнее. Ведь не даром в интервью Мартынов вспоминает именно эти слова Юлиуса Фучика: «Люди, я любил вас! Будьте бдительны!».

Реакция зрителей была полностью предвиденной: обязательно находился недовольный, который кричал: «Ложь!»; кто-то плакал, вспоминая своих погибших родственников; кто-то демонстративно выходил из зала; кто-то просто молчал, начиная понимать, но равнодушных - не было.

 Чувства от игры актёров - не было, потому, что казалось, что не было никакой игры. Мы видели не театральных персонажей, а людей, которые всю жизнь растили хлеб, шоферили, руководили, воевали, занимались статистикой и наказывали... Влияние драматургии на актёров было таким сильным, что они на некоторое время превратились в своих героев. Под неусыпным взглядом вождя - стали теми, кого играли. Кажется, что это не театр показал нам спектакль, а мы заглянули в то время, пожили в нём всего два часа, но ощутили на себе весь его ужас.

На вопрос журналиста: «С кем вы, мастера халтуры?», - театр ответил: «Как и подобает настоящему театру, - с народом! Со своим многострадальным народом: со слабой женщиной, которую можно унизить сильному, только потому, что он у власти; с людьми, которые вынуждены покоряться грубой силе, отнимающей у них последнее; с интеллигенцией, к словам которой не прислушиваются; с мальчиком, ставшим сиротой по вине властей и вынужденным убить, чтобы защитить справедливость в мире».

  Театр, как Янош Корчак, остался с детьми, с самыми безвинными,  самыми беззащитными и, более всего, страдающими от бессмысленных и жестоких игр взрослых. Театр предпочёл остаться вне политики, он не поддержал ни чью линию. И лидеры враждующих партий, выходя из театра, сказали, что входили они туда - врагами, а вышли - людьми.
ВЫВОДЫ
Проведя исследование, мы нашли истоки творческой энергии Бориса Мартынова, - они родом из детства! В Омске в период Великой отечественной войны базировался театр им. Вахтангова. Всё детство Борис провёл с другом Владимиром Головиным – сыном омской актрисы Екатерины Головиной; всю юность был под впечатлением от игры актёров, воспитанных прославленными вахтанговцами.
Борис с детства был болен мечтательностью и неимоверная тяга к книге позволили ему познать мир творчества: художественного, поэтического, драматического; желание совершенствоваться заставило познать мир музыки и хореографии, чтобы применять эти знания в работе. В большей части своих спектаклей он не нуждался в художнике. Все идеи оформления разрабатывал сам и объяснял художникам: какой должна быть сценография, предоставляя свои эскизы декораций и костюмов. Сам подбирал музыку, а зачастую выстраивал роли каждому актёру от малейшего жеста до фразы…
Работа в провинциальном театре… Где твои идеи не только не смогут осуществить, но и засмеют за них. Скажут: «Зачем надрываться? И так сойдёт! Попроще надо, подешевле»… Скольких сил ему стоило преодолеть повседневность, серость, лень подчинённых.
Почему не бросил он это неимоверно сложное дело? Вероятно, потому, что очень любил людей и считал, что все они вправе видеть хорошие спектакли с хорошим исполнением. А непрестанная борьба – открывала второе дыхание в сражении за человеческие души, которые он стремился сделать чище.
Он умел в судьбе героя – разглядеть эпоху. Понять причину, побудившую поступить: так или иначе. Умел донести до зрителей идею, а порой даже ту, которую не увидел в своём произведении автор… Поэтому, зачастую, его спектакли были приятным открытием для авторов пьес.
Быть режиссёром – отвечать за всё. Формально иметь власть и в то же время видеть, как дирекция принимает в театр актёров, художников, завпостов, не спрашивая мнения режиссёра; как избавляется от талантливых актёров, заменяя блатными, бездарными или не принимает на работу молодёжь. Но и это не всё. Мартынову довелось пережить, когда принимали на работу балетмейстеров, без испытательного срока. Он дал им возможность показать себя - поставить балетный концерт, и понял, что в угоду своему тщеславию и красивому репертуару с модными номерами, балетмейстеры готовы поступиться эстетикой. Они не соизмеряют возможности актёров. Танец «Умирающего лебедя» у них исполняла балерина атлетического телосложения. И вот этот, огромный, пышущих здоровьем «умирающий лебедь» громогласнее всего кричал о том, что балетмейстеры не очень-то стремятся к воплощению на сцене традиций хореографии Михаила Фокина с её строгими канонами, и сплясать «Лебедя» у них может каждый. Вот, только нужно ли это театру и зрителям?
Мартынов особо тонко чувствовал: чего делать не стоит, как не стоит мужскому балету Михайлевского исполнять женские партии – просто не надо! И всё… Поэтому, чтобы не было подобных накладок впредь, чтобы не опускать театр, ему пришлось наряду со своей работой, контролировать и работу балетмейстеров. У него не было выходных, отпусков и больничных.
Мартынов брался за совершенно разные по характеру пьесы, чтобы сделать репертуар театра интересным всем слоям населения. Нет жанра, в котором бы он не поставил спектакль. Нет темы, которой бы не коснулся в своём творчестве.
В послереволюционной истории Симферополя было три взлёта популярности театра – и все они связаны с именем Мартынова: открытие Малой сцены и присвоение Русскому театру звания Академический; мюзикл «Целуй меня, Кэт»; постановка современных пьес Анатолия Крыма и присвоение Украинскому театру звания Академический.
Так режиссёр, дожив до 70 лет без званий и титулов, своим самоотверженным трудом составил славу двум театрам города, ютясь с семьёй в однокомнатной квартире… И лишь в 2008 году ему было присвоено звание «Заслуженный деятель искусств Украины».
Всё познаётся в сравнении, и если Мартынов ставил за сезон до 6 спектаклей, то его титулованный приемник за год не поставил ни одного.
Что ждёт театр? Хочется верить, что творческого заряда, оставшегося после Мартынова, хватит ещё на много лет. Что актёры не растеряют желание творить и не разучатся нести людям светлое и радостное.