некролог

этот март, он плетётся за мною шальной собакой, пусть не верной, но не приблудной и не чужой…
тихим прихвостнем, как с Шер Ханом шакал Табаки, исключительным правом, творительным падежом…
обволакивает, течёт, говорит о себе снаружи, объясняет меня, расставляет себя внутри…
одинок и пуст, он палит из моих оружий незаконно, но по расчету себя в этот мир внедрить…
убирает старый сухой загар, и нагар, и копоть, воскресает, лечится, зашивает брешь…
март – герой не моих рутин, не моих раскопок… раскрывайся, вздувайся, взрывайся, режь,
раздавайся из снов и ртов, аэропортов, телефонных трубок, поздравляй меня с тем, что я вот – живу…
извлеки из больниц и рубищ, пусть зло и грубо… мир расходится как живот – по слепому шву…
только кажется, что восстал, что вздохнул и вышел, что такая сущность – во благо и вопреки…
всё становится с каждым годом сильнее, мудрей и выше… я и ты: мы на разных причалах одной реки…
провожают тебя, уплывай, исчезай отсюда: здесь болото, здесь джунгли севера, зона тьмы…
и тяжёлым боком гружёное снегом судно рухнет в март, ляжет в воду, пытаясь себя отмыть…
и так просто не вынырнуть – это гордость, мятежность, борзость; это лямка, впрягайся в неё, брыкайся, воюй, тони;
это страшно необходимая строго вымеренная доза, чтоб по максимуму било, несло там, где все одни
будут… блеф, отчаянность… знаешь, такое сегодня время, что весна запевает свой реквием по мечте
для всех тех, кто тебе внять хотел, так давно и древне, и послушаться, и исчезнуть, сомкнуться и почернеть…
продевает сквозняк исключённых, как сам, из концовки сквозь пробитую прошлым во времени щель,
независимо от запланированных ролей, по-отцовски, независимо от здесь оставленных важных вещей…
извлекает из почек, из золотых чешуек, из оболочки, из других наслоений, одежд, шумовых пород…
мир встречается с мартом, обрывист, тяжёл и всклочен, и сверяется вечность с часами, чтоб утро не запороть…
это полночь меняет сутки; март – станция, пересадка; на часах все нули… стоп, отмотай назад…
чтоб опять без минуты завтра, без опозданий, гладко… и не думать, как дальше весну свою называть,
как не биться бесцельно лбом в слюдяные стены, не плестись по грязи по кругу лишь потому, что бьют…
а начало начал чтоб не пахло так зло весеннее, и в груди бы не хлюпало сердце и чувство, что необут,
неодет; у меня от тебя нет защиты, надежды, кожи… этот воздух пропитан тобою навылет, пробит насквозь…
март тяжёлым потеющим утром течёт по щекам, похожий на седое постзимнее месиво сорванных звёзд…
всё, весна окончательна, бесповоротна… весна как кома: замороженный вид, завершённый анабиоз,
прелой влагой пропитанный воздух… мы незнакомы… происходит раздача медалей, наград, угроз,
происходит надличностный рост, поворот, растяжка, происходит новый процесс влечения от зимы…
это всё авитаминоз и холод, и оттого так тяжко: у меня прогулы, долг – я беру у марта себя взаймы…
всё, весна неизбежна, и наступила… весна как карма… и асфальт подтаявшим зимним темнеет дном…
в гулкой сумрачной мерзлоте, что копилась под ним веками за тебя просыпается сгорбленный дикий гном,
за тебя просыпается не чемпион, не герой, не рыцарь, за тебя просыпается слабый и тоненький человек…
появляется главный суровый судебный пристав и следит за тобой из-под полуприкрытых век…
несвобода, существенность, ясность… ликуй и празднуй… за тобой наблюдает, но не ведёт конвой…
в приближеньи заметны и сходство, и частная разность; пусть дорога общественна – путь уникален как таковой…
эй, возница, меняй колесо, надо ехать дальше, чтоб к закату, к рассвету, к полудню к весне успеть…
рисовавший прямую, сломавшийся карандашик – он сбивает всю гордость, строптивость с тебя, всю спесь…
вот когда ты теряешь всё то, что тобою движет, лишь тогда окончательно чувствуешь, что живёшь…
мир становится плоский… он опустынен, выжат… это ты – животное, птица, рыба… простая вошь…
независимость мнится космосом: полностью безопорна и бесцельна – ни потянуться к ней, ни поймать…
существуй, продлевайся – не тронут тебя, не вспомнят… и колотится ужас, глубинный кошмар, примат…
никуда не спрятаться, ни привыкнуть, ни тихо влиться… и ряби, и празднуй век, тот, который твой…
где вокруг человеческие эмоции, смыслы, слова и лица… твой фонит беззлобный и отрешённый вой…
ничего не трогает, не вникает, ни бьётся близко, не сминает сердце, что в зрителей брызжет кровь,
не стекает в воронку, не пьёт, не сквозит, не длится… отопления ноль, я ищу себе новый приют и кров…
мир, подверженный нервному марту, весне, распаду, прививаю тебя, приживаю, свиваю, вяжу в кольцо,
заявивший на верность, честность и смелость право, отвернувший к кому-то другому родное своё лицо…
а Акелла опять промахнётся и будет смешон, низвергнут… стены города не выдерживают напора такой весны…
сеткой трещин раскрошен гранит, и ломает звенья тех цепей, что скрепляют опоры мостов… теснит
нагнетает, врезается в тело, вжимается, давит драмой, он вливается в горло кругами тумана, из глаз течёт
чёрным вакуумом… ночь, измятая тесными городами… это ноль для тебя и огромнейший недочёт…
глупый промах, доступность хуже, прицелы сбиты: ни приблизиться, ни попасть, ни хотя бы расшевелить…
асинхронность рассудков, изменчивость логик – квиты… исторически обусловлен сдвиг тектонических плит…
диссонанс, тонкой линией грань, переход в иное измерение, яркий контраст между здесь/сейчас и потом…
зыбок март, полон мир, имя лодки твоей – каноэ… я вмещаю тебя, ты вмещаешь меня… и таким путём
ты плыви и пока что не жди впереди водопада, что швырнёт неизбежно в бессрочный полёт наяву...
где кукушка садится в гнездо, оставаться не надо… птицы-призраки – птицы кукушки, гнёздА не совьют…
мимикрия – способность прикинуться танком, но разденут и вскроют, когда заберут за разбой…
я боюсь, словно ниточку нерва из полости зуба тянет – март меня извлекает шершавой иглою с резьбой…
бандерлоги спускаются ниже, по зову удава Каа, исполняясь, сбываясь, рискуя – почувствуй, какой накал…
жизнь – в этих точках, к которым не привыкают: в переломах, в обрывах, в раздробленных позвонках –
в этих точках смещения, превращения, вне которых нет критической массы и жгучей ядерной остроты…
бредит мир, бродит март – всё стоит на таких повторах, на которых я выживаю… покойся с миром, спасибо, ты…