Беглец. киносценарий

                СЦЕНАРИЙ "БЕГЛЕЦ" 

                ПРОЛОГ.

      ПАЛАТКА НА ЗАСНЕЖЕННОМ БЕРЕГУ ЕЩЕ НЕ ЗАМЕРЗШЕЙ РЕКИ. ИЗ ПЕЧНОЙ ТРУБЫ ВЬЕТСЯ ДЫМОК. ВОЗЛЕ ПАЛАТКИ - КОЛОДА ДЛЯ КОЛКИ ДРОВ C ВОТКНУТЫМ ПОСЕРЕДИНЕ ТОПОРОМ. В СТОРОНЕ, НА ПОДЛОЖЕННЫХ ЖЕРДЯХ, УКРЫТО БРЕЗЕНТОМ ЭКСПЕДИЦИОННОЕ ОБОРУДОВАНИЕ. ВЫСОКИЙ, ЧЕРНОВОЛОСЫЙ С ПРОСЕДЬЮ, БОРОДАТЫЙ МУЖЧИНА ЗАСОВЫВАЕТ ПОД БРЕЗЕНТ ТРИ СВЕРНУТЫХ СПАЛЬНЫХ МЕШКА И ПРИДАВЛИВАЕТ ГРУЗ ДЛИННЫМИ СЛЕГАМИ. РЯДОМ КРУТИТСЯ КРУПНАЯ СВЕТЛОРЫЖАЯ ЛАЙКА.

    Мужчина возвращается к палатке. Достает папиросу, закуривает. Сквозь брезент палатки слышно потрескивание рации.
   - Чего новенького, Алексеич?
   - Все как вчера, - раздается из палатки мужской баритон, - борт в плане стоит, но по трассе с погодой неясно. 
   - Как и позавчера, как и поза-позавчера, - бурчит  мужчина, - то ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет. Ни на рыбалку сходить, ни на охоту сбегать.
 Он вытаскивает из колоды топор, выкатывает из-под навеса палатки пару напиленных кругляков и, ловко расколов, складывает в тамбур.
   - Алексеич?
   - Чего, Леш?
   - Я за налимами схожу? На верхнюю яму.
   - Леш, у нас этих налимов – целая фляга. Иди, поспи.
   - Да я все бока отоспал.
 Мужчина, тяжело вздохнув, садится на колоду. Пес подбегает к нему, виляя хвостом, и утыкается в колени.    
   - Ох, Гришка, - измученным голосом говорит он, - не знаю как насчет «догонять», а вот вертолет ждать в конце сезона – действительно хуже некуда.
Лайка вдруг настораживается, фыркает и начинает лаять.
   - Гришка, ты чего? – оглядывается по сторонам мужчина.
Собака продолжает лаять.
   - Гришка, - он наклоняется к собаке, радостно улыбаясь, - ты знаешь, за что я больше всего собак люблю? За то, что вы идущий борт гораздо раньше человека слышите. Алексеич! - кричит он,  повернувшись к палатке. - Лети-и-и-т!
 Из палатки выходит рослый бородатый парень в наброшенной на плечи ватной куртке с капюшоном, долго прислушивается. Через несколько минут порыв ветра доносит еле слышный звук летящего вертолета.
    - Точно летит. Светлана где?
    - Сказала, что отойдет на полчаса. Молоток взяла.
    - Блин, не сидится ей, - сердится парень.
 Он скрывается в палатке, выходит с карабином в руках. Достает из кармана затвор, вставляет обойму и,  дослав патрон, стреляет в воздух. Выстрел эхом проносится по долине реки.
    - Всё, пакуемся.
   Они  вытаскивают вещи, снимают палатку и относят к грузу.  Звук вертолета приближается. Из-за прибрежных кустов появляется миловидная светловолосая  девушка, в теплой куртке и закатанных болотных сапогах. Подбегает к ним раскрасневшаяся, запыхавшаяся и начинает помогать укладывать вещи.
   - Ты где шаришься? - притворно сердится парень. - В следующий раз с волками зимовать оставлю.
   - Не сердись, Саш, я  на нижнее обнажение сбегала, еще раз в той зоне поковырялась. В верхней части минерализация интересная.
   - На обрыв опять лазила? Там высота  метров семь и прижим снизу!
   - У меня, между прочим, первый разряд по спортивному скалолазанию, - отшучивается она.
 Вертолет делает круг и заходит на посадку.
   - Ладно, «скалолазка», я с тобой потом разберусь.
 Все трое дружно накидывают капюшоны курток и ложатся сверху на груз.
  Из севшего вертолета выпрыгивает летчик, здоровается и кричит, перекрывая гул винта.
   - В темпе, ребята, циклон идет, а нам еще в Ербогачене заправиться надо.
 Вертолет взлетает. Вспотевшие, запыхавшиеся геологи устраиваются в кабине, снимают куртки. Девушка садится рядом с парнем.
   - Слушай, Светка, - сердито кричит он сквозь шум двигателя, - будешь нарушать технику безопасности, напишу рапорт и..
   - Смотри, какой анальцим я там нашла, - она протягивает ему большой беловатый кристалл овальной формы, торчащий из буроватой вспененной породы, - почти как наш, даже лучше.
  Он задумчиво рассматривает кристалл. Потом поднимает голову, смотрит на нее и говорит, улыбаясь.
   - Нет, Света, лучше нашего не бывает.

               
                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МАЙ.

                СЦЕНА 1.СПОРТИВНЫЙ ЗАЛ ШКОЛЫ.

     Худой долговязый мальчишка в синей футболке, мешковатых спортивных штанах и стареньких кроссовках пытается выполнить упражнение на перекладине. Подтягивается один раз, из последних сил  второй.  Одноклассники, сидящие на длинной лавочке вдоль шведской стенки, подбадривают.
   -  Давай, Дерсу, давай!
   - Смотри в штаны не наложи!
   - Бабушка манной каши не дала!
Парень срывается с перекладины и падает боком на мат. Взрыв смеха.
      Учитель физкультуры - молодой, мускулистый, в спортивной форме, открывает  журнал,
   - Ладно, Белошицкий,  трояк за год я тебе поставлю, - видно, что он с трудом сдерживает раздражение, -  но поверь - для того, чтобы стать полярником или геологом, надо не только книжки про них читать, но еще и спортом заниматься. А на тебя рюкзак надень – упадешь.
   - А он свою бабушку возьмет, - выкрикивает кто-то, - она рюкзак понесет.
   - А его внутрь посадит.
Смех.
   -  Если бы твоя бабушка справки от врачей не носила, я бы из тебя давно нормального парня сделал. Вон Фарид какой малосильный был, а сейчас, - учитель поворачивается к сидящим, - Зайнулин, к перекладине, - учитель помогает ему «допрыгнуть», - а ты иди на место. 
     Все это время парень сидит на мате, опустив голову и обреченно теребя шнурок. Потом нехотя  поднимается и, периодически оглядываясь на Фарида, ловко крутящегося  на перекладине, идет на место. Один из сидящих подставляет ему ногу. Он спотыкается и чуть не падает. Смех.
   - Тихо, тихо!  -  одергивает учитель. - Молодец, Фарид, иди, садись.
Ставит оценку.
   - Кто следующий? Валуев, к перекладине.


  СЦЕНА 2.МУЖСКАЯ РАЗДЕВАЛКА. ВДОЛЬ СТЕНЫ ШКАФЧИКИ ДЛЯ ОДЕЖДЫ.


     Мальчишки умываются и переодеваются после физкультуры. Шум, гам, смех, толкотня. Брызгаются  водой, толкаются, кидаются  кроссовками. Смеются над главным героем.
   - Загремел Шурик, как мешок с костями .. 
   - Жаль, у него моторчика, как у Карлсона, нет.
   - Вот если бы его бабушка за ноги подталкивала…
Сашка, умывшись, подходит к своему шкафчику. Дорогу ему перегораживает рыжий парень.
   - Шура, это было прикольно! Как Винни-Пух с дерева. Ты теперь у нас не Дерсу Узала, ты теперь Винни-Пух, - он напевает, кривляясь.

             Хорошо живет на свете Вини-Пух,
             У него жена и дети - он лопух!
Смех.
     Доведенный до отчаяния Сашка  (лицо мокрое и непонятно - где вода, а где слезы) отталкивает его с такой силой, что тот отлетает к стенке,
   -  Отвянь, придурок!
После чего поворачивается, открывает  шкаф и начинает стаскивать через голову футболку,
   -  Ах, ты!..
Рыжий бросается на Сашку, но его неожиданно хватает за локоть Фарид.
   -  Тихо, «дядя Федор»! Тебе же сказали - «отвянь». К тому же ты здесь не самый сильный.
   -  И не самый слабый! Не то, что некоторые…  -  орет «дядя Федор», пытаясь вырвать руку.
   -  Вообще-то сила - преимущество быка, а не человека, - Фарид насмешливо смотрит на него.
   -  Пусти, дятел, больно! - пытается вырваться «дядя Федор»
   - А ты, Феденька, не задирайся и больно не будет.
Фарид разжимает пальцы и поворачивается к остальным,
   - А вы чего ржете как мерины на конюшне? Сена не досталось, что ли?
Настроение меняется. На лавочку вскакивает один из мальчишек и кричит, дурачась,
   - Сено кончилось, осталась только солома, да и ту «дядя Федор»  схрумкал!  Иго-го-го.. 
Он вытаскивает из угла швабру и несется  кругами по раздевалке, изображая лошадь….  Смех…
    Сашка, стоящий перед открытым шкафчиком, спиной ко всем и с полными слез глазами, долго крепится - потом не выдерживает, поворачивается и смеется вместе со всеми.
Фарид открывает шкаф, извлекает из портфеля книжку Джека Лондона, отдает Сашке.
   - Здорово написано про золотоискателей. Неужели правда бывает такой мороз - человек плюнет, а падает ледышка?
   - В Антарктиде на станции Восток минус 89 однажды было, а у нас в Оймяконе минус 68, - отвечает тот со знанием дела и начинает надевать брюки.
   Фарид достает резиновое кольцо.
   -  Дарю, это кистевой эспандер. Начни с него - руки должны быть сильными.
Сашка берет кольцо, несколько раз сжимает. Сначала быстро, потом  все хуже и медленнее…

 СЦЕНА 3.   ДВЕРЬ С НАДПИСЬЮ «БИБЛИОТЕКА». САШКА ЗАХОДИТ ВНУТРЬ.

      Здоровается с библиотекаршей. У стойки несколько школьников, в руках книги. Все галдят и толкаются.
   - Тише, тише! -  успокаивает библиотекарша, -  все, все успеют сдать. Вы еще завтра учитесь.
Школьники - наперебой:
   -  Наталья Павловна, завтра только один урок.
   -  Дневники с годовыми оценками раздадут и свободны!
   - Тихо, тихо! Вы в библиотеке.
        Сашка огибает толпу, проходит меж стеллажей. Долго роется на полке. Перебирает, вытаскивает и ставит книги на место - все прочитано: Лондон, Нансен, Амундсен, Обручев, Ферсман, Арсеньев, Нагибин, Каверин, Куваев. Вытаскивает очередную книгу, смотрит. На обложке фигура человека с рюкзаком на фоне гор. Надпись «Григорий Федосеев. «Мы идем по Восточному Саяну». Пока он искал книгу, народ разошелся. Идет к стойке, в руках книга. За ним встают две девочки из его класса. Тихо шепчутся между собой. Библиотекарша отошла к стеллажу. Открывается дверь, входит  парень постарше. Как бы не замечая  Сашку, кладет на стойку несколько книг.
     Девчонки замолкают и вопросительно смотрят на  Сашку. Пауза. Тот делает вид, что рассматривает книгу, потом - что роется в портфеле. Одна девчонка не выдерживает.
   - Тут вообще-то очередь, Киселев.
Парень не реагирует. Вторая девчонка презрительно отодвигает Сашку и дергает  парня за рукав.
   - Кися, в очередь встань!
Парень, услышав свою кличку, которая ему явно не нравится, лениво оборачивается.
   - А я здесь занимал.
   - Не занимал, не ври.
   - Занимал, вон Дерсу подтвердит, - парень  в упор смотрит на Сашку.
   - Да-аа,  я-яяя, - мямлит Сашка, от неожиданности краснея.
   - Вот видишь, и он говорит, что занимал, - нагло усмехается парень.
 Сашка молчит.
   - Встань в очередь, Киселев, - еще сильнее тянет его за рукав девчонка.
   - Ой, что это у тебя? - он показывает пальцем на ее живот.
   - Где? – она опускает голову.
   - В Караганде, - парень неожиданно  хватает пальцами ее за нос и тянет вниз.
   - Пусти, придурок, больно, - пытаясь освободится, гнусавит она.
   - Отпусти, тебе сказано, - первая девчонка сильно бьет его портфелем по спине.
   - Тише, тише, - к стойке возвращается библиотекарша, - кто следующий? Ты, Киселев? Давай книжки.
   Парень поворачивается и начинает сдавать книги.
   - Тряпка ты, Белошицкий, тряпка и слабак, - тихо бросает первая девчонка и отворачивается к подруге, которая, глядя в зеркальце и тихо ругаясь, трет  платком нос.
Сашка, опускает глаза, молча оформляет книги, идет к двери, разглядывая на ходу рисунок на обложке.  И натыкается на немолодую худощавую женщину с желчным лицом.
   - Здравствуйте, Алла Александровна.
   - Ну что, Белошицкий? - недовольным тоном и проигнорировав его приветствие, - за седьмой класс – одни тройки и то - с натяжкой.
   - По географии пятерка, - опустив голову, говорит Сашка.
   - А класс у нас не с географическим, а с физико-математическим уклоном. И приняли тебя в этот класс только потому, что бабушка твоя упрашивала, а ты всех назад тянешь. Вместо того, чтобы все время вот  такие, - она тыкает пальцем в его книгу, -  книжки читать, лучше бы к урокам готовился.
Не прощаясь, уходит по коридору. Отойдя несколько шагов, поворачивается,
   - Пусть бабушка завтра зайдет.



СЦЕНА 4. КРЫЛЬЦО ШКОЛЫ. ШКОЛЬНЫЙ ДВОР, ПЕРЕХОДЯЩИЙ В НЕБОЛЬШОЙ ШКОЛЬНЫЙ  СТАДИОН С ЛАВОЧКАМИ ДЛЯ ЗРИТЕЛЕЙ /амфитеатром/ПО БОКАМ.

       В одиночку выходит Сашка. На нем плотная куртка-ветровка, хотя на улице тепло и весь народ  одет легко. Девчонки прыгают в классики и в скакалки, мальчишки бросают мяч в корзину. Он проходит мимо всех молча, как тень, которую никто не видит и не слышит. Его чуть не сбивает с ног девочка с косичками, пытающаяся догнать мальчишку и стукнуть его портфелем. Неожиданно к его ногам подкатывается мяч. «Подай-ка» кричит ему парень с баскетбольной площадки. Он неумело пинает - мяч летит в сторону.  «Ну, блин, косоногий!» злится парень и бежит за мячом.
    В дальнем углу стадиона на небольшом пятачке играют в футбол – по краям погнутые металлические хоккейные ворота.
   - Сашка, иди к нам, в полузащиту! – машет рукой один из играющих, - у нас одного не хватает.
   - На фиг он нужен?! –  ворчит его напарник, - он играть не умеет, 
 
        СЦЕНА 5. НИЗКИЙ БЕТОННЫЙ ЗАБОР ВОКРУГ ШКОЛЫ.


     Он пролезает в пролом. Дальше - просвет в кустах, обрамляющих двор. За кустами, на старых ящиках компания шпаны играет в карты. Самый дылда - явно старше - проигрывает, шарит в карманах - денег  нет. Увидев  Сашку, манит пальцем: «Эй,  Дерсу, иди сюда..» Сашка останавливается и настороженно спрашивает: «Зачем?». Дылда направляется к нему. Один из играющих говорит: «Не  тронь его, Чуркин,  помрет с перепугу». Чуркин, ухмыляясь, подходит к  Сашке, молча берет его за  плечи и натягивает мешковато сидящую куртку ему на голову. Сашка вслепую отбивается портфелем и протестующе мычит под курткой. Чуркин вытряхивает из его карманов  деньги, небрежно отталкивает - Сашка плюхается на задницу.  Неуклюже встает и, сжав кулаки, бросается на обидчика. Чуркин, лениво, левой рукой бьет его в нос. Сашка встряхивает головой и, не замечая струйку крови, текущую из носа, упрямо идет на Чуркина. Тот снова натягивает ему куртку на голову и отшвыривает в кусты. Нагибается, побирает валяющийся в пыли портфель и бросает следом.
   - Вован, ты играешь, или как? - Нетерпеливо торопит его гнусавый  напарник, прикуривая сигарету.
   - А то нет,  - хмыкает Чуркин, - на всякий случай, косясь на пытающегося вылезти из кустов Сашку.


СЦЕНА 6.  САШКИН ДВОР. ПОД  ДЕРЕВОМ СТОЛ С ЛАВОЧКАМИ - МУЖИКИ ПО ВЕЧЕРАМ ИГРАЮТ В ДОМИНО И В ШАХМАТЫ. РЯДОМ  РЖАВАЯ МЕТАЛЛИЧЕСКАЯ УРНА, ИЗ КОТОРОЙ ТОРЧАТ ПУСТЫЕ БУТЫЛКИ, ОБЕРТКИ ОТ КАКОЙ-ТО ЗАКУСКИ И ПАЧКИ ОТ СИГАРЕТ.

      Он подходит к столу, промокая нос окровавленным платком, куртка в руках. Ставит на лавочку портфель,  вытирает нос и начинает рассматривать порванный рукав.  На другом конце лавки, спиной к столу,    сидит лохматый неухоженный мальчишка - постарше. Во рту сигарета. Не здороваясь, насмешливо спрашивает: «Кто это тебя, Дерсу?» 
   - Конь в пальто, - огрызается Сашка, потом замечает синяк у парня под глазом, - на себя посмотри.
  Парень трогает фингал, вздыхает.
   - Это меня мамкин хахаль. Вчера они опять нажрались и он  воспитывать начал. На второй год меня оставляют. А мать сказала, что сама в милицию пойдет, где я на учете, чтобы меня или в детдом или в колонию.
   - И чего делать будешь?
   - Уеду.
   - И куда? «На деревню к дедушке»?
   - Сам ты - «к дедушке», … «с бабушкой»,  - ухмыляется парень.
   - Я же не виноват, что у меня  родителей нет, - опускает голову  Сашка.
   -  Ладно, не пыхти. В Красноярский  край, на золотые прииски… Артель там, по добыче золота,    «Полюс» называется. Я уже вещи собрал. У Петьки  Иванова старший брат каждый год кучу денег оттуда  привозит. Плохо, что я паспорт не успел получить, но это и потом сделать можно.
   - Откуда привозит? - напрягается Сашка.
   - С  прииска... в Красноярском крае…
   - Кто тебя возьмет? Ты ничего не умеешь… 
   - Ну и что. В крайнем случае, к оленеводам устроюсь или к охотникам, сам говорил - у северных народов с 14 лет охотиться начинают.
   -  А деньги на билет? И не продадут - без паспорта.
   -  Деньги достану, а не достану - на сортировке в товарный вагон влезу, который на восток идет. Я там уже все разведал. Главное, до Красноярска добраться, а там по Енисею, на север. По Енисею каждую весну тысячи судов на север идут. «Северный завоз» называется. На крайняк, можно юнгой – на пароход или на баржу.
   -  Ну, ты, Серый, прямо как «пятнадцатилетний капитан».
   - Почему это - пятнадцатилетний? Мне четырнадцать только, - демонстрирует свою неначитанность  Серега, - и не капитан, а юнга…
   -  Юнга, юнга, - соглашается Сашка, - ладно, я пошел.

 
             СЦЕНА 6. ПРИХОЖАЯ В КВАРТИРЕ.


   Открыв дверь ключом, висящим  на шнурке под рубашкой, входит Сашка. Вытаскивает ключ из замка, снимает через голову шнурок, вешает на  крючок вешалки. Куртку вешает рядом. Заметив шарф, перекинутый через спинку стула, прячет его под куртку. Надевает тапочки и с портфелем идет в  маленькую комнату. В углу пианино. На письменном столе старый монитор. Над столом книжные полки.  Небольшой платяной шкаф. Над кроватью потемневшие оленьи рога. Под ними репродукция картины – темнеющее синевато-зеленоватое небо, на дальнем плане покрытая снегом сопка, над которой проблескивает контур Большой Медведицы. К сопке ведет глубоко вдавленный в снег вездеходный след. На другой стене карта России. Под картой стеллаж, уставленный геологическими образцами.
      Выкладывает книги. Из портфеля выпадает эспандер. Пытается сжимать — никак. Ставит книги на полку. На нижней полке фотография – на берегу горной речки стоит молодая красивая женщина в штормовке, болотных сапогах и спасжилете, сзади - бурлящий перекат, к берегу причалена лодка.  Подходит к стеллажу, берет один образец, долго рассматривает, медленно поворачивая – сияют  грани кристаллов и отблески пляшут на вдруг изменившемся Сашкином  лице. За кадром звучит музыка. Камера переезжает на другой образец, но третий, сияние усиливается. Вся полка начинает сверкать и светиться. Ставит на место. Берет большой прозрачный кристалл исландского шпата, протирает ладонью и смотрит «на просвет». Изображение раздваивается и все вокруг становится солнечно- желтым. 
        Идет в ванную. Умывается, изучает свой поцарапанный нос. Замечает шишку на лбу. Трогает, морщится - больно. Простирывает с мылом окровавленный платок, вешает на трубу. Идет в большую комнату, подходит к  серванту, открывает стекло, достает с заднего ряда белую глубокую вазочку, извлекает спрятанный ключ. Проходит в спальную старших, отпирает нижний ящик старого, потемневшего комода. Из-под белья вытаскивает фотоальбом и коробку от конфет. По уверенным движениям видно, что делает это не в первый раз. Листает альбом. Молодая девушка – школьница, выпускница в белом фартуке с букетом цветов, рядом молодые дед и бабка. Дед в военной форме - майор. Большая групповая фотография. Вверху надпись – «СИНХ. Выпускники экономического факультета». Она же  в лодке, в спасжилете на таежной порожистой реке. Она же с маленьким мальчиком лет пяти - горло у мальчика забинтовано. Мальчик один, свесил голые ноги с кровати, ухо забинтовано. Она же с Сашкой-первоклассником – первое сентября. Тут же дед и бабка. Дед уже полковник. В конце альбома фотография - могила в цветах. На камне – изображение этой же женщины. Надпись: Элина Белошицкая. И дальше - годы.
  Сашка кладет альбом на место, открывает  коробку. Сверху лежат несколько спортивных медалей с лентами: «Победителю соревнований по водному туризму». Под ними сложенные вдвое спортивные грамоты, примерно такого же содержания. Дальше - пачка писем, перетянутая резинкой. Роется - в руках   конверт. Достает письмо. Быстро пробегает начало глазами, переворачивает страницу и, дойдя до нужного места, читает, шевеля губами.
    «Елка, родная моя, поверь, я сделал все возможное и невозможное, для того, чтобы мы были вместе.  Не моя вина, что твои родители категорически против того, чтобы ты уехала со мной, как мы с тобой решили с самого начала. Я обращался в Уральское геологическое управление, у них  сокращение и работы для меня по специальности нет, а другой специальности я не имею да и не представляю себя в иной ипостаси, так же как не представляю себе жизни без тебя. Все, что я смог сделать – это найти работу поближе, на прииске «Хрустальный» - я тебе о нем рассказывал. Если надумаешь - приезжай, адрес на конверте».
      Сашка берет пожелтевший конверт. В обратном индексе отчетливо читается только первая «шестерка» и последний «ноль». Письмо написано на их еще старый адрес. Обратный адрес расплылся и текст читается с трудом: «/ неразборчиво/ Тура… ул. Советская д. 3, кв. 9.  Петрову А. И.»   
    Затем достает из конверта фото - на фоне реки, за которой виден низкий заросший карликовой березкой берег с остатками давнего лесного пожара, стоит  сильно бородатый мужчина, одетый  в  выгоревшую добела энцефалитку, перепоясанную офицерским ремнем. Лямки рюкзака. Большой охотничий нож. Через плечо – полевая сумка, за спиной карабин. На ногах - закатанные болотные сапоги. На голове, как кольчуга - сетка Павловского, закрывающая лоб.
    На обратной стороне надпись: «Елке – на память». И подпись – «Твой  Дерсу Узала».
    Берет конверт и фото, остальное убирает на место. Идет в свою комнату, включает старенький компьютер. Долго входит в Яндекс. Набирает слово «Тура». Читает, шевеля губами.
    - Тура - река в Западной Сибири, левый приток Тобола, - нет, не то.
    - Тура - деревня в  Словакии -  не то.
    - Тура -  осадная башня - и это не то.
    - Тура - другое название шахматной фигуры ладья - нет.
     - Вот, есть! Тура - поселок городского типа. Административный центр Эвенкийского автономного округа. Расположен на месте впадения реки Кочечум в Нижнюю Тунгуску. Население 5,5 тыс. жителей -  русские, эвенки, якуты.
    Походит к карте, находит Туру, затем Красноярск. Ведет пальцем вниз по Енисею, вверх по Нижней  Тунгуске – до Туры. Красным карандашом обводит кружком надпись «Тура».
  В прихожей хлопает дверь. Он вздрагивает, быстро сует конверт с фото в стол, выключает компьютер   и выходит из комнаты.
  - Ты что же это творишь, Саша? - доносится голос  из прихожей. - Утром ушел - шарф не надел, таблетки свои опять не выпил! Я для кого все это покупаю? Знаешь, сколько эти лекарства стоят?
Слышно, как она гремит в прихожей, что-то роняет, шуршит одеждой на вешалке.
  - А это что такое? - почти переходя на крик. - Поросенок, ты зачем куртку порвал? Ты нас с дедом в гроб загонишь! Ты знаешь, сколько я за нее заплатила?
Входит бабушка с сумками. Сашка забирает сумки, несет на кухню. Она идет следом. Замечает его исцарапанное лицо, припухший нос, шишку на лбу.
   - Что у тебя с лицом? Ты подрался?! На тот свет захотел? Или сначала нас с дедом на тот свет отправишь? 
Продолжая причитать, достает из кухонного шкафа  аптечку, что-то разводит, протирает Сашкины болячки.
 -  Ну, все, хватит, щиплет, - пытается вырваться Сашка.
  - Кто тебя избил? Твой дружок Смирнов?
  - Бабушка, ну причем тут Смирнов?
  - А притом, что я тебе сто раз говорила – не водись с этим Серегой! Он хулиган и жулик, по чужим гаражам лазит, на учете в милиции состоит. Скоро в тюрьму сядет.
Сашка даже не пытается  перебивать бабку, ибо знает,  что это бесполезно - пока не выговорится - не успокоится. А она продолжает  тем же тоном,
 - Ты ел? Почему  не поел?   У тебя же холецистит, ты по часам должен питаться. К экзамену по музыке готовился?  У тебя сегодня в пять годовой экзамен, иди быстро ешь и на экзамен.
Она  достает  из аптечки целую кучу упаковок  и раскладывает перед ним.
  - Это до еды, это после. Обязательно кипяченой водой запей.
Сашка протягивает руку к таблеткам. Бабка шлепает его по руке и опять повышает голос.
  - Ты руки мыл? Почему  немытыми?  Забыл, как в детском саду желтухой болел? Тебя тогда еле спасли!   Еще раз хочешь? Иди быстро  руки…
    - Да мыл я.  И лицо мыл. 
    - Значит,  плохо мыл,  иди еще раз.
     Сашка идет в ванную, открывает воду, сует на мгновение руки под струю, вытирает и возвращается обратно.  Морщась,  пьет таблетки, потом бабка наливает ему какую-то микстуру в столовую ложку -  Сашку аж  косоротит - и ставит тарелку с молочным супом. Топчется  между плитой и столом, продолжая причитать.
   -  Я записала тебя к гастроэнтерологу. Ты давно не проходил обследование.
    - Бабушка, ну сколько можно? -  Сашка бросает ложку.  –
Я  не могу без конца глотать этот шланг, у меня скоро дырка в животе будет!
    -  У тебя холецистит и дискинзия желчевыводящих путей!  Ты должен питаться  по часам,  пить вовремя таблетки  и регулярно проходить обследование.
  - Дискинезия, - поправляет Сашка.
  - И еще подозрение на хронический аппендицит -  повышает голос бабка, - врач сказал, что если диагноз подтвердится  - придется операцию делать.  Ты совершенно отбился от рук - мы с дедом стараемся, чтобы у тебя все было, а ты даже учиться нормально не хочешь. Одни только книжки про экспедиции читаешь  да  в геологическом кружке пропадаешь!  Камни в дом  таскаешь, всю комнату завалил.   Ну, вот  скажи - зачем тебе эти камни? И кружок геологический зачем? Ты что, собираешься геологом стать? Это с твоим-то здоровьем?
   - Вообще-то у меня отец геологом был.
Бабка багровеет.
  - Какой отец? Какой еще отец?!  Откуда ты знаешь,  кем он был? Твой отец беспутный..   
  - Мне мама рассказывала. Геологом  он был и очень талантливым.
  - Мама просто всей правды не знала. Молодая была да доверчивая. Правильно я тогда ей  уехать с ним не дала.  Может, и был  геологом да плохо кончил.
  -  Как это «плохо»? Он что,   умер?
  - Нет, не умер.  И  вообще – это не твое дело.
  - А что «мое дело»?
  - Твое дело – учиться, как следует, а ты нас с дедом позоришь.  Я  вашу классную встретила.. Она мне прямо сказала, что ты портишь все показатели и тебя,  наверное, переведут из физико- математического класса  в обычный. Как тебе не стыдно? Я ее  еле уговорила,  чтобы тебя взяли.  Ты к экзамену по музыке  готовился? 
  Сашка молча встает,  морщась выпивает таблетки, которые «после еды», и идет в свою комнату.
   - Ты куда? Даже спасибо не сказал…
   - На экзамен. Спасибо..

  СЦЕНА 7. ШКОЛЬНЫЙ СТАДИОН.  В ФУТБОЛ ИГРАЮТ СТАРШЕКЛАССНИКИ.

     Сашка идет мимо. В руках - толстая картонная папка  на витых шнурках вместо ручек - в такой носят ноты.  На лавочке   Серега;  смотрит футбол и лениво плюется семечками.
     -  Серый! -  Окликает его  Сашка.
Тот поворачивается.
     -  А,  Дерсу,  чего хотел?
Сашка мнется.
 - Слушай, а ты когда,..  ну, это, уезжаешь?
 -  Тихо ты? – Понижает голос   Серега, оглядываясь  - смотри не сболтни кому - башку отверну. А тебе зачем?
  - Да  я  ничего. А город Тура на Нижней Тунгуске от этих  приисков далеко?
 -   Хрен  его знает,  Петькин брат что-то про Тунгуску говорил - вроде не очень.  А тебе-то зачем?
  - Да так, знакомый живет.
  - Какой еще знакомый?
  -  Родственник один,…  дальний.
  - Привет что ли передать? Или посылку? – Прикалывается  Серега, - давай, передам.
  -  Да иди ты, - огрызается Сашка, -  остряк-самоучка.
  -  Ну, как хочешь.  Сам-то куда?
  - Экзамен у меня,  по музыке, - он взмахивает папкой с нотами.
   - Ну, двигай, «композитор».


СЦЕНА 8. КЛАСС В МУЗЫКАЛЬНОЙ ШКОЛЕ. САШКА ИГРАЕТ,  ГЛЯДЯ НА НОТЫ. РЯДОМ УЧИТЕЛЬНИЦА.  ЛИЦО НЕДОВОЛЬНОЕ.


  Сашка  играет плохо.  Все время сбивается. Учительница терпеливо  подсказывает, поправляет.
    - Ладно, Саша, достаточно.
Сашка  сидит,  разглядывая клавиши. Учительница встает, проходит по классу, подходит к окну, смотрит, потом поворачивается,
     - Что у тебя с лицом?
     - Да, так,  в футбол играл, ударился, - вдруг неожиданно врет он.
     - Ты в футбол играешь? - удивленно спрашивает учительница..
     - Да, играю, в полузащите.
     - Молодец. А тебе нравится играть?
     - Конечно.
     - Саша,  скажи честно -  а на фортепиано играть  тебе нравится?
Он молчит.
   - Ну, чего молчишь?
   - Я…   я не знаю… Наверное.
   - Так нравится или «наверное»? – настаивает учительница.
   - Я…   я не знаю, - он опускает голову и почти беззвучно выдыхает, - наверное, нет.
     - Вот именно, «наверное, нет», - вздыхает учительница,  - к тому же у тебя абсолютно нет слуха.
Подходит к столу,  садится, открывает журнал.
   - Я  понимаю – эпоха такая. Все хотят, чтобы дети были  «не хуже других»- иностранные языки, музыкальное образование, теннис. Но языки и теннис - это одно, а музыка -   совсем другое.  Конечно, даже  медведя можно научить ездить на велосипеде, но это не велосипед.  Тут  любовь нужна, увлеченность и трудолюбие, даже если  таланта нет  и человек не собирается быть музыкантом…
Она какое-то время молчит, потом продолжает.
   - В прошлом году я тебя пожалела,  поставила тройку, а сейчас, извини - не могу. В лучшем случае – переэкзаменовка  на осень.  Весь учебный материал у тебя есть, за лето подготовишься и приходи.
Учительница встает и захлопывает журнал,
  - Скажешь бабушке, пусть завтра зайдет.


СЦЕНА 9. ВЕЧЕР, СМЕРКАЕТСЯ. ТОТ ЖЕ ШКОЛЬНЫЙ СТАДИОН. С ДВУХ СТОРОН,   АМФИТЕАТРОМ - СКАМЕЙКИ ДЛЯ ЗРИТЕЛЕЙ


    В середине сидит  Сашка. На коленях папка с нотами.  Тянет время - дома предстоит  объяснение.  Кто-то  по-прежнему бросает мяч в корзину. На скамейках в разных местах сидят группы ребят.  В дальнем конце старшеклассники - пьют пиво и покуривают. Слышится девчоночий смех,  звуки гитары. Весна, гормоны.  Он сидит один, никто из сидящих или  проходящих не зовет в компанию. Мимо Сашки - по его ряду - цепочкой идут двое  рябят и  две девчонки – те самые, что были в библиотеке. Разговаривают. Сашка поджимает ноги, пропуская.  Они замолкают, проходят и,   удаляясь вдоль ряда, возобновляют  разговор.
  - Да он  чуть в штаны не наложил, так Кисю испугался.
Доносится до Сашки обрывок фразы, и затем дружный смех.

           СЦЕНА 10. ПРИХОЖАЯ  САШКИНОЙ КВАРТИРЕ.


     Сашка звонит в дверь. Открывает бабушка, на  ней фартук.
  - Саша!  Ты что так долго? Десятый час, мы с дедом уже волноваться начали.  Раздевайся,  мой руки и ужинать.  Я тебе рисовую кашу с изюмом  приготовила. Только не забудь лекарство выпить. Ты сдал экзамен?
Он машинально снимает и вешает куртку, из кармана которой торчит шарф и  стоит молча,   сжимая в руках ненавистную папку с нотами.
   - Саша, ты почему не отвечаешь? Ты сдал экзамен? Что учительница сказала? -  ее лицо меняется.
   -  Учительница сказала, что у меня абсолютно нет слуха, экзамен я не сдал и в музыкальную школу  больше не пойду,  - медленно, но твердо отвечает он.
   -  Ты что, ты что? – Она заполошенно  взмахивает руками, -  что значит «не пойду»? Как это не пойду?! Я  тебе  дам «не пойду»,  год остался!! Я зачем все это время  деньги платила?!!
  -  Не пойду! – Вдруг кричит он, - не нравится мне!!  У меня слуха нет!
  - Что за шум, а драки нет? 
В прихожую входит  дед. Высокий,  чуть полноватый мужчина с гривой седых волос и седыми усами. В руках газета. Смотрит на Сашку.
  - Шишку вижу, ну нос еще припух, - поворачивается к бабке, - а говорила «все лицо в синяках». И почему не подраться парню,  если за правое дело? Сколько можно «красной девицей» ходить?   
  -  Вадим, Вадим, он экзамен  не сдал и  на музыку больше не хочет ходить! – Она опускается на стул.
  -  Саша, что случилось? – Дед хмурится, но говорит спокойно. - Ты что, решил и правда бросить музыкальную школу?  Тебе  год осталось учиться. Почему вдруг?
  - Потому что я не медведь! – кричит он.
  -  Какой еще  медведь? Причем тут медведь?
  -  Обыкновенный,  которого на велосипеде учат кататься! И слуха у меня нет!
  - На каком еще велосипеде?
  -  Это все гены его, гены.. Это в нем папаша его непутевый говорит.
  - Тася! - повышает голос дед. - Прекрати немедленно!
  - Тот был балбес - перекати поле и этот такой же растет! - Бабка  вскакивает со стула, уже ничего не слыша. - Вместо того, чтобы вести себя как  приличные дети да меня  с дедом радовать - не учится, дерется, со шпаной связался, музыкальную школу бросил и все книжечки про полярников читает да камни в дом таскает. Да я завтра эти книжки  в дедовы  «Жигули» и в библиотеку подарю!  А камни эти, дурацкие,  прямо  сейчас в помойку.
   Бабка бежит в комнату, смахивает в подол фартука верхний ряд камней, выскакивает на кухню и с грохотом высыпает их в мусорное ведро…
 -  Ты что делаешь?! -  Кричит  Сашка, вбегая следом. -  Исландский шпат расколешь!
Он отбрасывает папку с нотами, которую до сих  пор сжимал в руке, лезет в ведро и достает оттуда мелкие осколки большого кристалла.
  - Ты что! Ты что сделала?- кричит он.
 Бабка выскакивает из кухни и появляется с «новой порцией».
 - Тася! Прекрати! – Дед ловит ее на пороге, перехватывает фартук с камнями и срывает его с ее шеи,  оборвав тесемку.  Сворачивает в узел и уносит обратно в  комнату.
 -  Тогда и это туда же! - Кричит Сашка сквозь слезы. Схватив папку,  он  начинает рвать над ведром ноты. Потом, отбросив папку,  рывком открывает кухонный шкаф, выхватывает аптечку и начинает выбрасывать лекарства.
 - Надоело!! Все надоело!! И ты надоела и  музыка твоя и лекарства эти! И тряпкой быть надоело, и слабаком!  Не хочу, не хочу!
 - Ты что творишь?! - Бабка пытается хватать его за руки. - Я все аптеки обегала, чтобы их достать!
По всей кухне раскатываются разноцветные беленькие, желтенькие, зелененькие таблетки.
 - Уеду я от вас! К отцу,..  на Север!  Ты все врешь про него! Он хороший!  Его мама любила!
 - Ах ты, негодяй! – бабка замахивается для оплеухи, но вбежавший дед перехватывает ее руку и рывком усаживает ее на стул. Под ногами хрустят таблетки.
  - Отставить!
Потом поворачивается, хватает Сашку за шиворот и  выталкивает из кухни.
  - Марш в комнату!
Сашка вылетает в коридор, оттуда выскакивает в прихожую и, с  грохотом сбивая  стул, на лестничную клетку и  вниз по ступенькам…
  - Куртку, куртку, - слышит он  бабкин крик сверху.


             СЦЕНА 11. НА УЛИЦЕ ТЕМНЕЕТ.


    Он поворачивает за угол, прислоняется к стене. Какое-то время стоит молча. Рукавом вытирает глаза, сморкается. Он принял решение.  Проходит соседний двор пролезает через кусты, подходит к старому двухэтажному дому.


      СЦЕНА 12. САШКА СТОИТ ВОЗЛЕ ДОМА, СМОТРИТ НА ОКНА.


    На первом  этаже приоткрыто окно кухни,  занавесок нет,  играет музыка, и слышатся нетрезвые голоса. В окне комнаты темно, но видно, что работает телевизор. Находит камешек, бросает в  окно. Никакой реакции, бросает второй. Звук телевизора пропадает, окно приоткрывается, выглядывает Серега. Приглядывается, узнает Сашку. Спрашивает шепотом:
   - Чего надо?
   - Выдь-ка.
   - Не могу, они входную дверь заперли и ключ забрали.
   - Ну, блин, дело есть.
   -  Не гони, сейчас вылезу.
    Серега оглядывается вглубь комнаты,  осторожно открывает окно и спрыгивает вниз. Гремит металлический отлив подоконника. Голоса на кухне замолкают, в комнате загорается свет, в окне появляется  растрепанная неопрятная женщина и визгливо кричит пьяным голосом.
  - Куда, скотина?!  Вернись сейчас же!  Я тебе сказала - после девяти дома сидеть!  Вернись,  домой не пущу!  Миша,  он сбежал!
    На кухне распахивается  окно - слышно как звенят падающие пустые бутылки -  высовывается мужская фигура в форменной милицейской рубашке.
   - Ты че?! Мать сказала че?! А ну вернись! Вот я тебе сейчас!
Фигура делает попытку влезть на подоконник, но срывается и с грохотом падает обратно.
 Мальчишки  ломятся сквозь кусты.


 СЦЕНА 13. В КУСТАХ. ЯЩИКИ, ГДЕ ДНЕМ ШПАНА  ИГРАЛА В КАРТЫ.


     Оба тяжело дыша, плюхаются на ящики
     - Он что, милиционер?
     - Гаишник он и пьянь.  На десять лет матери моложе. Когда с дежурства – всегда надирается,  и мать с ним.  Она раньше так  не пила. И в хорошем  магазине работала. А теперь на рынке – квашеной капустой торгует. Он завтра встанет, в сортир сходит, стакан   выпьет, пожрет и опять спать - до вечера.
     -  А где спит? На кухне, что ли? У вас же однокомнатная?
    -   Ага, разбежался, «на кухне»...  Это я на кухне,  на раскладушке, а он с матерью – на диване.  Квартиры у него нет - общежитие гаишное.  Мешаю я  им,  вот  и хотят меня или в детдом, или в колонию - чтобы под ногами не путался.
Серега лезет за пазуху, достает зажигалку, потом хлопает себя по карманом.
    - Блин, курить нету.
Внимательно  оглядывается вокруг,  находит окурок. Прикуривает.
   - Чего хотел, Дерсу?  Тебе уже бабушка должна молочка дать и в люлю.
   - Серый, - Сашка мнется.
   - Я уже четырнадцать лет Серый.  Не мямли, рожай быстрее.
   - Возьми меня.
   - Куда «возьми»?
  - Ну, ты сам говорил…На прииски..
  - Ты чего, каши геркулесовой объелся? Да тебе бабушка..
  - Ну, причем тут бабушка! -  кричит Сашка. И вдруг его прорывает.  Он сильно хватает Серегу за рукав, притягивает к своему лицу  и  начинает  говорить, быстро глотая слова и сбиваясь.
  - Ты понимаешь, ты понимаешь, у меня отец там работает. На прииске Хрустальный. Геолог он. Известный геолог. Там на Нижней Тунгуске поселок есть, Тура называется. Он там живет. У  меня  и фотография его есть, я тебе покажу, обязательно покажу, и  письмо, которое он маме написал, когда она еще жива была, ну, когда еще не утонула. У него квартира там, хорошая квартира, большая, на улице Советской дом 3. Возьми, Серый, не пожалеешь.  Мне бы только до Туры добраться.. Там от твоих приисков недалеко.. Сам говорил - там Тунгуска недалеко.   А вдвоем все легче будет. Возьми, Серый, а? Понимаешь, у всех  и мамы  и отцы есть, а у меня только дед и бабушка. Она, конечно, хорошая, но я ей записку оставлю, или письмо по почте. Она не обидится..
К концу тирады Сашка выдыхается и добавляет совсем тихо.
 - Петров его фамилия, а зовут Алексей Иванович.  А Белошицкий - это я по матери.
 - Ну, отцы  не  у всех, положим, есть, - опешивший Серега с трудом освобождает руку.
Какое-то время  оба молчат.
  - А ты не брешешь,  Дерсу?
  - Зуб даю.
  - Мдя,  чего только не бывает, - Серега щелчком выбрасывает окурок. - А  почему он с вами не жил?
 - Он там, в экспедиции работал. Поселок в тайге, условия  тяжелые, зимой минус пятьдесят. А я маленький,  болел все время, то ангиной, то коклюшем, то уши простудил. Я сам  плохо  помню. Вот бабушка и  боялась, что я там умру,  не пустила маму.  Мы  раньше в Свердловске жили, ну, который Екатеринбург…
  - А здесь  как оказались?
  - Мама еще в институте  по горным рекам плавала. И на Урале, и в Сибири. Однажды  они на скалу налетели и перевернулись. Чуть не погибли. Их геологи спасли. Так она с отцом познакомилась.   А потом  он приехал к ней. С родителями знакомиться.  Даже заявление в ЗАГС подали. А бабушка как узнала, что уедут в глухую тайгу - ни в какую, мама тогда еще институт не закончила.  Ну, они поссорились и он уехал. А потом я родился.
  - А потом?
Сашка молчит.
 - А потом что было?
 - А потом, потом мама уже была кандидатом в мастера спорта, и речка была несложная, там, на Урале - Лемеза называется. Бабушка еще ее отпускать не хотела.
Сашка опять долго молчит, затем продолжает почти шепотом.
  - Когда маму похоронили, бабушка уговорила деда сюда  переехать... Там  жить не могла. Она же местная. Тут у нее сестра,  в деревне живет, племянники, один здесь,  в городе - таксистом;  и подруг молодости много.  А дед как раз  в отставку вышел…
 - Ясно. А этот самый, который отец,  знает про тебя?
 - А чего он должен знать про меня? - Не понимает вопроса Сашка
 - Про то, что у него есть сын?
 - Ну,..
 - Баранки гну, когда согну – дам одну. Так знает, или «ну»?
 - Конечно, знает. А как же иначе? - Неуверенно шепчет Сашка, - он же маме писал, значит, и мама ему писала…  Она мне про него  рассказывала. Он очень сильный и смелый.  Это он ее тогда в тайге, из воды вытащил. Ну чего, возьмешь?
  - Не гони! Подумать надо.
  - Думай, кто же  тебе мешает.
  - Вообще-то  у меня все готово, просто надо еще деньги  достать.
   - Где достать?
   - Много будешь знать - скоро состаришься.  У тебя  мобильник есть?
   - Нет, бабушка говорит, что это баловство.
Серега хмыкает и достает из кармана телефон.
   - Ух, ты!  Откуда?
   - Много будешь знать, скоро состаришься, -  поискав вокруг,  находит обрывок газеты, отрывает угол, - дай,  чем писать.
Склонившись, пишет цифры.
   - Позвони  завтра - до двенадцати.  Позже  можешь не успеть.
   - Хорошо.  А  спать  ты   где будешь,  там же дверь заперта?
  - Фигня, в окно влезу. Они там уже отключились,  поди.
 - А если окно закрыто?
 - У меня от подвала свои ключи есть. На трубах тепло, а крыс я не боюсь, да и они ко мне привыкли.  А тебе на бабушкину перину пора.
 
      СЦЕНА 14. САШКИН ПОДЪЕЗД. РЯДОМ СКАМЕЙКА.


   Подходит Сашка.  Замечает сидящую   фигуру и огонек сигареты. Узнает деда. Нерешительно топчется.
 - Дед, ты чего? Ты же курить бросил.
 - С вами бросишь.  Погулял? - Невесело усмехается дед.
Сашка молчит. 
  - Собрал я твой кристалл. Там меньше половины откололось. Слушай, а чего он так колется интересно, на мелкие правильные ромбики?
  - У него спайность весьма совершенная, по трем направлениям - по ромбоэдру.
  - Понятно, - вздыхает дед, - такое  строение кристаллической решетки.
Опять повисает молчание. Мимо проходит обнявшаяся парочка. Потом пробегают друг за другом два кота. У соседнего подъезда слышатся  голоса, смех.
  -  Как она? -  виновато кивает головой в сторону подъезда Сашка.
  -  Корвалол  выпила – спит.
   - Я не хотел.
   - Да и она  - «не хотела». Плохо все это. Она над тобой как квочка над цыпленком, а ты нос воротишь.
  - А мне надоело быть цыпленком.
  -  Достойно…  А учишься на трояки. Посредственностью быть не надоело?
  - По географии - пятерка.
  - В общем так, «географ» - дед  встает с лавочки, - вас   надо временно развести по разным углам ринга. Поэтому  ты поедешь на две недели  к бабушке Фросе в деревню. Прямо завтра. Будешь огород копать, воду таскать,  учиться дрова колоть и в Волге рыбу ловить. Пора мужчиной становиться.  Там тебе  братья-сестры троюродные быстро  мозги вправят.
    - Мне завтра  надо  дневник забрать.
    - Я знаю. После обеда за тобой  Ваня на своем такси заедет, отвезет на автостанцию.  Купит билет и посадит в автобус -  я дозвонился до тети Оли - тебя  встретят.   Тут всей езды - часа четыре. Вещи тебе бабушка собрала. Чего не собрала, соберет  утром.  Черт, раньше хоть пионерлагеря были, а сейчас и ребенка на лето отправить некуда.  Пошли, завтра  вставать.

  СЦЕНА 15. НА КРОВАТИ ЛЕЖИТ ДЕД, ГЛАЗА ПРИКРЫТЫ. РЯДОМ СПИТ ЖЕНА.
 
   - Тася, -  дед открывает глаза, - ты знаешь что-нибудь о судьбе Алексея?
Она не отвечает. Дышит ровно.
  -Тася, не притворяйся. Я же вижу, что не спишь.
  - А? Какого еще Алексея? Ты о чем?
  - Не о чем, а о ком, и ты прекрасно знаешь - о ком.
  - Откуда?.. Только то, что и ты. Когда Эля родила, она ему написала туда, на Север. Через месяц пришел ответ - «адресат выбыл». Вот и все. Он мне сразу не понравился. Правильно я  тогда ее не пустила.  Настоящий мужчина все бы бросил и с женой жил.
  - А он  не обязан был тебе нравиться, он не тебя в жены брал, а дочь нашу.  А потом, что значит «все бросил»? Когда мы с тобой познакомились, это ты все бросила и со мной по гарнизонам моталась.
  - Время другое было.
  - А время  всегда  «другое».  Темнишь ты, что-то не договариваешь. Он ей писал?
Она молчит.
  - Тася! - Дед повышает голос. - Алексей Эле после рождения Саши хоть одно письмо прислал?
  - Да не писал, не писал он ей,  и не позвонил ни разу - сбивчиво тараторит она, - если бы писал, она бы мне сказала, он эгоист был и пижон, правильно я тогда  ее не пусти..
  - Как эгоистка поступила ты!  Как же – чужой мужик единственную дочь увезет. А дочь у нас была умная и гордая и всякое дерьмо не полюбила бы - это я точно знаю…
   - Вы чего? То один, то другой, – всхлипывает она, - я что, мало для него делаю?  А он музыкальную школу бросил, - она всхлипывает, -  завтра Фросе напишу, чтобы его к Волге и близко не подпускала.. Достаточно того, что дочь..
  -  И что теперь? Всю жизнь  в ванной бултыхаться?  Он взрослеет. Ему нужны не каши, пилюли и освобождения от физкультуры, а  лыжи, велосипед и вон, - кивает в сторону окна, - Казанку переплывать саженками. Когда ты отдала его в музыкальную школу, я  думал - хоть как-то после смерти матери отвлечется. Потом понял - ему не нравится. И он  эти годы учился только в угоду тебе, а сейчас все – не выдержал… Если  не нравится – пусть бросает. Основы он получил…  Вивальди от Баха отличит…
   - Господи, год остался…
 - Ну, конечно, «без бумажки ты букашка»…  Да ему не бумажка  нужна, а взаимопонимание… Помнишь, как в том фильме: «Счастье – это когда тебя понимают»?  А у нас не получается…  Разница в возрасте слишком большая…  А родители должны быть молодыми… Ладно, спи…
Поворачиваясь  к стене,   бормочет.
 -  Иван Сергеичу  и не снилось  такое.
 - Какому еще Иван Сергеичу?
 - А?   Да  Тургеневу..

СЦЕНА 16. ПРИХОЖАЯ, ВХОДИТ САШКА.  ВЕШАЕТ КЛЮЧ, СНИМАЕТ КУРТКУ, НАДЕВАЕТ  ТАПОЧКИ.

    Проходит в комнату, достает из полупустого портфеля дневник. Открывает последнюю страницу.   Смотрит на тройки.  Внизу подпись классного руководителя и надпись - «переведен в восьмой класс». Забрасывает  дневник в нижний ящик стола.  Замечает  в углу большую  черную дорожную сумку  с ручками и  ремнем  через плечо.  На сумке  конверт, поверх которого лежит крупная булавка, рядом исписанный листок.
Берет записку, читает:
   «Саша, в конверте деньги.  Двести рублей отдашь дяде Ване - на билет. Он приедет в два часа. Остальные положи во внутренний карман  и обязательно застегни булавкой.  В сумке, в боковом отделении - твои таблетки, пей по часам, как я  учила.  Очень прошу – не подходи к воде,  ты не умеешь плавать».
    Стоит в раздумье. Затем шарит  по карманам - достает клочок газеты.  Набирая непривычно длинный номер телефона, несколько раз ошибается. Ждет соединения.
  - Алло, это  я…  Не передумал… Какие документы? Ладно,  поищу…А теплые вещи,  какие?   Понял… Ну, тушенка где-то  есть…  и килька в томате. Хорошо,  возьму.
Слушает, что ему говорит Серега.
  - Я помню, конечная восемьдесят девятого  автобуса, там еще забор бетонный.   Понял, в шесть буду.
    Идет в свою комнату.  Открывает   платяной шкаф.  Достает теплую куртку, свитер, теплые носки, толстую  вязаную шапку.  Находит старые туристические ботинки с высокой шнуровкой. Роется в письменном столе. Вытаскивает кистевой эспандер,  перочинный нож, чистую тетрадь, ручку и конверт с письмом  и фотографией отца.  Переходит в большую комнату,  открывает  отделение серванта, которое обычно называется «бар».  Перебирает перетянутые резинками квартирные счета, квитанции, дипломы, старые удостоверения. Находит  свидетельство о рождении.  Смотрит -  в графе «отец» стоит прочерк. 
     На кухне роется в  холодильнике, в кухонных шкафах. Делает бутерброды. Вытаскивает консервы, пачку чая, пачку сахара.  Все приготовленное аккуратно пакует и складывает в  сумку.  Пробует сумку на вес - тяжело.  Достает большой белый пакет с ручками, заталкивает туда  куртку, свитер  и   ботинки.
      Разогревает обед. Потом   моет посуду.  Подметает полы на кухне. Звонок в дверь. Бежит открывать.

                СЦЕНА 17. ТА ЖЕ ПРИХОЖАЯ.

      Заходит молодой улыбающийся  парень, в руках небольшой сверток.   
    - Привет, племяш!  Во, опять подрос, скоро меня догонишь. Готов? Опаньки, а на лбу  что? И нос расцарапан. Подрался?
    -  Привет, дядь Вань. Всегда  готов, - смеется в ответ  Сашка.  - Это так, не обращай внимания.  А это что? – кивает он на сверток.
    -  Подарок вам, стерлядка.  Ребята в общежитии угостили, на-ка  в морозилку брось, а то подтаяла немного.
  Сашка убирает рыбу.
    -  Наконец-то твои созрели в деревню тебя отправить. Там сейчас супер... Оля с детьми теперь отдельно живет, так что места в доме полно. Я полы  в бане перестелил, трубу поменял.  На островах окуня  -  на голый крючок прыгают. В прошлое воскресенье – полведра  надергал. Только вставать надо часа в четыре.  Скоро земляника пойдет, а в июле - клубника на огороде. Опять же – молоко козье.
   - Да я на две недели.
   - Это тебе  кажется.  Через неделю сам уезжать не захочешь.  Ладно, вещи где?
   - Сейчас.
    Сашка бежит в комнату, хватает сумку и пакет. Оглядывается.  Смотрит на фотографию матери. Ставит вещи на пол, открывает стол, выхватывает какой-то конверт,  вытряхивает содержимое прямо в ящик.   Кладет фотографию матери в конверт и засовывает в сумку. Увидев в сумке упаковку с таблетками, мгновение раздумывает, потом выдергивает таблетки  и швыряет в стол. С грохотом закрывает ящик и несет  вещи к выходу.  Он  не  заметил, что когда вытаскивал таблетки,  из сумки выпал конверт с письмом  и фотографией отца и спланировал под стеллаж с минералами.

               
         СЦЕНА 18.  САШКИН ДВОР. ЖЕЛТОЕ ТАКСИ. СОЛНЦЕ.



   Ваня укладывает сумки. 
        - Чего это ты на две недели столько понабрал? - Пробует сумку на вес. – Продукты, что ли?      Обижаешь, племянник - там еды хватает.
        - Я-яя,  это, - мямлит Сашка, начиная краснеть, -    у меня же поджелудочная, - выкручивается  он, - там геркулес, всякая крупа   диетическая.
        - Ну, геркулес и у нас в магазине есть.   Ладно, тете Тасе виднее, чем тебя кормить.
Замечает теплую куртку.
        -  Ну ты даешь! Теплая  куртка тебе зачем – лето же?
        - Ну-уу, - опять юлит Сашка, - ты  сам говорил – «в четыре утра». А в четыре утра на воде зябко.
        - Да там теплых курток… Ладно, поехали.
 

             СЦЕНА 19.  ТАКСИ ЕДЕТ ПО ГОРОДУ.


      Лето, солнце, зелень. Город  чистый, красивый.  Пруды, скверы, фонтаны.   Ваня  ведет машину уверенно, обгоняя общий поток. На  его мускулистом  предплечье  татуировка - крылышки и большие буквы «ВДВ».
       - Дядя  Вань, а ты с парашютом прыгал?
       - А как же. Тридцать семь прыжков. Представляешь – после дембеля  год прошел, а до сих пор снится. Сначала свободное падение, а потом ррразз! - Хлопок купола. И самое смешное - пока свободное падение – сплю.  Как хлопок – просыпаюсь..
Оба смеются.
     - Бабушка говорила, ты в институт готовишься.
     -  Готовлюсь,  в авиационный. На курсы подготовительные хожу, - смотрит на часы, - через два часа  смену сдам и на учебу. А ты сам-то кем хочешь быть?
      - Я бы хотел быть геологом - как мой отец, - после долгой паузы тихо отвечает Сашка.
 Какое то время едут молча.
      - Дядя Ваня, а ты,…  это,…  моего отца знал?
      - Нет, Саш, к сожалению. Вы же тогда в Свердловске жили. Слышал, что Эля  замуж собралась, а потом что-то там  случилось, и он уехал.
     -  А что случилось?
    -  Не знаю я,  да и лет  мне тогда было – почти как  тебе сейчас.

   
    СЦЕНА 20. АВТОВОКЗАЛ. ТОЛКОТНЯ.  В ЗАЛЕ ОЖИДАНИЯ СИДИТ САШКА. РЯДОМ СУМКИ.


     Подходит Ваня.
       - Держи билет и сдачу. Через двадцать минут - посадка. 
Сашка смотрит на часы. Нервничает.
        - Дядя  Ваня,  я сам доеду. На занятия опоздаешь.
        -  До занятий времени - вагон. Я обещал твоей бабушке тебя в автобус посадить. Да и сумки тяжелые.
        -  Да что я – маленький, что ли?!
        - А ну, цыц, салага! -  Смеется  Ваня, - Сказано «люминевые», значит, «люминевые»!
        - Дядя Ваня, - канючит Сашка, - ну что вы все со мной, как с ребенком? Я сам хочу.
        - Хотеть не вредно, -  он обрывает фразу, -  Саш,  я из армии старшим сержантом пришел.  И спорить со мной - все равно, что против ветра плевать.
       Вдруг раздается  свист, потом треск  и женский голос объявляет:  «УВАЖАЕМЫЕ ГРАЖДАНЕ ПАССАЖИРЫ, ОТПРАВЛЕНИЕ АВТОБУСА  НОМЕР ПЯТЬСОТ СЕМЬДЕСЯТ  ДВА ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ ОТКЛАДЫВАЕТСЯ ДО 18 ЧАСОВ».
       -  Вот видишь! –  радостно  орет Сашка, - я сам поеду, а тебе на занятия надо.
        -  Ну, блин,  детство  какое-то, - смотрит на  часы, -  ладно, твоя  взяла.  Бабушке Фросе привет передай.  И  Оле, и племянникам.  Скажи, что в эти выходные не приеду – заниматься надо.   Сегодня  автобус поздно придет,  пусть завтра мама, ну бабушка  Фрося, сходит к Оле и от нее позвонит -  как добрался, или тете Тасе,  или мне на мобильный.  Все,  давай. 
Идет к выходу.
     Сашка берет сумки и тащит их  к кассе.
        - Извините, меня бабушка попросила билет сдать. Она плохо себя чувствует  и не поедет.
Кассирша молча возвращает деньги.


   СЦЕНА 21. НАДПИСЬ НА СТЕКЛЯННОЙ ДВЕРИ «ПОЧТА».  САШКА ЗАХОДИТ ВНУТРЬ.

  Подходит к окошку
       - У вас конверты есть?
      -  Тебе, мальчик, какой?  Международный или по Российской федерации?
      -  Мне надо другу письмо послать, он тут, в городе живет.  Долго будет идти?
       -  Проще позвонить или доехать. В лучшем случае послезавтра получит.
       -  Нет, мне письмо надо - дайте один.
Подходит к столу, достает из сумки тетрадь и ручку, вырывает лист, пишет:
       «Я  уехал к отцу, в Туру, адрес у меня есть.  Доберусь - напишу. Не волнуйтесь и не сердитесь. Саша».
Пишет на конверте адрес и опускает в почтовый ящик.

  СЦЕНА 22. ДЛИННЫЙ БЕТОННЫЙ ЗАБОР ВДОЛЬ ПЫЛЬНОЙ УЛИЦЫ. ПРОЕЗЖАЮТ ГРУЗОВИКИ
    Сашка медленно идет вдоль. Периодически оглядывается.  Сереги нигде нет. Сашка крутит головой, нервничает. Вдруг из «подкопа» под забором высовывается  голова. Синяк  уже не так заметен.
        - Давай барахло.
     Сашка проталкивает сумки и пролезает сам. Отряхивается.  Оглядывается  - вдоль забора кусты акации, сломанные ящики,  бетонные блоки,  кучки щебня, металлические трубы  - дальше  вагоны - товарные, рефрижераторные секции, открытые платформы.  Местами идет погрузка. Подъезжают машины, работают грузчики, ходят люди в спецовках.
        - Молодец, быстро добрался.
Оглядывает его с ног до головы.
        - И оделся правильно – по-походному.
        - А  твои вещи где?
        - На бороде. Много будешь знать - скоро состаришься.
Пригибаясь, они идут вдоль забора, протискиваются  между рядами металлических бочек и залезают внутрь большого бетонного кольца.
         - Садись.
    Внутри стоят два  пластмассовых  ящика, рядом -  выгоревший  светло-коричневый  рюкзак и почти допитая  бутылка  кока-колы.   Ребята рассаживаются.
         - Все взял? – спрашивает Серега.
         - Да вроде.
         - Деньги есть?
         - Есть какие-то, - он сует руку за пазуху, достает конверт, - тысяча и еще двести рублей.
         - Силен. Вот бабушка хватится.
         - До завтра - не хватится.
         - Это как так?
         -  Молча! Много будешь знать - скоро состаришься, -  огрызается Сашка.
         - Ладно, слушай сюда.  Нам надо найти товарняк,  чтобы шел через Красноярск и чтобы там был вагон с экспедитором, сопровождающим груз.
         - А так влезть, в какой-нибудь  вагон?
         - А «так» - во-первых, хрен влезешь, а во-вторых, даже если  влезешь, тебя опломбируют  и будешь  взаперти пилить, может, аж до Владивостока,  без воды, сортира  и печки.
        - А с экспедитором?
        - А с экспедитором -  и печка, и ведро-параша, и даже поспать где.
   Серега осторожно выглядывает из-за укрытия
        - Видишь состав? - Он показывает на поезд  слева, -  час назад подошел. Потом в предпоследний  вагон,  какие-то серые ящики  загрузили.  Вроде двое сопровождающих, но  неясно куда  идет. А вон там, справа, вино  грузят, значит, наверняка  экспедитор поедет. Погрузку закончат - на разведку сходим.
        - Откуда ты все знаешь?
       - От верблюда.  Я тут  неделю пасусь, –  примелькался,  присмотрелся.  Сцепщикам за пивом бегаю, а позавчера менты чуть не забрали - еле отбрехался,  сказал, что отец тут работает.
        - А где твой отец?
        - Да откуда я знаю? – невесело усмехается Серега. -  Они с матерью  расписаны  не были. У меня  вон, - он кивает на рюкзак, - в свидетельстве о рождении – прочерк. Она мне как-то призналась, по пьяни,  что отчество мое от фонаря залепила.  А у тебя в свидетельстве отец вписан?
        - Ну,..  я,.. – запинается Сашка, - конечно, вписан, а как же? - После паузы  тихим  голосом врет он.
Оба молчат. Серега внимательно рассматривает,  что делается на путях.
       - Сереж, а как нас экспедитор в вагон пустит?
       - Молча. Денег дадим и пустит.
       - А сколько?
       - Твоих - точно не хватит, но не дрейфь, деньги есть.
Он лезет за пазуху и достает толстый кожаный бумажник бордового цвета.
       - Видал, сколько?
       - Ух, ты! А откуда?
       - От верблюда. Много будешь знать, скоро состаришься.
Сашка  молчит. Потом  до него доходит.
      - Серый, ты украл? У этого, у гаишника?-  он меняется в лице.
      - Не скули, а то сейчас взад к бабушке потопаешь. 
      - Серый, - тихо, но твердо говорит Сашка, - воровать - это подло.
      - Не обеднеет…  Он же гаишник.
      - Ты  дурак,  да он уже всю милицию на ноги..., тебя уже ищут везде, -  молчит в раздумье, - я,  наверное… Вернуть надо…
      - Да не дрейфь ты! Сегодня свалим,  а там ищи ветра…
      Чувствуя, что Сашка колеблется,  Серега допивает кока-колу,  выбрасывает бутылку, хлопает себя по карманам, - черт, курить нет, - бормочет он.
      -  Короче -  нет курева  и  нет воды в дорогу. Тут буфет есть. Я схожу, а ты сиди - сторожи вещи.
И боясь, что Сашка передумает, добавляет.
      - За рюкзак головой отвечаешь…  Я мигом.
   Он  перебегает пути и направляется к зданию станции. Неожиданно из-за угла выходят два милиционера и останавливают Серегу. Тот  что-то им объясняет, размахивая руками, пожимает плечами, отрицательно мотает головой и вдруг  бежит обратно. Милиционеры догоняют. Один держит   за шиворот, другой, проверяя карманы, вытаскивает бумажник, затем мобильный телефон.  Вертит в руках.  Что-то спрашивает у Сереги, который  стоит, опустив голову.  Потом первый  уводит Серегу, а второй идет через пути и, как кажется Сашке, в его сторону. Сашка лихорадочно  надевает  рюкзак, хватает сумки и начинает отходить, пригибаясь,  вдоль   стоящего слева состава.  Он не видит,  как милиционер   приближается  к месту погрузки вина.  Ему находят  пакет, суют туда две бутылки, и он поворачивает обратно.
 Сашка  осторожно пятится, вертя головой  - пытается понять, где милиционер. Доходит  до вагона, у которого приоткрыта дверь и приставлена небольшая металлическая лестница. Вдруг с другой стороны поезда  раздается стук и грубый голос: «Петрович, автосцепку проверь! И у следующего тоже».  Сашка  испуганно замирает, затем подскакивает к лестнице, забрасывает  вещи и ныряет следом.


СЦЕНА 23.  ВНУТРЕННЯЯ ЧАСТЬ ВАГОНА. ПОЛУМРАК. СВЕТ ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ ДВЕРЬ И ЧЕРЕЗ ДВА НЕБОЛЬШИХ ОКОШКА ПОД ПОТОЛКОМ.


 Он быстро оттаскивает сумки вбок, прижимается лицом к стенке и стоит, затаив дыхание. Снаружи стуки, голоса, шаги.  Потом треск портативной рации и тот же голос говорит:  «Диспетчерская, состав на пятом  - готов. Можно цеплять». Шаги удаляются. Сашка осматривается.
Медленно  разглядывает внутреннюю часть вагона. Рукомойник, прибитый к стене, под ним ведро, рядом висят два полотенца. На самодельной полочке  мыло и зеленая эмалированная кружка с  пастой и зубными щетками.  Возле рукомойника большой черный пакет - для мусора.  Дальше  -  сколоченные из досок нары, головами друг к другу, на них  спальные мешки, под нарами – обувь, на стене – одежда на  плечиках,  в углу - чугунная печка, на печке зеленый эмалированный чайник, рядом - несколько поленьев для растопки и небольшой топор, ящик с углем, совок, веник. Раскладной стол, возле него вместо стульев - три зеленых вьючных ящика.  Над столом висит маленькая лампочка, с самодельным отражателем из жести. От лампочки идут провода к большой электробатарее в сером деревянном корпусе.  Такое же освещение  над головами раскладушек.  Под столом открытый ящик с  консервами и  полмешка картошки.  Над столом прибиты  два ящика из-под консервов, на них стеклянная банка с ложками, вилками, эмалированные миски и кружки. 
 Почти все остальное пространство  заполнено двухъярусными  стеллажами, собранными из досок и металлических штанг.  Он  какое-то время стоит, рассматривая обстановку. Потом снимает рюкзак, ставит на ближайшую полку стеллажа  и осторожно проходит в глубину.  На полках  различное снаряжение и оборудование  -  свернутые брезенты  и палатки,  спальные мешки и  крафт-мешки, серые и зеленые ящики различной формы, рюкзаки, новенькие пустые канистры, молочные фляги, огнетушители,  пара  переносных электростанций. Коробки  с консервами. Мешки с  мукой, крупой, сахаром.  Между стеллажами – проход. В конце прохода натянута веревка с прикрепленной к ней занавеской из куска брезента.  Осторожно ступая, он доходит до конца прохода, с интересом разглядывая все вокруг.  С опаской протягивает руку к занавеске, колеблется, потом рывком открывает - там стоит биотуалет.
Вдруг слышатся шаги, скрип гравия, голоса и  стук  лестницы.  Он мечется, ища укрытие,  затем  ныряет под нижнюю полку стеллажа и зарывается в кучу спальных мешков. В  дверях появляется фигура, затаскивающая молочную флягу с водой. Следом залезает второй.  Сашка, затаив дыхание, сквозь небольшой просвет испуганно рассматривает пришедших. Первый – высокий, с хриплым голосом, одет в новенькую, еще не обмявшуюся зеленую спецодежду.  Седеющие волосы на голове чуть отросли,  обветренное  грубое лицо в седой щетине.  Второй – черноволосый, плотный, ростом ниже.  Вид более интеллигентный. С аккуратной бородой, в хороших джинсах и  клетчатой рубашке, через плечо – полевая сумка.
Первый ставит флягу возле рукомойника,  берет зеленую эмалированную кружку, пьет. Второй  бросает полевую сумку на нары, моет руки и лицо.  Вытирается.
  -  Ну что, Игнатьич, аппаратуру мы  загрузили, водой затарились,  Жаль, в душ сбегать не успели, но это уже в Екатеринбурге, если на сортировке долго стоять будем. Только неизвестно - когда туда доползем, -  смотрит на часы, - ужинать пора, сообрази чего-нибудь.
Он садится за стол,  втыкает в батарею клемму - загорается лампочка, достает из полевой сумки  толстую тетрадь, квитанции,  начинает изучать и делать пометки.  Игнатьич  доливает воды в чайник, ставит на печку, рядом ставит  кастрюлю, разводит огонь.
Вагон дергается. Игнатьич  бросается  к лестнице, втаскивает внутрь.
 -  Ты чего? Это  вагон прицепили.
 - Тьфу,  черт! – Смеется Игнатьич. - Я думал - поехали.
Вагон  дергается еще раз. От толчка старый рюкзак, который поставил на стеллаж  Сашка, сваливается к ногам Игнатьича. Тот машинально убирает его на место, потом удивленно рассматривает.
  - Тимур Аркадьевич, а мы разве  в Москве на складе рюкзаки б/у получали?
  - Нет, - отвечает второй, не отрываясь от бумаг, - рюкзаки новые, муха не сидела.
  - А это тогда чего за фигня? Я такого не помню.
Второй нехотя оборачивается.
    - Это, наверное,  кого-то из ребят. Шеф  разрешил  часть личных вещей вагоном отправить. Вот там, - он  кивает вглубь вагона, -  на полке целая куча рюкзаков с именными бирками.
  - У этого  бирки нет.
  - Оторвалась, наверное. Не волнуйся – доедем, хозяин найдется. Поставь  к остальным.
Игнатьич берет рюкзак, идет вглубь вагона.  Когда его ноги проходят в одном метре, Сашка вжимается в мешки и утыкается в них носом.  Игнатьич  ставит  рюкзак  среди других.  Видит не задернутую занавеску биотуалета.
- Во, опять начальник «дверь» в сортир не закрыл, - ворчит он, задергивая занавеску.
На обратном пути  заталкивает обратно спальный мешок, вытесненный из кучи Сашкой. Еще немного и он обнаружит постороннего, но в этот момент замечает сумки.
 - А тут еще сумки какие-то,  - он оторопело разглядывает сумки, - их точно не грузили.
 - Ну, сунул кто-нибудь из ребят в последний момент, - отвечает Тимур, не отрываясь от квитанций, - брось туда же.
Игнатьич пожимает плечами и относит сумки на стеллаж. Поезд набирает ход. - Все готово,  разводящий где? – крутит головой Игнатьич.
  - За полкой, на гвозде висит.
Игнатьич  находит половник и ставит на стол  хлеб, миски и кастрюлю.
 - Черт, пока  это барахло  довезешь,  из начальника отряда в завхоза превратишься, - недовольно ворчит  Тимур, убирая бумаги.
 
СЦЕНА 24. ВНУТРЕНЯЯ ЧАСТЬ ВАГОНА.  ГОРИТ ЛАМПОЧКА. НА СТОЛЕ  ЗЕЛЕНЫЕ  ЭМАЛИРОВАННЫЕ КРУЖКИ С НЕДОПИТЫМ ЧАЕМ. ОСТАЛЬНОЕ УБРАНО.
 Тимур уткнулся в научный журнал.  Игнатьич курит папиросу, стряхивает пепел на пол.
    - На пол не тряси,  там пепельница есть – Тимур  кивает на полку, - вообще-то  по инструкции в вагоне  курить нельзя.
    - А я не взатяжку, начальник, - усмехается Игнатьич, беря  с полки  пустую консервную банку.
    - Слушай, Ветров, - Тимур поднимает голову, - бросил бы свою «феню».  Из-за того, что ты три года отсидел, ты…
   - Пять.
   - Ну, хорошо – пять.   И что теперь - всю жизнь будешь из себя блатного корчить? Мой дед в сталинском лагере семнадцать лет сидел, а потом  диссертацию по золоторудным месторождениям Урала защитил.
Он закрывает журнал.   
 - Мы  с тобой  вместе учились, вместе работали, одну палатку делили. Потом  я вернулся из Гвинеи  и узнаю – Ветров уволился и на золото подался, и вообще - исчез. И нате вам –  бывший начальник отряда, пришел устраиваться в родную экспедицию маршрутным рабочим.  Какая вожжа попала?
Игнатьич  молча закуривает еще одну папиросу.
  - Ну, чего молчишь, как «рыба об лед»?
  - Давай-ка спать, начальник…,  Аркадьич. Утро вечера..
Он встает, гасит папиросу, начинает расстегивать спальный мешок.


СЦЕНА 25. ВАГОН.  МУЖЧИНЫ ЛЕЖАТ  В ТЕМНОТЕ НА НАРАХ «ГОЛОВА К ГОЛОВЕ».  ПОЕЗД ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ.  ЧЕРЕЗ МАЛЕНЬКИЕ ОКНА ПРОБИВАЕТСЯ СВЕТ СТАНЦИОННОГО ФОНАРЯ.

  - Что  за журнал у тебя? – Спрашивает Ветров.
 - «Геология и геофизика», там статья моя.
  - Силен.
  - Ну, не бегал бы ты не поймешь куда, тоже печатался бы.
  - Да я сам  пожалел, что уволился. Потом хотел вернуться.
  - И кто помешал?
  - Мать заболела - инсульт, пришлось все бросить и в Москву лететь - спасать.
  - Спас?
  - Спас, еще два года прожила. Только за ней уход нужен был. Вот и пришлось профессию менять.  Кем только ни был, и грузчиком, и экспедитором, и даже брокером каким-то.
  - А потом?
  - А потом –  у нее как-то ночью приступ начался, я  соседку по коммуналке позвал, «скорую» вызвал, а сам в аптеку дежурную рванул. Уже к дому подъезжал.  И тут въехал  в мою «шестерку»  джип  какой-то.  Вылезли двое, пьяные,  один с битой бейсбольной. Я говорю: «Ребята, вот паспорт, вот права, вызывайте ГАИ, а мне двести метров до дома добежать - лекарства отдать».  А они: «Мужик, лекарства себе оставь - они тебе теперь по жизни нужны будут». И битой. Сначала упал, а потом встал и… Короче - поломал я им  все, что можно. И припаяли  мне – «превышение необходимой», нанесение  «тяжких телесных» и «сокрытие с места ДТП».  У одного из них папа - прокурорский работник оказался.
- А почему мне не позвонил? Мне, Дубровину, ребятам.
- Ты был в Гвинее, Дубровин на Камчатке… Летом все случилось - все до осени в поле.
 - А  мать?
 - Умерла, пока сидел.  Когда откинулся,…  ну домой вернулся - на работу  нигде не берут - грузчиком на строительном рынке пахал. Ну, а  когда контора  ваша начала сезонников в поле набирать, устраиваться пошел.
  - Ты поседел сильно, я  когда тебя увидел – не сразу узнал. 
  - Меня первым Ленка Соболева узнала – на шею кинулась. И  Владик Чаусов узнал.
  - Еще бы, Ленка всегда в тебя влюблена была. Ты так и не женился?
  - Пару раз чуть не…
  - И детей нет…?
  - Нет…
Оба молчат.
   - Завтра книжку дам, «Дистанционные методы геологического картирования». Пора в профессию возвращаться.
   - Да забыл я все.
   - Ничего, месяц  по тайге побегаешь - вспомнишь.
   Поезд трогается. Камера движется вправо - стол с двумя кружками и банкой-пепельницей, печка, потом стеллажи, потом куча спальных мешков. Крупный план постепенно увеличивается. Сашка спит, свернувшись клубком и подложив под правую щеку ладошку.

   
СЦЕНА 26. ИЗОБРАЖЕНИЕ  ТЕМНЕЕТ. ВДРУГ ЯРКИЙ ДНЕВНОЙ СВЕТ, ДВА ПОЕЗДА,   ГУДЯ,  ПРОНОСЯТСЯ МИМО ДРУГ ДРУГА. ОПЯТЬ ВАГОН, СВЕТЛО. СРЕДИ МЕШКОВ СИДИТ  САШКА, НЕ ПОНИМАЯ СПРОСОНОК,  ГДЕ  ОН.

Встряхивает головой, переворачивается, сквозь просвет рассматривает спящих.  Тихо вылезает,  крадется к туалету, задергивает  за собой занавеску. Камера фиксирует занавеску, качающуюся  в такт идущему поезду. Занавеска отдергивается, выходит  Сашка, делает несколько шагов  и натыкается  на  Ветрова.  Тот стоит в одних трусах - мускулистый торс в татуировках - и в упор смотрит на него.
  - Ой!
 - Не ойкай, пока не прищемили. А теперь нажми  ту, - он кивает на биотуалет, -  кнопочку, закрой крышку, задерни «дверку»  и во-оон туда - ручонки мыть.
Сашка стоит в ступоре.  Поезд опять останавливается.
  - Глухонемой?
  - Н-нн-ет, - выдавливает Сашка.
  - Тогда вперед и с песней.
Сашка пятится назад, стараясь не поворачиваться спиной к незнакомцу, спускает воду, потом  задергивает занавеску и как сомнамбула идет за Ветровым к умывальнику.
  - Чего там еще? – поднимает голову Тимур.
 - Подъём,  Аркадиьч, ты теперь точно «не начальник», ты теперь «дед Мазай».
 - Какой еще Мазай?  А это что за «явление Христа народу»? – Тимур садится на нарах и с удивлением смотрит на Сашку.
  - А это «зайчик».
  - И откуда сей «зайчик»? – он вылезает из мешка и начинает одеваться.
  - Как это, откуда? Со станции  Казань–товарная.
  - Ясно, пока мы за водой ходили…
Все это время Сашка стоит возле рукомойника и усиленно трет  вымытые руки мятым носовым платком, который вытащил из кармана.  Тимур  внимательно рассматривает его.
  - А на лбу чего за фингал? И нос ободран.  О стеллаж ударился? Чего молчишь?
Игнатьич подходит, кладет на плечо руку, спрашивает тихим, успокаивающим голосом.
  - Тебя  как звать?
  - Са… са…
  - Чего «са-са»?
  - Сергей! Сергей меня зовут,  - вдруг истерично кричит он.
  - Не ори - не дома!  - Одергивает Ветров.
  - И дома – не ори! - Подыгрывает Тимур. - Едешь  куда?
Молчание. Поезд медленно трогается.
  - Прямо «партизан» какой-то,  - усмехается Игнатьич, -   а фамилия у тебя есть?
  - Есть – Сс-смирнов,  - отвечает он.
  - А отчество?
  - Отчество?  Е-еесть отчество,…  конечно есть,-  Сашка мучительно напрягает память, вспоминая отчество Сереги,  - это, как его,...  Александрович.
  - Чего-то темнишь ты. Документы есть какие-нибудь? Паспорт?
  - Есть документы, есть! – Сашка вдруг вспоминает про  рюкзак Сергея.  Бежит к полке, хватает  рюкзак, приносит, вытряхивает на пол вещи,  лихорадочно роется.
  - Сейчас, дяденька, сейчас…
Мужчины переглядываются.
  - А ты говорил, кого-то из ребят, - усмехается Ветров.
Сашка  находит сложенное вдвое потертое свидетельство о рождении и протягивает  Тимуру.
   - Вот, видите -  не вру я -  Сергей  Смирнов Александрович,  - путается он от волнения.
   - А паспорта нет? Тебе же пятнадцать  скоро, - Тимур разглядывает свидетельство.
  - Не успел я,  честное слово, не успел. В школе учусь,  и в музыкальной  еще,  и еще  в футбол  -  в полузащите, - сбивчиво тараторит он.
   - Ну, прямо многостаночник какой-то, - усмехается Ветров
   - В музыкальной, говоришь?  - Тимур внимательно смотрит на него, - а дубль–диез – это как?
  -  На два полутона выше, - удивленно выгибает брови Сашка.
  -  А «Лунная …» - это кто?
  - Бетховен,  номер четырнадцать.
  - Силен. В музыкальной - в  какой класс перешел?
  - Ни в какой, - опускает глаза Сашка
  - Закончил  что ли?
  - Нет.
   - А в школе пятерки?
   - Тройки.
    - Жаль, - Тимур смотрит на часы, -  в  Красноуфимске вряд ли остановка будет. Стало быть – Свердловск-сортировочная.  В общем, с  тобой все ясно – Сергей Смирнов  Александрович.  Значит так, сейчас он  тебя покормит, -   кивает на Ветрова, - а  на ближайшей остановке  придется сдать тебя доблестным сотрудникам  ЛОВД.
 - А что такое «ЛОВД»? –  лицо Сашки тускнеет.
 - Линейное отделение внутренних дел, - вмешивается Ветров, - они тебя пробьют по базе данных,  и если  ничего не натворил - поедешь домой, под присмотром, конечно,  Живешь-то где?
 -  В Дербышках,  улица Главная дом  66.  – он, с  перепугу, называет свой настоящий адрес.
Ветров вопросительно смотрит на Тимура.
  - Есть такая  улица,  - кивает головой тот.
  - А если «натворил»? – убитым голосом  спрашивает он,  вспомнив про бордовый бумажник.
  -  Смотря что, но вплоть до малолетки.
  - А «малолетка»,  это что?
  - Это колония для малолетних - уголовная ответственность, аккурат  с четырнадцати лет, -  поясняет Ветров, - хотя ты  вроде не похож.
 Он походит к печке, начинает ее растапливать. Ставит чайник и кастрюлю.
Сашка, понимая, что окончательно запутался,  растерянно  молчит.
    - Не надо ЛОВД, дяденьки, я вас очень прошу – не надо. Мне в Туру надо.
Глаза его наполняются слезами.
  - В какую еще Туру? -  хмурится  Тимур.
  - Которая на Нижней Тунгуске,  ну в Красноярском крае которая.
Мужчины удивленно переглядываются.
  - Ты что-то путаешь, «братец зайчик», в Туру железной дороги нет.
  - Я знаю, мне бы до Красноярска, а там по Енисею.
  - Ну, да –  полторы тысячи вниз по Енисею и  девятьсот – вверх  по Нижней, - хмыкает Ветров, - пешком пойдешь?
  - Погоди, Игнатьич, а зачем тебе в Туру?
 -  У меня отец там живет.  Геолог он, в экспедиции работает.
Мужчины опять переглядываются.
   - И в какой же, интересно?  Раньше там три экспедиции было. Видишь ли - мы про Туру знаем  кое-что. И геологов местных  знаем – не всех, конечно. Когда-то  у нас там база была.
    -  А  вы? Вы геологи?
    -  Мы геофизики, но хрен редьки не слаще.
   -   А где у вас сейчас база? - с надеждой спрашивает Сашка.
    -  В  другом месте, но район работ примерно тот же. Так как отца зовут?
    - Петров…  Петров Алексей Иванович…
    - Какой еще Петров Алексей Иванович? У тебя  Смирнов Сергей Александрович написано. Совсем заврался?
    - Да как вы не понимаете, дяденька – они  расписаны не были! – Измученный собственным враньем,  Сашка  готов заплакать, -  а  отчество мать «по пьяни залепила».
    - У тебя мать пьет, что ли? Только не вздумай реветь, я этого не люблю, - вмешивается Ветров.
    - Пьёт и дерется.
    - Это она тебя? - Он кивает на шишку.
    - И еще мужика привела, гаишника, на десять лет моложе, а квартира однокомнатная. Мешаю  я, им,  они меня в детдом хотят…
Все замолкают. Сашка долго сморкается под рукомойником. Потом   садится на вьючный ящик. Лица у всех хмурые. Мужикам жалко мальчишку. Сашке жалко себя. И еще стыдно и страшно  оттого,  что он вконец заврался и запутался.
    - Сережа, -  Ветров  говорит тихо, - так  где отец работает, в какой экспедиции?
    - Я не знаю. Знаю, что на прииске Хрустальный.
    - Сереж, ты что-то путаешь. Приисков там быть не может. Не золоторудный район. Лавы и пирокласты основного состава. Прииски в другом месте – на Урале, например, прииск Хрустальный есть.
    - А говорил - «все забыл», - Тимур,  усмехаясь, смотрит на Ветрова.  -  Погоди, - лицо его становится серьезным, - раньше  экспедиция «Шпат» в районе Подкаменной добычу исландского шпата вела. Месторождение называется «Хрустальное». Может, он там работал?  Адрес  какой?
    - Поселок Тура, ул. Советская дом 3,  квартира… Стойте!  У меня же его письмо есть и фотография…
Сашка бросается к стеллажам, выволакивает обе  сумки.
    - Да ты у нас «Плюшкин», братец, - хмыкает Ветров
    - Вот,  вот… сейчас, - лихорадочно роется в сумке, - сейчас,  сейчас.
Он выкладывает банки консервов, сверток с бутербродами, сахар.
    -  Вот, смотрите, у меня даже продукты свои. И деньги  есть.
          - Ну,  деньги твои нас мало интересуют, а продуктов на этих стеллажах, - Тимур кивает головой, - тонны три, не меньше.  Письмо где?
     - Не знаю, я клал его, в сумку клал. Петров его фамилия. Только не надо меня в ЛОВД. Пожалуйста.
    -  Все, - хлопает ладонью по столу  Тимур, - тема закрыта.  Давай-ка, Игнатьич, корми нас, потом вон там, - он показывает на дальний стеллаж, -  освободи  место, раскатай парню спальный мешок, и пусть отдыхает.
 

 СЦЕНА 27. ВАГОН. НА СТОЛЕ РАЗЛОЖЕНЫ АЭРОФОТОСНИМКИ И СТОИТ СТЕРЕОСКОП,  В КОТОРЫЙ УТКНУЛСЯ ТИМУР.  С ДРУГОЙ СТОРОНЫ СИДИТ ВЕТРОВ. ЛИЦО ХМУРОЕ, ВО РТУ ПОГАСШАЯ ПАПИРОСА.

     - Игнатьич, ты сдурел? Какая, на фиг, Тура? – Тимур  поднимет голову  от стереоскопа, - база экспедиции знаешь где? Бывший графитовый рудник, на Нижней Тунгуске помнишь? До Туры пятьсот километров. Кто его повезет?
   - Вроде у нас в устье Ямбукана  участок поисковый будет - там километров сто. Моторка  есть.
   - Слушай! - Тимур вскакивает, потом инстинктивно оглядывается на стеллажи.
   - Да спит он, перенервничал.
  - Слушай, Ветров, ты мне эту бредятину не неси. Как мы его на базу привезем? В качестве кого?
  - Ну, скажем, что…  мой сын?
  - Какой  еще сын? Мне начальник партии голову оторвет. Ты же знаешь - Емельянов не любит, когда геологи детей в поле тащат.
  - А если оставить не с кем? Сколько Мишке  было, когда Матвеич с Натальей его первый раз в поле притащили – лет шесть?
 - Пять, - усмехается Тимур, - у меня фото есть - стоит возле палатки, в накомарнике, а накомарник до пупа. Он сейчас в мединституте учится.
 - Вот видишь. Я, кстати, перед отъездом с Чаусовым пообщался. Он тоже дочь с собой взять собирался, а ей  четырнадцать.
 - Блин, ну какой «сын?  У вас и фамилии разные.
 - Ну и что. Сашку Каца помнишь? Он был Кац, а жена Полякова, И дети Поляковы были.
 - Да помню, помню. И у Стулова с  Бобковой разные  фамилии были,  хотя тридцать лет женаты.
 - Ты думаешь, он  все врет? И никакого «отца» – вообще нет?
 - Ну «все» - вряд ли. Про  «Хрустальное» он не мог придумать, да и улица Советская в Туре есть, и дом  3. Я помню эту двухэтажку – там раньше окружкомовцы  жили. Правда, потом, когда окружкома партии не стало, контингент жильцов частично поменялся.  А сейчас - не знаю.  Хотя этих  улиц «Советских» - по всей стране…
 - А я знаю только одно - если мы его в милицию сдадим  и он вернется к пьющей матери…, с ее молодым хахалем… Ты видел, какая у него одежда в рюкзаке? Старье обношенное. И музыкальную школу бросил, и учится на трояки.
 - А почему ты решил, что он отцу нужен? Может, у него давно семья другая? И почему он не приехал и не забрал его?
 - Как он его заберет? Она мать по закону.
 - Вот именно, а «Петров» этот - прочерк в его свидетельстве. И прав у него никаких.
 -  В том-то и беда, что «никаких»,  но если он домой вернется, его удел – улица и шпана. Не дай бог, на малолетку загремит, оттуда – на  взросляк.   Они знаешь, какие  с малолетки  на взрослую зону приходят?  Натуральные  волчата, только что клыков нет.  А дальше вся жизнь - как в том фильме - «украл, выпил, в тюрьму».
 - Ветров, тебе одного срока мало?  Хочешь, чтобы тебе еще и похищение несовершеннолетнего припаяли? Причем «организованной группой» - со мной на пару.
Тимур садится и с сердитым видом снова утыкается в стереоскоп. Ветров закуривает папиросу.
 - Я без отца вырос, с матерью, в коммуналке, - Ветров говорит тихо, глядя в  сторону, -  он мне даже иногда во сне снился, хотя я его никогда не видел.  Знаешь, как я ребятам  завидовал, особенно  тебе, что у тебя отец есть?  Да еще какой - полковник, фронтовик, грудь в орденах, веселый - все нас с тобой на рыбалку таскал.  Когда есть отец - это совсем другая жизнь.
Он молчит, потом, вздохнув, добавляет.
 - И когда дети есть, тоже – другая.
- Игнатьич, ну не грузи ты меня и не дави на жалость,  я сказал нет,  значит  - нет! – Тимур решительно хлопает ладонью по столу, - в Екатеринбурге  сходишь на станцию,  вызовешь милицию, Все, тема закрыта!
      - Да не ссорьтесь вы, – неожиданно раздается сзади Сашкин голос. Он проходит мимо них, берет кружку, пьет воду и идет обратно к стеллажу. Потом  поворачивается,  - вылезу я. Только ЛОВД не надо… Просто вылезу, а там чего-нибудь придумаю, и ваша совесть чиста будет.  А мне обязательно в Туру надо.


СЦЕНА 28. ВАГОН. САШКА ЛЕЖИТ НА СТЕЛЛАЖЕ  В ГЛУБИНЕ ВАГОНА, ОТВЕРНУВШИСЬ К   СТЕНЕ. РЯДОМ СТОЯТ ЕГО ВЕЩИ.  ПОЕЗД ПОСТЕПЕННО ЗАМЕДЛЯЕТ ХОД.

    Тимур встает,  приоткрывает дверь.
- Подъезжаем,  пригороды пошли, -  он  закрывает дверь, складывает стереоскоп, убирает во  вьючный  ящик аэрофотоснимки. Сидит за столом, задумчиво барабаня пальцами по поверхности. Лицо хмурое.   Ветров,  лежа на нарах, просматривает журнал «Геология и геофизика».
Поезд замедляет ход и останавливается. Никто не двигается с места. Все молчат. Снаружи раздаются шаги, голоса, стук.
  - Эй! Вы там поумирали, что ли?
Ветров  встает, открывает дверь. На улице стоит мужчина в железнодорожной форме, рядом с ним рабочий в спецовке.
        - Как едется, мужики?  Противопожарную безопасность соблюдаете?
  Молчание.
  - Мужики, вы оглохли что ли? Случилось чего?
  - «Чего, чего», - вдруг вскакивает из-за стола Тимур, - ну и порядки на вашей РЖД - трое суток ползем без нормальных остановок!  Ни помойку вынести, - он кивает  на мешок с мусором в углу, - ни парашу  опорожнить!  Ну, чего застыл, как интрузивный шток? – набрасывается он на  Ветрова, - организуй. И про душ узнай, а то пока доедем - грязью зарастем.
  - Вы чего, мужики? – поднимает брови железнодорожник, - не нравится - не ездите,  а впредь–меньше жратвы  берите, тогда и мусора не будет столько, и параша не такая полная.

СЦЕНА 29. ПОЕЗД  МЕРНО СТУЧИТ ПО РЕЛЬСАМ. САШКА ЧИСТИТ КАРТОШКУ В  ПАКЕТ С МУСОРОМ. МУЖЧИНЫ СИДЯТ ЗА СТОЛОМ. НА СТОЛЕ  ЛЕЖИТ ТОПОКАРТА.
- Я созвонился с  Красноярском. Шеф выбил для нас спецрейс «Ми-6». Так что груз заберем весь и еще десять человек сезонников прихватим. Все остальное - уже на базе  экспедиции и личный состав  на месте. Насчет Сереги - с  начальником партии я договорюсь,  Емельянов мужик хороший, - Тимур старается говорить тихо, чтобы не слышал Сашка, - тем более, что Владик Чаусов и правда привезет дочь, ему уж точно оставить не с кем.
- А жена где?
- Сбежала лет пять назад - не выдержала его командировок.
- Эта клуша мне еще на свадьбе не понравилась.
- Мне тоже.  Короче, - Тимур тычет в карту карандашом, - первый полевой лагерь у нас на этой реке.  Вертолеты  будут туруханские - до Туры слишком далеко.  Так что реальная возможность попасть в Туру – не раньше второй половины июля,  когда будем  на  Ямбукане работать.  Или туринским бортом, или на лодке.  В общем, парень подвисает надолго.
- Да отвезу я, Аркадьич, - Ветров явно обрадован тем, что «парень подвисает надолго», - мне до сих пор снится, как я по Тунгуске - на моторе «Вихрь».
- Про « Вихрь» забудь. Сейчас сплошные «Хонды» да «Ямахи», - бурчит Тимур. -  И вообще, ты  чему  радуешься?  А если не найдешь  этого Петрова или пошлет он тебя подальше - чего делать будешь?
- Я… Я не знаю, ну должна же там быть какая-то комиссия по делам несовершеннолетних. Может, они помогут.
Он молчит. Потом говорит твердо и уверенно.
 - Домой ему нежелательно, значит, остается одно - найти Петрова.  И потом - если его отец и правда  геолог-полевик…  Я никогда не поверю, что человек нашей профессии от сына откажется - не те моральные принципы.
- Не, ну это просто «Санта- Барбара» натуральная, - Тимур в сердцах бросает карандаш, - из цикла «девочка ищет отца».
 - Какая  девочка?
 - Да фильм такой был,…  в далеком детстве - про партизан.  Ладно, давай дальше - посмотри,  что у него с одеждой, обувью. Там на стеллаже спецодежда – штормовки, брюки - подбери. Если  нужных размеров не найдешь,  на базе поищем. Спальник отдай мой, прошлогодний - он из химчистки, ну там накомарник, полог - сам знаешь, – Тимур поворачивается к Сашке, который сидит спиной к ним. - Сергей, ты плавать умеешь?
Сашка, не привыкший к чужому имени,  не реагирует.
  - Сергей, ты плавать умеешь? -  кричит  Тимур.
Сашка  вздрагивает.
  - Я,… я не,… Мне бабушка не разреша..
  - У тебя бабушка есть?
  - Да,… есть,… она, она,…
  - А почему она тебя к себе не заберет?
 -  Она,… она,  бабушка Фрося, - мямлит он, -  старенькая, в деревне живет.
  - Понятно. Так умеешь плавать?
  - Нет.
  - Плохо - у нас речки опасные.
  - Если на лодке — спасжилет наденет, - успокаивает Ветров.
Сашка берет кастрюлю, моет под рукомойником картошку. Потом веником подметает  пол возле мусорного ведра.
  - Ну чего, - Ветров говорит тихо,  - нормальный парень, не белоручка, а чего не умеет - научим.
  - Кстати, пока время есть, - Тимур тоже говорит вполголоса, - расскажи  ему простейшие правила поведения «в сложных горно-таежных условиях» и объясни, что если он хочет попасть в Туру, ему какое-то время придется тебя папой называть.
Сашка, расслышавший слова Ветрова, старается из всех сил. Ставит кастрюлю. Берет  топор и пытается расщепить чурку. Не получается - то бьет мимо, то топор вязнет в чурке. Ветров делает попытку встать и помочь, но Тимур жестом останавливает. Сашка пыхтит, сажает занозы, сосет пораненные пальцы. Наконец, с трудом откалывает несколько крупных щепок.  Топор выпадает из рук. Он заталкивает щепки в печку, находит  кусок газеты и старается разжечь. Газета прогорает и гаснет. Сашка тщетно чиркает снова.  Догорающие спички обжигают пальцы. Ветров молча встает, достает нож и нарезает на нескольких щепках «елочку». Кладет обратно и подносит спичку. Печка разгорается.

               

                ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИЮНЬ.

СЦЕНА 30. СТАНЦИЯ. ВАГОН ОТЦЕПЛЕН, ДВЕРИ НАСТЕЖЬ. РЯДОМ БОРТОВАЯ МАШИНА. ИДЕТ ПОГРУЗКА. НА ЗАДНЕМ ПЛАНЕ - ВТОРАЯ МАШИНА.

В кузове Ветров и еще двое - укладывают вещи. Четверо подают из вагона. Пятеро носят. Среди них Тимур. Все одеты в новые, еще  не выгоревшие  геологические костюмы. Возле вагона стоит солидный мужчина в очках, принимает груз. У него в руках документы, которые отдал Тимур. Он делает пометки. Рядом стоит Сашка.
  - А ты кто будешь, гвардеец? - наклоняется к нему завхоз.
  - Я? Я… - он мнется.
  - Это Серега – «сын полка», -  бросает Тимур, пробегая с ящиком мимо них.
  - Ясно, - завхоз  утыкается в бумаги.
Сашка топчется, чувствуя свою ненужность. Затем решительно встает в общую цепочку. Ему по инерции суют ящик, он не удерживает и роняет. Высыпается несколько банок консервов. Сашка испуганно бросается их подбирать.
  - Каши мало ел, парень, - смеется один из работяг. Подхватывает ящик и уносит.
  - Пусть «мягкое» таскает - мешки спальные,  палатки, -  хрипло говорит Тимур, взваливая на плечо лодочный мотор.
Сашке суют два спальных мешка и он бежит к машине. Пыхтит, потеет, возвращается к вагону,  хватает какой-то тюк,  несет опять.  С усилием поднимает на уровень кузова, отдает и снова бежит к вагону. Постепенно движения его замедляются, но он упорно продолжает таскать вещи.
 - Молодец, к концу  сезона Щварценеггером станешь.
Сашка подбегает к двери, ему бросают  очередной тюк, который валит его с ног и припечатывает к земле. Взрыв смеха.
 - Спекся парень!
Один рабочий уносит тюк, другой хватает Сашку и усаживает на ящик с консервами.
 - Покури, пацан, а то пупок развяжется.
Первая машина загружена.
 -  Дуй  в порт, Игнатьич – борт ждет, - командует Тимур, - а мы пока вторую машину закидаем.
Он подходит к Сашке.
 - Устал? Ничего, погрузка-разгрузка перед сезоном вещь полезная.  В тайге такая гипердинамия начнется,…  пока организм к нагрузкам не привыкнет.
Подходит вторая машина. Сашка с трудом поднимается и идет к вагону. Тимур смотрит вслед.
 - Сереж, ты бы отдохнул.  И вообще,  в 14 лет – ручной груз не больше 12 кг.
Сашка поворачивается.
 - Тимур Аркадьевич, мне в Туру надо.


СЦЕНА 31. БОЛЬШОЙ ВЕРТОЛЕТ ИЗНУТРИ ЗАБИТ СНАРЯЖЕНИЕМ. МЕДЛЕННО РАСКРУЧИВАЮТСЯ ВИНТЫ. В ОТКРЫТУЮ ДВЕРЬ ВИДНО, КАК ТИМУР ЧТО-ТО ОБЪЯСНЯЕТ ЗАВХОЗУ, ТЫКАЯ  В НАКЛАДНЫЕ ПАЛЬЦЕМ, ЗАТЕМ ПОЖИМАЕТ ЕМУ РУКУ И ЗАПРЫГИВАЕТ ВНУТРЬ. БОРТМЕХАНИК ВТАСКИВАЕТ ЛЕСТНИЦУ И ЗАКРЫВАЕТ ДВЕРЬ.

Вертолет разбегается «по-самолетному» и взлетает. Народ устраивается, кто на вещах, кто возле иллюминаторов. Ветров приник к стеклу. Рядом сидит  вспотевший, всклокоченный, уставший Сашка. Глянув на него, Игнатьич  достает из рюкзака полотенце и пластиковую бутылку с водой. Смачивает край, вытирает ему лицо, потом руки. Тот морщится - руки в царапинах и ссадинах. Ветров вытаскивает походную аптечку - смазывает ранки йодом. Сашка ойкает.
 - Не ойкай, пока не прищемили - считай, что это твое боевое крещение - первый полевой сезон, - сквозь шум винта кричит он.
 - Спасибо.
 - Иди, поспи, - он кивает на кучу сложенных палаток, - лететь долго.
Сашка отрицательно мотает головой и смотрит в иллюминатор.
  Вертолет  набрал высоту. Сквозь разрывы облаков мелькает земля. Поля,  участки леса, дороги,   речки,  пруды,  крохотные  с такой высоты  дома.  Постепенно полей, дорог, поселков становится все меньше, а леса все больше.  Вертолет входит в сплошную облачность, его начинает слегка болтать и потряхивать. Сашка долго не отрывается от иллюминатора, пытаясь в редких просветах разглядеть землю. Внезапно облачность кончается и открывается необыкновенная картина  освещенной полуденным солнцем раскинувшейся до горизонта ярко-зеленой тайги, покрывающей горы и долины.  Пятна озер,  извилистые русла. Прямо под вертолетом - гигантская водяная гладь двух огромных сливающихся рек. У Сашки от неожиданности и восторга перехватывает дыхание.
 - Что это такое?! Что это?!  – кричит он срывающимся   голосом.
 - Это Родина твоя,  сынок, страна Россия называется, -  смеется Ветров.
 - Это просто,… просто   невозможно, - шепчет Сашка.
 - Справа – Ангара, а под нами – Енисей, а где они сливаются – поселок, -  Игнатьич  показывает в иллюминатор пальцем, - Стрелка.
 - Я никогда такого не видел.  Никогда.


СЦЕНА 32. МОНОТОННО ГУДИТ ДВИГАТЕЛЬ ВЕРТОЛЕТА. КАМЕРА ФИКСИРУЕТ ОТКРЫТУЮ ДВЕРЬ В КАБИНУ ЛЕТЧИКОВ,  ИХ СПИНЫ, ПРИБОРНУЮ ПАНЕЛЬ  СО ВСЕВОЗМОЖНЫМИ ТУМБЛЕРАМИ, ЛАМПОЧКАМИ И  ДАТЧИКАМИ. ПОТОМ СМЕЩАЕТСЯ ВНУТРЬ САЛОНА. УСТАВШИЕ ПОСЛЕ ПОГРУЗКИ ЛЮДИ СПЯТ - КТО ГДЕ. СПИТ ВЕТРОВ, НАВАЛИВШИСЬ НА СТОЯЩИЙ ПОД БОКОМ  РЮКЗАК, СПИТ САШКА, ПРИСЛОНИВШИСЬ К ЕГО ПЛЕЧУ.

Звук двигателя  меняется. Тимур, сидящий с другой стороны ветровского рюкзака, захлопывает книгу, смотрит на часы, потом в иллюминатор.  Тихонько трогает Игнатьича.
   - Северо-Енисейск, заправляться будем.
Ветров осторожно встает, стараясь не разбудить Сашку, сдвигает ему под голову рюкзак и устраивается на соседнее сиденье. Смотрит в иллюминатор. Вертолет делает круг и садится. Шум винтов стихает. Один из пилотов открывает дверь, спускает лестницу.
   - Стоянка сорок минут – не опаздывать. Курить не ближе пятидесяти метров.
Люди просыпаются, достают курево и тянутся к выходу. Тимур вытаскивает из полевой сумки бумажник, проверяет, сколько денег.
  - Буди парня, обедать пойдем.
Ветров будит Сашку, потом находит среди вещей его пакет, достает куртку и ботинки,  протягивает ему.
  - Надень.
 - Зачем? Лето же, – крутит головой спросонок Сашка.
 - Там узнаешь, - Ветров кивает головой в сторону двери.
Сашка, пожав плечами,  надевает куртку и ботинки и пробирается следом за мужчинами.

    СЦЕНА 33. ПОЛЕ АЭРОДРОМА.  РАБОЧИЕ КУРЯТ В СТОРОНЕ.


Сашка  спускается по лестнице  и удивленно застывает на месте. Пасмурно, дует промозглый ветер. На деревьях еще нет листьев. Местами лежит снег.
  - Вот тебе и лето, куртку застегни, - смеется Тимур, потом поворачивается  к курящим в стороне сезонникам, - мужики, вон там столовая, если у кого денег нет - могу дать под расчет.
   - Спасибо, Аркадьич,  мы еще аванс не пропили - сначала некогда было, а потом негде. 
 Трое бодро шагают к маленькому зданию аэропорта.
  - А помнишь, тут в столовой, - Ветров на ходу прикуривает папиросу, - уникальные блинчики с мясом готовили? Еще  смеялись - из-за этих блинчиков,  летчики, надо-не надо, старались здесь посадку сделать.
   - Было дело, - он поворачивается к Сашке, - ты блинчики с олениной любишь?
   - Ты бы его еще про медвежатину спросил. Откуда в городе оленина?
 Поднявшись на  крыльцо, тщательно, как это принято на севере, вытирают ноги.



СЦЕНА 34. МАЛЕНЬКОЕ ПОМЕЩЕНИЕ СТОЛОВОЙ. ВОЗЛЕ ДВЕРИ ВЕШАЛКА, НА КОТОРОЙ ВИСЯТ ТЕПЛЫЕ КУРТКИ И НЕСКОЛЬКО СОБАЧЬИХ ШАПОК.

  Войдя, здороваются с женщиной на раздаче. Тимур берет большое блюдо с блинчиками, три стакана чая. В дальнем углу обедает группа мужчин.  Стол уставлен стаканами с дымящимся чаем, тарелками с едой и с крупно нарезанными кусками хлеба.  Обветренные бородатые лица, грубая брезентовая спецодежда, теплые свитеры, тяжелые кирзовые сапоги. Садясь, Ветров ловит на себе угрюмый взгляд одного из них - коренастого, широкоплечего мужика, с низким лбом и выпяченными надбровными дугами.  Ветров переставляет стул и садится спиной к нему.
  - Интересно, -  Сашка с опаской надкусывает край блина.
  -  Ешь, не бойся. С олениной,  поди, не ел никогда? - Тимур двигает к нему тарелку.
  - Я блинов с мясом вообще....
  - Как так? Мать не готовила, что ли?
  - Когда маленький был – готовила, а потом она уме…, а потом не стала, - спохватывается он, -  потом заболел я и мне нельзя было – ни  жареного,   ни жирного.
  - А сейчас можно?
  - А сейчас…,  - он мгновение колеблется, потом  решительно  берет с  тарелки  блин, -  а сейчас можно.
  - Кушай, сынок, кушай, - говорит Ветров,  как бы невзначай оглядываясь назад.
Сашка берет второй блин, потом третий.  После холода, от  еды и горячего чая -  на щеках румянец.
Допивают чай. Тимур расплачивается.  Они одеваются и направляются к выходу.
  - Ты что ли, «Леший»? - раздается  низкий голос.
Все трое оборачивается, сзади стоит тот самый мужик. Ветров смотрит на него молча.
  - Вообще-то меня зовут Алексей Игнатьевич.
  - Ну, здоров, что ли,  Алексей Игнатьевич, - усмехается мужик.
  - Здоровей видали.
  - Давно откинулся?
Ветров, мельком глянув  на Сашку, кладет ему руку  на плечо.
  - «О чем это вы, дяденька Сидор?» - Ветров насмешливо смотрит на мужика.
  - Сын? – перехватив его взгляд, басит мужик.
  - Похож?
  - Похож. – Мужик переводит взгдяд   на Тимура, который стоит,  нахмурив брови и слегка барабаня пальцами правой руки по висящей на плече полевой сумке.
  - К «своим» вернулся?
  - Вернулся.
  - А я тут аффинажником, в артели «Полюс», - вдруг  примиряюще  улыбается он, - и платят хорошо, и жилье.
  - Алексей Игнатьевич, - вежливо говорит Тимур, не отрывая взгляда от мужика, - встреча бывших коллег по…  по   работе, вещь конечно замечательная, но нас с вами ждет спецрейс.
  - Ну, тогда бывай, что ли, Ле… Алексей  Игнатьевич, - мужик протягивает широкую  обветренную ладонь
  - Бывай, Витек,  виноват – Виктор…  Сергеевич, кажется?
  - Степанович,  - улыбается  мужик.
Ветров с облегчением пожимает протянутую руку, и они выходят на улицу.

    СЦЕНА 35. ПОЛЕ АЭРОДРОМА. ВЕТЕР КРУТИТ РЕДКИЕ СНЕЖИНКИ.


  Идут молча. Возле вертолета  пусто.  Народ от холода залез внутрь. В стороне курит один из летчиков. Тимур подходит к нему, что-то спрашивает, возвращается.
   - Погоду ждем, если не дадут, придется брать спальные мешки, идти в порт и  незнамо сколько дней кушать блинчики.  Как-то раз,   в  Игарке…  трое суток на полу. Вот такие, - он раздвигает пальцы, -  тараканы были.
   - А кто такой «аффинажник»? - спрашивает Сашка.
   - Аффинаж – выделение тонкодисперсного золота с помощью кислоты, - поясняет Тимур.
   - Им и правда  много платят?
   - Платят много, только живут некоторые не «много».
   - Почему?
   - Кислота, пары - вредное производство.
   - Лучше быть аффинажником, чем быть «там», - вдруг говорит  Ветров.
   - Алексей Игнатьевич, - Сашка мнется, - а вы… Вы в тюрьме сидели?
   - Там не сидят - там работают, - отрезает он и идет к вертолету.
   - Стойте, стойте! -   кричит Сашка. - Я все понял!
   - Ты чего орешь? Чего ты понял? - поворачивается он.
   - А  артель «Полюс» - это что, та самая?
   - Какая «та самая»? Она здесь одна – крупнейшая по золотодобыче.
   -  Так  она  в этом городе?
    - Ну не только, но основное производство здесь.
    - Значит, тут Тунгуска недалеко?
    - Смотря  какая, Подкаменная – не очень, а Нижняя - далеко.
    - А до Туры далеко?
     - А до Туры – глаза выпучишь, - вмешивается Тимур. - Все, давайте в вертолет,  вон летуны нам машут - погоду дали.
 

СЦЕНА 36. ГУДИТ ВЕРТОЛЕТ. ВЕТРОВ ДРЕМЛЕТ, ПРИСЛОНИВШИСЬ К РЮКЗАКУ. САШКА С ТИМУРОМ СМОТРЯТ В ИЛЛЮМИНАТОР.


  Под вертолетом, в разрывах облаков проплывает тайга. Горы стали выше, но вершины у них плоские. Зелеными пятнами хвойный лес, темно-серыми – деревья без листьев, белыми – снег.
   - Здесь еще зима.
  - Это север, Сережа, ничего, через пару недель лето будет.
   - А весна?
  -  Весна здесь короткая и лето тоже.
В просвете, между горами мелькает река. Вертолет снижается, кренится влево и идет вдоль.
  - Это  Подкаменная?
  - Проснулся, Подкаменная полтора часа назад была - это Нижняя, - он смотрит на часы, - через пятнадцать минут  посадка.
  - Это… это что, она? -  вдруг спохватывается Сашка.
Он  прилипает носом к иллюминатору.  Внизу  плывет серо-стальная лента, обрамленная крутыми, поросшими лесом  склонами, прорезанными в разных местах руслами боковых ручьев. На  берегах сверкает не растаявший снег, обломки наторошенных льдин и валяются бревна плавника. Тугие струи воды, утыкающиеся в береговые скалы, вспенены белыми бурунами.
  - Ну,..   здравствуй, речка, - шепчет  Сашка.
 Вертолет  делает круг и садится. Постепенно шум винтов стихает, бортмеханик открывает дверь.  Тимур хватает полевую сумку и выпрыгивает наружу.


СЦЕНА 37. МАЛЕНЬКИЙ ГРУНТОВЫЙ АЭРОДРОМ, ОКАЙМЛЕННЫЙ ЧАХЛЫМ ЛЕСОМ. ВДАЛИ – ОДНОЭТАЖНЫЕ СТРОЕНИЯ, ИЗ ТРУБ ИДЕТ ДЫМ. ВОЗЛЕ ВЕРТОЛЕТА ТОЛПИТСЯ РАЗНОШЕРСТНО ОДЕТЫЙ НАРОД. ПРИВЕТЛИВО ВИЛЯЯ ХВОСТАМИ,  БЕГАЕТ ПАРА ЛАЕК. ПОДЪЕЗЖАЕТ ГУСЕНИЧНЫЙ ВЕЗДЕХОД. ИДЕТ СНЕГ.

Тимур пожимает руки  встречающим.  Кого-то хлопает по плечу. Подходит высокий седой мужчина, чем-то похожий на Сашкиного деда.
    - Как долетели?
    - Нормально, Николай Иванович.
    - Все привез?
    - Все и всех, - улыбается Тимур.
    - Молодец. Тогда я на  следующей неделе  заказываю «Ми -8». Валера Круглов  с  Чаусовым уже на месте, делают рекогносцировку и ставят лагерь.
    - А раньше улететь на участок?
    - Раньше не получится. До конца недели вся авиация работает на оленеводов.   
Емельянов смотрит на Ветрова. 
   - Здравствуй, Алексей Игнатьевич. Я рад, что ты… -  замечает Сашку. -  А это еще что за пионер-герой?
   - Это… - начинает фразу Тимур.
   - Извините, Николай Иванович, - быстро перебивает  Ветров, - оставить сына не с кем было.  Я понимаю, что не положено.
  - Ну, да, - вздыхает Емельянов, -  и Чаусов Светлану привез.  У нас скоро не партия, а пионерлагерь будет. Ладно - не отправлять же обратно.
Из вертолета выглядывает командир экипажа.
  - Мужики!  - Кричит он. - У вас тридцать минут на разгрузку.  Циклон идет. Туру уже закрыли, вот-вот закроют Туруханск, а у меня дома жена молодая и мне  куковать тут с вами не очень-то.
 - Все ребята, «по коням», - Емельянов поворачивается к вездеходу, - подгоняй машину.


СЦЕНА 38. САШКИНА КОМНАТА. ЗА ОКНОМ ЛЕТО, ЧИРИКАЮТ ПТИЦЫ. НА СТУЛЕ, ВОЗЛЕ СТОЛА СИДИТ БАБКА, ЛИЦО ЗАПЛАКАННОЕ. НА СТОЛЕ ДВА ЛИСТА БУМАГИ И ДВА КОНВЕРТА. РЯДОМ - МОЛОДЕНЬКИЙ СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ МИЛИЦИИ.  НА КРОВАТИ – ВАНЯ. ДЕД ПРОХАЖИВАЕТСЯ ПО КОМНАТЕ.

  - Тетя Тася, - виновато говорит Ваня, - если бы я знал, что он не поедет, я бы лучше на занятия не…
  - Ты тут ни при чем, - перебивает  дед.
  - Товарищи, да не волнуйтесь вы так, - старлей старается говорить как можно убедительней, - мы объявили его во всероссийский розыск, разослали информацию по всей стране. Найдется ваш внук. Он же ясно написал, что в Туру уехал и что у него адрес есть.
  - Боже мой, в какую еще Туру? Какой адрес? – Причитает бабка, хватая со стола  Сашкино письмо, - он,… он таблетки не взял,…   ему питаться по часам надо.
Дед, заложив руки за спину, несколько раз прохаживается по тесной комнате, затем подходит к карте, смотрит.
   - В какую Туру, говоришь? Я думаю, вот в эту, - он  показывает на  красный кружок на карте, оставленный  Сашкой. – Так, что у нас здесь? Красноярский край, Эвенкийский  округ, - дед читает надписи, - река – Нижняя Тунгуска.
   - Какая Тунгуска? При чем тут Тунгуска? - В ужасе кричит она, хватаясь за голову. - Это не та Тура! Понимаете – не та! Это письмо, - она всхлипывая  берет со стола старый конверт, - из… из Нижней Туры пришло, которая на Урале,  две… двести километров от Екатеринбурга… Его отец…  он когда от нас уехал, туда на прииск устроился… Я не хотела, честное слово.. не хотела.
   - Вот видите, теперь мы точно знаем, в какую Туру он поехал, - радостно восклицает старлей,  - я сегодня  им, в УВД округа, телефонограмму дам. Найдется парень, не волнуйтесь, - смотрит на часы, -  извините - служба.
   - Ладно, я тоже, - Ваня встает, - мне смену сдавать.
Проводив их, дед возвращается в комнату. Бабка сидит в той же «убитой» позе. Он берет со стола фотографию Сашкиного отца.  Разглядывает. Переворачивает, читает надпись.
   -  И впрямь - Дерсу Узала. Надо же, и Сашку в школе так же дразнят.
Затем  рассматривает дату на штампе конверта.
   - Тася, ты говорила, что писем не было, а это что?
Бабка молчит.
   - Эля это письмо видела?
Бабка начинает плакать.
   - Прекрати реветь! Так видела или нет?! – Рявкает он.
   - Не-ет,… -  мотает головой бабка.
   - Он еще писал? Только не ври!
Она молча кивает головой.
   - Звонил?
Она молчит.
   - Он звонил?! –  его лицо багровеет.
Она  кивает.
   - И что ты ему сказала?
   - Что… что  замуж вы... вышла, - всхлипывает она, - сменила фамилию и уе… уехала… Я хотела как… как…
   - А получилось - как всегда.
   - Последний вопрос – он про сына знает?
Она отрицательно трясет головой.
   - Воистину - поднимающий ветер разрушает дом свой… Ладно, - продолжает дед после долгой паузы, - отношения потом выяснять будем, а сейчас надо внука искать.
Подходит к карте, смотрит.
   - Ну, Шурка, силен… до Нижней Туры примерно восемьсот, а до той… до той – три тысячи…
   -  Он… он таблетки… его убьют,… он погибнет, - всхлипывает она.
   -  Почему «погибнет»? Люди кругом. Такие  же, как мы с тобой.
   - Он… он под поезд…
   -  Какой поезд? - усмехается дед, - туда и дорог-то никаких нет.
   - А как же он туда? И  зачем, зачем ему все это?
   - Наверное,  просто не хочет больше быть слабаком и маменьким… и бабушкиным внучком, а хочет быть настоящим мужиком - таким же, как его отец.
   Он молчит. Потом говорит задумчиво, глядя на карту.
   -  Интересно, где он сейчас?

               
СЦЕНА 39. ГУЛ ВИНТА. ВО ВЕСЬ ЭКРАН САШКИНА СПИНА. КАМЕРА  ПОДНИМАЕТСЯ ВМЕСТЕ С ВЗЛЕТАЮЩИМ ВЕРТОЛЕТОМ. ОБДУВАЕМАЯ СИЛЬНЫМ  ПОТОКОМ ВОЗДУХА,  НА КУЧЕ ВЕЩЕЙ САШКИНА ФИГУРА С НАКИНУТЫМ КАПЮШОНОМ КУРТКИ. КАМЕРА ПОДНИМАЕТСЯ ЕЩЕ ВЫШЕ.  ПРИЖАВ СВОИМИ ТЕЛАМИ ГРУЗ, ЧТОБЫ НЕ УНЕСЛО, ЛЕЖАТ ЛЮДИ. ОБЗОР УВЕЛИЧИВАЕТСЯ, НАКЛОНЯЕТСЯ ЛИНИЯ ГОРИЗОНТА - СТАНОВИТСЯ ВИДНО РЕЧКУ С ПРИЧАЛЕННОЙ ЛОДКОЙ,  НЕБОЛЬШОЙ ДОМИК, ПАЛАТКИ И ТАЙГУ, ПОКРЫТУЮ ЯРКОЙ МОЛОДОЙ ЗЕЛЕНЬЮ. СВЕТИТ СОЛНЦЕ.

Все  встают, отряхиваются. Сашка лежит, уткнувшись в свернутую палатку
    - Подъем, гвардеец, - Ветров слегка трогает его носком сапога.
Тот  не шевелится.
    - Алло, «гараж», - Ветров тянет его за плечо. Сашка садится,  очумело трясет головой. 
    - Ни фига себе, меня чуть не унесло.
    - Не унесет - это не «Ми-6».
Вновь прибывших обступают люди.
   - С приездом, командир, -  крепкий  светловолосый мужчина пожимает Тимуру руку.
   - Здорово, Валера. Познакомься - это Ветров, тот самый.
   - Наслышан. И про месторождение гипса его отчет помню.
   - А Чаусов где?  – Спрашивает Тимур.
   - В маршруте, и Светлана с ним. Людей не хватает, вот она с ним и ходит. И шлихи моет, и образцы отбирает.
   - Нет, Валера, это дело прекратить.
   - Так Светке четырнадцать.
   - Валерий Геннадиевич – в районах Крайнего Севера полевые работы с восемнадцати лет. Людей я привез. А ребятам, познакомься, кстати, это сын Ветрова - Сергей зовут, и в лагере дел хватит - одних пакетиков под спектральный анализ  несколько тысяч накрутить надо.  Еще колышки для разметки профилей, кухня, выпечка хлеба - помощь везде нужна.
   - Привет, начальник!
Тимур поворачивается на голос. Перед ним - высокий, широкоплечий, чем-то похожий на цыгана, бородатый мужчина.
    - Леша, Котелович! – Тимур радостно жмет протянутую руку, - я уж думал, не увижу тебя. Три сезона не приезжал. Где пропадал?
    - Старателем, на золоте.
    - И чего ушел? Там вроде деньги другие?
    - Деньги - мусор. Там тайга не та. Бульдозерами все раскурочено да драгами перепахано. Ни зверя, ни рыбы.
    - Молодец, что приехал. Профессиональный  шурфовщик в отряде - большое дело.
    - Так я не один, - радостно смеется  он, - пока в Красноярске спецрейс ждали, с двумя дембелями  познакомился и сблатовал их. Успеете, говорю, еще в свою деревню вернуться, а так - и настоящую тайгу посмотрите, и деньжат привезете. Хорошие ребята, работящие, баню своими руками восстановили.
    - Вы чего, и баню успели? - Тимур поворачивается к Круглову.
    - Да она была, точнее, сруб уцелел. Я  сам удивился - откуда? Потом посмотрел карту геологической изученности - тут лет тридцать назад  «Аэрогеология» двухсоттысячную съемку делала, видать, от них осталась. А дембеля действительно пацаны умелые.  Печку для бани из железной бочки сделали и трубу сами выгнули - из листа железа.
    - Выпечку хлеба наладили?
    - А как же, и хлебная печка, и котлопункт, и яма-холодильник, и помойка с крышкой, и туалеты - все согласно санитарным нормам. Лагерь-то - базовый.
    - Холодильник - это хорошо, я пару лицензиий привез, на северного оленя. С работой разберемся, отстреляем. -  Он смотрит на часы. - Ужин когда?
    - В двадцать ноль-ноль - ужин, в восемь ноль-ноль – завтрак. Обед сухим пайком.
    - Все четко, - он поворачивается к Котеловичу, - Алексей, продукты и снаряжение на склад,  а аппаратуру ко мне в палатку. А ты, Валера, рассели прилетевших.
 Тимур надевает рюкзак, берет полевую сумку, спальный мешок и зеленый вьючный ящик.  Ветров с Сашкой идут следом.


 СЦЕНА 40. НА ТЕРАССЕ РЕКИ РОВНЫЙ РЯД ПАЛАТОК С  ПЕЧНЫМИ ТРУБАМИ. ПАЛАТКИ НА СРУБАХ И НА КАРКАСАХ ИЗ ЖЕРДЕЙ.  В ЦЕНТРЕ ЛАГЕРЯ НАВЕС, ПОКРЫТЫЙ РУБЕРОИДОМ. ПОД НАВЕСОМ ДВЕ ЖЕЛЕЗНЫЕ ПЕЧКИ НА НОЖКАХ. НА ПЕЧКАХ СТОЯТ КАСТРЮЛИ – ВАРИТСЯ УЖИН. К НАВЕСУ ПРИВЯЗАН КУСОК РЕЛЬСЫ. ДЛЯ СПУСКА К ВОДЕ СДЕЛАНЫ СТУПЕНЬКИ С ОДНОСТОРОННИМИ ПЕРИЛАМИ ИЗ ЖЕРДЕЙ.

  Тимур останавливается возле палатки,  из конька которой торчит длинный провод, заброшенный на дерево - антенна рации.
   - Ну, эта, судя по антенне - моя,  а та, - он указывает Ветрову на палатку, возле которой к двум деревьям прибит металлический лом, -  Валерина.  Он всегда первым делом турник делает. А следующая - ваша. Устраивайтесь. Сереге все объясни и покажи. В восемь – ужин.
Ветров с Сашкой походят к выгоревшей  палатке. 
   - Ну вот, Сережа, это теперь наш дом, хоть и брезентовый.
Он аккуратно проводит ладонью по скату.
   - Грамотно натянута - не протечет. И выгорела нормально – не так жарко будет. В новой палатке в жару, как в бане. Видишь, справа, под козырьком нам поленницу кругляка приготовили – потом поколем, а слева вход.
Он наклоняется, откидывает левую полу и исчезает внутри.
   - Заходи, дорогой.
 Сашка перешагивает через порог и заходит следом.


СЦЕНА 41. В ПАЛАТКЕ. ПОЛЫ ИЗ ЖЕРДЕЙ. СПРАВА И СЛЕВА НАРЫ ПОКРЫТЫЕ  БРЕЗЕНТОМ. ПОСЕРЕДИНЕ – САМОДЕЛЬНЫЙ СТОЛ, ПОД СТОЛЕШНИЦЕЙ СДЕЛАНА ЕЩЕ ОДНА ПОЛКА, А САМА  СТОЛЕШНИЦА ОБШИТА КУСКАМИ ФАНЕРЫ ОТ ПАПИРОСНЫХ ЯЩИКОВ. СПРАВА, У ВХОДА – ОБЛОЖЕННАЯ КАМНЯМИ ПЕЧКА.


Ветров раскатывает спальный мешок, раскладывает вещи. Достает геологический молоток, забивает в стояки и в жерди каркаса гвозди, вешает рюкзак и развешивает  одежду. Обувь ставит под нары. В карманы палатки рассовывает мелкие принадлежности. Натягивает между опорными колами бечевку, набрасывает на нее полотенце. Вытаскивает из рюкзака охотничий нож в кожаных ножнах и цепляет на брючный ремень.
   - Чего стоишь? Располагайся вот тут, к печке ближе.  Ты, наверное, и палатки вблизи сроду не видел?
   - Почему не видел. У мамы была, только… - он испуганно прикусывает язык.
Молча начинает вытаскивать из сумки вещи и раскладывает их, повторяя действия Ветрова.   
   - Ты побудь, я на склад схожу. Рюкзак свой сюда повесь, - он показывает на большой гвоздь в дальнем стояке.
Сашка роется в сумке, достает эспандер. Пытается сжимать. Пальцы  устают. Со вздохом сует эспандер в карман куртки.  Лезет в сумку, натыкается на свое свидетельство о рождении и на конверт с фотографией матери. Аккуратно вкладывает свидетельство в конверт.  Минуту колеблется. Открывает Серегин рюкзак, вытаскивает его свидетельство и кладет во внутренний карман сумки. Свои документы засовывает на дно рюкзака и заталкивает его под нары. На гвоздь стояка вешает сумку.
Ветров возвращается с холщовым мешком. Оглядывает палатку.
  - Ну,  более-менее, разместил все нормально. А рюкзак где?
  - Тут, - Сашка показывает под нары.
  - Чего это ты туда его засунул?  Надо было повесить.
  - Да… там это…, - мямлит Сашка. - Там старое все и мало мне, - наконец-то находится он, - я когда собирался – перепутал.
   - Ладно, тебе виднее, - он  вытряхивает из мешка марлевые полога, накомарники, комплект одежды и пару болотных сапог, - полога мы потом повесим, когда гнус пойдет, каждому по штуке и один на дверь.  А это тебе КГЛ - костюм геологический летний и обувь, сорок второй, меньше нет, и на базе не было. Ничего - портянки подмотаешь. Одевайся.
  Ветров насмешливо оглядывает Сашку, которому костюм явно велик.
   -  Конечно, не Версаче.  Ничего, ушьем. Снимай обувь, учиться будешь портянки мотать.
Сашка разувается.
   -  И носки снимай. Носки с портянками не носят. Смотри, так, так и так. Вообще-то по-армейски  портянка наматывается от большого пальца к мизинцу, но можно и наоборот, главное, чтобы ровно было и без складок.
   Сашка начинает наматывать портянку.
- Нет, не так. Смотри.
   Снова и снова Сашка мотает ненавистные портянки.
       - Уже лучше. Болотники примерь.
       Он  натягивает болотники, топчется. 
        - Что, хлюпают? Ничего — я тебе стельки из кошмы вырежу. Без таких сапог плохо, в тайге воды много, особенно сейчас. Голенища потуже закатывай. Видишь, как у меня? Иначе за пеньки цепляться будешь.
    Сашка  старательно пытается сделать, как у Ветрова. Не получается. В мешковатом костюме и больших болотниках с болтающимися голенищами он выглядит комично.
      -  Ну, настоящий «таежный волк», -  смеется  Ветров, - и «шляпа сидит как на гвозде», - он нахлобучивает Сашке на голову  накомарник.
     Снаружи доносится лай собаки.
      -   Это, наверное, Владик Чаусов со Светой вернулись, - Ветров поднимается с нар, - пойдем, поздороваемся.

 СЦЕНА 42.  ВЕТРОВ  С САШКОЙ СТОЯТ ВОЗЛЕ ПАЛАТКИ. НАВСТРЕЧУ ИМ ПО ЛАГЕРЮ ИДУТ ДВОЕ -  НЕВЫСОКОГО РОСТА  ЧЕРНОВОЛОСЫЙ СУТУЛОВАТЫЙ МУЖЧИНА В  ОЧКАХ С ТОЛСТЫМИ СТЕКЛАМИ И  СТРОЙНАЯ СВЕТЛОВОЛОСАЯ ДЕВОЧКА. ОБА В ХОРОШО ПОДОГНАННЫХ ВЫГОРЕВШИХ ГЕОЛОГИЧЕСКИХ КОСТЮМАХ, В БОЛОТНЫХ САПОГАХ. ЗА СПИНОЙ РЮКЗАКИ. НА ПЛЕЧЕ МУЖЧИНЫ ВИСИТ ДВУСТВОЛКА. ВПЕРЕДИ СЕМЕНИТ КРУПНАЯ ЛАЙКА.

   Увидев чужих, лайка замирает, принюхивается, затем, тихо тявкнув, приветливо виляя хвостом, бросается к ним. Сашка машинально делает шаг назад.
     - Не бойся, Сергей,  лайки людей не трогают.
     - Фу, Соболь! Свои. С приездом, - Чаусов пожимает протянутую руку, - а это, как я понимаю, Ветров-младший? Как звать тебя, гвардеец?
 Сашка,  смутившись,  какое-то время стоит молча. Потом, понимая, насколько он нелепо выглядит в своем одеянии, начинает краснеть.  И вдруг машинально брякает.
     - Саша..., ой, Сережа, меня звать... Сергей.
     - Ну,  давай знакомиться, Сергей, - улыбается Чаусов. - Я - Владлен Михайлович, а это дочь моя - Света.
Все это время девочка с улыбкой рассматривает комичную фигуру Сашки.  Протягивает ему руку.
     - С приездом, Сергей, - и повернувшись к Ветрову. - Здравствуйте, Алексей Игнатьевич, папа про вас много рассказывал.
     -  Ладно, ребята, мы умываться-переодеваться после маршрута, за ужином встретимся.
  Они уходят  вдоль палаток. Чаусов что-то спрашивает у дочери. Та громко смеется... «как «кот в сапогах» - долетает  обрывок фразы. Сашка сдергивает с головы накомарник и обиженно лезет в палатку переодеваться.


СЦЕНА 43. СТОЛОВАЯ ПОД НАВЕСОМ. НА ДЛИННОМ СТОЛЕ  ПУСТЫЕ МИСКИ И КРУЖКИ,  НЕСКОЛЬКО МЕТАЛЛИЧЕСКИХ ТАРЕЛОК С НАРЕЗАННЫМИ ГОРКАМИ ХЛЕБА И КУЧКАМИ ЧИЩЕНОЙ МАЛОСОЛЬНОЙ РЫБЫ.  ЗА СТОЛОМ СИДЯТ ГЕОЛОГИ И РАБОЧИЕ. В ЦЕНТРЕ  - ТИМУР. У ПЛИТЫ КРУТИТСЯ МОЛОДАЯ ПОЛНАЯ ЖЕНЩИНА - ПОВАРИХА. В СТОРОНЕ С НЕЗАВИСИМЫМ ВИДОМ ЛЕЖИТ СОБОЛЬ.

  Сашка, спрятав руки под стол, машинально тискает в руках эспандер и периодически косится на Светку, сидящую напротив. Та вместе со всеми внимательно слушает Тимура.
     - И последний — Якименко Николай, проходчик, - Тимур смотрит в тетрадь со списком сотрудников отряда.
     - Это я, - низкорослый лысый мужчина поднимает руку.
       Ну, вот, теперь все знакомы. Четверо ИТР, семеро  рабочих и повар - зовут Раиса Ивановна. Ребята — не в счет, они у нас типа «тимуровцев» - работают бесплатно.  Распорядок дня и правила поведения в тайге — я уже объяснил. Теперь по технике безопасности.  Первое и самое главное - любая отлучка  из лагеря, только предупредив кого-то из геологов - куда именно и когда вернетесь.  В прошлом году мы искали одного «любителя погулять» семнадцать суток.
     - Нашли?  -  испуганно спрашивает Якименко.
     - Нашли. Только он ноги в кровь стер и на ягоды до конца сезона смотреть не мог. Короче, если заблудитесь – река на западе. Но вообще-то в правилах техники безопасности сказано: «Потеряв ориентировку, прекратите движение и подавайте сигналы».  Второе, - продолжает Тимур, - реки здесь   опасные, пока не спадет вода, на тот берег переправляться запрещаю. При переходе через любые водоемы — рюкзак надевать на одну лямку. Купаться только на плесах. Третье - скоро начнется жара. Огонь разводить, сняв мох, и заливать костер обязательно. На ходу не курить - сухой ягель горит как порох. Вон Котелович подтвердит — однажды мы из-за такого  «куряки» пять суток пожар гасили. И предупреждаю, - лицо Тимура становится серьезным, - все злостные нарушители правил техники безопасности поедут домой ближайшим бортом! Теперь по поводу диких зверей. Волки опасны только зимой и только стаей. Я за все годы работы на Севере один раз волка видел, хотя следов полно. Медведи в летний период сыты и осторожны. Почуяв или услышав человека, всегда уходят. Если все же наткнетесь, достаточно громко закричать, постучать лопатами, засвистеть.  Но все равно -  старайтесь ходить по двое.
     - А оружие? -  снова подает голос  Якименко.
     - По поводу оружия. У Валерия Геннадиевича  Круглова - казенный мосинский  карабин, у Чаусова — двустволка, калибр шестнадцатый. Есть еще три ракетницы, кому совсем страшно — могу выделить. Только в жару ракетой можно поджечь тайгу.
     - А у вас? - интересуется один из рабочих.
     - «А у нас в квартире газ», - отшучивается Тимур. - И последнее - в реках и озерах много рыбы, конечно, не Камчатка, но все равно много, поэтому больше, чем сможете съесть - не ловить. Домой навялить еще успеете. И самое последнее – у каждого всегда должна быть коробка спичек в непромокаемой упаковке. Проверять буду лично. Всё, ребята, ужинать. 
      Тимур с миской идет к плите. На краю плиты большая кастрюля, внутри половник, зацепленный ручкой за край. Наливает уху.
     - Ого! Крупный  хариус. Далеко ходили?
     - Зачем далеко? Прямо здесь, - Котелович, накладывая полную миску, радостно кивает на речку, - напротив кухни.
     Увидев, что Светка пошла к плите, Сашка хватает миску и встает за ней. Пока она ждет своей очереди, он, чувствуя,  как вдруг сильно начало стучать сердце, затаив дыхание, разглядывает ее. Завитки волос. Длинную шею. Маленькое розовое ухо. Почувствовав взгляд, Светка, оглядывается.
   - А «ботфорты» где?  И «шляпа»? – Улыбаясь, спрашивает она.
Он пытается что-то ответить, потом краснеет. Она наливает себе уху и, уступая  место, насмешливо бросает:
  - Осторожно – ручка горячая.
Сашка небрежно хмыкает, хватает половник,  вылавливает большой кусок рыбы  и, громко ойкнув,  выпускает половник, который тут же тонет. Он трясет рукой и  дует на пальцы.
  - Ну,  все, ныряй, доставай, - улыбается  сзади  Чаусов, - не то остальные без ужина.
  - А остальные – в кружок вокруг кастрюли и ложками, - смеется Тимур.
  - Аки поросятки вокруг корыта, - веселье за столом нарастает.
  - Ты что же это, «тимуровец», если в кастрюле хариуcа не поймал - как в речке ловить будешь? – Подливает масла в огонь Котелович.
   В придачу ко всему, взбудораженный веселым шумом, на середину кухни влетает Соболь и заливается громким лаем.
  - Чего на парня накинулись? – Сердится повариха, вылавливая половник. - Вон на гвозде другой висит, а этот я помою. - Она наливает Сашке ухи. - Не обращай внимания, Сережа, иди, ешь. Им бы только поржать.
   Готовый провалиться сквозь землю, особенно от того, что Светка смеется громче всех, Сашка садится за стол и утыкается в миску. Народ утихомиривается и дружно стучит ложками.
  - Не переживай, они шутят, в геологии вообще народ веселый, - склоняется к нему Ветров, - на-ка, для аппетита, бутерброд съешь.
Он берет хлеб и кладет сверху большой кусок хариуса. Сашка откусывает, смотрит на бутерброд, нюхает рыбу.
  - Она же сырая.
  - Не сырая, а малосольная. Ничего –  привыкнешь, - он поворачивается к Тимуру, - ты чего это семь рабочих насчитал? Нас восемь.
   - Ты с пятнадцатого числа переведен в старшие техники.
Тимур допивает чай, встает. Смотрит на часы.
   - Через пятнадцать минут прошу геологов ко мне в палатку. Обсудим план работы. Сергей, с утра натаскаешь воды на кухню, потом в баню, а дальше – в распоряжение Светланы, она покажет, как надо измельчать образцы для спектрального анализа. Света поможет помыть посуду, а потом будет делать  пакетики. Остальным проверить готовность орудий труда – топоры, кайла, лопаты. А ты, Алексей, - он кладет руку на плечо Котеловича, - возьми человека и организуйте на завтра ведро свежей рыбы. Всё,  по коням.


 СЦЕНА 44. СОЛНЕЧНОЕ УТРО. НА ОКРАИНЕ ЛАГЕРЯ  БАНЯ, ВОЗЛЕ КОТОРОЙ  НА  ЧЕТЫРЕ ВАЛУНА  ГОРИЗОНТАЛЬНО ПОСТАВЛЕНА ЗАКОПЧЕННАЯ МЕТАЛЛИЧЕСКАЯ БОЧКА С ПРЯМОУГОЛЬНЫМ ОТВЕРСТИЕМ В ВЕРХНЕЙ ЧАСТИ. ПОД БОЧКОЙ КУЧКА ЧЕРНЫХ ГОЛОВЕШЕК. РЯДОМ  ПОЛЕННИЦА НАКОЛОТЫХ ДРОВ И БОЛЬШОЙ ЧУРБАН  С ТОРЧАЩИМ  ТОПОРОМ.  ВОЗЛЕ БОЧКИ СТОИТ КОТЕЛОВИЧ.  В РУКАХ  ЛОПАТА С КОРОТКОЙ  РУЧКОЙ, ЗА СПИНОЙ РЮКЗАК. РЯДОМ  -  САШКА В  БОЛОТНЫХ САПОГАХ И МЕШКОВАТОЙ СПЕЦОДЕЖДЕ. ПРАВАЯ ШТАНИНА И ПОДОЛ КУРТКИ ЗАЛИТЫ ВОДОЙ.

    - Я  флягой молочной  ношу, но тебе  рано. Возьмешь в бане ведра. Когда  эту наполнишь, внутри вторая бочка - для холодной воды. Спускайся  аккуратней, - он кивает на сделанные в береговом уступе  ступеньки, - шею не сверни. А ты чего мокрый такой?
   - Да, я это .. случайно. Воду на кухню…носил.
   - Знаешь что, - он с сомнением смотрит на Сашку, - там есть ведро поменьше. Сколько сможешь, столько натаскай. Сегодня суббота – короткий день, после обеда баня. Ребята придут, доделают. Тут всего-то сорок ведер. Ладно, побежал я, меня Чаусов ждет.
   Сашка скрывается в бане, выходит с двумя ведрами, спускается по ступенькам. Заходит в речку, наполняет одно ведро и ставит его на берег, поворачивается, собираясь наполнить второе. Берег неровный - ведро кренится и падает, вода выливается. Сашка чертыхается, наполняет второе ведро, аккуратно ставит его, выбрав место поровнее, наполняет первое. Берет оба. Пыхтя, идет по неровному берегу к ступенькам. С трудом поднимается почти до верха, спотыкается – велики сапоги. Одно ведро вылетает из рук и катится вниз, заливая ступеньки. Во втором остается только половина. Он подходит к бочке и выливает туда полведра.
   -  Сорок ведер, - усмехается он.
   Идет к воде с двумя ведрами. Наполняет оба, доносит до ступенек. Аккуратно ставит одно, второе затаскивает наверх. Часть воды все равно расплескивается - ступеньки становятся скользкими. Спускается за первым. Поднимает его наверх. Берет оба ведра и несет к бочке. Ставит ведра возле бочки. По одному выливает….
   Бочка заполняется медленно. Ведра все сильнее тянут к земле, а ноги наливаются тяжестью. Наполняя очередное ведро, поскальзывается и плюхается в воду. Встает мокрый по пояс. Выходит на берег, стягивает сапоги, разматывает портянки. Пытается нести ведро босиком, острые камни впиваются в подошвы. По одному дотаскивает ведра до бочки, выливает. Чертыхается, швыряет ведра, садится на колоду, трет босые подошвы.  Пробегающий мимо бурундук замирает и с любопытством смотрит на Сашку.
   - Ну, чего уставился? - говорит он бурундуку, -  не видишь, у меня перекур?
    Встает и, осторожно ступая босыми ногами, идет вдоль берега в сторону палаток. Возвращается в своих старых кроссовках на босу ногу. Сняв мокрую одежду, остается в синей футболке и коротких синих трусах. Берет ведра, заходит в речку в обуви и продолжает таскать воду. Тихо бормоча себе под   нос, считает количество ведер.
   - Двадцать четыре, - Сашка доливает первую бочку до верха и садится на землю, - а говорил «всего сорок», - шепчет он.

 
    
 СЦЕНА 45. ВНУТРИ БАНИ. НЕБОЛЬШОЕ ПОМЕЩЕНИЕ С ЛАВКАМИ. МАЛЕНЬКОЕ ОКНО. ПЕЧКА-КАМЕНКА  ИЗ ДВУХ ПОЛОВИНОК РАЗРУБЛЕННОЙ ПОПЕРЕК БОЧКИ. НИЖНЯЯ – ПЕЧКА С ДВЕРЦЕЙ.  ВЕРХНЯЯ - ПЕРЕВЕРНУТА И ВНУТРЬ НАСЫПАНЫ КАМНИ. ПО ОСИ ПРОХОДИТ ТРУБА. ВОЗЛЕ ПЕЧКИ - ВЫСОКИЙ ПОЛОК С ПОДСТАВКОЙ ДЛЯ НОГ.  РЯДОМ СТОИТ   БОЧКА ДЛЯ ВОДЫ.


   Сашка заходит с  ведром, ставит. Заглядывает в бочку. Она кажется бездонной. Сашка поднимает ведро. Бочка стоит, поэтому поднимать приходится высоко. Выливает, - двадцать пять, - бормочет он.  Выходит. Заходит со вторым, - двадцать шесть…


                СЦЕНА 46. ВНУТРИ БАНИ.


      Входит Сашка. Подходит к бочке. Из последних сил поднимает ведро, начинает выливать. Не удерживает - часть воды проливается мимо.
    - Тридцать три,…нет,  тридцать два с половиной, - он плюхается на лавку.


                СЦЕНА 47. СНАРУЖИ БАНИ.


      Сашка тащит два ведра до ступенек. Одно ставит, со вторым поднимается наверх. Спускается. Поднимает следующее  ведро. И удивленно застывает. Ведро исчезло. Бестолково вертит головой. Походит к краю террасы – тупо смотрит вниз. Может, скатилось? Сзади шорох. Оглядывается. Из бани выходит Светка, затянутая в голубые  джинсы и оттопыривающуюся на груди  синюю футболку с коротким рукавом. На поясе висит небольшой нож в ножнах из оленьего камуса. Соломенные волосы заплетены в две короткие косички, в руках пустое ведро. Сашка столбенеет.
      - Ты что, Ветров, за водой на тот  берег плаваешь? - она насмешливо кивает на его мокрую одежду.
      - Я не Ве.., -  от неожиданности у него садится голос. - Ты зачем тут? Я сам..
      - Не хорохорься, здесь осталось-то, - Светка сует ему пустое ведро и забирает полное, - чего встал? Неси воду.
       
СЦЕНА 48.ВОЗЛЕ БАНИ. САШКА, СИДЯ НА КОЛОДЕ ДЛЯ КОЛКИ ДРОВ, НАДЕВАЕТ НЕПРОСОХШУЮ ЕЩЕ ШТОРМОВКУ И БРЮКИ. САПОГИ С ПОРТЯНКАМИ ВАЛЯЮТСЯ РЯДОМ.
       Из бани выходит Светка. В руках облетевший березовый веник (от предыдущей «бани») и совок с мусором.
      - Молодец, Сергей. Мужики придут, а у нас баня готова.
      - Там еще образцы надо.. Для спектрального анализа, - он с трудом поднимается с колоды.
      - Только образцов тебе не хватало, еле на ногах стоишь, - она высыпает мусор в кострище, потом начинает собирать щепки для растопки и накладывать под бочку  дрова -  Иди, переоденься и дуй на кухню, там Раиса Ивановна расстегаев напекла. И чай горячий. А я баню затоплю.
     -  Каких еще расстегаев?
     - Ну ты даешь, Ветров, пироги такие — с рыбой.
     - Да не Ветров я, - сердито огрызается Сашка.
     - А кто же? - Она удивленно выгибает брови.
     - Ну,  это...  Смирнов, у меня мамина фамилия.
     - Бывает, - она вытаскивает нож, наклоняется, ловко нарезает «елочку» и разжигает огонь, - у моего младшего брата тоже фамилия не Чаусов.
     - Почему это?
     - Потому что у него другой отец...
Сашка берет сапоги, сует внутрь мокрые портянки.
- Там, возле палатки Круглова, топор лежит, сделай два длинных кола, забей в землю и сапоги на них, подошвой вверх. Так быстрее высохнут.


СЦЕНА 49. САШКА, ПЕРЕОДЕТЫЙ В СПОРТИВНЫЕ ШТАНЫ РУБАШКУ С КОРОТКИМ РУКАВОМ И БОТИНКИ СО ШНУРОВКОЙ, ВЫХОДИТ ИЗ  ПАЛАТКИ, ВЕШАЕТ МОКРУЮ ОДЕЖДУ НА ВЕРЕВКУ И ИДЕТ К ПАЛАТКЕ КРУГЛОВА.

       Под навесом палатки, на небольшой поленнице лежит топор. Рядом — колода для колки дров. Он берет топор, рассматривает, проводит пальцем по лезвию, испуганно отдергивает руку и машинально сует палец в рот. Оглядывается вокруг. Идет в лес, выбирает — из чего сделать колья. Натыкается на тонкую сухую лиственницу без коры. Взмахивает топором. Топор отскакивает, оставляя на стволе светлую полосу. Сашка, задыхаясь, тюкает по ней снова и снова. Бросает топор, пытается сломать.. Опять   тюкает. Наконец-то лиственница ломается. Он тащит палку к колоде. Старается  перерубить пополам.  Топор выпадет из ослабевших пальцев. Сашка кладет один конец на колоду и бьет сверху ногой, палка пружинит. Бьет еще раз – без толку. Он из последних сил со злостью прыгает на полку двумя ногами. Та с треском ломается в нужном месте. Сашка берет топор и старается заострить конец. Топор соскальзывает с палки и вязнет в колоде.
      - Останешься без пальцев, в носу ковырять будет нечем.
   Улыбаясь, подходит Круглов, снимает с плеча карабин, вытаскивает затвор и сует в карман. Потом снимает рюкзак с торчащей ручкой молотка, ставит  на поленницу. Сверху кидает полевую сумку.
      - Дай сюда, -  отбирает у Сашки топор, - ошибка номер раз - сухая листвяга, как камень. Ни обтесать, ни гвоздь забить. Ошибка номер два - когда стесываешь край, надо чуть выше небольшие зарубки сделать.
    Он ловко заостряет колья, затем  двумя ударами выравнивает концы.
     - Все понял? Иди, вбей с солнечной стороны. Только не обухом, с непривычки можешь лезвием себе в лоб закатать. Возьми молоток.
   Он исчезает в палатке. Сашка, пыхтя и периодически промахиваясь, забивает колья, вешает сапоги и несет молоток на место. Из палатки выходит  голый по пояс Круглов с полотенцем на шее. Сашка  восторженно смотрит на выпяченные бугры его мышц.
    - Ух, ты,  вы, что, этим,… бодибилдингом занимаетесь?
    - Да нет, просто стараюсь быть в форме. Кстати, и тебе не помешает. А ну-ка, давай к снаряду, - он кивает на перекладину.
    - Да  я,... - Сашка мнется, потом нехотя подходит к перекладине.
    - И раз! - Он помогает ему допрыгнуть. - Тянись, тянись!
 Тот с трудом подтягивается один раз, на второй не хватает сил. Спрыгивает.
   - Не могу я.
   - Ясно. По физкультуре трояк? И все смеются?
Сашка молчит.
  - Знакомое дело, но поправимое. Подход номер два - хватаешься руками с другой стороны перекладины. И раз!  Ну что, так легче?
   - Легче, - пыхтит Сашка.
   - И два... И три... И четыре... Ну, давай, давай!
   Сашка мешком сваливается с перекладины.
    - Значит, так, три подхода утром и пять вечером. Каждый день. Отца я предупрежу. Понял?
    - Понял, - Сашка идет к палатке, берет топор.
     - Ты куда?
     - Надо  Ветрову,...  ну, отцу,... папе,  тоже... для сапог.
    -  Погоди, там за кухней жерди остались, когда ледник делали. Сходи, Рая покажет где.

 
СЦЕНА 50. КУХНЯ ПОД НАВЕСОМ. ПОВАРИХА ВЫКЛАДЫВАЕТ С  ПРОТИВНЯ  ПИРОГИ В КАСТРЮЛЮ. ПОДХОДИТ, ЕЛЕ ВОЛОЧА НОГИ, САШКА.

      -  А, Сережа, иди расстегайчик съешь, - приветливо улыбается она, - и чаю свеженького. Устал, поди?
      - Раиса Ивановна, - он обессилено плюхается на скамейку, - тут жерди должны были остаться, когда холодильник делали.
      - Да вон, за кухней лежат, а тебе зачем?
      - Да надо там, кое-чего..
      - Вот молодец какой. Все сам умеешь, весь в отца.  Такой же сильный и красивый вырастешь.
Она наливает ему чай, ставит коробку с сахаром, кладет в миску большой  треугольный пирог. Садится напротив и, подперев щеку рукой, смотрит, как Сашка уплетает пирог.
      - Чай с брусничным листом, я всегда так завариваю. Сплошной витамин «Ц».
      - Мммм, - кивает Сашка с набитым ртом.
      - Мамка-то, поди, таких пирогов не делает?
      -  Мммм, - мычит он, отрицательно мотая головой.
      - И как это она таких мужчин одних в тайгу отпускает? Я бы ни в жизнь не отпустила.
Сашка молчит.
      - Она не геолог, наверное?
      - Нет, -  перестав есть, тихо  говорит он.
      - А кем она работает?
      - Она в банке работала, ведущим экономистом.
      - А сейчас?
      - Она умерла, - машинально брякает Сашка.
       - Ой, ой,…как же это так? Такие ребята хорошие, - она прижимает ладонь к груди, - извини,  Сереженька,  я не знала, что Алексей Игнатьич  вдовый. Вот горе-то какое, давай я тебе еще пирожок положу.
       - Ну, как расстегаи? –  Светка заходит на кухню, подходит к плите, берет пирог и садится напротив  Сашки, который, внимательно рассматривая свои исцарапанные  руки, выкусывает из пальцев занозы. Повариха, отвернувшись, смахивает слезу и наливает ей чай.
       - Вы чего как на похоронах? - Откусив кусок пирога, удивленно спрашивает она. - Баню я затопила, народ с работы придет, как раз готова будет. Потом женщины.
       - Пойду я, - Сашка встает, - мне колья забить надо.
       - Стой, - Светка берет его  руку, - чего у тебя тут?  Господи, и мозоли успел, и заноз насажал. Погоди, я аптечку принесу.


СЦЕНА 51.  КУХНЯ ПОД НАВЕСОМ. НА СТОЛЕ КОРОБКА С АПТЕЧКОЙ. ОТКРЫТЫЙ ПУЗЫРЕК С ПЕРЕКИСЬЮ. БИНТ. ПУЗЫРЕК ЗЕЛЕНКИ. СВЕТКА, НАКЛОНИВ ГОЛОВУ, ИГОЛКОЙ КОВЫРЯЕТСЯ В САШКИНЫХ ЛАДОНЯХ.

       - Не ойкай, пока не прищемили! И не дергайся. Мужчина должен быть терпеливым.
       - А я не ойкаю. Ой!
       - Вторую руку давай.
Он закусывает губу. Светкина голова склоняется еще ниже. От запаха ее волос Сашку снова охватывает непонятное волнение. Стараясь не дышать, он рассматривает аккуратный пробор, светлые полоски бровей, соломенные завитки, обрамляющие маленькие  уши.
       -  Ну, все, -  она смазывает ему пальцы зеленкой и приклеивает пару полосок бактерицидного пластыря, - если  в бане  отвалятся, зайдешь к нам, я еще приклею. Раиса Ивановна, дайте ему новые брезентовые рукавицы, а то схлопочет   какое-нибудь заражение и гони потом санрейс.
 
   
   СЦЕНА 52. К БАНЕ ПОДХОДЯТ ТИМУР И КОТЕЛОВИЧ. В РУКАХ СВЕРТКИ С ЧИСТОЙ ОДЕЖДОЙ.

   Внезапно с треском распахивается дверь, вылетает обмотанный полотенцем красный как рак Сашка в надвинутой на глаза вязаной шапке и с ходу врезается в Тимура.
      - Тихо ты, затопчешь! - смеется он.
   Сашка отлетает в сторону и с криком «Ой, сварился я»! врезается в Котеловича.  Дверь снова распахивается, выскакивает  распаренный  Ветров и с криком «Серега, за мной!» несется к реке.
      - Как пар? - Тимур не успевает закончить фразу. Сашка снова натыкается на него. Тимур срывает с его головы шапку и со словами «Вон туда» толкает в сторону  реки.
   Ветров с разбега прыгает в речку, выныривает и плывет саженками. Нырнув еще раз, встает по плечи в воде. Сашка подбегает к реке, с его бедер слетает полотенце.  Сверкнув на солнце голой попой, бросается следом,  лупя из всех сил руками по  поверхнрсти. Проплыв полтора десятка метров, приходит в себя и начинает испуганно барахтаться, пытаясь нащупать дно. Ветров подхватывает его.
     - А теперь обратно.
    - Я не умею!  - Испуганно кричит он.
    - Я тебе дам «не умею»! - Цыкает Ветров. - Сюда доплыл, значит, обратно  сможешь. За мной!
Ветров пихает Сашку к берегу и медленно идет впереди. Сашка барахтается следом, пытаясь уцепиться за него.
    - Тону!
    - Не бойся, держись за меня.
Как только Сашка пытается схватить его за руку, Ветров делает очередной шаг к берегу.
    - Плыви, плыви…
    - Я же не…, - хрипит Сашка  и вдруг  встает по  пузо в воде.
    - А говорил «не умею», - смеется Ветров.
  Они обматываются полотенцами и поднимаются по ступенькам. В бане открывается дверь и толпа бородатых распаренных мужиков с прилипшими  березовыми листьями с воплями, криками и гиканьем несется к воде.


 СЦЕНА 53. ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР. СВЕТЛО. САШКА ЛЕЖИТ НА НАРАХ В БЕЛОМ ВКЛАДЫШЕ ПОВЕРХ СПАЛЬНОГО МЕШКА. НА ПАЛЬЦАХ СВЕЖИЕ ЗАПЛАТКИ ИЗ ПЛАСТЫРЯ. НАД НАРАМИ  НАТЯНУТ ПОЛОГ. ВТОРОЙ ПОЛОГ НАД СОСЕДНИМИ  НАРАМИ. НА ВХОДЕ - МАРЛЕВАЯ ЗАНАВЕСКА.
 
   Нагнув голову, входит Ветров.  После бани лицо чисто выбрито. В руках Сашкин геологический костюм. 
   - Погода портится, жалко. Света хотела тебя завтра на рыбалку, на верхний перекат сводить. Устал?
   - Уф,… - обессилено вздыхает Сашка.
   - Ничего, привыкнешь, в начале сезона всегда тяжело.
 Он достает бобину суровых ниток, большую иглу и начинает ушивать Сашкину одежду. Слышно, как на улице усиливается ветер, потом несколько раз сверкает молния и прокатывается  гром. По палатке ударяют несколько капель дождя.
   - Дождь пойдет?  - Сонным голосом спрашивает Сашка.
   - Хорошо, если пойдет. Но тут еще сухие грозы бывают. Молнии долбят, а дождя нет, потом пожар гасить замучаешься.
  Раскаты грома постепенно удаляются, ветер стихает. Какое-то время он шьет молча.
   - Все – ушла гроза. В мешок залезь.
   - Тепло же.
   - Ночью холодно будет.
   -  Алексей Игнатьевич, а вы в тайге пожар гасили?
   - Сереж, - он поднимает голову, - мне пришлось сказать, что ты мой сын, поэтому отвыкай называть меня по имени-отчеству. Договорились?
   -  Договорились. А  в Туру скоро поедем?
   - Не скоро, но поедем обязательно.
Пауза. Ветров меняет нитку.
    - А что это звенит? – Сашка вдруг садится на нарах.
    - Где? – С  непонимающим видом крутит головой Ветров.
    - Слышите? Звук такой – «ззззз»,  как будто где-то далеко моторная лодка идет?
    - Ты что, Сереж?  Тут верст на сто не может быть никаких  лодок, кроме нашей.
Он прислушивается. Усмехается. 
    - Это не моторка.  Это после дождя комар поднялся. Слышишь, как рыба заплескалась? Теперь, считай, до сентября. А мошка, она вообще – до снега. А в июле еще овод-слепень пойдет, размером со спичечный коробок. Так что мужайся.


 СЦЕНА 54. ТЕПЛОЕ СОЛНЕЧНОЕ УТРО.  ВОЗЛЕ  ПАЛАТКИ СТОИТ ВЕТРОВ. РЯДОМ САШКА В ПОДОГНАННОМ ГЕОЛОГИЧЕСКОМ КОСТЮМЕ И АККУРАТНО ЗАКАТАННЫХ БОЛОТНИКАХ. КАПЮШОН КУРТКИ НАКИНУТ НА ГОЛОВУ. ГУДЯТ  КОМАРЫ.

   Из палатки выходит Ветров, в руках накомарник и баллончик с репеллентом. Брызгает Сашке на руки.
   - Лицо ладонями потри и шею, - протягивает накомарник, - «шляпу» надень, сожрут.
   - Не буду, - насупливается Сашка.
    Ветров скрывается в палатке, возвращается - в руках пассатижи. Перекусывает обод каркаса, вытаскивает проволоку. Накомарник превращается в бесформенную тряпку. Брызгает на накомарник, надевает Сашке на голову так, чтобы лицо было открыто. Тот упрямо стаскивает накомарник, сует его в карман и нахлобучивает капюшон.
   - Ну что, готов, «тимуровец»? –  к ним подходит Светка с таким же  «бескаркасным»  накомарником на голове. В руках  удочка-телескоп, на ремне через плечо большой плоский  короб из бересты.
   -  На, - она отдает короб  Сашке, - ты чего как аббат Бузони? – Светка  кивает на его капюшон. - Накомарник надень – сожрут!  Ну, пошли.
  - А удочка? У меня нет.
  - Там, на перекате их три штуки, - поворачивается Светка, - любую возьмешь. Пальцы зажили? - Она косится на его залепленные руки.
  - Ничего, в носу ковырять может, - смеется Ветров. Затем, порывшись в кармане, сует Сашке складной нож, -  на, пока этот возьми, потом что-нибудь придумаем. И вот еще, – он кладет ему в задний  карман  брюк коробок спичек, запаянный в полиэтилен, - без этого ты никогда не должен выходить из лагеря.
Сашка берет нож, секунду колеблется, потом вытаскивает из кармана накомарник и нахлобучивает на голову.
  - Пошли.

   СЦЕНА 55. РЕБЯТА ИДУТ ПО ТРОПЕ, ПЕТЛЯЮЩЕЙ ПО ПОЙМЕ РЕКИ.
 
  Светка идет быстро. Сашка, пыхтя, старается угнаться за ней.
  - Ну, как «ботфорты», не хлюпают? – повернувшись, насмешливо спрашивает она.
  - Нет. Алексей Игнатьевич…, ну,  папа стельки из кошмы сделал.
  - Ладно, - Светка сбавляет темп, - давай помедленней, а то болотник об сучок пробьешь – клеить придется.
 Впереди на дерево садится рыжеватая большеголовая остроклювая  птица. Смотрит на них, склонив голову, затем  издает противный крик и улетает вперед.
  - Вот кукша хитрющая, понимает, что на рыбалку идем. На перекат полетела – ждать, когда рыбу почистим.
   - Это местная разновидность сойки, - со знанием дела говорит Сашка.
  - А ты откуда знаешь? - Удивляется  Светка.
  - Мне мама рассказывала.
  - А твоя мама, что, в Сибири была?
  - Была, - тихо отвечает Сашка.
  - А Раиса Ивановна говорила, что твоя мама…
  - Вон белка, -  обрывает ее Сашка, - видишь, на елке?
  Заметив людей, белка поднимается на задние лапки и смешно цокая, начинает разглядывать пришельцев. Ребята подходят ближе.
  - Пучеглазая какая-то, - смеется Светка, - интересно, у нее бельчата есть? Жаль, фотоаппарат не взяла.
   Внезапно из елочных ветвей выпрыгивает длиннохвостый светло-коричневый зверек и бросается на белку.  Белка, выдав длинное «цо-цо-цо», проваливается вниз. Зверек, сделав кульбит, пикирует за ней. Оба исчезают в низкорослой траве.
   - Сожрет, гад! - Кричит Светка и бросается следом.
   - Это что? Кто? – бежит за ней Сашка.
   - Ой, Сережа, это соболь! – она чуть не плачет, - точно сожрет, котяра. Где она? Ты их видишь?
  Она  крутит головой. Вдруг в нижней части  ствола огромной высохшей ели без ветвей Сашка замечает белку, которая своим серым цветом почти сливается с внешним фоном.
   - Вон она! Видишь, на сухом дереве? - шепчет Сашка, прижимаясь к ее плечу.
   - Да нет, это сучок какой то.
   - Это белка, - уверенно говорит он.
   - А соболь где?
  Ниже, из-за ствола  высовывается ушастая мордочка и тут же прячется. Белка сидит неподвижно, плотно прижав к спине пушистый хвост. Мордочка высовывается опять, уже ближе.
  - Почему она не убегает? Ведь сожрет же, - канючит Светка.
  - Наверное, думает, что он ее не видит.
 Соболь высовывается в третий раз, совсем близко от белки.
  - Беги, чего же ты? Беги, - завороженно шепчет Сашка.
   - Беги-и-и!!! – отчаянно визжит Светка. И, заложив  четыре пальца в рот, выдает такой свист, что у Сашки закладывает уши.
  Белка срывается с места и уходит вверх по спирали. Так же по спирали рвет вверх соболь. Зверьки поочередното появляются, то исчезают с другой стороны ствола. Из-под лап летят куски сухой коры. Белка взлетает на самую вершину, испуганно крутится – соболь рядом. И вдруг сжавшись в комочек, бросается вниз.
    - Ай!!! – Светка, впивается  пальцами в Сашкино плечо.
 Неожиданно комочек раскрывается и превращается в маленький меховой треугольник, который, пролетев со снижением несколько десятков метров, исчезает среди деревьев. Обескураженный соболь долго смотрит вслед добыче, затем скрывается с другой стороны дерева.
    - Ушла! Ушла! Это летяга, Сережа, белка-летяга, - она восторженно трясет Сашку за плечо.
   -  Прикольно, я никогда не видел.
   - Да я сама в первый раз днем. Они знаешь, какие осторожные? В сумерках иногда мелькнут на фоне неба и все.
  - Свистишь здорово, у меня уши заложило.
  - Отец научил. Мы с ним в прошлом году на медведя наткнулись и ружья не было. Так папа так засвистел, что медведя как ветром сдуло.
  - Мне соболя даже жалко стало.
  - Ничего, мышей  налопается  –  пищух. А вообще - он хоть и маленький, но очень сильный. Мне папа рассказывал,  когда он после института на Уссури работал, видел, как соболь даже на кабаргу пытался напасть. Это коза такая, размером с большую собаку. Все, пришли.
Они выходят к реке.


   СЦЕНА 56.ПОЛОГИЙ  БЕРЕГ  НА ПОВОРОТЕ РЕКИ, ПОКРЫТЫЙ КРУПНОЙ ГАЛЬКОЙ. ТЕЧЕНИЕ БЫСТРОЕ. СПРАВА – ГУСТОЙ КУСТАРНИК, МЕСТАМИ НАВИСАЮЩИЙ НАД ВОДОЙ.


  -  Это перекат?
  -  Перекат выше. Это нижний слив, - Светка ловко разбирает «телескоп».
  - А поплавок где? – Сашка удивленно рассматривает леску
  - Ты еще про червяков спроси, - хмыкает она.
  -  Спрашиваю.
  - Сереж – это Север. Тут проще сто хариусов поймать, чем одного червяка найти. Через неделю слепни залетают – вот на них берет отлично.
  - А что, здесь червяков совсем нет?
  - Есть, только мало. Копать замучаешься.
  - И на что ловят?
  - На самодельную мушку. Видишь? – она показывает Сашке приманку. -  Крючок-тройник, красной ниточкой примотаны шерстинки - у  Соболя отстригла, и «крылышки» из полиэтилена вырезала.
  - И что, на эту фигню рыба клюет?
  - Про ловлю нахлыстом слышал?
  - По телеку видел.
  - А сейчас увидишь не «по телеку».
Светка раскатывает болотники, заходит по колено в воду, отпускает леску и выводит «муху» на струю.
 - И чего ты здесь поймаешь? От дохлого осла уши? Тут воробью по колено.
 - Это я воробей? – обернувшись, насмешливо спрашивает она.
 - Нет, ты не воробей, - смущается Сашка. - Только здесь слишком мелко и видно, что никакой рыбы нет. У нас на Казанке пацаны рыбу на глубине ловят. На червя или на тесто.
  Улыбнувшись, она заходит дальше и осторожно водит «муху» по поверхности воды, периодически перезабрасывая  удочку.
 - Нет здесь ничего. Пошли на перекат. Я тоже ловить…
Он не успевает закончить фразу. Раздается короткий всплеск, удилище  выгибается дугой. Светка, радостно взизгнув,  перехватывает его двумя руками и начинает пятиться к берегу.  Через мгновение сквозь толщу воды виден силуэт крупного хариуса.
 - Это,… это что, это  ты как? – Сашка, растерянно потоптавшись у кромки воды, бросается к ней. - Тяни, тяни! Упустишь!
  - Это от «дохлого осла уши», - смеется она, выволакивая на гальку темноспинную рыбину, - короб давай.
  Светка кладет рыбу в короб, вешает его на плечо. Потом поддергивает повыше болотники и заходит в  воду.
  - Короче, я постараюсь пролезть  вдоль берега, - она кивает на кустарник, нависающий над водой, - а ты выходи на тропу и дуй на перекат. Метров двести. Держись левее. Там  вправо еще оленья   тропа ответвляется, сначала в верховое болото, а потом на водораздел. Она тоже на реку выходит, только километрах в десяти выше.

 СЦЕНА 57. САШКА ИДЕТ ПО ТРОПЕ. ВОКРУГ ГУСТЫЕ ПРИБРЕЖНЫЕ ЗАРОСЛИ. МЕСТАМИ ПОД НОГАМИ ХЛЮПАЕТ ВОДА. ГУДЯТ КОМАРЫ, ЩЕБЕЧУТ ПТИЦЫ. СКВОЗЬ ЛИСТВУ СВЕТИТ СОЛНЦЕ.

  Впереди угадывается просвет и все громче доносится шум переката. Перебежавший тропу бурундук заскакивает на поваленную корягу и, замерев, пялится на Сашку. Тот останавливается.
  - Чего расселся? - Улыбается он. - Вот сейчас тебя соболь…
Внезапно слева раздается непонятный треск, потом  хлопки и клекот. От неожиданности Сашка на мгновение зажмуривает глаза, вжимает голову в плечи и резко поворачивается. Громко хлопая крыльями и распушив хвост, на него налетает огромная серо-коричневая птица.
  - Ты чего,… чего?! – Испуганно шарахается он, чувствуя противный холодок меж лопаток.
Птица перелетает через его голову, плюхается на тропу и громко шипит, наступая. Он, пятясь, спотыкается о корягу и падает в небольшую лужу.  Вскакивает и, машинально отряхиваясь, делает несколько шагов в сторону переката. Птица, мазанув его по уху жестким крылом, снова перелетает,  садится впереди и, низко наклонив длинную шею, шипя, бросается на Сашку. Он хватает сучковатую палку, замахивается.
  - Ты чего?  Дура, что ли?!  - Орет он. - Дай пройти!
 Неожиданно ее крыло  оттопыривается  и  она, издавая  жалобный писк и припадая на  ногу,  ковыляет в сторону, волоча крыло по земле. Сашка снова делает несколько шагов по тропе, птица разворачивается и  снова бросается на него.
  - Я тебя сейчас! –  он, пытается достать ее палкой.
  - Чего орешь, как резаный? – В конце тропы появляется фигура Светки, - иди, я еще надергала.
  - Тут…  тут,… птица какая-то ненормальная, клюется.
  - Господи, да кто там у тебя еще «клюется»? – Светка быстро идет ему навстречу.
  На полпути останавливается.
  - Ой, какие хорошенькие! Цып, цып, цып, - она восторженно всплескивает руками  и приседает на корточки. –  Сереж,  иди сюда. Не бойся, это копалуха. 
  - Какая еще копылуха, -  Сашка, продолжая сжимать палку, опасливо косится на птицу
  - Не копылуха, а копалуха – самка глухаря.  Здесь птенцы у нее, вот она на тебя и кидается. И раненую изображает.
  - Тьфу, черт,  а я думал бешеная какая-то. Клюнет в лоб – и делай потом прививки, - деланно смеется он, стыдясь своего испуга. Сашка  с облегчением отбрасывает палку и топает по тропе, не обращая внимания на квохтанье за спиной. Из-под ног громко пища разбегаются желто-серые цыплята в темных пятнышках.
 
 СЦЕНА 58. РЕБЯТА ИДУТ ВДОЛЬ РЕКИ. СПРАВА  БЛИЗКО ПОДСТУПАЕТ ЛЕС.


    Пройдя метров тридцать, Светка останавливается и наклоняется. На узкой песчаной полосе отчетливо видны овальные отпечатки копыт.
   - Олень гулял, - со знанием дела говорит  она, -  небольшой, правда, но все равно - мясо.   
   - А может, лось или кабан, - Сашка пытается изобразить из себя следопыта.
   - Какой кабан? – Прыскает Светка. - Тут до Полярного круга километров сто, кабанов нет и быть не может, а у лося след не такой овальный.
Они проходят еще метров двадцать.
   - Опаньки, - Светка садится на корточки.
   - А это…? – Сашке вдруг становится неуютно и он пугливо оглядывается.
   - Вот именно, «это»… Причем,  здоровый.  Ночью прошел или рано утром. Надо будет Тимуру сказать.
   - А ты откуда знаешь?
   - Мы вчера здесь проходили – не было.
   - А он нас не…?
   - Ты чего? Испугался, что ли? - Она встает. - Сереж,  у медведя рацион на три четверти  растительный,  да и жрать  в тебе нечего – одни кости.
  - Ничего я не испугался, - бурчит он, - пошли рыбу ловить.


СЦЕНА 59. ПЕРЕКАТ. ГАЛЕЧНАЯ КОСА. ВЫШЕ ПЕРЕКАТА РОВНАЯ, ПОЧТИ ЗЕРКАЛЬНАЯ ПОВЕРХНОСТЬ БЫСТРО ТЕКУЩЕЙ ВОДЫ.  НА БЕРЕГУ  ДЛИННОЕ КОРЯЖИСТОЕ  БРЕВНО, ИСПАЧКАННОЕ РЫБЬЕЙ ЧЕШУЕЙ.  РЯДОМ  БЕРЕСТЯНОЙ КОРОБ.

  Сашка в раскатанных болотных сапогах стоит в воде. В руках длинная деревянная удочка. Светка  ловит выше переката, метрах в двадцати.
  - Далеко не лезь, смоет, костей не соберешь, -  она сует удочку под мышку, достает из кармана маленький баллончик, поочередно брызгает на руки, трет лицо. – Будешь? – Она показывает баллончик.
  - Погоди, - он не отрывает взгляда от прыгающей по воде мушки.
  - Правее заведи, видишь, валун торчит, за ним хариус должен стоять.
  Он заводит мушку за валун, конец удочки дергается. Сашка резко подсекает. На крючке, отчаянно извиваясь, бьется  небольшой хариус. Он поднимает удочку еще выше и пытается левой рукой схватить рыбу.
    – К берегу, к берегу беги, - смеется Светка.
Хариус срывается и падает в воду. Сашка, обиженно чертыхаясь, снова забрасывает удочку.
    - И чего этот медведь сюда приперся? – задумчиво говорит он. - За оленем, что ли?
    - Не знаю, - Светка вытаскивает на берег очередную  рыбину, -  может, за оленем, может, просто гуляет, может, потроха подъедает.  Мужики рыбу прямо тут чистят, на бревне.
   - А если закопать или в воду?
   - Если закопать – откопает, а в воду нельзя - лагерь ниже. А на берегу – день и нет ничего - кукши, мыши, вороны, чайки…
   - И медведи, - бурчит он.
   - Бывает – это тайга, а не парк культуры и отдыха.
   - Есть! - Радостно кричит Сашка, вытаскивая маленькую серебристую рыбку.
   - Аккуратно сними и отпусти - пусть растет, - командует Светка, - там крупных, - она кивает в сторону берега, - почти полный короб.
   - Может, у меня «муха» неправильная?
   - Могу другую дать, - она лезет левой рукой в карман штормовки, - погоди, - Светка перехватывает удочку.
  Сашка, бултыхая по воде сапогами, идет к ней. Внезапно из воды появляется большой темно-красный  хвост и с силой бьет по  мухе.  Затем   рывок,  удочка сгибается и… распрямляется снова.
   - Блин! – Отчаянно кричит Светка. - Ленок!  Серега – это ленок!
 Она спускается чуть ниже и несколько раз лихорадочно забрасывает  удочку.
  - Черт!  Укололся, больше на муху не клюнет. Спиннинг нужен.
  - Какой ленок?
  - Майга, по-эвенкийски, рыба такая здоровая, семейства  лососевых.
Забрасывает еще несколько раз. Вытаскивает мелкого хариуса. Снимает с крючка и бросает в воду.
  - К маме иди.
    Выскакивает из воды и подбегает к дереву, возле которого стоит пара удочек. Высоко над землей на сучке висит большая банка из-под зеленого горошка.
  - Сереж, - поворачивается Светка,  - подсади, мне вон ту банку достать надо.
Сашка подходит и смущенно топчется на месте.
  - Ну, чего ты? Дотронуться боишься? – насмешливо говорит она, повернувшись вполоборота.
 Чувствуя, как кровь приливает к лицу, он обхватывает ее ниже талии и приподнимает.
  - Еще чуть-чуть, молодец!
Сашка разжимает руки, Светка спрыгивает. Он стоит рядом
  - Смотри, - она поворачивается к нему, - видишь, тут  внутрь ручка вставлена, через дырку привязана леска и намотана на банку. На конце блесна. Сейчас мы этого ленка…
 - Этой штукой? – недоверчиво спрашивает он.
 Светка стоит в воде, держа левой рукой банку, правой раскручивает над головой леску.
 - Видал, какой у меня спиннинг? - Смеется она, разжимая пальцы.
 Леска равномерно слетает с банки и блесна  всплескивает на середине реки. Она быстро наматывает леску и забрасывает снова. Поднимается выше переката, методично траля реку. На четвертом забросе леска дергается.
 - Есть! - радостно кричит она, вытаскивая на берег большую розоватую рыбину. - Килограмма два, не меньше.
 - Ух, ты! – Сашка пытается затолкать рыбу в короб, -  не влезает.
 - Фигня, - она достает нож,  срезает  тонкую  ветку-рогульуку,  вешает на нее ленка, - на кукане донесу.
 - Дай мне попробовать.
 - Сейчас, еще разик кину,  - лицо ее раскраснелось, - они иногда парами стоят.
Она поднимается  выше по реке.
 - Черт, зацепила,  - Светка, держа ручку «спиннинга» в левой руке, правой  дергает леску, намотав  на ладонь. Леска провисает и вдруг натягивается, как струна. Вскрикнув  от боли, она пытается  выдернуть ладонь из петли.
 - Сережа-ааа!   
Сашка отшвыривает удочку и бросается к ней. Спотыкается, падает в воду, вскакивает. Чувствуя, как  в сапогах  по икрам потекли струйки воды, перехватывает леску правой рукой  и, улучив момент, наматывает на левую, поверх жесткой ткани штормовки. На мокрых пальцах ошметками  висят куски отклеивающегося пластыря
 - Руку, руку вытащи!
Светка, бросив банку, выдергивает руку из петли и, прыгая от боли на одной ноге, дует на кисть. Леска рывком  натягивается и посреди реки вскипает белый бурун. Рывки следуют один за другим. Сашка, изо всех сил упираясь ногами в скользкие камни, делает несколько шагов назад. Внезапно, сквозь толщу воды, он различает огромное бревноообразное тело, несущееся  на него. Сашка машинально выскакивает на берег. Не доплыв нескольких метров, гигантская рыбина делает кульбит и, подняв тучу брызг, уходит в глубину. Понимая, что сейчас будет новый рывок, Сашка отклоняется назад, расставляет ноги шире и сгибает их в коленях. Леска снова натягивается и неожиданно провисает. Не удержавшись, он валится на спину, сбивая стоящую сзади Светку.


СЦЕНА 60. РЕЧКА  ВЫШЕ ПЕРЕКАТА. НА МОКРОЙ ГАЛЬКЕ, ОЧУМЕЛО  МОТАЯ ГОЛОВОЙ, СИДИТ САШКА, РЯДОМ СВЕТКА, ДЕРЖА НА ВЕСУ РУКУ.


 Сашка вскакивает, быстро выбирает леску. Рассматривает.
   - Блесну  оторвал? 
   - Два крючка отломаны.
 Она встает, идет к реке, опускает правую руку в воду. Вода  розовеет.
   - Сильно порезала?
   - До свадьбы заживет.
   - Покажи, – он крутит головой, потом шарит по карманам. Чертыхнувшись, отрывает от пальцев остатки мокрого пластыря, достает складной нож, снимает с головы накомарник, разрезает на две полоски.
    - Сожрут, - Светка  здоровой рукой прихлопывает у него на лбу комара, -  а ты смелый, быстро среагировал.
   - Может, подорожник привязать?
  - Привяжи, если найдешь, - хмыкает Светка
   - Что это было? -  он перевязывает ей ладонь.
   - Фиг его знает. Скорей всего большая щука, а может, и таймень - не успела разглядеть. Тимур в том году на семнадцать килограмм тайменя поймал.
  - На спиннинг?
  - На спиннинг, - пошевелив пальцами перевязанной руки, она достает баллончик, брызгает на левую руку, - глаза закрой, -   растирает репеллент  по его лицу, трет шею, за ушами, затем аккуратно поднимает ему капюшон.
  - А как вытащил? – от ее прикосновений у Сашки вдруг садится голос.
  - Застрелить пришлось.
  - Из ружья?
  - Из «ТТ». Ему, как начальнику отряда, «тэтэшник» положен, он его в полевой сумке таскает. - Она смотрит на часы, -  обедать пора. Пошли,  Котелович  обещал плов,  правда, из тушенки и сушеного лука.
  - А повариха?
  - У Раисы Ивановны выходной.
 Сашка сматывает удочку, ставит под дерево, вешает на плечо короб с рыбой, подходит к берегу и смотрит на бурлящую воду.
   - Ничего, - тихо говорит он, - я тебя все равно достану.
 
СЦЕНА 61. КУХНЯ ПОД  НАВЕСОМ.  ВЕТРОВ  НА КРАЮ СТОЛА СОЛИТ РЫБУ. САШКА, ДЕРЖА ЛОЖКУ В РУКЕ СО СВЕЖИМИ ПОЛОСКАМИ ПЛАСТЫРЯ,  ВЫЛАВЛИВАЕТ ИЗ ТАРЕЛКИ КОМАРОВ.  НАПРОТИВ СВЕТКА  С ЗАБИНТОВАННОЙ РУКОЙ,  ЕСТ ПЛОВ. КОТЕЛОВИЧ МЕНЯЕТ ЛЕСКУ И  БЛЕСНУ НА БАНКЕ. ЯКИМЕНКО МОЕТ ПОСУДУ.
   - Таймень вряд ли, - Котелович  наматывает  леску на банку,  надевает на тройник пластмассовый чехольчик и ставит банку на стол. – Если хороший таймень на перекат встает, хариус в сторонке ходит, чтобы на обед не попасть. Скорей всего щука крупная.
   - Не то слово, - усмехается Светка
    Котелович поворачивается к Сашке.
   - Зачем тебе эта банка? Хочешь, я тебе нормальный спиннинг дам? С «невской» катушкой? И бросать научу.
   - Нет, спасибо, - упрямо говорит Сашка, - мне эта штука нужна
   - Сереж, если каждого комара вылавливать – голодным  останешься, - Ветров насыпает горсть соли в очередную распластанную рыбу и укладывает ее в большую эмалированную кастрюлю, потом поворачивается к Якименко. - Коль, вечером в ледник поставь, только не забудь.
   На кухню входит Круглов, одетый в спортивный костюм, с мокрой головой и полотенцем на шее. Здоровается. Подходит к плите, накладывает плов, наливает чай. Садится рядом с Ветровым.
   - Чего мужики обедать не идут? – Спрашивает его Котелович.
   - Дрыхнут. Устали с непривычки, к ужину подтянутся, – он  кладет сахар в чай, мешает ложкой. -  Говорят, сегодня некий храбрец обратил в бегство напавшее на его даму сердца лохнесское чудище.
При фразе про «даму сердца» Сашка краснеет. 
 - И не только, - ехидничает  Светка, - перед этим еще был бой со страшной «птицей Рух».
  - А как у героя спортивные успехи? – Круглов поворачивается к Сашке.
  - Ну,… не очень, - бурчит он, стараясь выловить очередную порцию комаров из кружки с чаем.
  - Это бесполезно, - хмыкает Круглов, кивая   на  кружку. – Я сначала тоже не мог привыкнуть к тому, что чай и суп с мошкою пополам и к тому, что воду можно пить из любой речки, ручья или лужи.
  - Как это?
  - Это Север, Сережа, ни в одном водопроводе такой чистой воды нет. До перекладины достаешь?
  - Пенек подставляю.
  - А я еще удивился - кто это мою чурку для колки дров туда отволок?
Сашка, допивает чай, встает, берет банку.
  - Алексей Игн…, - он проглатывает фразу, - пап, я пойду, потренируюсь на речке?
  - Давай, только недалеко. – Ветров поворачивается к Котеловичу, - Леш, если на склад пойдешь, новый накомарник ему захвати.


 СЦЕНА 62. КУХНЯ ПОД НАВЕСОМ.  ПАСМУРНО. МОРОСИТ ДОЖДЬ. ВЕСЬ ОТРЯД УЖИНАЕТ В ПОЛНОМ СОСТАВЕ. ВЫСПАВШИЙСЯ И ОТДОХНУВШИЙ  НАРОД В ПРИПОДНЯТОМ НАСТРОЕНИИ. СТУЧАТ СТОЛОВЫЕ И ЧАЙНЫЕ ЛОЖКИ. РАЗГОВОРЫ, СМЕХ.

  -  Сегодня пробежался по участку, - тихо говорит Круглов, склонившись к Тимуру, – в той канаве, что мы задали по данным газо-ртутной съемки, вот такие анальцимы, уже в делювии. Завтра Котелович докопает, задокументирую.
  - Здорово, значит, широтная  зона подтверждается однозначно. А за ручьем?
  - Там еще съемку недоделали.
Входит Ветров, в дождевике с поднятым капюшоном.
  - Где ходишь, Алексей Игнатьич? – громко говорит Тимур, - съедим все.
  - В бане, стирку развел.  Мужики, - озабоченно продолжает он, снимая и стряхивая плащ, - Серегу никто не видел? 
   - Он же при тебе ушел – блесну бросать, часа в два, - вмешивается Котелович.
  - А потом?
  - Потом я его на берегу, напротив бани видел, он с этой самой банкой ходил, - добавляет  Чаусов. 
  - Ой, мамочки!  - вдруг спохватывается  Светка.
  - Чего? - подходит к ней Ветров.
  - Он,… он  упрямый, на перекат ушел, наверное. За той щукой.
  - Ну и что? Тут чуть больше километра и тропа есть.
  - Там тропа раздваивается, направо оленья уходит, потом… потом, - запинается она, -  я там   медвежьи следы видела.


  СЦЕНА 63.  ПАСМУРНО, СУМЕРКИ. ПАЛАТКА ТИМУРА. ЗА СТОЛОМ, НА ВЬЮЧНОМ ЯЩИКЕ СИДИТ ТИМУР,  ПЕРЕД НИМ ТОПОКАРТА. СПИНОЙ К ВЫХОДУ - КРУГЛОВ, НА ПРОТИВОПОЛОЖНОМ КОНЦЕ СТОЛА, НА НАРАХ - ЧАУСОВ, РЯДОМ СВЕТКА. ЛИЦА У ВСЕХ СЕРЬЕЗНЫЕ. НАД СТОЛОМ ГОРИТ НЕБОЛЬШАЯ ЛАМПОЧКА. ТОПИТСЯ ПЕЧКА, РЯДОМ СТОЯТ САПОГИ И РАЗВЕШАНА ОДЕЖДА. ПО ПАЛАТКЕ МОРОСИТ ДОЖДИК.

  - Если он поворот проскочил, - Круглов  тычет в карту карандашом, - тут оленья тропа в болоте теряется. Через километр появляется снова и раздваивается  — одна на реку, километрах в десяти выше, а другая по распадку, на водораздел.
   - Что за болото? - перебивает Тимур.
   - Термокарстовое, трясины нет.
   - Как одет и что у него с собой?
    - Как обычно, - вмешивается Чаусов, - болотники, штормовка.
    - У него накомарника и мази от комаров  нет, - добавляет Светка
     - Несмертельно. Нож, спички?
     - Нож был, складной. 
Снаружи раздается хлопок и сквозь брезентовую крышу угадывается пятно взлетающей красной ракеты.
       - Блин, Игнатьич, - раздраженно  говорит Тимур, обращаясь к стенке палатки, - ты мне сейчас весь запас сигнальных средств изведешь.
      - Валер, дай карабин, -  просовывает голову в палатку Ветров.
      - Только вот этой пальбы не надо раньше времени, вы уже и так сожгли кучу патронов, а вертолет через месяц. По такой погоде даже если и услышишь – не всегда поймешь, в какой стороне стреляют. Ты лучше скажи – у него спички есть?
      - Есть, как и положено, в непромокаемой упаковке. Я пойду?
      - Я тебе «пойду»!  Если до утра не выйдет - вместе пойдем. Одна группа вниз по реке, другая вверх, а ты с Кругловым по тропе. Лишь бы в реку не полез - это единственная реальная опасность, а  вся остальная «медвежуть» - для  дурацких телесериалов «про тайгу». Я думаю, что он давно все понял и сидит сейчас где-нибудь километрах в пяти под елкой, пережидает дождь.   
В палатку, оттеснив Ветрова, залезает  Котелович в мокром дождевике. Кладет на стол ракетницу.
    - На перекате нет и, судя по следам, не было. Я потом до болота поднялся, шмальнул несколько раз и деревья  затесал, чтобы с той стороны вход на тропу виден был. А вот это нашел  там, где тропа в болото уходит, - он вытаскивает руку из кармана и разжимает кулак – на ладони лежит складной нож.


        СЦЕНА 64.  ПАЛАТКА ТИМУРА. ВСЕ СМОТРЯТ НА НОЖ.

       - «Квод эрат дэмонстрандум», - облегченно вздыхает Тимур, - что и требовалось доказать.  Главное, что в реку не полез. Леш, как у нас с бензином?
       - Да бочка почти, - Котелович удивленно выгибает брови.
       - А с дровами?
       - Напилил вчера. И на баню, и для кухни.
       - Молодец! - Тимур, привстав, дотягивается до висящего на гвозде барометра и стучит по нему пальцем, - дождь, судя по всему, скоро кончится, заведи-ка бензопилу и пошмурыгай дровишек. Или  просто заведи и пусть молотит без остановки. – А ты, - он поворачивается к стоящему у входа Ветрову, - покопайся как-нибудь в инвентаре у Ивановны, найди ножик поменьше и сделай парню нормальный нож, с наборной ручкой и ножнами, чтоб на пузе таскал. А то так и будет терять, а в тайге, сам знаешь – без ножа никак.
 

СЦЕНА 65. СУМРАЧНО. КРУПНЫМ ПЛАНОМ РЫЖИЙ МОХ, ПОКРЫТЫЙ МЕСТАМИ ВОДОЙ. НА ПОВЕРХНОСТИ РЯБЬ ОТ МЕЛКИХ КАПЕЛЬ ДОЖДЯ. ВСЕ ЯВСТВЕННЕЕ СЛЫШНЫ ХЛЮПАЮЩИЕ ЗВУКИ ШАГОВ. ПОЯВЛЯЮТСЯ НОГИ В РАСКАТАННЫХ  БОЛОТНИКАХ, ПРОВАЛИВАЮЩИЕСЯ  ПО ЩИКОЛОТКУ В МОКРЫЙ МОХ. ОБЪЕКТИВ  МЕДЛЕННО ПОДНИМАЕТСЯ ВВЕРХ. ЧЕЛОВЕК  С НАТЯНУТЫМ НА ГОЛОВУ КАПЮШОНОМ ВЫХОДИТ ИЗ БОЛОТА К КРОМКЕ ЛЕСА. ОТКИДЫВАЕТ КАПЮШОН. СТОИТ,  ВЕРТЯ  БЕЛОБРЫСОЙ ГОЛОВОЙ И ОТГОНЯЯ  ОТ ЛИЦА КОМАРОВ.

    - Черт, - бормочет Сашка, - и где этот самый запад?
 Идет вдоль кромки болота, пытаясь отыскать тропу.
    - Так, спокойно, - он начинает осматривать деревья, - с южной стороны дерева крона более густая. Судя по этой елке – север там, значит, запад слева.
   Пройдя  несколько десятков метров, останавливается, смотрит на высокую лиственницу.
   - Ни фига подобного - север там.
 Идет в другом направлении. Разглядывает  деревья.
   - Чушь какая-то, - нервничает он. – Так, что у нас еще? С северной стороны на камнях и на стволах сильнее развиты мхи и лишайники.
 Сашка начинает рассматривать подножья деревьев. 
  - Нет, не катит, - он шлепком убивает на лбу комара и натягивает капюшон, - что еще?  Муравейники  с южной стороны дерева и южный  склон у них более пологий. - Сашка иронически оглядывается вокруг, потом идет, все дальше  углубляясь  в тайгу. Через какое то время садится на поваленное дерево, снимает сапог, разматывает отсыревшую портянку, рассматривает ногу.
  - Черт, все-таки натер.
Наматывает портянку, надевает сапог и, прихрамывая, идет дальше
 - Ну, и  где искать эти самые муравейники? Может, их здесь вообще не бывает…Стоп! – Он останавливается, - если идти все время вниз по склону, выйдешь к реке.
 Разворачивается, набрасывает капюшон и долго идет, меняя направление, в зависимости от рельефа. Впереди замечает просвет, убыстряет шаги и выходит на незнакомую заболоченную низину.
  - Блин! Ну и где тут «низ по склону»?
  Дождь усиливается. Он крутит головой, ищет - куда бы спрятаться. Сбоку  начинается бурелом, за ним густые елки. Перелезает через завал, низко согнувшись, ныряет под толстый ствол низко наклоненной  лиственницы и неожиданно нос к носу сталкивается со страшным оскаленным черепом какого-то животного. В ужасе шарахнувшись, наступает на старые оленьи рога, которые, перекатившись, бьют его ниже спины. Сашка ойкает и пятится задом, разглядывая белеющие вокруг кости и обрывки шкуры с бурыми пятнами. Спотыкается, падает. Из-за пазухи выпадает «банка-спиннинг». Вскакивает, наклоняется, чтобы поднять банку.
  - Кхе! Кхе! - несется с дерева визгливый крик. 
  Он вздрагивает и испуганно оглядывается. Взлетевшая со старой падали здоровенная кукша недовольно орет на предполагаемого конкурента. Сашка делает несколько шагов в сторону. Внезапно сзади раздается, как ему кажется, страшный топот и затем оглушительные  хлопки. Он мгновенно поворачивается. Огромный глухарь нехотя поднимается с земли и, громко хлопая крыльями, исчезает среди деревьев.
    - Тьфу, блин! Разлетались тут, индюки чертовы. – Пытаясь унять противную дрожь во всем теле, обессиленно опускается на мокрую корягу. Стягивает капюшон, вытирает мокрым рукавом  лицо. Косится в сторону костей.
    - Может, этого оленя еще зимой сожрали, а может, вообще – сто лет назад…
Лезет в карман куртки, натыкается на эспандер, задумчиво разглядывает. Несколько раз сжимает заклеенными пластырем пальцами. Почувствовав, что от сидения штаны промокли, встает, отряхивает брюки. В заднем кармане нащупывает предмет. Вытаскивает и тупо смотрит на коробок спичек, завернутый в полиэтилен.
   - «Потеряв ориентировку, прекратите движение и подавайте сигналы», - бормочет он. Оглядывается, выбирает елку с густой кроной и, хромая все сильнее, идет к ней.
 

СЦЕНА 66. БОЛЬШАЯ МОКРАЯ ЕЛЬ С ГУСТОЙ КРОНОЙ. ПОД ЕЛЬЮ ГОРКА СЫРЫХ СУЧЬЕВ И ПАЛОК. РЯДОМ ВАЛЯЕТСЯ БАНКА-СПИННИНГ.

  Сашка подтаскивает корягу, пристраивает к стволу ели вместо сиденья. Обламывает нижние сухие ветки, подкладывает под дрова. Берет большую щепку посуше, роется в карманах – ищет нож, чтобы сделать «елочку». Ножа нет. Понимая, что потерял, на всякий случай растерянно оглядывается вокруг.  Пытается разломать щепку руками, потом зубами - не получается. Кладет целиком. Расстегивает куртку, отрывает остатки болтающегося пластыря, сует мокрые руки под мышки, трет их о рубашку,  дышит на них. Достает из заднего кармана коробок, разворачивает полиэтилен подрагивающими от холода и нервного напряжения пальцами, наклоняется и аккуратно чиркает. От порыва ветра спичка гаснет. Зажигает вторую – то же самое. Встает на колени прямо в сырой мох, зажигает сразу две спички. Потом сразу три. Веточки загораются, огонь перепрыгивает с одной на другую, слышится потрескивание, но пламя  угасает, испустив  прощальную струйку дыма. Сашка обламывает висящие над головой сучки и снова пытается развести костер, тратя спичку за спичкой и дуя из всех сил на тлеющие угольки. Наконец-то мелкие ветки разгораются, пламя поднимается вверх, шипят сырые чурки. Он обессиленно опускается на корягу, прижимается спиной к стволу и, закутавшись в штормовку, затихает. Тонкие ветки быстро прогорают, и на месте костра остается гора сырых шипящих палок,  пересыпанная мелкими дымящимися угольками вперемешку с серым пеплом.


СЦЕНА 67. БОЛЬШАЯ МОКРАЯ ЕЛЬ С ГУСТОЙ КРОНОЙ. СКУКОЖИВШИСЬ, ПОД  ЕЛЬЮ СИДИТ САШКА. НАД ГОРКОЙ  СЫРЫХ ДРОВ ВЬЕТСЯ ТОНКИЙ ДЫМОК.
 
  Он громко чихает и «открывает» глаза. Перед ним стоит бородатый мужчина с рюкзаком, одетый в  выгоревшую добела энцефалитку, перепоясанную офицерским ремнем, на котором висит большой  охотничий  нож. Через плечо – полевая сумка, за спиной карабин. На ногах - закатанные болотные сапоги. На голове, как кольчуга - сетка  Павловского, закрывающая лоб. Несмотря на дождь, одежда на нем сухая.
   - Ну и чего ты раскис? –  откуда-то издалека доносится  голос.
   - Мне страшно, папа, я заблудился.
   - Это бывает, только бояться  не надо. Летом в тайге особых опасностей нет.
   - Меня найдут?
   - Сам выйдешь. Тут близко.
   - Я замерз, и мне  стыдно, что подвел Ветрова с Тимуром.
   - То, что ушел, не предупредив, действительно плохо, на будущее тебе наука. А чтобы согреться, разведи костер, вскипяти чай на брусничном листе, - он кивает на банку, - у тебя есть в чем и есть спички.
  - Не получается. Осталось всего несколько спичек, а дрова сырые. Я вообще ничего не умею делать. Ни  рыбу ловить, ни воду носить, ни подтягиваться на перекладине, ни костер разводить.
  - Не переживай, главное, что ты стараешься научиться, значит, обязательно научишься.
  - А ты правда есть?
  - Конечно, есть, иначе бы я тебе не снился.
  -  И мы с тобой встретимся?
  -  Обязательно встретимся, ты же мой сын
  - Ты далеко?
  - Почему же далеко?  Видишь – стою, разговариваю с тобой. Совсем рядом…
Человек, улыбаясь, продолжает говорить, что-то объясняет, показывая на окружающую тайгу руками, но звук вдруг пропадает.
  - Что? Что?! Папа, я ничего не слышу! – Кричит Сашка.
  - Помнишь, в книге  Куваева «Территория» был такой персонаж - «Бог Огня»? – Звук вдруг появляется снова. - Вспомни, как он костер в тундре разводил…


СЦЕНА 68. ПОД ЕЛЬЮ СИДИТ САШКА. ПЕРЕД НИМ ГОРКА ОКОНЧАТЕЛЬНО ПРОМОКШИХ ДРОВ.

    Открывает глаза и трясет головой.
   - Блин!  Чего это я?  Люди в тундре, - он громко чихает, -  где и дров-то нормальных  нет.
  Встает, оглядывается. Опять чихает. Подходит к соседней елке, обламывает нижние сухие ветки. Приносит. Идет к следующей, потом к следующей. Гора веток становится все больше. Пыхтя,  ковыряется в ближайшем завале, старательно выбирая  палки посуше. От толстой сухой березы с трудом отковыривает куски бересты и рвет их на мелкие полоски, помогая себе зубами. Долго и аккуратно складывает растопку. Стаскивает куртку, накрывается ей и склоняется над дровами. Из-под куртки начинает валить дым. Натужно кашляя, он отбрасывает куртку, хватает ртом воздух, отплевывается, вытирает слезы. Костер  разгорается. Надевает куртку.  Кряхтя, притаскивает высохшую ветвистую вершинку. Берет банку, тлеющим прутиком пережигает леску и, смотав ее на плоский кусок коры, прячет в карман. Из ближайшей лужи набирает воды, пристраивает банку на угли. Походив вокруг,  находит брусничник, надрав листьев, возвращается – наталкивает в закипающую воду. Снимает банку рукавом куртки, ставит остывать. Вернувшись к завалу, тащит к костру все, что может поднять. Берет банку, дует, делает несколько глотков. Морщится.
  - Сплошной витамин «С», - усмехается он, вспомнив слова поварихи. Медленно допивает. Ему становится жарко. Постепенно небо светлеет, дождь кончается и в лесу наступает звенящая тишина, только потрескивают дрова, да  все громче пищат  комары. Сашка крутится возле костра, поворачиваясь то лицом, то спиной. От одежды валит пар. Идет к завалу – набирает новую охапку дров. Внезапно порыв ветра доносит до него какой-то еле различимый звук. Останавливается, прислушивается. Звук то появляется, то исчезает. Сашка смотрит на часы.
  - И чего это они по ночам дрова пилят? -  удивленно бормочет  он.
  Сашка бросает дрова и бежит на звук. Спотыкается, падает в мокрый мох. Встает, тщательно отряхивается, Не спеша, возвращается обратно, пачкая сажей руки, берет закопченную банку, зачерпнув из лужи воды, тщательно заливает костер и, прихрамывая, идет в сторону лагеря.


СЦЕНА 69. ЯРКИЙ СОЛНЕЧНЫЙ ПОЛДЕНЬ. ВОЗЛЕ САШКИНОЙ ПАЛАТКИ КУЧА НАПИЛЕННЫХ КРУГЛЯКОВ. ОКОЛО ПАЛАТКИ КРУГЛОВА ТАКАЯ ЖЕ КУЧА. НА ВЕРЕВКЕ СУШИТСЯ  САШКИНА ОДЕЖДА, РЯДОМ НА КОЛЬЯХ – САПОГИ. САШКА, В БРЕЗЕНТОВЫХ РУКАВИЦАХ, СЛЕГКА ПРИПАДАЯ НА НАТЕРТУЮ НОГУ, КРУТИТСЯ ВОКРУГ КОЛОДЫ  -  ПЫТАЕТСЯ КОЛОТЬ ДРОВА.


   Ставит большой чурбан на колоду, бьет тяжелым колуном.  Колун отскакивает. Бьет снова – то же самое. Чертыхнувшись, берет топор. Острый топор глубоко входит в дерево и застревает. Пыхтя, старается вытащить. Не получается. С трудом переворачивает чурбан, поднимает и с силой бьет обухом  об колоду. Топор увязает еще глубже. Он всем весом наваливается на топорище. Бесполезно.  Cтаскивает с головы накомарник, вытирает вспотевшее лицо.
    - Так колоть – топор через два дня накроется, - раздается сзади Светкин голос.
Сашка стоит в растерянности. Светка носком кроссовки ставит один из кругляков на попа и садится напротив. Насмешливо разглядывает его, периодически отгоняя комаров забинтованной рукой.
  - Здорово ругали?
  - Да уж, - пыхтит он, стараясь вытащить топор, - Тимур сказал - еще раз и домой отправит, вместе с Ветро,..   ну с отцом.
  - Ничего, зато теперь дров – колоть устанешь. - Котелович полночи пилил.
  - Я на звук пилы и вышел.
  - Испугался сильно?
  - Да,… не очень. Не успел.
  - А я испугалась.
  - Чего?
  - За тебя, - она, не мигая, смотрит на него.
  - А что я? Маленький что ли? Как только понял, что сбился, развел костер да ждал, когда солнце встанет, - хорохорится он и вдруг краснеет. 
  - Что по неопытности через водораздел попрешься или через речку полезешь.
  - Я там олений череп с костями и куски шкуры нашел, - после паузы говорит Сашка.
  - Это скорей всего волки. Олени же мигрируют. Весной на север, осенью обратно. От них и тропы. Тут такие волчьи «пикники» - через каждые несколько километров. Они и для оленеводов целая головная боль.
 Она косится на чурбан с увязшим топором.
  - Поставь на колоду и сверху обухом колуна.
 Он, вздохнув, берет колун и несколько раз бьет по увязшему топору. Чурка раскалывается.
  - Во, настоящий «железный дровосек», - Светка встает, забирает у него рукавицы и топор, – вон ту половинку  поставь.
 - У тебя же рука болит
  - Поболит и перестанет
 Он ставит на колоду половину расколотой чурки.
  - Смотри, бить надо по краю и лезвие топора слегка наклонять так, чтобы при ударе получался как бы односторонний клин.
 Она легко взмахивает топором и от края отлетает ровное полено
 - Теперь с этого края.
 Светка методично откалывает от чурки небольшие плашки. Через минуту возле колоды лежит горка аккуратных поленьев.
 - Это ты «железный дровосек»! – Сашка восхищенно смотрит на нее.
 - Нет уж, дудки, я – девочка  Элли, - она, смеясь, делает книксен.
 -  А я тогда  кто? Страшила?
 - Нет, ты не Страшила, ты очень симпатичный и упрямый. И очень похож на отца.
 - А  Ветров мне не.., - он испуганно проглатывает фразу.
– Ладно, тренируйся – весь сезон впереди, - Светка  отдает  топор и рукавицы. - Только пока колоть не умеешь - ноги береги. Почти каждый год, в начале сезона, кто-нибудь из «неумельцев» себя по ноге  тюкает. Тимур их «самострелами» называет.
 - И что потом?
 - Потом приходит Тимур, промывает рану водкой или перекисью, стягивает полосками пластыря и дает три дня на выздоровление.
 - А потом?
 - А потом – суп с котом. А потом в тайгу – пахать, как и все. Тут нянек нет!
Она делает несколько шагов к своей палатке, поворачивается.
 - Тимур Аркадьевич сказал, чтобы ты как следует карту изучил и чтобы завтра я тебе участок показала.  Круглов с утра пойдет канавы документировать, вот мы с ним и сходим.


 СЦЕНА 70. СОЛНЕЧНОЕ ЖАРКОЕ УТРО. ПО ТРОПЕ  БЫСТРО ИДЕТ КРУГЛОВ, ЗА СПИНОЙ НЕБОЛЬШОЙ РЮКЗАК, ИЗ КОТОРОГО ТОРЧИТ РУЧКА МОЛОТКА, НАИСКОСОК ЧЕРЕЗ ПЛЕЧО ПОЛЕВАЯ СУМКА И КАРАБИН. РЕБЯТА  ЕЛЕ ПОСПЕВАЮТ СЛЕДОМ. ГУДЯТ КОМАРЫ И СЛЕПНИ.

   - А ну не отставать, «тимуровцы», - поворачивается Круглов, - в тайге ходить надо быстро и работать шустро.
  Они подходят к десятиметровой канаве, над которой вьется прозрачный  дымок и периодически  появляется голова Котеловича, выбрасывающего совковой лопатой комья грунта. На отвале валяются штыковая лопата и кайло. В торце канавы разведен небольшой костерок-дымокур. Круглов, вытащив молоток, ставит рюкзак на отвал, кладет сверху карабин и спрыгивает вниз.
   -  Что, заели, Леш?
   - Да ладно, мы привычные, - он прислоняет лопату к стенке канавы, вытирает подолом пропотевшей рубахи лицо, закуривает папиросу, - еще сантиметров двадцать и коренник пойдет. К обеду закончу.
  - А на четвертом профиле?
  - Докопал, можете документировать. Там, кстати, минерализация пошла.
Круглов молотком выковыривает от основания стенки кусок породы, раскалывает пополам, смотрит на скол. 
  -  Свет, упакуй на спектральный анализ, - он бросает образец на отвал.
  Светлана достает из рюкзака мешочек, вкладывает туда образец, надписывает этикетку и засовывает все обратно.
 -  Ты хоть поспал? - Круглов вылезает, надевает рюкзак и берет карабин.
 - Жара начнется, посплю. У меня там, - Котелович  кивает на холщовую сумку,  висящую на дереве, - полог есть.
Он гасит бычок, берет лопату.
 - Геннадьич, на той канаве по отвалу следы свежие -  вчера не было, а в конце профиля береза когтями ободрана, территорию, видать, метил.  Вы там аккуратней.
 - Да спят они днем, опять же - много нас, - улыбается Круглов.


                СЦЕНА 71. ТРОЕ ИДУТ ПО ТАЙГЕ.

 
   -  А что вы ищете? – стараясь не отставать, пыхтит  Сашка.
   - Ты когда-нибудь про космогеологию слышал?
   - Ну, так.
   - Вся страна покрыта сетью космических снимков, сделанных с разной высоты, в разном масштабе и в разных интервалах спектра. То, что видно на снимках, определяется растительностью, рельефом и окраской горных пород, которые в свою очередь зависят от геологического строения. Наша задача – понять, что именно мы видим на снимках с геологической точки зрения, и спрогнозировать наличие месторождений различного генезиса. Для этого используется высокочувствительная геофизическая аппаратура и различные виды спектрального и химического анализа. Понял?
  - Ну, не совсем. А дальше?
  - А дальше Алексей Игнатьевич  расскажет, - смеется Круглов, - все пришли.


СЦЕНА 72. КАНАВА. В ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЧАСТИ ОТВАЛ БЕЛЕСОГО ЦВЕТА. СБОКУ МЕТРАХ В ПЯТИ ОТ ДАЛЬНЕГО ТОРЦА ЛЕЖИТ ТОЛСТОЕ ДЕРЕВО, ПОКРЫТОЕ ЗЕЛЕНЫМ  МХОМ.

   Круглов снимает рюкзак и карабин, проходит до середины и берет с отвала обломок породы.
   - Гляньте, «тимуровцы», какая красота! – Он показывает им образец.
   - Ух, ты, - восхищается Светка, рассматривая белесый блестящий кристалл, торчащий из пористой породы, - посмотри, - она сует кристалл Сашке, - ты такого не видел.
   Покрутив кристалл в руках, Сашка достает складной нож – царапает, оценивая твердость.
Светлана с Кругловым удивленно переглядываются.
    - Почему не видел? - пожимает плечами он. - Скорей всего анальцим, класс – силикаты, сингония кубическая, твердость около пяти, кристаллографическая форма, по-моему – тетрагон-триоктаэдр.
   - А ты откуда? – у Светки от неожиданности круглеют глаза.
  - Ну, Алексей Игнатьевич, силен, - громко смеется Круглов, - вышколил сына, аж от зубов отскакивает.
  - Я вообще-то в геологический кружок хожу, уже два года, - насупливается Сашка.
  - Ладно, ребята, - Круглов достает из рюкзака журнал для документации горных выработок и рулетку, - вы тут камушки  разглядывайте, а я пока канаву задокументирую.
 Он спрыгивает вниз, дает Светке конец рулетки.
  - По краю растяни.
 Она утягивает рулетку в дальний конец. Увидев на отвале медвежьи следы, наклоняется и начинает  рассматривать. Сашка, перебирает обломки выброшенной породы. Круглов, открыв журнал,    зарисовывает стенку канавы.


СЦЕНА 73. САШКА СТОИТ  В НАЧАЛЕ КАНАВЫ  ВОЗЛЕ РЮКЗАКА,  С ПРИСЛОНЕННЫМ К НЕМУ КАРАБИНОМ,  ЦАРАПАЯ НОЖОМ НОВЫЙ ОБРАЗЕЦ.


  - Света, - вдруг говорит Круглов каким-то надтреснутым голосом, - главное, не шевелись.
 Сашка поднимает голову. Сначала видит Круглова, замершего на дне канавы. В левой руке журнал, а  правая тянется к охотничьему ножу. Потом – Светку, застывшую в неестественной  позе. И, наконец, в нескольких метрах левее ее - темную лохматую тушу, опершуюся передними лапами на толстое замшелое бревно. Светка, как сомнамбула, делает маленький шажок назад.
   - У-ррр, - добродушно урчит медведь, наклоняя голову.
  Светка замирает.
  - Сережа, - тихо говорит Круглов, не поворачиваясь, - только не делай резких движений. В стволе патрона нет, ручку затвора вверх, потом на себя, потом обратно и вниз. Стреляй  в воздух.
 Сашка, не отрывая глаз от Светки, чуть присев, нащупывает левой рукой карабин, подтягивает к животу.   Долго и неуклюже дергает затвор. Наконец, дослав патрон, задирает  ствол. В этот момент нервы у Светки не выдерживают, она вкладывает пальцы в рот и… вместо свиста из пересохшего от волнения рта слышится шипение. Круглов с разбега прыгает на борт канавы, осыпая грунт,  выкатывается наверх и загораживает Светку. Медведь от неожиданности встает на задние лапы и  испуганно смотрит на него. Сашка делает шаг назад и, закрыв глаза, нажимает курок. Эхо выстрела проносится над  тайгой, и сильнейшая отдача сбрасывает его  вниз. Медведь, крутанувшись на месте, ломится сквозь чащу, оставляя на земле дорожку из лепешек помета.

 СЦЕНА 74. НА ДНЕ КАНАВЫ В НЕУДОБНОЙ ПОЗЕ С ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ ЛЕЖИТ САШКА. С ОДНОЙ СТОРОНЫ, НА КОРТОЧКАХ  КРУГЛОВ, С ДРУГОЙ – НА КОЛЕНЯХ СВЕТКА.

   - Сережа, Сереженька, что с тобой? – трясет его за воротник Светка. - Дядя Валера, что с ним?
   - Погоди, не кудахтай, - Круглов, просунув  руки  под голову и под спину, приподнимает обмякшее тело и сажает, прислонив  к стенке. Почувствовав что-то липкое, вытаскивает левую руку. Ладонь в крови.
 

      СЦЕНА 75. ВО ВЕСЬ ЭКРАН ЛАДОНЬ, ИСПАЧКАННАЯ КРОВЬЮ.


     Круглов быстро поворачивает Сашкину голову и осматривает затылок.
   - Дядя Валера, - губы у Светки трясутся, - он голову разбил?
   - Чем тут разбивать-то? – хмыкает тот, ткнув локтем в рыхлую стенку  канавы, - кожу поцарапал. Достань в правом кармане рюкзака фляжку с водой и перевязочный пакет.
   -  Ну и грохает, аж в ушах звенит, - Сашка открывает глаза  и трясет головой.
   - Очнулся, «Робин Гуд»? – Смеется Круглов, - это тебе не в городском тире из духовки щелкать.
   - А почему  в стволе патрона нет?
  - Оружие заряжается только перед выстрелом и используется исключительно  для отпугивания зверей и подачи звуковых сигналов. В случае чего, затвор передернуть – секундное дело.
   - А охота?
   - Вся охота - осенью, - промыв ранку водой, Круглов, вертя Сашку, как тряпичную куклу, ловко бинтует ему голову, - и при наличии путевки или лицензии.   
   - А Тимур говорил, что лицензия..,
   - Лицензии выдаются геологическим подразделениям, работающим в дальних районах, на  случай, если возникнут проблемы со снабжением, - он вылезает из канавы и вытаскивает ребят, - все, топайте в лагерь. Там Света промоет перекисью и перевяжет, как положено. А мне работать надо.
   - Пошли, «раненый», - Светка сует забинтованную руку ему под локоть.
   - Оба хороши, - смеется Круглов, кивая  на ее руку.
  Издалека доносятся два глухих хлопка.
  - На Тимура напоролся, - он поворачивается в сторону выстрелов.
  - Он что, застрелит его?
  - Из пистолета медведя застрелить сложно.
  - А как же Мальгрем белого медведя застрелил? Когда дирижабль Нобиле разбился.
  - Им еда нужна была, к тому же медведь трижды к их палатке возвращался, а этот вон как чесанул - не догонишь.
   - А Дубровский? – вмешивается Светка.
  - У Дубровского вообще медведь привязанный был. Да и зачем стрелять? Он так напуган, - Круглов показывает на дорожку из помета, - что теперь, скорее всего, сменит «прописку». Тайга большая - места хватит всем – и медведям, и геологам.


 СЦЕНА 76. ТЕПЛЫЙ СОЛНЕЧНЫЙ ВЕЧЕР. СЕВЕРНОЕ СОЛНЦЕ ЕЩЕ ВЫСОКО. ПИЩАТ КОМАРЫ, ЖУЖЖАТ СЛЕПНИ. НАД РЕКОЙ ВЬЕТСЯ РОЙ МОШКИ И СТОИТ ПЛЕСК ЖИРУЮЩЕЙ РЫБЫ. ОТРЯД УЖИНАЕТ. С КУХНИ ПЕРИОДИЧЕСКИ ДОНОСЯТСЯ ВЗРЫВЫ СМЕХА И ЛАЙ СОБОЛЯ.
 
  Сашка молча  ест.  Голова забинтована. На кухню заходят Чаусов и Тимур. Наливают уху. Чаусов садится  возле дочери. Тимур между  Ветровым и Кругловым.  Круглов  весело, в лицах, по третьему разу рассказывает про утреннее  приключение, придумывая все новые и новые подробности, понимая, что если у сезонников появится «медведебоязнь» - работа встанет.
    -  Как кобра шипела, топтыгин от страха уши лапами заткнул.
    - Надо было еще плюнуть вслед, - включается в игру все понимающий  Котелович, - вроде как ядом.
    - Не, надо было у бати очки взять, тогда бы точно – очковая змея была, - ржет один из сезонников.
    - А «шипела» зачем? - не врубается пропустивший начало Чаусов, - я же тебя свистеть учил.
    - Пап, я и хотела свистнуть – не получилось, с перепугу, - улыбается Светка.
    - Не-ее,  шип - он круче, - подыгрывает Тимур, - помните, когда в районе Подкаменной работали, какие там гадюки были? Как зашипит  из-под куста - мороз по коже.
    - А Геннадьич, наверное, его своим тэквондо  напугал? - смеется Чаусов. - Как встал в «стойку тигра», так медведь и драпанул.
    - Куда там! Да я из канавы вылезти не успел. Серега карабин схватил, затвор передернул и кричит: «Хэндэхох! Я его сейчас очередями валить буду!» И прицельную рамку дергает на прицел «постоянный».  Ну, тут медведь вообще лапками глазки зашторил.
   - А в канаву он как? - лицо Ветрова становится серьезным.
   - Да оступился я, - пытается вставить Сашка, - а потом – отдача очень сильная, я не ожидал.
Заметив, что никто не слушает, обиженно утыкается в миску.
  - Сереж, - наклоняется к нему Котелович, - это «мосинский» карабин, укороченная трехлинейка. Сильное и мощное оружие, поэтому и отдача такая.
   - А-аа, в канаву, – продолжает Круглов, - в  канаву он случайно. Как увидел, что враг не сдается, стал кричать: «В штыковую хочу!» А когда я ему объяснил, что штыка нет –  он карабин за ствол и, махая прикладом, в рукопашную пошел, а тут канава, понимаешь ли, метр восемьдесят глубиной. Ну и  прикладом случайно себя по затылку зацепил.
   Над остывающей от летней жары тайгой прокатывается дружный взрыв смеха, сопровождаемый веселым лаем Соболя.

СЦЕНА 77. КУХНЯ. САШКА ТАСКАЕТ ВОДУ. СВЕТКА ПОМОГАЕТ МЫТЬ ПОСУДУ. ЗА СТОЛОМ СИДЯТ ГЕОЛОГИ. ОСТАЛЬНОЙ НАРОД РАЗОШЕЛСЯ.

  Ветров закуривает папиросу.
  - Дай мне, что ли, - протягивает руку Чаусов.
  - Ты чего это, Владлен Михайлович? Лет пять, как бросил, - удивляется Тимур.
  - Я не в затяжку. Ну и гадость, - закашливается он. - Спасибо, Валер, что Светку прикрыл, - Чаусов гасит папиросу.
 - Да ладно, - усмехается Круглов, - медведь какой-то чокнутый. Чуть ли не обниматься лез.
 - Чего ладно? Ну, чего ладно? – сердится Тимур. - У них, между прочим, гон еще не кончился. Помнишь, Емельянов рассказывал про критическую дистанцию? Когда до него метров двадцать –  почти всегда уходит, а когда пять – неизвестно, что в его мозгах крутится. А там лапища – махнул раз и башки нету.
 - Ситуация, конечно, дурацкая была – и из канавы сразу не выскочишь, и за карабином не бросишься – неизвестно, как медведь отреагирует. Если бы не твой пацан, - Круглов, улыбаясь, смотрит на Ветрова, - я не ожидал, что он так быстро с затвором справится.
 - А ты чего палить начал? - поворачивается к Тимуру Ветров.
 - Про следы мне Света еще позавчера сказала, а березу, когтями драную, я сегодня увидел. Поэтому когда Валера,… ну, Серега из карабина грохнул – все понял. Он на меня на четвертом профиле выскочил, пришлось попугать.  Думаю, что уйдет.
Какое-то время все молчат.
  - Короче, если не уйдет, будем отстреливать. Хотя после того случая, когда полэкспедиции переболело трихинеллезом – медвежатину не ем и в отряде никому не разрешаю.
- Лицензию оформлять придется, - вздыхает Чаусов, - если узнают, что в отряде медведей били. У тебя неприятности могут быть.
- Запросим по рации, а не дадут – так отстреляю. Лучше пойти под суд за браконьерство, чем всю жизнь потом думать, что из-за твоего головотяпства люди пострадали.  Ладно, - Тимур смотрит на часы, - вроде никто из мужиков пока не испугался. Завтра раздам ракетницы. Пошли отдыхать.


СЦЕНА 78. КРУГЛОВ, ТИМУР И ВЕТРОВ  СТОЯТ ВОЗЛЕ ПАЛАТКИ КРУГЛОВА. САШКА КРУТИТСЯ РЯДОМ.

  - Сереж, - Ветров кивает на перекладину, - а пять подходов вечером?
  - Ну-уу, - куксится Сашка, - а…  у меня голова болит! – Хитрит он.
  - Отставить «голова болит», - смеется Круглов, - у тебя там царапина детская, а ты у нас парень-герой. Вон как сегодня лихо медведя  шуганул. Опять, между прочим, «даму сердца» спас.
 -  Да, я,.. – Сашка краснеет.
 - Сереж, - наклоняется к нему Круглов, - а ты знаешь, что затвор карабина разбирается аж на пять частей? Это не все геологи и даже не все охотники умеют делать. Хочешь, научу?
 - Ух ты, конечно..
 - Тогда  пойдем, помогу допрыгнуть, - Круглов  ведет его к перекладине.
 - Ну, чего, нормальный парень, шустрый, работящий, - улыбается Ветров, глядя на Сашку, пыхтящего на перекладине, - а ты брать не хотел..
-  Может быть, - задумчиво тянет Тимур, - только уж больно к нему приключения «липнут». А лишние приключения в отряде – сам знаешь. И странный какой-то. Ты заметил, что он на свое имя иногда не сразу откликается? А на днях зачем-то сказал поварихе, что его мать умерла и ты, стало быть, вдовец.
 - Блин! - хватается за голову Ветров. - А я не могу понять, чего это она мне проходу не дает. И на чай зазывает, лучшие куски нам с Серегой подкладывает, а вчера даже рушник вышитый подарила. Ну, умора.
 - Умора-то, может, она и умора, но парень чего-то темнит.
 - Ну почему сразу «темнит»? Может, просто не хочет вспоминать про мать-пьяницу.
 - Может.
 - Молодец, что пожалел его тогда, не высадил. Смотри, парню радости сколько. Он бы в жизни такого не увидел.
 - Ну, насчет «пожалел» - это вопрос сложный. Ты же пришел  «пахан-паханом» и пальцы веером. А теперь  старший техник-геофизик, всегда подтянутый, всегда чисто выбрит, по фене не ботаешь и даже так называемую «ненормативную лексику» забыл.  Так что неизвестно, кого  из вас я «пожалел» больше, его или тебя.
 - Вы о чем это, мужики? – непонимающе смотрит на них подошедший Круглов.
  - А? – поворачивается Тимур. - Да так, о своем, о «девичьем»

СЦЕНА 79. В ПАЛАТКЕ ТИМУРА. ВОКРУГ СТОЛА ГЕОЛОГИ. НА СТОЛЕ РАЗЛОЖЕНЫ КАРТЫ И СХЕМЫ. ТИМУР ПОКАЗЫВАЕТ КАРАНДАШОМ НА КАРТЕ.

   -  Широтная структура подтверждается. Остальное - по результатам анализов. Следующая стоянка  ниже устья Ямбукана. Там местные геологи выделяют так называемую зону голубых базальтов, к которой тяготеют основные месторождения исландского шпата. Наша задача сделать по разрезу несколько детальных профилей шпуровой гамма-спектральной съемки и отобрать достаточный объем образцов для определения плотности и магнитной восприимчивости, для расчета  коэффициента ранговой корреляции по методу Пахомова. Стоянка недели на две, поэтому лагерь ставим по облегченной схеме. Борт заказан на завтра. Вопросы есть?


                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИЮЛЬ.


СЦЕНА 80. ВЕЧЕР. САДИТСЯ СОЛНЦЕ.  САШКА С  ВЕТРОВЫМ  СТОЯТ НА БЕРЕГУ  ШИРОКОЙ РЕКИ. НА ЗАДНЕМ  ПЛАНЕ СУЕТИТСЯ НАРОД,  ДОСТРАИВАЯ НОВЫЙ ЛАГЕРЬ.  КРУГЛОВ ДЕЛАЕТ ТУРНИК. ТРЕЩИТ БЕНЗОПИЛА.

   -  И правда - Угрюм-река.
   -  Ну, не совсем. Месторождений золота на Нижней нет.
   - А как же?
   -  Шишков бывал на многих сибирских реках.  В 1911 году его экспедиция на Нижней Тунгуске чуть не погибла. Их эвенки спасли. Вот и описал потом в романе природу Нижней Тунгуски. А люди, про которых он писал, и золото – это  в основном на Лене.
   - Тут комаров меньше.
   - Болот меньше и комаров меньше, хотя это на реке, если в тайгу отойти – тоже хватает.
  Подходит Тимур с толстой тетрадкой в руках.
    - Как всегда, прислали не все, поэтому завтра смотаетесь с Серегой в Туру и купите в магазине по списку, - он протягивает Ветрову листок бумаги, - посмотри,  может,  чего  допишешь.
 Пока Ветров читает список, Тимур подходит к Сашке.
   - Что, Сереж, нравится? Когда я  первый раз сюда попал, тоже глаз оторвать не мог, - он    поворачивается к Ветрову, - купи парню невскую катушку и сделай нормальный спиннинг. Если там щуку не поймал, пусть хоть здесь наверстает.
  Отойдя несколько шагов, останавливается.
  - Обязательно возьмите палатку-маршрутку и продукты, мало ли чего с мотором. И еще вот что – в Туре, на берегу, склады экспедиции « Шпат» и что-то типа лодочной стоянки. Лодку оставите у них. Если  сторож спросит, кто такой, скажешь – геолог с угольной партии. Они всех в лицо не помнят.
   
СЦЕНА 81. РАННЕЕ  УТРО. ПОЛНЫЙ ШТИЛЬ. НАД РЕКОЙ ТЯНУТСЯ ОСТАТКИ ТУМАНА. РОВНО ГУДИТ МОТОР, ОСТАВЛЯЯ ЗА КОРМОЙ БЕЛЫЙ БУРУН.  НОС ЛОДКИ РАССЕКАЕТ ЗЕРКАЛЬНУЮ ПОВЕРХНОСТЬ ВОДЫ.

  Ветров ведет лодку, стараясь ориентироваться по расставленным на берегах створным знакам, чтобы не налететь на мель. Сашка, одетый в спас жилет, сидит на переднем сиденье и восторженно таращит глаза, разглядывая окружающий пейзаж. Встречный поток воздуха треплет русые волосы.
  - Сережа, капюшон накинь, продует.
  - Мне не холодно. А это что за бревна на берегу?
  - Плавник, паводком натащило.
  - А ехать долго?
  - Часа четыре.
   - Алексей Игн.., - Сашка проглатывает фразу, -  вон коряга какая-то плывет, поперек.
   - Коряги поперек не плавают, - Ветров приглядывается, - ого, да  это олень.
Он поворачивает нос лодки и делает широкий круг вокруг перепуганного оленя.
   - Ближе, ближе! – восторженно кричит Сашка.
   - Не надо ближе, он и так  напуган.
   - Он что? Утонет?
   - Олени не тонут, у них положительная плавучесть.
Ветров сбрасывает газ и, чуть  подруливая,  держит лодку почти на месте. Олень добирается до берега. Отряхивается и, оставляя мокрые следы на камнях, трусит к лесу, высоко держа голову с ветвистыми рогами.
   - Какой красивый, - шепчет Сашка, - как  в кино.
  Ветров добавляет газ. Внезапно мотор дергается и, выпустив облачко белого дыма, начинает реветь. Лодка теряет ход и ее медленно сносит течением.
  - Что это? Что, мотор сломался? - испуганно вертит головой Сашка.
  - Вот что значит нарушать правила навигации, - смеется Ветров, - налетели на камень и срезали шпонку. Штырь такой, который винт фиксирует.
 Взяв весло, подгребает к берегу, вытаскивает нос лодки, поднимает мотор.
  - Иди-ка, пока в туалет сходи, ехать долго, - говорит он, копаясь в коробке с инструментами.
 

СЦЕНА 82.  ЛОДКА НЕСЕТСЯ ПО РЕКЕ. ВПЕРЕДИ ДВА БОЛЬШИХ  ОСТРОВА.  РЕКА СУЖАЕТСЯ,  ПОЯВЛЯЮТСЯ БУРУНЫ И ВОДОВОРОТЫ, МЕСТАМИ ИЗ ВОДЫ ТОРЧАТ ВАЛУНЫ.

    Лодка замедляет ход.
  - А ну-ка, пересядь на нос.
  - Зачем?
  - Не бойся, не свалишься. Надо корму лодки чуть поднять, а то опять на камень налетим.
 Сашка опасливо вылезает на нос и ложится на живот, вцепившись руками в носовую скобу. Ветров, закусив губу, направляет лодку в струю переката.
  -  Черт, отвык…
  Лодка на малом газу проходит меж бурунов.
  - Ну что, Серега, мастерство не пропьешь! – радостно кричит он, врубая полный газ.
Ревет мотор, летит лодка.
Слева на берегу проплывают старые остовы палаток, покосившаяся избушка.
  - Смотрите, чей-то лагерь был. Наверное, тоже геологи работали?
  - Экспедиция местная. Они исландский шпат ищут. Вам в геологическом кружке должны были показывать.
  - И не только в кружке, - после паузы говорит Сашка, вспомнив бабушку. Он долго молчит. Почувствовав вдруг наворачивающиеся слезы, вытирает глаза.
  - Ты чего? – удивленно спрашивает Ветров.
  - Это от ветра, - отворачивается Сашка.
Ревет мотор, несется лодка,  изредка подпрыгивая на мелкой ряби. Сашка едет в Туру. Где-то там его отец, встреча с которым должна изменить всю его жизнь.

 
СЦЕНА 83. НА БЕРЕГУ, МЕЖДУ ДВУХ СЛИВАЮЩИХСЯ РЕК БОЛЬШОЙ СЕВЕРНЫЙ ПОСЕЛОК,  С КИРПИЧНЫМИ И ДЕРЕВЯННЫМИ ДОМАМИ, С ТРУБАМИ ПОГАШЕННЫХ ДО ОСЕНИ  КОТЕЛЕН, С ПЫЛЯЩИМИ ПО УЛИЦАМ ГРУЗОВИКАМИ, С РАБОТАЮЩИМИ МАГАЗИНАМИ И ЛЮДЬМИ, ИДУЩИМИ ПО УЛИЦАМ.

    Ветров направляет лодку к  участку берега, огороженному забором, вдоль которого стоят деревянные склады. Причаливает, глушит мотор, привязывает лодку. 
  - Ну, вот ты и в Туре. Чего сидишь, вылезай.
 Сашка, чувствуя, как вдруг сильно застучало сердце, осторожно ступает на землю.
От сторожки подходит пожилой сторож.
  - Откуда, хлопцы? - язык у сторожа явно заплетается.
  - Из угольной партии.
  - Чего-то я тебя не помню.
  - Новенький я, первый сезон работаю.
  - Движок на склад убирать будете? – он кивает на мотор.
  - Да нет, мы вечером уедем.
  - Вечером сменщик будет дежурить, я предупрежу его.

 
 СЦЕНА 84. САШКА С ВЕТРОВЫМ ПОДХОДЯТ К  ДВУХЭТАЖНОМУ КИРПИЧНОМУ  ДОМУ,  ВОЗЛЕ ОБОИХ ПОДЪЕЗДОВ КОТОРОГО ВЫСТРОИЛИСЬ БОЧКИ ДЛЯ ВОДЫ, С НАДПИСАННЫМИ НОМЕРАМИ КВАРТИР.

   - Ну вот, - Сашка с придыханием читает надпись на доме, - Советская, дом 3.
   -  Дом три – это точно, - хмурится Ветров, - только, видишь ли, брат, в чем дело, нет здесь квартиры девять. Может, номер квартиры другой? Или номер дома перепутал?
   - Как нет? Как нет? Ничего я не перепутал! – волнуясь, шепчет Сашка.
   - Два подъезда, два этажа по четыре квартиры, да и бочки с номером девять нет.
   - Нет, есть! - Сашка скрывается в открытой двери подъезда. Слышно, как он, топая, бежит на второй этаж.
   - Как же так? И правда нет. - Сашка спускается с крыльца.
Следом из подъезда выходит женщина с ведром, зачерпывает воду из бочки и собирается уходить.
   - Извините, а Советская, дом три, квартира девять - это здесь? - вежливо спрашивает Ветров.
   - Советская, три здесь, - женщина ставит ведро, - а квартиры девять нет, - она с интересом смотрит на Ветрова.
   - Я друга разыскиваю, вроде адрес этот, хотя мог и перепутать. Не знаете случайно – Петров Алексей?
   -  Тут часть жильцов поменялась. Много  уехало с севера. Я сама здесь недавно. Может, и был Петров. Надо у старожилов спросить.
  - Павел Сергеич, - обращается она к пожилому мужчине, подходящему к соседнему подъезду, - тут ребята какого-то Петрова разыскивают, вроде как в нашем доме жил.
  - Да нет, Валь, в нашем доме сроду Петровых не было.
  - А вы не знаете Петрова? – вежливо спрашивает Ветров.
  - Как не знаю, знаю, в экспедиции «Шпат» ремонтником работает.
  - А где он живет? – косится Ветров на застывшего в ожидании Сашку.
  - Да возле магазина его дом. Там у любого спросите, - мужчина смотрит на часы, - сейчас как раз обеденный перерыв, он дома должен быть.
  - Спасибо. Пошли, Сережа.
  - А как его зовут? - отойдя несколько шагов, спохватывается Ветров.
  - Витя, Виктор зовут. А что?
  - Да нет, - вздыхает Ветров, - нам Алексей нужен. Алексей Иванович. Он геолог.
  - Гм, - задумывается мужчина. – Ну, есть еще Петров. В прокуратуре работает, но того, по-моему, Владимир зовут.
  - Нет, в прокуратуре нам не надо, - усмехается Ветров.
  - Погодите, - он скрывается в подъезде. Через пару минут выходит вместе с полным лысым мужиком, дожевывающим что-то на ходу.
  - Вот Анатолий. Тоже геолог.
Мужчина здоровается за руку.
  - Сергеич говорит, вы Алексея Петрова ищите? Так он у нас в геофизической экспедиции работает.
 - А где она? Где? – не выдерживает Сашка.
 - Контора вон там, - мужчина показывает рукой, - за аэродромом. Только  сейчас обед. Он дома должен быть.
 - А где дом? - Сашка почти кричит.
 - Рядом тут, - удивленно смотрит на него Анатолий. - Школьная, дом 1. Вон на углу.
 - А сколько ему лет? – для пущей уверенности спрашивает Ветров.
 - Сорок два, недавно день рождения гуляли.
Ветров смотрит на Сашку. Тот согласно кивает головой.


СЦЕНА 85. НЕВЫСОКИЙ ЗАБОР,  ПОКРАШЕННЫЙ  КОГДА-ТО ГОЛУБОЙ КРАСКОЙ. ЗА ЗАБОРОМ ОДНОЭТАЖНЫЙ ДОМ С ВЕРАНДОЙ. В ГЛУБИНЕ ОГОРОДА ВИДНЕЕТСЯ ПАРНИК. ВОЗЛЕ КАЛИТКИ ЛАВОЧКА. РЯДОМ ДВЕ БОЧКИ ДЛЯ ВОДЫ.

   Открыв щеколду, Ветров с Сашкой проходят к дому. Ветров тихонько стучит. Дверь открывает кудрявый светловолосый мальчишка лет двенадцати.
  - Здравствуйте, Алексей Иванович дома?
  - Папы нет, - пожимает плечами мальчишка, - на работе он.
 Сашка с Ветровым переглядываются.
  - Кто там, Саша? – из глубины дома появляется высокая статная немного располневшая женщина.
  - Здравствуйте, вы к Алексею Ивановичу? - приветливо говорит она. - Проходите. Он вот-вот должен на обед подойти.
   - Да нет, - растерянно мямлит Ветров, - косясь на не менее растерянного Сашку. – Мы на лавочке подождем.
   - Зачем на лавочке? Заодно и пообедаете с нами.
   - Нет, что вы, - Ветров пятится назад и тянет за рукав Сашку.
   - Ну, хоть пирогов возьмите, с тайменем. Леша сам ловил.
Она исчезает в глубине дома и тут же мгновенно появляется с двумя пирогами, завернутыми в бумажные салфетки.
   - Спасибо, - Ветров машинально берет пироги и отступает к калитке.


   СЦЕНА 86. САШКА С  ВЕТРОВЫМ СИДЯТ НА ЛАВОЧКЕ.  МОЛЧА ЖУЮТ ПИРОГИ.

   - Ну, а чего ты хотел? Это жизнь. Он же не может всю жизнь один жить.
   - Надо же, и сына так же зовут.
   - В каком смысле «так же»? - выгибает брови Ветров.
 Сашка молчит.
   - Одному плохо, это я по себе знаю, - доев пирог, Ветров закуривает папиросу.
 Сашка сидит молча, теребя в руках эспандер.
   - А почему вы не женитесь?
   - Долго рассказывать.
   - Вы что? Никогда никого не любили?
   - Почему же? Любил. Как у Бродского. «Я любил немногих, однако сильно». Ты стихи любишь?
   - Не знаю. Я книжки про полярников люблю и про геологов, а стихи у меня мама любила.
   - Ты же говорил, что у тебя мама… пьет?
    - Ребята, вы ко мне?
Перед ними стоит низкорослый худощавый мужчина, со светлыми вьющимися волосами и такой же  бородкой.
    - Проходите, - мужчина открывает калитку.
    - Алексей Иванович, - встает Ветров, - тут такое дело, – он поворачивается к Сашке, - Сереж, ты посиди, а нам поговорить надо.
    - Нет, - вдруг говорит Сашка, - нет, нет, мы адрес перепутали. – Он пятится, дергая  Ветрова за рукав.
    - Чего «нет», - удивляется мужчина, - какой адрес? Заходите обедать, дома и поговорим.
    - Нет, нет, Алексей Иванович, мы это..,  мы не туда, - Сашка почти кричит.
   - Чего не туда, парень? - смеется мужчина, - не тот Петров, что ли, оказался? Это бывает. Мне Толя сказал, что вы какого-то Петрова никак найти не можете. Могу дать совет - адресного стола у нас нет,  сходите в милицию. Там ребята нормальные и все понимающие. Они вам этого Петрова за пять минут пробьют. Хотите по поселку, хотите по округу.


            СЦЕНА 87. ОНИ БЫСТРО ИДУТ ПО УЛИЦЕ.

     - Не забудь, нам еще в магазин надо, - Ветров оглядывается, - вон там милиция, по крайней мере, раньше была.
  Они подходят к зданию милиции. Ветров останавливается. Быстро идущий следом высокий усатый мужчина неожиданно налетает на него и, буркнув «извините», проходит дальше. Рядом с мужчиной идет симпатичная светловолосая женщина. Оба в геологических костюмах, в болотных сапогах, за спиной рюкзаки. На плече мужчины – упакованное в чехол ружье. Пройдя метров десять, мужчина  оборачивается и пристально смотрит на  Ветрова. Возвращается.
    - Извините, - мнется он, - вы Ветров?
    - Да, а что?
    - Господи, Алексей Игнатьевич, - радостно улыбается мужчина. - Я  Игорь Останин, помните, мы у вас на дипломной практике были? В Якутии.
    - Точно, - Ветров обрадовано жмет ему руку, - и девчонка с тобой была, такая смешливая.  Наташа.. Райкова, по-моему.
    - Так вот она, - Игорь кивает на подошедшую женщину.
    - А вас и не узнать, Алексей Игнатьевич, седина благородная и знаменитой бороды нет, -  улыбаясь говорит женщина. – Только я уже давно не Райкова, а Останина.
   - Ну, то, что к этому идет, еще тогда понятно было. А вы здесь чего?
   - Экспедиция «Шпат», только мы сейчас на уголь работаем. Месторождение в устье Таймуры. Она нашла, - с плохо скрываемой гордостью говорит Игорь.
   - Не «она», а вместе с тобой, - смеется женщина. - А вы где? Нам, между прочим, опытный геофизик нужен, на каротаж скважин.
   - Да нет, ребята, я в Космогеологической экспедиции. Отряд на устье Ямбукана стоит, слышали?
   - Слышали. Ой, Алексей Игнатьевич, а помните, как мы с Игорем сгущенку на костре варить взялись? И забыли. Вода выкипела, и банки как рванут!
 Все трое смеются.
  Сашка, потоптавшись возле старших, идет к дверям милиции и столбенеет. На стенде висит его фотография, и хотя качество изображения плохое, лицо вполне узнаваемо. Чувствуя противную дрожь в коленях, он подходит ближе.
   «УВД Советского района города Казани, - читает он шепотом, - разыскивается ушедший из дома Белошицкий Александр Алексеевич, 1990 года рождения. Приметы …»
 Он лихорадочно оглядывается. Все увлечены разговором. Еще раз глянув на фотографию, бросается обратно. Подбежав, хватает Ветрова за руку.
  - Ну,… это, - лихорадочно мямлит он, - пошли уже, нам в магазин надо.
  - Ты чего это, Сереж? - удивляется тот. - Мы же с тобой хотели…
  - Сын? - Наташа с интересом разглядывает Сашку.
  - Сын, - после паузы отвечает он.
  - Ладно, Алексей Игнатьевич, - Игорь пожимает ему руку. – Нас лодка ждет. Если помощь какая нужна будет, через нашего радиста по рации свяжитесь.  У нас позывной  «Сани два». Между нами километров двести – не больше. А это на будущее -  наш московский телефон.
 Игорь протягивает  Ветрову листок бумаги и они уходят. Ветров  улыбаясь долго смотрит им вслед.
  -  Все, пошли,  – он делает шаг к дверям милиции.
  - Я это.. не надо туда.
  - Как это не надо?
  - Ничего не надо, ничего! – кричит Сашка. – Нам в магазин надо, Тимур сказал.
  - Погоди, а как же Петров?
  - Не надо никакого Петрова! Нет его здесь. Потом приедем, - Сашка чуть не плачет.
  - Я ничего не понимаю. Ты можешь объяснить?
  - У меня живот болит, - хватается за бок Сашка.
  - Черт! - встревоженно охает Ветров. - Ты же не ел ничего. Пошли-ка, брат, в столовую.


СЦЕНА 88. ЗДАНИЕ СТОЛОВОЙ С ВЫСОКИМ КРЫЛЬЦОМ. ВЫХОДЯТ САШКА И ВЕТРОВ. ЛИЦА ХМУРЫЕ.

  Спускаются по ступенькам идут вниз по улице.
  - Как хочешь, Сережа, только в Туру мы больше не попадем. Поэтому при любом раскладе в конце августа поедешь домой. Тебе в школу надо.
 Сашка идет молча, потом поднимает голову. В глазах стоят слезы.
 - Только в ЛОВД меня не сдавайте, пожалуйста.
 -  Не болтай ерунды! Ты говорил, тебе на почту надо – вот она.

                СЦЕНА 89. НА ПОЧТЕ.

  Сашка склонился над бланком телеграммы. Оглянувшись на Ветрова, покупающего конверты, быстро пишет.
  «У меня все хорошо, не волнуйтесь. Приеду в конце августа»
  Походит к окошку.
  - Тебе денег дать? –  раздается сзади голос Ветрова.
Сашка, вздрогнув от неожиданности, прижимает бланк к животу.
  - С-с-спасибо, у меня есть, - он лихорадочно сует бланк в окошко.


СЦЕНА 90. ОНИ ПОХОДЯТ К ВОРОТАМ СКЛАДА. ЗА СПИНОЙ ТОПОРЩАТСЯ  РЮКЗАКИ. ВЕТРОВ СТУЧИТ В КАЛИТКУ.

       - Чего надо? - спортивного вида парень, открыв калитку, оценивающе смотрит на них.
   - У нас лодка тут. Мы из угольной партии.
   - А, Кондратьич говорил. В ночь поедете? – парень внимательно смотрит на Сашку.
   - Так светло вроде.
   - Вот именно, что вроде. Я позавчера ночью с рыбалки ехал, чуть «сапог» у мотора не оторвал. Темновато уже – август скоро.
   - Доберемся.
   - Бобылеву привет передайте.
   - Хорошо, передам.
Парень скрывается в сторожке.

   
СЦЕНА 91. ВНУТРЕННЯЯ ЧАСТЬ СТОРОЖКИ. ПАРЕНЬ СМОТРИТ СТАРЕНЬКИЙ ЧЕРНО-БЕЛЫЙ ТЕЛЕВИЗОР.

  Включает один канал. Идут новости. Немного погодя, переключает. Показывают балет. Тут же переключает. Идет фильм «Добро пожаловать, или посторонним вход запрещен». Не отрываясь,  нащупывает на столе пачку «Беломора», шарит по карманам в поисках зажигалки. Прикуривает. На экране  Костя Иночкин идет по темной аллее пионерлагеря, шарахаясь от «оживших» гипсовых статуй. В последний момент, от страха, Иночкин забивается под трибуну и в дверцу ударяет гипсовая стрела. Парень усмехается. Вдруг улыбка сползает с его лица.
   - Черт! – он вскакивает, гасит папиросу, хватает телефон, быстро набирает короткий номер.
   -  Дежурного по УВД. Привет, Толь, это Сергиенко. У вас там на стенде пацан висит, который где-то там, на материке, из дома сбежал. Этот пацан и какой-то мужик десять минут назад от нашего причала отплыли. Ничего мне не приснилось. Ну откуда я знаю, что за мужик?  Вроде как  геолог. Сказал, что из угольной партии, только  я его не помню.  Лодка обычная – красный «Крым». Мотор? Мотор импортный, марку не разглядел.


СЦЕНА 92. ПАЛАТКА. ЗА СТОЛОМ СИДИТ ТИМУР.  НА ВЬЮЧНОМ ЯЩИКЕ, СПИНОЙ К ВХОДУ ВЕТРОВ.

   - Только не говори мне, что я должен был его в милицию сдать, - Ветров нервно достает из кармана папиросу.
   - У меня не курят, - Тимур, не мигая, смотрит на него. – Никуда никого сдавать  не надо. Это хуже, чем щенка на улицу выкинуть. Мы его сюда привезли, мы должны обратно вернуть.
   - Хорошо, я отвезу, в конце августа, - он прячет папиросу в карман.
   - Ага, разбежался. У нас еще один участок, причем большой.
   - А как же?
   - В конце августа Чаусов полетит. Повезет в объединение материалы под проект следующего года, заодно  Светлану домой отвезет, ей тоже в школу надо. Ну и пацана по дороге забросит. Даже если он про отца все наврал, должен же где-то быть его настоящий дом.
  - Что за участок?
  - Вот, на левом берегу этого озера, - Тимур разворачивает карту, кладет рядом  снимки. – Кстати, ты нож парню сделал? У меня кусок оленьего камуса есть. Могу дать – ножны обтянуть.
  - Завтра готов будет.
  - Ну и ладушки, вот смотри, - он склоняется над картой, - видишь? Такая же широтная структура, причем интересно, в междуречье Виви и Тембенчи ее нет, а в районе озера Ядун опять дешифрируется…


СЦЕНА 93.  НАД РЕКОЙ  КОЛЕБЛЕТСЯ ВЕЧЕРНИЙ ТУМАН. ПЛЕЩЕТСЯ РЫБА. ПОД БРЕЗЕНТОВЫМ НАВЕСОМ УЗКИЙ СТОЛ ИЗ ЖЕРДЕЙ. ОТРЯД УЖИНАЕТ.

   Сашка, опустив голову, угрюмо ковыряется в миске.
  - Чего не весел, Сереж? - Чаусов привстав,  дотягивается до тарелки с хлебом. - Расскажи, как в Туру съездили.
Ветров, глянув  на Чаусова, прикладывает  палец к губам. Тот, понимающе кивнув, отворачивается к дочери. Заходит Тимур, накладывает миску, садится в середине стола.
  - Ну что, орлы, - весело говорит он, - следующая стоянка на большом озере, где, между прочим, водится настоящий северный голец. 
  - От этой рыбы скоро светиться будешь, - недовольно ворчит Якименко.
  - Шибко голодающим могу ящик  тушенки выдать, - ехидничает Котелович.
  - Тушенки? – хмыкает тот. - Тоже мне, «мясо» нашел. В этой тушенке - половина сои, то ли дело раньше..
  - Ладно, ребята, - Тимур наливает себе чай, - будет вам мясо. При ближайшей возможности…
    Уставший за день и проголодавшийся  народ усердно ест, лениво переговариваясь.
Лежавший в стороне Соболь вдруг поднимает морду и несколько раз тявкает. Потом трусит к воде и начинает глухо лаять на противоположный  берег. Замолкает, затем, втянув воздух ноздрями, лает снова.
  - Чего это он? – недоумевает Светка.
  - Ну, Якименко, ну накаркал, - Тимур радостно выскакивает из-за стола. - Владик! Валера!
Копылов с Чаусовым бегут к своим палаткам и возвращаются с оружием в руках. Ветров быстро идет к лодке, заводит мотор. Соболь с разбега запрыгивает на нос и кладет голову на лапы.
  - Так, что у нас с холодильником? - окликает Котеловича Тимур.
  - Турник, сортир и холодильник – у нас  объекты первой очереди, - смеется тот.
  - Что? Что случилось? - отрывается от миски Сашка.
  - «Мясо» случилось, - хмыкает Котелович, доставая из стоящего под навесом ящика несколько холщовых мешков, - это олени, Сережа.
  - Какие олени?
  - С рогами и копытами. Соболь – зверовой пес. Вечерний туман запах далеко разносит. На-ка, - он сует ему мешки, - в лодку отнеси.
   - Ребята, только рогача.  Вы меня поняли?  - наставляет Тимур охотников.
   - Тимур Аркадьевич,  а мне можно с ними? - спрашивает Сашка, прижимая к животу мешки.
   - Тебе нельзя, там стрелять будут и не понарошку, - отмахивается Тимур, - и еще вот что, старайтесь быть друг у друга в пределах прямой видимости, а то – сами понимаете.
Сашка, насупившись, отходит в сторону. Ветров наклоняется и что-то тихо говорит Тимуру.
   - Ну, блин, - злится Тимур, - опять детский сад! Сергей, - он поворачивается к Сашке, - бегом в лодку, только под пули не лезь.
  Ветров заботливо нахлобучивает, устроившемуся на сиденье Сашке, капюшон куртки на голову и отталкивает лодку. Чаусов аккуратно прибавляет газ и лодка, чуть довернув нос, чтобы не сносило течение, плавно уходит к противоположному берегу.  Минут через десять гремит  хлесткий выстрел, потом еще один.


СЦЕНА 94. СМЕРКАЕТСЯ. НА БЕРЕГУ ТОПЧЕТСЯ ВОЗБУЖДЕННЫЙ НАРОД.  КОТЕЛОВИЧ, ЛЕНИВО БРОСАЮЩИЙ СПИННИНГ, НЕОЖИДАНО ВЫТАСКИВАЕТ НЕБОЛЬШУЮ ЩУКУ. ТИМУР И  ВЕТРОВ ПОД НАВЕСОМ ПЬЮТ ЧАЙ.

   -  Мне кажется, он  переживает из-за того, что мы никакого Петрова не нашли. К тому же получается, что он вроде и нас обманул,  - Ветров закуривает.
   - Леш, я не думаю, что он вообще все наврал. Но чего-то недоговаривает.
   - Возможно.
   - Слушай, я знаком с генеральным директором объединения «Эвенкияпромуголь». Хороший мужик, из местных. Знает всех и вся. Могу связаться по рации, через их радиста, все объясню. Он мигом всех Петровых в округе - на блюдечке с голубой каемочкой.
   - Аркадьич, я-то не против, только, кажется, парень сам этого уже не хочет. Перегорел.
Возле лодки появляется синее облачко дыма, и над рекой разносится ровное тарахтение мотора.
   - Пошли, - Ветров гасит окурок, - едут.

   
СЦЕНА 95. ВОЗЛЕ ЛОДКИ ТОЛПИТСЯ НАРОД. НА ДНЕ – НАБИТЫЕ МЕШКИ С ПРОСТУПАЮЩИМИ ПЯТНАМИ КРОВИ. СВЕРХУ –  ВЕТВИСТЫЕ РОГА, ПОКРЫТЫЕ МЯГКИМ ПУХОМ.

  Круглов подает из лодки мешки. Котелович, открыв один мешок, отрезает  большой кусок мяса и бросает Соболю.
  - Держи, кормилец!
Вылезший из лодки Сашка стоит в стороне с окаменевшим лицом.
  - Хорош, зверюга, - цокает языком Ветров, рассматривая рога.
Круглов отдает Тимуру последний, полупустой мешок.
  - Печенка, сердце и язык.
  - На-ка, Сереж, отнеси на кухню, - Тимур протягивает мешок Сашке. - Пусть Ивановна приготовит. Завтра же у нас праздник, - Тимур испытующе смотрит на него.
  - Какой праздник? – севшим голосом спрашивает Сашка.
  - А вот завтра и узнаешь, - усмехается тот, - на, неси.
 Сашка вдруг поворачивается и быстро идет вдоль берега. Отойдя полсотни метров, садится на валун. Машинально достает из кармана эспандер. Сжимает, уставившись на бегущую воду. Темнеет. От реки тянет холодом.
 - Заберешь? – Ветров протягивает рога Круглову рога.
 - Зачем? Жена подарит, - смеется тот. - У меня за пятнадцать лет работы этих рогов. Парню своему отдай.
  - А где он? - крутит головой Ветров.
  - Да вон на камне сидит, - кивает  Круглов, - не надо было его брать. Охота вещь жестокая.
 

СЦЕНА 96. ВЕТРОВ, ДЕРЖА В РУКАХ РОГА, ПОДХОДИТ К САШКЕ, СИДЯЩЕМУ В ТОЙ ЖЕ ПОЗЕ.
 
   - Чего сбежал? Смотри, какой подарок тебе Валера сделал.
Сашка оборачивается. Увидев рога, вскакивает.
   - Нет, нет. Мне не надо.
   - Чего это? Я тебе подставку сделаю.
   - Алексей Игнатьевич, зачем все это? Зачем?
   - Что зачем?
   - Он был такой красивый, гордый, с огромными рогами. Рога как плюшевые, я и не знал, что у оленей такие рога бывают. И глаза – необыкновенные, у людей совсем не такие. Он их даже мертвый не закрыл.
Сашка обессиленно опускается на камень.
  - А потом, потом, когда они его перевернули, с той стороны, где пуля вышла, обломки ребер торчали.
  - О, господи, - Ветров, вздохнув, садится рядом.
  - Ты мясо ешь? Свинину, говядину.
  - Ем, но это мясо – не буду.
  - Сереж, а здесь другого нет. Или самолетами коров на Север возить? Нет, ну конечно есть какие-то фермы. В Нидыме, например. Помнишь, мимо поселка проплывали? Три десятка коров, полсотни свиней. Эвенкия размером с Турцию, население – семнадцать тысяч. Где столько коров взять? Таймырский округ примерно такой же, там сорок тысяч живет. Да в Норильске – двести.
  - Ну, не знаю. Можно тушенку есть.
  - Консервы можно есть только, когда другого ничего нет. А вообще их есть вредно. Ты видел, как Котелович копает? А Якименко? А другие ребята, которые визирки рубят? Им полноценная еда нужна, иначе они ноги таскать не будут.
  - Я, я не знаю. Когда свиньи, коровы.. Их человек  вырастил. Сколько захотел съесть, столько и вырастил, сколько вырастил, столько и съел.  Ну, там, обувь сделал, одежду сшил. А тут..
 - Таймырское стадо дикого оленя почти полмиллиона голов. Если не отстреливать, могут начаться эпидемии и массовый падеж.
- Может быть, только я, даже если буду работать на Севере, все равно не буду в них стрелять.
 - Сереж, мы же не стреляем «просто так». Вон медведь, как всех напугал, но все равно живой остался.
 - Это потому что не вернулся, - невесело усмехается Сашка.
 - И правильно не вернулся. Все, пошли спать, а то простудишься.
 

СЦЕНА 97. ОТРЯД ЗАВТРАКАЕТ ПОД НАВЕСОМ.  ЗАХОДИТ САШКА. НАКЛАДЫВАЕТ В МИСКУ РИС. СМОТРИТ НА  СКВОРЧАЩИЕ  НА ПРОТИВНЕ КУСКИ МЯСА. ТЯНЕТСЯ  ЛОЖКОЙ, ПОТОМ ОТДЕРГИВАЕТ РУКУ. САДИТСЯ, БЕРЕТ  КУСОК ХЛЕБА, НАВАЛИВАЕТ СВЕРХУ ТОЛСТЫЙ СЛОЙ МАЛОСОЛЬНОЙ РЫБЫ.

Тимур взмахивает рукой
   - П о з д р а в л я е м  с  д н е м  р о ж д е н и я! – дружно скандируют тринадцать глоток.
  - Что? Чего? – вздрагивает от неожиданности Сашка.
  - Ивановна, давай! – командует Тимур.
Повариха, надев рукавицы, ставит на середину стола большой противень, накрытый куском вафельного полотенца.
  - Алле оп! – Тимур сдергивает полотенце. На противне - румяный пирог, с цифрой пятнадцать посередине.
 - Что это? Зачем? – лицо Сашки медленно наливается краской.
 - Как «что»? – смеется повариха. - Пирог с печенкой, а вечером еще пирожки с голубикой будут.
 - Как «зачем»? - Тимур, не мигая, смотрит на него. - Согласно свидетельству Смирнова Сергея Александровича у него сегодня день рождения.
 - Я.. а, да, я забыл просто, - он пытается улыбнуться, но улыбка получается жалкой.
 - Это, так сказать, от отряда. А теперь самые близкие поздравят персонально.
 - Держи, - Ветров протягивает ему ножны, обшитые оленьим  камусом, из которых торчит наборная  рукоятка, сделанная из бересты. - Острый, смотри, не порежься.
 - А это от меня, - в руках у Светки обломок породы, к которому прилепились два огромных беловатых кристалла овальной формы. – В той канаве нашла, где ты меня от медведя спас.
   Неожиданно для всех она привстает на цыпочки и чмокает его в щеку. Берег реки оглашается дружным смехом. Осоловевший от мяса Соболь лениво поднимает морду и, издав короткое  «гав», роняет голову на лапы. Следует новый взрыв смеха. Красный как рак Сашка стоит в нелепой позе, неуклюже сжимая, в руках подарки. Внезапно он срывается с места и выскакивает из кухни.
 - Чего это он? – удивленно поднимает брови Чаусов.
 - Не знаю, - пожимает плечами Ветров, - наверное, просто к такому вниманию не привык.
 - Я тоже не знаю, - задумчиво цедит Тимур, - но примерно догадываюсь.


СЦЕНА 98. ЛЕС. ВДАЛИ МЕЖДУ ДЕРЕВЬЕВ ВИДНЕЮТСЯ ПАЛАТКИ. НА СВЕЖЕМ ПНЕ,  ОПУСТИВ ГОЛОВУ, СИДИТ САШКА. НА ПНЕ РЯДОМ ЛЕЖИТ НОЖ И ОБРАЗЕЦ, ПОДАРЕННЫЙ СВЕТКОЙ.

  Он стягивает с головы накомарник, вытирает им лицо. Сморкается.
   - Ну, что, «Смирнов Сергей Александрович», - тихо бомочет он, - прав был дед, начнешь врать – не остановишься.
Берет ножны, потянув за утопленную почти до конца рукоятку, достает нож. Разглядывает блестящее лезвие. Подбирает ветку. Нож с легкостью перерезает ветку по диагонали.
   - Ух, ты!
 Проводит большим пальцем по лезвию и, ойкнув, отдергивает руку. Смотрит - на пальце выступают капли крови. Сует палец в рот.
  - Сережа, Сереженька, ты где? – доносится из-за кустов Светкин голос.
  - В Караганде, - негромко буркает он.
  - Сереженька, ты чего убежал? – она убирает с пня образец и садится.
  - Да не Сереженька я, понимаешь? Не Сереженька! – кричит он.
  - Ну, Сережа, - пожимает плечами Светка, - ты чего орешь?
  - И не Сережа!
  - А кто? – глаза у Светки круглеют.
  - Я.. я, - мнется он
  - Ау,  Смирнов Сергей Александрович, ты что? В партизаны записался? – слышно, как Тимур трещит по кустам.
  - Вот, слышала? – вдруг тыкает большим пальцем через плечо Сашка. -  Я - Смирнов Сергей Александрович.
  - Скажите, какие мы важные, - обиженно поджимает губы Светка.
  - Тебя что? Бешеный слепень укусил или у нас уже мухи цеце водятся? - подходит Тимур.
  - Извините, Тимур Аркадьевич, - он встает с пенька, - я,  у меня это.. У  меня, наверное, просто переходный возраст.
  - Ага, - ехидно бросает Светка, - и половое созревание.
  - А ну, цыц! Грамотная. Марш на кухню посуду мыть.
  - А ты, если аппетита нет, дуй на берег и к той горе камней, что мужики навалили, стащи весь плавник, который сможешь поднять. Завтра будем баню топить, палаточную.
 

СЦЕНА 99. ВЕЧЕР ТОГО ЖЕ ДНЯ. ТИМУР СИДИТ В ПАЛАТКЕ, СКЛОНИВШИСЬ НАД РАЗЛОЖЕННЫМИ КАРТАМИ. ГЛЯНУВ НА ЧАСЫ, ВКЛЮЧАЕТ РАЦИЮ.

  В рации треск и писк.
  - Черт бы ее! - он крутит ручку настройки.
  - Алло, внимание, работает «Тайга», кому я нужен – зовите, - раздается в наушниках голос Емельянова, - прием.
  - Добрый вечер, Николай Иванович,  «Тайга один» на связи - щелкает тангентой Тимур.
  - Добрый, «Тайга один». Ко мне есть что?
  - Да нет вроде. У нас все в порядке. Сводку по объемам работ в понедельник передам.
  - Хорошо, не уходи со связи. Радиограмму примешь. «Тайга два», я «Тайга». Что есть ко мне?
  - «Тайга два» на связи, - доносится  еле различимый голос, - Николай Иванович,  на вездеход звездочка передняя нужна, подшипники вентилятора и бензин у меня кончается. Прием.
 - Миш, вы его там пьете, что ли? Ладно, ближайшим бортом отправлю. Запишите радиограмму. Из Туры пришла. Нас это не очень касается, но мало ли.
Тимур открывает «Журнал радиограмм», берет ручку, пишет дату. Щелкает тангентой.
  - «Тайга», я готов.
Емельянов медленно диктует текст
 - Всем геологическим, геофизическим, топографическим и лесоустроительным партиям, а также оленеводческим и рыболовецким бригадам. УВД Советского района города, - в рации раздается треск,  и звук на мгновение пропадает, - …зани, разыскивается ушедший из дома двадцать шестого мая сего года, Белошицкий Александр Алексеевич, 1990 года рождения. Приметы: на вид тринадцать-четырнадцать лет, рост… - опять раздается треск.
 - «Тайга»! «Тайга»! - Тимур изо всех сил кричит в микрофон. - Какого города? Города какого? Прием!
 - Чего ты орешь, как на параде? – вдруг прорезается голос Емельянова. - У меня записано – Рязани. Прием.
  - Точно Рязани? Может, Казани? Прием.
  - Может и Сызрани,  - смеется в наушниках Емельянов, - слышимость плохая была. Но вроде как Рязани.
  - Он что-то натворил?
  - Не понял, прием.
  - Этот парень что-то натворил? Прием.
  - Просто из дома сбежал. Ты все записал?
  - Да все, все.
  - Ну, тогда все. До связи.
  - До связи, - Тимур выключает рацию. Сидит молча, барабаня пальцами по столу. Закрывает журнал и выходит из палатки.


СЦЕНА 100. НА КУХОННОМ СТОЛЕ  ОРЕТ ТРАНЗИСТОРНЫЙ ПРИЕМНИК С ПРИМОТАННОЙ ИЗОЛЕНТНОЙ,  БОЛЬШОЙ КВАДРАТНОЙ БАТАРЕЕЙ «ПМЦГ 11,5». САШКА, ОБУТЫЙ В ТУРИСТИЧЕСКИЕ БОТИНКИ С ВЫСОКОЙ ШНУРОВКОЙ, КОЛЕТ  ДРОВА, НЕ ЗАМЕЧАЯ ПОДОШЕДШЕГО СЗАДИ ТИМУРА.

  Сашка ставит на колоду новое полено и поднимает топор для удара.
   - Саша, Белошицкий, - неожиданно говорит Тимур ему в спину.
 Сашка на мгновение замирает и изо всех сил бьет по полену. Попав в край, топор рикошетит и ударяет   по ноге.
   - Ай! – вскрикивает он и, схватившись за носок ботинка, садится на землю.
  - Где? Что? – Тимур испуганно бросается к нему. - Куда попал? – Отодвинув его руку, он лихорадочно расшнуровывает ботинок. Затем выхватывает нож и разрезает шнурок. Рывком стянув ботинок вместе с носком, разглядывает ногу. Увидев у основания большого пальца узкий красный след, облегченно вздыхает. Поднявшись, отрывает от висящего на гвозде вафельного полотенца кусок, смачивает  водой,  бросает Сашке
   - На, холодное приложи.
Наклоняется, поднимает ботинок, рассматривает дырку от топора.
   - Надо же какие ботинки крепкие, сейчас таких не делают.
   - Это мамины, - отвернувшись, говорит Сашка.
   - А мама, – Тимур выдерживает паузу, - умерла.
   - Да, - выдыхает Сашка.
   - А живешь ты с бабушкой.
   - Да, - после паузы отвечает он.
   - Это ты ей телеграмму из Туры послал?   
   - Да.
   - И что в телеграмме?
   - Что в конце августа приеду.
   - А про отца?
   - По отца – все правда.
   - А зовут тебя?
   - Меня зовут Смирнов Сергей Александрович, - упрямо говорит он, глядя снизу вверх на стоящего над ним Тимура.
   - Слушай, парень, - Тимур приседает на корточки, - я не знаю, где ты взял это свидетельство о рождении. Вряд ли украл – на вора непохож. Скорей всего, у кого-то из друзей. Мне неважно, кто ты – Саша, Сережа, а может, Петя. Главное, что ты человек нормальный и если я пообещал тебе, что ты будешь в отряде до конца августа, значит, будешь. И не только ради тебя. И  последнее –  Ветрову ни слова.


СЦЕНА 101. КВАРТИРА САШКИ. В ЕГО КОМНАТЕ СИДЯТ ДЕД, БАБУШКА И ТОТ ЖЕ САМЫЙ СТАРЛЕЙ. НА СТОЛЕ ЛЕЖИТ ТЕЛЕГРАММА.

    - Ну вот, Таисия Сергеевна, милиция не зря работает, нашелся ваш внук. – Старлей говорит громко, стараясь придать своим словам больше уверенности.
   - Ну и где же он? - насмешливо спрашивает дед.
   - В Туре его видели, я официальную телефонограмму получил.
   - Ну то, что он был в Туре, это мы и без милиции знаем, - кивает дед на бланк телеграммы.
   - Еще у нас есть данные, что он был с высоким седым мужчиной и они уплыли на лодке.
   - Боже мой, на какой еще лодке? Он же плавать не умеет, - бабка достает платок и сморкается.
   - Этот мужчина зачем-то выдавал себя за геолога местной экспедиции, но как выяснилось – это не соответствует действительности.
Все сидят молча.
   - Я все поняла - это он, - вдруг говорит бабка, перестав плакать, - Вадим, это он его украл!
   - Кто «он»? Кто кого украл? – настораживается старлей.
   - Папаша его непутевый, как понял, что на старости лет одному куковать придется, выследил и украл!
   - Чего ты опять несешь? Мы давно в другом городе живем, - хмурит брови дед, - сама говорила - он  про сына ничего не знает.
    - Таисия Сергеевна, если вы кого-то подозреваете – напишите заявление, мы примем меры.
    - Я ей напишу! – рыкает дед. - Я ей суперклеем пальцы склею и язык туда же.
 Он встает, складывает телеграмму, сует в карман.
   - Собери вещи, я лечу в Туру.


                ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. АВГУСТ

СЦЕНА 102. НА БЕРЕГУ БОЛЬШОГО ОЗЕРА, ОКРУЖЕННОГО  ГОРАМИ, ПОКРЫТЫМИ ЖЕЛТЕЮЩИМ РЕДКОЛЕСЬЕМ,  СВАЛЕНО ЭКСПЕДИЦИОННОЕ ОБОРУДОВАНИЕ. ТРЕЩИТ БЕНЗОПИЛА, СТАВЯТСЯ ПАЛАТКИ, СУЕТЯТСЯ ЛЮДИ. СВЕТКА ПОМОГАЕТ ПОВАРИХЕ РАЗБИРАТЬ ПОСУДУ. САШКА -  ЯКИМЕНКО И КОТЕЛОВИЧУ,  ДОДЕЛЫВАЮЩИМ  НАВЕС НАД КУХОННЫМ СТОЛОМ. РЯДОМ СТОИТ ТИМУР С БИНОКЛЕМ В РУКАХ.


    - Дядя Леша, - Сашка подает сидящему на дереве Котеловичу молоток, - когда вертолет круг делал, я какую-то загородку на той стороне видел, длинную, вдоль всего берега.
   - Это корраль, только они его «огород» называют
   - Настоящий?
   - Настоящий загон для оленей, чтобы не разбегались.
   - А я думал корраль только у американских индейцев, ну там, у скотоводов разных бывает.
   - А оленеводы и есть скотоводы, причем труд – тяжелейший.
   - Иди сюда, - поворачивается Тимур, - на, посмотри. – Он вешает Сашке на шею  бинокль.
 Сашка прикладывает бинокль к глазам, какое время бестолково водит им, и вдруг резкость настраивается. На  берегу виден брезентовый чум, рядом палатка. Горит костер, ходят люди, пасутся олени.
   - Сколько до того берега?
   - Метров восемьсот.
 Тимур отбирает у Сашки бинокль. – Надо будет после того, как лагерь поставим, в гости съездить.
   - Уже не надо, - смеется подошедший  Ветров, -  сами приехали.
  Из ближайшего ельника появляются трое, верхом на оленях. У переднего в руках длинная  палка, заканчивающаяся широким тяжелым лезвием. Рядом трусит маленькая черно-белая коротконогая лаечка. Подъехав, все трое ловко спрыгивают на землю и, привязав оленей, здороваются. Увидев чужую собаку, Соболь, глухо тявкнув, начинает ее обнюхивать.
 - Фу, Кузька, это свои, - оленеводы садятся за стол.
  - А чего у них собака такая маленькая? – тихо спрашивает Сашка у Ветрова.
  - Оленогонная  лайка, очень шустрая и отважная, - так же тихо отвечает тот, - оленей в стаде держит.
  - Не бойтесь, не подерутся, - улыбается старший. - Меня Арсений зовут, это сын мой – Василий, а это, - он показывает на мальчишку лет десяти, - Вовка – разгильдяй  и троечник.
  - Ну, хватит, дед, - сердится мальчишка.
  - Ничего, через две недели тебя в интернат увезут, узнаешь, как без деда жить.
Арсений подходит к оленю, вытаскивает из брезентовой сумы большую связку вяленого балыка и туго набитый холщовый мешочек.
  - Угощайтесь – это  пиммекан, а это юкола из спинки сига. Вы, поди, еще  не наловили.
  - Сережа, - шепчет Тимур, - чайник, быстро.
  - Можем свежего мяса дать.
  - Спасибо, Арсений, мясо есть. Сейчас чай будет.
  - Надолго вы? – Арсений закуривает маленькую трубку.
  - На месяц, до середины сентября.
  - А потом?
  - Потом в Москву.
  - Я был в Москве, - с важным видом басит Вовка.
  - Возил я его в том году на майские праздники. У меня там младший сын учится, на нефтяника.
  Сашка, наколов мелких дров,  ножом начинает строгать «елочку». Вовка вылезает из-за стола, присев на корточки рядом, вытаскивает ножик с узким лезвием, берет щепку и, уперев лезвие обратной стороной в колено, быстро настругивает горку мелкой стружки.
  - Так удобней, - басом говорит он, возвращаясь за стол.
  - Учись, Серега, - смеется Котелович.
  - Бригада большая? – спрашивает Ветров
  - Восемь человек, Вовка девятый. Двое на том конце  огорода,  двое на этом. Остальные посередке. Семь собак.
  - А оленей много?
  - Если бы, – Арсений хмурится. - Когда я был такой, как Вовка, в округе было почти пятьдесят тысяч домашних оленей, а сейчас – лучше не спрашивайте. Над каждой головой трясемся.
   - У нас батареи для рации подсели, а генератор сгорел, - вдруг вмешивается Василий, - можете помочь?
   -  Можем, - улыбается Тимур, - мы же геофизики. У нас вся аппаратура на батареях. Алексей Игнатьевич, посмотри там, в грузе.
   Ветров уходит. Вернувшись с холщевым мешком, отдает его Василию
    - Когда садились, я на нашем берегу какую-то избушку видел, километрах в пяти, - продолжает  Тимур.
  - Рыбучасток был. Баня от них осталась. Как баня уже всё, но переночевать можно. Там в устье боковой речки голец всегда стоит и щуки с весло размером. Лучше всего ловить на рассвете. Да, - вздыхает Арсений, - голец с этого озера когда-то на весь округ славился, а сейчас,.. а сейчас и ловить-то некому.  Ладно, поедем мы.
   - Алексей Игнатьевич, - говорит  Тимур, - глядя вслед отъезжающим, сгоняй-ка ты под выходные к этой бане, лучше с ночевкой. Можешь Сергея  взять.


СЦЕНА 103. БЕРЕГ ОЗЕРА. СУМЕРКИ. В ЛОДКЕ СТОИТ ТЕПЛО ОДЕТЫЙ САШКА, СВЕРХУ ТОПОРЩИТСЯ СПАСЖИЛЕТ. ТИМУР ПОДАЕТ СЛОЖЕННЫЙ КУСОК БРЕЗНТА, СПИННИНГИ, УДОЧКИ.  ВЕТРОВ  БРОСАЕТ НА СИДЕНЬЕ ДВА РЮКЗАКА.
 
     - Может, «тэтэшник» возьмешь? - Тимур протягивает Ветрову ракетницу и мешочек с ракетами.
     - Да ладно.
     - Не «да ладно», - к лодке подходит Чаусов с ружьем, в руках патронташ, - на, тут пули и картечь. Мы здесь неделю всего, еще не всех зверей распугали.
      - Вообще-то оружие в чужие руки передавать не положено, - усмехается Ветров.
      - Во, во, если бы тогда Валера в Серегины руки карабин «не передал», неизвестно бы чем кончилось.
      - Ракетницу тоже оставь. Из нее «пугать» лучше.
 
СЦЕНА 104. КРОХОТНОЕ ЗИМОВЬЕ. НА ПОДОКОННИКЕ ГОРИТ СВЕЧА. НА ПОЛУ  РАССТЕЛЕН БРЕЗЕНТ. ВЕТРОВ СИДЯ НА БРЕЗЕНТЕ  В  НОСКАХ, РАСТАПЛИВАЕТ ПЕЧКУ. САПОГИ СТОЯТ В УГЛУ. НА ГВОЗДЕ ВИСИТ ДВУСТВОЛКА И ПАТРОНТАШ. НИЗКО СКЛОНИВШИСЬ, ЗАЛЕЗАЕТ САШКА.

      - Ты костер залил?
      - Конечно.
      - Ну, вот, Сергей, сеть мы поставили, чай попили, можно вздремнуть часа четыре. Принеси-ка еще дровишек.
 Сашка, согнувшись, выходит. Возвращается с охапкой дров.
      - Там салют какой-то.
      - Какой еще салют?
      - Не знаю, где оленеводы живут. Стреляют, ракеты пускают. Костры.
       - Может, празднуют чего, выпили лишнего. Ладно, ставь сапоги к печке и спать.
  Он задувает свечу. Некоторое время они лежат в темноте. Издалека доносится  глухой выстрел. Потом еще один. Ветров, кряхтя, садится, шарит руками, ища фонарик, зажигает свет.
       - Что там еще за салют?
Натянув сапоги, вылезает наружу. Сашка вылезает следом.


СЦЕНА 105.  ОНИ СТОЯТ ВОЗЛЕ ЗИМОВЬЯ. НАИСКОСОК НА ТОМ БЕРЕГУ ВИДЕН ОТБЛЕСК КОСТРОВ. СЛЫШАТСЯ РЕДКИЕ ВЫСТРЕЛЫ.

    - А что за огонек на воде? Вон, видите?
    - Это не огонек, это фонарь «Космос»
    - Какой еще космос?
   - У Тимура фонарь такой, мощный, они на резинке на ту сторону плывут.
Над лагерем оленеводов взлетают сразу две ракеты.
    - Это не салют.  Это беда - в  стадо волки прорвались. Быстро в лодку!

СЦЕНА 106. НОЧЬ. НАЧИНАЕТ НАКРАПЫВАТЬ ДОЖДИК. САШКА И ВЕТРОВ  ВЫПРЫГИВАЮТ ИЗ ЛОДКИ И БЕГУТ ПО ТРОПЕ К ЧУМУ, ОСВЕЩАЯ СЕБЕ ДОРОГУ ФОНАРИКАМИ. ВПЕРЕДИ СЛЫШИТСЯ  ЛАЙ И МЕЧЕТСЯ ЛУЧ ВСТРЕЧНОГО ФОНАРЯ. СКВОЗЬ ДЕРЕВЬЯ  ВИДНЕЮТСЯ  ГОРЯЩИЕ КОСТРЫ.

  Из темноты выныривает немолодая черноволосая женщина, одетая в выгоревшую телогрейку и кирзовые сапоги. На плече двустволка.
   - Ребята, дальше вдоль берега надо. Основное стадо туда ушло. И ваши там. Парня мне оставьте, нам вдвоем с Кузькой, -  она кивает в темноту, откуда несется  лай, - не справиться.
   - Сережа, -  Ветров сует ему ракетницу и мешок с ракетами, - главное, от чума далеко не отходи!  А я туда – к ребятам.
Через пару минут от реки доносится рев удаляющегося мотора. Дождик кончается, меж облаков выглядывает луна.
   - Меня Матрена зовут, я жена Арсения, - они подходят к чуму.
 В стороне виднеется стена загона, вдоль которой через каждые несколько десятков метров горят  костры.
   - Племенное стадо, двадцать голов, с Ямала привезли. Когда вчера вечером собаки волков почуяли, мы этих оленей сюда загнали. Надо костры поддерживать, - она  показывает вдоль загона, - а я на той стороне буду. Возле тех костров.
 Справа, в загоне, мечутся олени.  Сашка бежит вдоль костров, собирая и подбрасывая в огонь дрова. Увидев прогоревший  костер, бросается в темноту, в поисках топлива. Споткнувшись, падает в мокрую траву. Фонарик вылетает из рук и гаснет. Находит в темноте, включает, светит вокруг. В кустах, растущих вдоль кромки густого леса, загораются два зеленоватых глаза. На мгновенье исчезают и загораются снова.
   - Ну, держись, гад, - шепчет Сашка, нащупывая ракетницу. Стреляет в сторону волка, не целясь.  Ракета рикошетит от дерева и догорает в траве, высветив мелькнувший  серый  силуэт.
   Сашка хватает лесину, тащит к костру. С той стороны загона гремит выстрел. Перепуганные олени жмутся к загородке. Сашка тащит новую лесину, потом ветки. Бежит вдоль костров, подбрасывая дрова.  Поворачивается. Светит. В кустах опять появляются два огонька, рядом еще два, потом еще. Сашка стреляет. Огоньки пропадают.
    - А, жабы проклятые! Трусите? –  кричит Сашка, всаживая в темноту ракету за ракетой. Лихорадочно шарит по карманам – ракеты кончились. Сзади раздается яростный лай – мимо него пролетает Кузя и исчезает в кустах. Сашка оглядывается, подбирает тяжелую палку. За кустами раздается рык, перекрываемый лаем, потом собачий визг. В кустах снова загораются огоньки. Сашка медленно отступает к загону, сжимая палку в руках. Внезапно справа гремит выстрел, потом еще один. Слышно, как в кустах визжит раненый волк. Из темноты выскакивает Ветров.
   - Живой? – он выбрасывает из ружья дымящиеся гильзы.
 С противоположной стороны загона взлетают сразу две ракеты. Олени, не выдержав, проламывают загородку, и серая масса накрывает Ветрова.
  - Папа! – кричит Сашка, в ужасе сжав голову руками. - Папа!


 СЦЕНА 102. ПАСМУРНОЕ УТРО НА СТОЯНКЕ ОЛЕНЕВОДОВ. ДВОЕ ПАСТУХОВ ЧИНЯТ ПРОЛОМ В ЗАГОНЕ.  ПЕРЕД ЧУМОМ ГОРИТ КОСТЕР, ВОКРУГ КОТОРОГО ПЬЮТ ЧАЙ ИЗМУЧЕННЫЕ, ИСПАЧКАННЫЕ САЖЕЙ ПАСТУХИ И ГЕОЛОГИ. СРЕДИ НИХ, СОГНУВШИСЬ, СИДИТ САШКА, НАКИНУВ КАПЮШОН КУРТКИ НА ГОЛОВУ. ПОДХОДИТ ВЕТРОВ, ЛЕВАЯ РУКА ЗАБИНТОВАНА И ВИСИТ НА ПЕРЕВЯЗИ.
 
    - Вроде отбились, - он садится, достает папиросу и прикуривает от уголька.
    -  У них – три волка, у нас – четыре оленя и Кузька погиб, - Арсений, тяжело вздохнув, выплескивает остатки чая в костер.
    - Интересно, их много было? – спрашивает Круглов.
    - Кто ж знает? – снова вздыхает Арсений. – Может, десять, может, пятнадцать. Я думаю, часть подранками ушла, - он набивает трубку, - теперь долго не сунутся.
    - Главное, племенных сохранили, - кивает в сторону загона Василий, - парень ваш – просто герой.   
    - Ты чего скукожился, Сереж? – наклоняется к Сашке Ветров.
    - Папа, - поднимает Сашка белое как мел лицо, - у меня опять живот  болит – сильно.

   
  СЦЕНА 103. В ПАЛАТКЕ ТИМУРА СИДЯТ ГЕОЛОГИ. ВХОДИТ ВЕТРОВ.

   
    - Как он? – хмурит брови Тимур.
    - Я  холодный компресс сделал,  спит.
    - Светлана там?  - спрашивает Чаусов.
   - Там, компрессы меняет
   - Может, все-таки пупочная грыжа? – говорит Круглов. - У нас один на тренировке позанимался лишнего, и вечером «скорая»  увезла.
   - Нет, ребята, это аппендицит. У меня в его возрасте то же самое было, - Ветров хлопает себя по правому боку, - до сих пор шрам на полживота, - поворачивается к Тимуру. - Ты санрейс вызвал?
   - Вызвал.
   - Погода портится, - голос у Чаусова встревоженный.
   - Прилетит, - уверенно говорит Тимур, - тут знаешь, какие летчики? Как-то раз на зимней охоте один из местных геологов себе случайно живот прострелил. Так Ми-8 сел прямо возле зимовья в два часа ночи, и это в январе.
   - Черт, как все не вовремя. Он уже «подъем переворотом» три раза подряд делает и «выход силой» два раза, - вдруг говорит Круглов.
  - Лишь бы перитонит не начался, - угрюмо бормочет Ветров.
  - Не каркай! – сердится Тимур. - Борт будет, причем, скоро.
За палаткой начинает лаять Соболь.
  - Я же говорил – прилетит!

СЦЕНА 104. ПАСМУРНО. ВОЗЛЕ ПАЛАТКИ ВЕТРОВА СТОЯТ ГЕОЛОГИ, ПЫТАЯСЬ РАССМОТРЕТЬ В РАЗРЫВАХ ОБЛАКОВ СИЛУЭТ ПРИБЛИЖАЮЩЕГОСЯ ВЕРТОЛЕТА.

 
     Из-за палатки выходит Котелович, в руках потрепанная раскладушка.
   - Во, на складе нарыл. Вместо носилок пойдет.
Круглов скрывается в палатке, выносит Сашку и кладет на раскладушку. Следом выскакивает Светка.
   - Осторожно, дядя Валера, ему больно, - шепчет она.
   - Света, не мешай, - Чаусов, взяв за локоть, силой отводит ее в сторону.
 Проснувшийся Сашка пытается сесть.
   - Лежать, - Круглов прижимает его рукой.
   - Да у меня уже все прошло, - хорохорится Сашка, - ой! - Он хватается за бок.
  - Не ойкай, пока не прищемили, - улыбается Тимур. - Игнатьич, - продолжает он, - посмотри, там у него в вещах – бельишко, штаны какие-нибудь тренировочные, футболку. Не в больничном же ходить.
  Ветров скрывается в палатке,
  - Каком «больничном»? – Вяло  протестует  Сашка, - я не хочу в больницу.

     СЦЕНА 105. В ПАЛАТКЕ ВЕТРОВ РОЕТСЯ В САШКИНОЙ СУМКЕ.
 
   -  Черт, - оглядевшись, вытаскивает  из-под нар  рюкзак. Вытряхивает. Сверху падает свидетельство о рождении и фотография. Мельком глянув на фотографию, вкладывает ее в свидетельство и кладет обратно. Отбирает несколько вещей, сует в полиэтиленовую сумку, делает шаг к выходу. Останавливается. Вернувшись, быстро вытряхивает рюкзак, достает фотографию. Смотрит. Переворачивает. На обратной стороне надпись: «Август 1989. Курейка.  IV категория». Открывает свидетельство.  Читает, шевеля губами.
  «Белошицкий Александр Алексеевич. Дата рождения – двенадцатое сентября 1990 года. Зарегистрирован - ЗАГС Октябрьского района г. Свердловска 6 октября 1990 года. Отец - прочерк. Мать – Белошицкая Элина Вадимовна».


СЦЕНА 106. ВОЗЛЕ ПАЛАТКИ. СВЕТКА, СКЛОНИВШИСЬ, ЧТО-ТО  ГОВОРИТ САШКЕ. ОСТАЛЬНЫЕ СМОТРЯТ  КАК ВЕРТОЛЕТ ДЕЛАЕТ КРУГ.


  Отстранив Светку, Ветров наклоняется над раскладушкой.
   - Сережа, откуда у тебя эта фотография? – Его лицо  становится белым. Руки трясутся. - Кто такой Александр Белошицкий?
  Сашка лежит.  сморщившись от боли и  закрыв глаза.
  - Сергей, ты оглох что ли? - Ветров встряхивает его за ворот рубашки.
  - Ты чего, Игнатьич? Озверел? - Круглов сердито отталкивает руки  Ветрова, - угробишь парня.
  - Сережа, кто такой Александр Алексеевич Белошицкий и откуда у тебя эта фотография?! – кричит Ветров. – Ты знаешь, кто на этой фотографии? Знаешь кто эта женщина?! Эту фотографию сделал я, пятнадцать лет назад! Понимаешь, я?!  – Он яростно отодвигает Круглова и нависает над Сашкой. – Кто такой Александр Белошицкий и где его искать?
  Тимур с трудом выдирает фотографию и свидетельство из скрюченных пальцев Ветрова. Рассматривает.  Передает подошедшему Чаусову.
   - А чего его искать? - усмехается Тимур. - Саша Белошицкий перед тобой. А ты-то чего вдруг так? 
 Чаусов недоуменно крутит в руках фотографию.
  - Игнатьич, - округляет он глаза, - если мне не изменяет память – это та самая девчонка, которую ты на Курейке из переката вытащил. Помнишь, четверо туристов на катамаране перевернулись? У меня дома есть почти такая же, только вы там с ней вдвоем, а фотографировал я. Ты еще потом к ней жениться ездил, а затем уволился и пропал.
  Сашка с трудом открывает глаза и что-то шепчет.
  - Что, Сережа? Что? – наклоняется над ним Ветров.
  - Это мама, - вдруг громко и отчетливо говорит Сашка, - это моя мама.
 У Тимура отвисает челюсть.
  - «Санта-Барбара», - говорит он растерянно.
Садится вертолет.
 

СЦЕНА 107. БОЛЬНИЧНАЯ ПАЛАТА. НА ОДНОЙ КОЙКЕ ПОХРАПЫВАЕТ НЕБРИТЫЙ МУЖИК. НА ДРУГОЙ - СКОМКАННОЕ ОДЕЯЛО. НА ТРЕТЬЕЙ  САШКА. РЯДОМ СИДИТ ВЕТРОВ. НА ТУМБОЧКЕ ЛЕЖАТ ЯБЛОКИ.


  - Когда это случилось? - лицо у Ветрова осунувшееся, небритое.
  - В 1997, лодка на камень налетела. Я в первом классе учился, - Сашка,  морщась, принимает полусидячее положение, - бабушка потом болела сильно. Ну, а потом  мы переехали.
  - Ох, уж эта бабушка, - невесело вздыхает Ветров.
  Они молчат.
   - Когда ты адрес «Петрова» назвал, у меня мелькнула мысль – вроде что-то знакомое. Просто я жил там недолго, да и квартира была не девять, а три. А потом прииск закрыли.
   - Конверт старый, надписи выцвели, вот я немного и перепутал.
   - Ничего себе «немного», - хмыкает он, - не та Тура и вместо  Ветрова  - Петров.  Хотя почерк у меня всегда был неразборчивый. А Иванович, наверное, потому что других отчеств на букву «и» тебе в голову не пришло.
Открывается дверь, входит  дед.
  - Дед! – радостно кричит Сашка. - Ты до бабушки дозвонился? Сказал, чтобы не волновалась?
  - Здравствуйте, Вадим Александрович, - встает со стула Ветров.
   - Здравствуй, Алексей, - дед пожимает протянутую руку, - а ты здорово изменился, хотя седина тебе идет, – он поворачивается к Сашке. - Чего подпрыгиваешь? Шов разойдется!
   - Не разойдется, меня через три дня выписывают.
   - Ладно, мне в отряд надо, - Ветров смотрит на часы, - в пятнадцать ноль-ноль к нашим оленеводам борт пойдет, повезет новый генератор. Заодно и меня кинут. Все, давай, Саш. Напиши мне.  Адрес у тебя есть.
   - Пап, а ты к нам приедешь?
   - Конечно, приеду. А как же.
   - Алексей, я к трем часам приду в порт. Проводить.
 

    СЦЕНА 108. НА ФОНЕ ВЕРТОЛЕТА СТОЯТ ДЕД И ВЕТРОВ.


    - Не обижайся на нее, Алексей. Ее тоже понять можно. Она со мной всю жизнь по гарнизонам да по точкам. Знаешь, в каких условиях дочь растили? Лучше не вспоминать. Выросла - красавица, студентка, отличница. А ты налетел как ураган – «уедем, уедем». Вот Тася на тебя и взъелась.
   - Да чего уж теперь-то. Главное, за сына – спасибо.
   - Приезжай к нам, после сезона. Сашке радости до неба будет.
   - Нет уж, - после паузы говорит  Ветров, - может, как-нибудь потом. А вот вы ко мне приезжайте.   
   - Как считаешь нужным. - отводит глаза дед, - но мы с Сашей приедем обязательно. Ты же должен отцовство оформить.
   - А как же…? – от неожиданности Ветров теряется.
   - Чего «а как же»? Она же не перестанет быть бабушкой. Да, вот еще это передай. Саша просил.
  Дед сует Ветрову конверт.
    - Кому?
   - Какой-то Свете. Целый час писал, а уж бумаги извел…

   
                ЧАСТЬ ПЯТАЯ. СЕНТЯБРЬ.


 СЦЕНА 109. САШКА С СЕРЕГОЙ ИДУТ ПО ОЖИВЛЕННОЙ УЛИЦЕ. ЗАГОРЕВШИЙ И ВОЗМУЖАВШИЙ САШКА ОДЕТ В НОВЫЙ ТЕМНО-СИНИЙ КОСТЮМ И БЕЛУЮ РУБАШКУ. ЧЕРЕЗ ПЛЕЧО НА РЕМНЕ – СУМКА-ПОРТФЕЛЬ. НА СЕРЕГЕ – СИНИЕ ДЖИНСЫ И ЛЕГКАЯ КУРТКА-ВЕТРОВКА.
 
     - Она зашилась у нарколога и сейчас опять в магазине, даже старшим продавцом поставили. Да не беги ты.
Серега явно не успевает за привыкшим быстро ходить Сашкой.
     - А как же гаишник?
     - Выгнала, он же меня реально посадить хотел.
     - Учишься где?
     - В вечернюю школу пошел, работаю курьером, в одной фирме. Только вот курить никак не брошу. Говорят, ты отца нашел?
     - Нашел.
    - Там, в Туре?
    - В Туре.
    - Ну, ты даешь, Дерсу. Он геолог? 
    - Геофизик. Да, кстати, - Сашка достает из портфеля свидетельство о рождении, - на, забери. А рюкзак и вещи дома. Вечером зайдешь.
    - Да я уж вырос из всего, - смеется Серега, пряча свидетельство, - и паспорт получил.
Они проходят мимо цветочного ларька.
    - Погоди, у матери день рождения сегодня, я цветов куплю.
 Серега скрывается внутри. Вдруг из-за поворота выходит Чуркин. Заметив Сашку, подходит вихляющей походкой.
      - Ба, Дерсу, что-то все лето видно не было. Бабушка деньжат в школу дала?


   СЦЕНА 110. САШКА СТОИТ ВОЗЛЕ ЦВЕТОЧНОГО ЛАРЬКА.  С БУКЕТОМ ЦВЕТОВ  ВЫХОДИТ СЕРГЕЙ.

    -  Дерсу, как думаешь, такой букет нормально?
    - Нормально, вроде, - отвечает Сашка, облизывая костяшки правой руки.
 Сделав несколько шагов, Серега вдруг замечает Чуркина, который сидит на газоне, прислонившись спиной к дереву. Из разбитого носа и изо рта капает кровь.
     - Ты чего, Вован?
     - Г-ы-ыы, - мычит Чуркин, пытаясь встать.    
     - Чего это с ним, Дерсу?
     - Не знаю, - холодно говорит Сашка, - споткнулся, наверное. Пошли, мне в школу пора.
     - Ну, ты и ходишь, как скороход, - догоняет его Серега, - слушай, а твой отец сейчас где?
     - В тайге.
     - А живет он в Туре?
     - В Москве.
     - Так ты чего? - останавливается Серега. - В Москву поедешь?
     -  Поеду, Сереж. После школы. Учиться поеду - в Геологоразведочную Академию.
               
                ЭПИЛОГ.

 СЦЕНА 111. ЛАГЕРЬ В ТАЙГЕ НА БЕРЕГУ РЕКИ. КАМЕРА МЕДЛЕННО ПРОПЛЫВАЕТ ВДОЛЬ ПАЛАТОК. ЗВЕНЯТ КОМАРЫ, ЖУЖЖАТ СЛЕПНИ. ВОЗЛЕ ОДНОЙ ИЗ ПАЛАТОК ДРЕМЛЕТ РЫЖЕВАТАЯ ЛАЙКА. ИЗНУТРИ ДОГНОСИТСЯ ТРЕСК РАЦИИ. КАМЕРА МЕДЛЕННО «ВПЛЫВАЕТ» ВНУТРЬ. СПИНОЙ КО ВХОДУ СИДИТ СЕДОЙ ЧЕЛОВЕК. В РУКАХ – МИКРОФОН РАДИОСТАНЦИИ.

        - Ты  начальник партии или кто? У меня в отряде недокомплект пятьдесят процентов. А объемы – сам знаешь. Если не можешь дать геологов, пришли хотя бы студентов-дипломников. Ты мне еще в начале месяца обещал. Прием.
        - Да не подпрыгивай ты, - смеется рация голосом Тимура, - летят к тебе студенты.  Двое. Старший техник-геофизик и специалист-геохимик. Как ты просил. Прием.
        - Ничего хоть мужики, ты их видел? Прием.
        - Видел. Мужики отличные - тебе точно понравятся. Прием.
        - Ну, это мы еще посмотрим, нынче студент избалованный пошел.
  За палаткой начинает лаять собака.
        - Все, «Тайга», вроде летит. Я встречать пошел. Давай до связи.



СЦЕНА 112. ЕЩЕ БОЛЬШЕ ПОСЕДЕВШИЙ И СЛЕГКА РАСПОЛНЕВШИЙ ВЕТРОВ ВЫХОДИТ ИЗ ПАЛАТКИ. ВЕТРОЛЕТ ЗАХОДИТ НА ПОСАДКУ.

        - Ну что, Гришка,  - он треплет собаку по загривку, - пошли студентов встречать.
Двигатель глохнет. Открывается дверь вертолета. Спиной вперед вылезает рослый парень. Вытаскивает огромный рюкзак, поворачивается.
        - Сашка, черт! - ошарашенно кричит Ветров. - Ты же говорил, что на практику на Камчатку!
        - А это сюрприз, батя. Порадовать хотел.
        - Ну, молодец,  действительно порадовал. Вот сюрприз, так сюрприз, - он, смеясь, обнимает Сашку.
        - А у меня еще один сюрприз, - он поворачивается к вертолету. - Специалист-геохимик, ты там заснула, что ли?
В дверях вертолета появляется молодая светловолосая девушка.
        - Господи, - всплескивает руками  Ветров, - Света! Чаусова!
        - И у меня тоже сюрприз, Алексей Игнатьевич, - громко смеется Светка, - я не Чаусова, я уже две недели, как Белошицкая.
        - А чего же вы, черти, не сказали? Ни мне, ни Владику, - притворно сердится Ветров.
        - Батя, так вы еще в марте на весновку умотали. А у нас госэкзамены. Нам свадьбу долго гулять некогда было. Мы по-студенчески. Опять же сюрприз.
        - Ладно, любители сюрпризов. Идите, поешьте, отдохните. На работу завтра. А вечером я вас на перекат свожу. Там щука ходит, никто вытащить не может – с весло. А у вас вроде как по щукам опыт есть.


                КОНЕЦ ФИЛЬМА.