Повесть 3. Женя

 Продолжаем наш проект "Роман по средам". Сегодня - "Женя", через неделю - "Томка".
Увы, реальность, о которой Вы узнаете ниже, заставила меня внести кое-какие коррективы.

28.03 - интересно, во вступлении к роману первому написал я, что предназначены они были, в основном, для представительниц прекрасной половины человечества. Однако, статистика по первому и, особенно, второму роману, неумолимо свидетельствует, что 75% читателей оказались мужчинами. В чем дело? Может, женщины считают, что мужская любовная история - это РОМАН, а женская - это ПОВЕСТЬ? Да - да, "Повесть о первой любви", была такая... Хорошо, тогда третий роман, что будет в эту среду, я назову ПОВЕСТЬЮ. Мужчины, не обижайтесь, ЖЕНЩИНЫ - превыше всего! Любовные повести - в первую очередь для них!
А вся рубрика отныне будет числиться так: "Романы и повести о любви по средам".
Надеюсь, никто из читателей не решит, что по моему мнению нежные чувства можно испытывать только в середине недели? Боже упаси! И в начале, и в конце... А вот свеженькая любовная история будет ждать Вас в СРЕДУ, как обычно...

      
   .   .   .   .   .   .  Итак, повесть "ЖЕНЯ"


  Она училась в одном классе с моей сестрой, поэтому ничего нет удивительного в том, что как-то раз я увидел ее у нас дома. Удивительное было другое, - из всех одноклассниц и знакомых сестры ни у кого не было таких курчавых волос, темных глаз и такого голоса, и потому, когда я заходил в комнату, где они занимались или разговаривали, Эмма не могла меня выпроводить. «Я здесь порисую и мешать Вам совсем не буду» - убеждал я и, в самом деле, сидел тихонечко за маленьким столиком, а передо мной лежал альбом и карандаши. Час пролетал мгновенно, на листе у меня ничего не прибавлялось, но моему расстройству не было предела, когда она собиралась уходить. Я становился беспричинно раздражительным и непослушным. Я не знал тогда этого выражения, но ждал ее, «как манну небесную». Чтобы никто не догадался, я старался никогда не спрашивать у Эммы, когда придет «моя Женя», но ждал ее всегда. С мамой тоже не вел разговоров на эту тему, опасаясь, что она будет смеяться. Разве что, как-то раз спросил у отца, правда ли, что Женя у Эммы в классе - самая красивая. Он в это время прикручивал новую петлю на дверь, а мне было доверено ее придерживать. Дверь была повешена на место, и отец, одобрительно похлопывая по ней, произнес: «Да, хорошая». Относилось ли это к двери, или Эмминой подруге, сейчас я не могу сказать определенно, но тогда у меня, естественно, не было ни тени сомнения. Женя иногда заговаривала со мной и пыталась погладить по голове, но я становился букой и старался избежать этого прикосновения, хотя оно мне было приятно и желанно. У нее была мягкая и горячая рука, но так гладят маленьких, а я, а я сам мечтал, что смогу погладить ее курчавую голову и сказать..., что сказать, я еще не придумал, но что-то очень хорошее и важное для нас обоих.

       Приближался май, когда был Эммин день рождения. И тут моя выдержка меня покинула, притащив прошлогоднюю ее классную фотографию, я, будто бы невзначай, спросил, кого она будет приглашать. Видимо, конспиратор я был аховый, т.к., показав 3-4 девочек на фото, Эмма сказала: «И твою Женю тоже». Я бросил фотографию, убежал на улицу и в этот день с сестрой не разговаривал. А потом было это злополучное 5 мая, воскресенье, поэтому Женя в этот раз пришла с самого утра, чтобы уточнить что-то по экзаменам (в те незапамятные времена экзамены были и в четвертом, где училась сестра, и в остальных классах, исключая, кажется, только первый и второй.) Эмма, видимо, была в это время в магазине, и Женя предложила пока почитать мне сказку. Буквы я к тому времени уже знал, но складыванию слов предпочитал игру в солдатики или сборку домиков из строительного конструктора. Мама занималась чем-то в комнате, и мы были в кухне вдвоем, только вдвоем. Я и мечтать не смел о таком счастье, тут же притащил стопку детских книг и готов был, видимо, слушать ее целую вечность, тем более, когда она читала, я мог, не таясь, смотреть на нее. Фантазии мои уносились далеко за страницы сказок, то я оказывался Иваном-царевичем, она - Принцессой, или Марьей Красой; да, что Вы, не знаете этот сказочный набор? Однако, царевной-лягушкой она у меня никогда не была, эти зеленые, холодные и голосистые создания всегда вызывали у меня чувство неприятия.
Да, частенько сказка кончалась «рядком, да ладком, да за свадебку». Вот тут я краснел совершенно непроизвольно, прятал глаза и опускал голову, как и там, где мне (по сказке) приходилось или удавалось отпечатать поцелуй на ее устах или щеках. Зато, как мне помогали в моих подвигах и конек-горбунок, и серый волк, и еще кто-то! Это сейчас, с рациональной точки зрения, замечаешь, порой, что герои сказок не сами делают дела, а, зачастую, другим предоставляют все за них «проворачивать», - и мосты строить, и платья шить, и пшено перебирать, и многое-многое другое. Ну, не будем отвлекаться, вернемся в это погожее утро 5 мая 194. года: кухонный стол, заваленный детскими книжками; Женя, раскрасневшаяся, читает сказку за сказкой; и я на табуретке, представляющий себя, то прекрасным принцем, то умнейшим Ходжой Насреддином... Эмма зашла в кухню, мы на нее - ноль внимания. Она почувствовала, что-то здесь не то, и стоит у косяка, переводя взгляд с Жени на своего братика (меня, то есть). А идет уже «Сказка о попе и работнике его Балде». Дело как раз дошло до щелбанов попу - я подаюсь ближе к Жене. «...Подпрыгнул поп до потолка!» - выразительно читает она, и глаза ее блестят, и рука поднимается вверх, к потолку кухни, а я устремляюсь за ее рукой и... падаю с угла табуретки на пол. Табуретка летит на меня, больно ноге и подвернутой руке. Тут Женя вскакивает и смотрит на меня, как совсем на маленького, который описался, и пытается меня поднять. Я изо всех сил отталкиваю ее руку, пролезаю под столом и с другой стороны опрометью выскакиваю из кухни мимо Эммы, взлетаю по лестнице на второй этаж, залезаю в нишу-альков и задергиваю за собой занавеску, чтобы меня не нашли. Там я беззвучно плачу и царапаю мелкую угольную отделку алькова, хотя это категорически запрещено родителями (мы живем здесь временно и должны вернуть дом в исходном состоянии). Эммины шаги на лестнице, - она зовет пить чай с вареньем (тогда это было раза два - три в месяц), но я кричу: «Нет, нет, нет, отстань, я никуда не пойду!»
Как же я могу пойти вниз, чтобы Женя увидела, какой я маленький, даже на табуретке не могу усидеть, а еще думал..., правда, об этом она не догадывается, но, все равно, нет, нет, нет! Ни вечером, ни на следующий день эта тема в разговорах не поднималась. А еще через день я подошел к сестре и сказал, что я очень-очень-очень прошу, чтобы на ее дне рождения были не все приглашенные. С каменным лицом я выслушал ее увещевания, что это ее день рождения, что все уже предупреждены и прочее. Сейчас стыдно в этом признаться, но затем я медленно сказал, что, она меня любит, и мама и папа тоже меня любят, и я всех люблю, но если придет ОНА (я больше никогда не назвал ее по имени), то я прыгну с балкона. Не знаю, сама ли Эмма решила этот вопрос, советовалась ли с родителями, но 11 мая среди восьми ее одноклассниц и одноклассников Жени не было.
Много лет прошло с тех пор, но, временами рассматривая сестрину фотографию 5 «В» класса, я всегда задерживаю взгляд на кудрявой невысокой девочке во втором ряду справа. Женя, где ты? Пойми и прости меня! Ты мне так нравилась!