Ночь на Десне

НОЧЬ НА ДЕСНЕ

1
«Хотите знать о местных чудесах?
Здесь, на Десне, они довольно часты» –
сказал рыбак в фуражке, при усах,
неторопливо складывая снасти.
Луна в ночи безоблачной плыла
и белым светом пойму освещала.
Сказал рыбак: «Здесь странные дела
случаются у старого причала.
И ниже неспокойные места:
на них времён смещаются потоки,
под утро открываются врата –
армада выплывает из осоки.
Так чётко! За кильватером волна,
прозрачна от играющего света.
Ладьями правит статная княжна,
в кольчугу полновесную одета».
Он смолк. Мы налегали на уху.
Сказал напарник: «Это просто сказки.
Причал вдали, мы – здесь, на берегу,
а эти басни просто для острастки».

2
Вдруг он застыл. Скосив глаза, хрипел,
едва не подавившись рыбьей костью.
Я обернулся. Пели перья стрел,
в полёте наливавшиеся злостью.
Как ухватил и дёрнул за плечо
напарника – того совсем не помню.
В овраг упали, стало горячо
руке моей, пониже локтя – больно.
Меж двух корней спасительной сосны
в расщеп коры, похожая на жало,
вошла стрела с неведомой войны,
и всё ещё от ярости дрожала.
Вдвоём лежали долго, чуть дыша.
В ночной тиши бессонный филин ухал.
Ослабевали складки рубежа
до мозга обострившегося слуха.

3
Прошло – не знаю, сколько их, минут.
Рука моя, задетая, немела.
Безмолвно мы покинули приют,
ползком, ужами, тихо и несмело.
Светлело, а в округе – никого.
Туман качался, вверх перетекая.
Сказал напарник: «Это колдовство.
Быть может, аномалия какая?»
Пока я руку, морщась, бинтовал,
глаза всё дальше берег различали.
Костёр погас. Размётанный привал
и – ни следа рыбачьей пасторали.

4
На берегу, раскинув плети рук,
лежал ничком с закрытыми глазами,
наш от беды не прятавшийся друг,
и кровь уже подсохла под усами.
Картуз лежал чуть дальше, на песке,
стрелой насквозь, как бабочка, пронзённый,
а рядом, в запрокинутой руке
белел платок с ажурным окоёмом.
Рыбак был жив и просто крепко спал,
избитых губ улыбка чуть касалась.
Изломан весь прибрежный краснотал:
жестокая неведомая шалость.
Будить пытались: «Ну же? Расскажи».
Казалось, оглушён и ослеплён он,
и цепкие ночные миражи
в нём отдавались корчами и стоном.
«Скажи хотя бы, чей это платок?» –
но он мычал, мол, догадайтесь сами.
«Встряхнись же ты!» Ответить он не мог,
лишь на реку указывал глазами.
Мы – вот беда! – не знали рыбака:
ни имени, ни кто он и откуда.
Загадки загадала нам река,
а тут возись с безумной жертвой чуда!

5
Отдал платок напарник: «На, смотри!» –
латиницей написано и мелко,
ажурной вязью – слова вроде три,
и первым имя импортное: «Helga».
Что здесь стряслось, зачем стреляли в нас?
Какая Хельга парня окрутила?
«Хоть намекни, что сделалось в тот час?
Ведь только час, не дольше, это было».
Но жертва лишь оскалилась в ответ –
ни взгляда, ни осмысленного слова.

6
Мы выкурили пачку сигарет,
пока тащили под руки больного.
Вела тропа до ближнего села,
всё лесом да широкими лугами,
а над  рекой, как облако, плыла
флотилия под всеми парусами.
И мнилось нам, что вдруг на корабле
явилась и склонилась вниз фигурка.
Всё вздор, но человеку на земле
играть несладко с призраками в жмурки!
Растаяло. Рыбак наш отошёл,
стал говорить осознанно и внятно.
Вопрос о том, где он платок нашёл,
беднягу вновь отбрасывал обратно.
Шептал, что здесь какие-то врата,
и всё спешил, от страха подвывая:
«Скорее! Здесь ужасные места:
что б ни придумал – сразу оживает».

7
Всё дальше уходили прочь от вод,
не глядя на чудесную природу,
не видели у плёса хоровод
русалок, опускавшихся под воду.