Стояние Зои

Мой рассказ основан на событиях, которые произошли в городе Куйбышеве (ныне Самара), в 1956 году, с девушкой по имени Зоя Карнаухова.

            
Чудес на свете очень много,
Их Бог являет каждый день.
Но часть людей не верит в Бога,
В сердцах у них сомненья тень.
Что сделать нам, чтоб мы прозрели?
Как жить, чтоб души не сгубить?
В заботах мелочных о теле,
Как нам о главном не забыть?
Ведь мы без веры каменеем,
И существуя — не живём.
Комфортом жертвовать не смеем,
Грехов своих не признаём.
В слепой гордыне пребываем,
Не понимая, что творим,
О ближнем думать забываем,
Зато, красиво говорим...

Когда в России было туго,
В далёком пятьдесят шестом
Случилось в Куйбышеве чудо,
Я рассказать хочу о том.
Во времена Советской власти
О нём старались умолчать,
Но, видно, люди не во власти
Чудес Божественных скрывать.
Я не был этому свидетель,
Но помню жизнь в СССР.
Я "знал", что Бога нет на свете,
Был атеист и пионер.
Боюсь, плоды того устоя
Мы будем долго пожинать,
И то, что вытерпела Зоя
Полезно каждому узнать.
               
                I.
Она была обычной, вроде,
"Как все..." — сказал бы я теперь.
Трудилась честно, на заводе,
И для друзей открыта дверь
В тот старый дом всегда была,
Где Зоя с матерью жила.
Года его нам сохранили,
В Самаре знают этот дом.
И если б стены говорили,
О многом бы поведал он.

Случилось так, что на веселье
Друзья у Зои собрались.
Хороший стол, хмельное зелье—
Гуляй, рванина, веселись!
Был Новый год, как не отметить? —
Любимый праздник россиян.
В такую ночь, хочу заметить,
Любой из нас немножко пьян.

Лишь мама Зои горевала,
Печаль её была проста.
Она просила, умоляла,
Не веселиться в день поста.
Ещё неделя оставалась
До светлой даты Рождества,
Но Зоя этому смеялась,
Ей так хотелось торжества.

Мы часто старших огорчаем
Презрев родительский совет.
И потому всегда страдаем,
Держа за глупости ответ.
Осознаём свои ошибки,
Пытаясь всё назад вернуть,
Но тщетны жалкие попытки,
Ведь жизни бег не повернуть.

Подруги Зои танцев ждали,
Пока ребята водку пили.
О чём-то шумно рассуждали,
Смешно и весело шутили.
А Зоя, бедная, грустила
И всё ждала, ждала того,
Кого недавно полюбила,
Короче, парня своего.

Она прислушивалась к звукам,
Вдруг со двора собачий лай
Конец поставит её мукам —
Придёт любимый Николай.
Но время шло, собаки спали,
А на душе коты скребли,
Ведь все девчата танцевали,
Лишь Зое пары не нашли.

Тогда, греха не понимая,
Ко всем обидою горя,
Она святого Николая
Схватила с полки, говоря:
"Раз не пришёл жених мой, Коля,
Придётся с этим танцевать.
Я так решила — моя воля,
Устала я сидеть и ждать.

А если Бог и есть на свете,
Меня накажет Он пускай!"
И в пляс пошла с иконой вместе,
Где чудотворец Николай.
Напрасно лучшая подруга
Пыталась Зою удержать,
Она прошла уже два круга
И собиралась продолжать.

Как вдруг, позор её прервали —
Ударил страшный, жуткий гром!
Да так, что стены задрожали,
Сверкнула молния притом!
Поднялся резкий, сильный ветер,
Случилось чудо из чудес —
Просящей кары, в этот вечер,
Сполна дано было с небес.

Веселья дух разрушил хаос,
Всех охватил животный страх!
Дела и мысли — всё смешалось,
Друзья бежали впопыхах.
Дом опустел и постепенно
Утихли крики за окном.
Одно тут было несомненно,
Что праздник кончился на том.

                II.
Пустою улица казалась
И только женщина домой
Одна из церкви возвращалась.
Простою, светлою душой
Она в тот вечер помолилась,
Поставив несколько свечей:
За дочь, которая влюбилась,
За счастье близких ей людей.

За всех — кто верит и не верит,
И за друзей, и за врагов,
За тех, кто жизни дар не ценит,
И тех, кто дарит всем любовь.
Ведь люди все, в конечном счёте,
Одной являются семьёй.
А тот, кто знать того не хочет,
Духовно слеп и зол душой.

Так мама Зои проводила
По вечерам все дни поста.
Ходила в храм, поклоны била,
В делах своих была чиста.
И подходя уже к калитке,
Увидев сломанную дверь,
Ещё не знала, что за пытка
Ей уготована теперь.

Она вошла в свой дом пустынный,
Не понимая, почему
Здесь тихо так? Но сердцем, видно,
Уже почувствовав беду,
Прошла до комнаты и встала,
С застывшим ужасом в глазах —
Пред нею дочь её стояла
На твёрдых, каменных ногах!

Как бюст, как статуя немая,
С холодным взглядом изнутри.
Прижав святого Николая
Руками к каменной груди.
Такое зрелище едва ли
Под силу матери... и тут
Её колени задрожали,
Упав, она лишилась чувств.

                III.
Бригада медиков спешила
На странный вызов в эту ночь.
Что, будто: "Девушка застыла
И нужно срочно ей помочь!"
Звонила Зоина подруга,
Покинув в ужасе тот дом.
Одна из тех, кто видел чудо,
Ещё не ведая о том.

Врачи, приехав, осмотрели
Обеих женщин — дочь и мать.
И сдвинуть Зою захотели,
Чтоб уложить её в кровать,
Но не смогли! Ногами к полу
Она как-будто приросла.
И здесь, сказать мне надо, к слову,
Что Зоя всё-таки жила.

Она жила и сердце билось
В груди холодной, словно лёд!
Как на морозе серебрилась,
Но тихий-тихий жизни ход
Врачи, однако, уловили,
Решив, что тут наверняка
Сильнейший приступ столбняка,
На том они и порешили.

И всё же, весть о страшном чуде
Уже летела по домам.
С утра спешили к Зое люди
Не веря собственным ушам:
"Да разве можно быть такому,
Чтоб человек окаменел
И вопреки всему живому,
Дышал, но двинуться не смел?"

Тут власти быстро спохватились
И оцепили Зоин дом.
От чуда сразу открестились,
Назвав историю о том
Чистейшей выдумкой и сплетней
Её подвыпивших друзей,
Которым следует ответить
За слухи грязные о ней.

                IV.
Отныне, долгими ночами
И днём коротким — каждый час,
Наряд милиции с врачами
Дежурил не смыкая глаз
У тела девушки, застывшей
С обидой мелочных страстей,
По наказанию, просившей
Себе же, в дерзости своей.

С больницы мать вернулась вскоре
Худая, бледная, как тень,
Больная, сломленная горем,
Она молилась каждый день
О бедной дочери, взывая,
Простить несчастную, за всё,
Моля святого Николая,
Чтоб заступился за неё.

Тянулись дни тяжёлой муки,
Тоской наполненные сплошь.
Любые шорохи и звуки
Внушали страх, бросая в дрожь.
Весь ужас тех событий бурных
Не каждый вынести сумел,
Один из присланных дежурных
За ночь, буквально, поседел.

Та ночь, спокойная сначала,
Переросла затем в кошмар.
Внезапно, Зоя закричала
И это страшный был удар
Для тех, кто слышал её голос —
Он жалил души, будто пламень!
Меж тем, не дрогнул даже волос
На теле твёрдом, словно камень.

Она кричала, нет, просила:
"Молитесь! Гибнем мы в грехах!"
Потом с тоскою повторила:
"Молитесь! У меня в ногах
Земля горит, горят и люди,
За зло, которое несут!
Молитесь все! Молитесь, люди!
Я вижу, вижу Страшный суд!"

И мать молилась, громко каясь,
Как в церкви грешник удалой,
Слезами горько обливаясь
У тела дочери родной.
От горя полностью седая,
Одной надеждой лишь живя —
Через святого Николая
Спасти и Зою, и себя.

Так, день за днём, прошла неделя,
До Рождества Живого Слова.
В Союзе многие в то время
Не знали праздника такого.
О нём забыть в стране старались,
Клеймя священников позором.
И нагло, грубо надругались
С каким-то дьявольским задором

Над верой нашей православной,
Над чувствами простых людей,
Над памятью России славной
И святостью минувших дней.
Всё отсекли, перевернули,
Забыли, вырвали, убили.
Былую жизнь перечеркнули
И веру в людях задушили.

Окаменели души многих
Во лжи и страхе пребывая.
В большой стране порядков строгих
Все жили рта не раскрывая.
И тот позор, в какой-то мере,
Сейчас касается и нас,
Слабы ещё мы в нашей вере...
Но я продолжу свой рассказ.

                V.
Неделю Зоя простояла
Бездушной статуей надменной.
Всё также, бедная, кричала,
В людей вселяя страх священный.
И никому не удавалось
Забрать из рук её икону.
На тот момент не оказалось
Готовых к подвигу такому.

Ведь здесь нужна была иная,
Благочестивая душа.
Чтоб взять святого Николая
Ни в чём, при этом, не греша,
Не осквернив того урока,
Который Бог явил всем нам,
Определив всю суть порока
По нашим мыслям и делам.

И человек, с душой смиренной,
С небесным именем таким,
Нашёлся всё ж... Им стал почтенный
Священник Полоз Серафим.
Служил он в Куйбышевском храме
Петра и Павла, много лет.
Ему и вышло в этой драме
Оставить очень важный след.

Он, как и многие, в те годы,
Сполна испил страданий чашу:
Арест, лишения, невзгоды,
Хула и брань на Церковь нашу,
Тяжелым грузом унижений
На плечи батюшки ложились,
Но долгожданных отречений
Уста промолвить не раскрылись.

Как мало их! Как не хватает
В миру таких людей сейчас!
Их Бог на Землю посылает,
Когда приходит трудный час;
Опорой быть для слабых духом,
Надеждой, тем, кто верит им,
И просто добрым, верным другом,
Каким был старец Серафим.

На Рождество, уже под вечер,
Он нашу Зою посетил.
Зажёг расставленные свечи,
Молебен чинно отслужил.
Затем, священною водою,
С молитвой тихой на устах,
Он освятил и дом, и Зою,
И образ в каменных руках.

Нет, тела девушки несчастной
Священник к жизни не вернул.
Но силой слов молитвы страстной
Он ход событий повернул.
То, что казалось недоступным
Для всех других, случилось вдруг —
Поддался мрамор неприступный,
Разжались пальцы грешных рук!

С особым, трепетным волненьем
Икону принял Серафим.
И с подобающим почтеньем
Вернул на место. А другим
Он сообщил, что знак последует
И с ним прощение придёт,
Ну а пока, молиться следует
И верить в праведный исход.

Так и молилась мать в надежде,
Увидеть дочь свою прощённой.
Но всё осталось, как и прежде,
Для Зои, в камень обращённой.
С тех пор, как город облетела
Ошеломляющая весть,
Она и двинуться не смела,
И не могла ни пить, ни есть.

                VI.
Прошли три месяца  тяжёлых,
Природа быстро пробуждалась.
От мрачных, зимних дней суровых
Одно название осталось.
Весна несёт нам жизнь иную,
Давая шанс родиться вновь.
И, чуя миссию такую,
В нас просыпается любовь.

Весной всё кажется чудесным,
Опять кружится голова,
И нашим женщинам прелестным
Мы шепчем нежные слова.
Все дни проходят в ожидании
Чего-то яркого, большого.
Наверно, чуда, в подсознании
Нам всем хотелось бы простого.

Так, поздним вечером апрельским
(Уже десятый час пошёл),
К сержанту, в форме милицейской,
Старик невзрачный подошёл
И попросил (как просят друга)
Его к девице пропустить,
Но постовой, довольно грубо,
Велел пришельцу уходить.

На завтра, старец этот снова,
Под вечер, в тот же час пришёл.
Просил охранника другого,
Но к Зое так и не прошёл.
На третий день опять явился,
В тот дом, казалось, засекреченный
И как-то всё же исхитрился
Зайти, охраной незамеченный.

Остановившись возле девушки
Его лицо вдруг просияло!
Преобразившись, тело дедушки
Подобно солнцу засияло!
И это было так прекрасно,
Свет был живой, он не вредил!
Уже потом всем стало ясно,
Кто к Зое в гости приходил.

"Ну, что?"— спросил старик с любовью,
"Устала, милая, стоять?
Твой грех был смыт невинной кровью!
Тебе я должен передать,
Что прощена на Пасху будешь
Для жизни вечной, так и знай.
И многих спящих ты разбудишь..." —
Сказал святитель Николай.

Сержант, куривший недалёко
Ворвался в комнату, но там
Стояла Зоя одиноко,
Всё было чисто по углам.
Пустая комната, но парень
Застыл, с фуражкою в руках —
У тела твёрдого, как камень
Блестели слёзы на щеках.

                VII.
До Пасхи месяц оставался
И час за часом, день за днём,
Неумолимо приближался
Великий праздник всех времён.
Страданий Зоиных довольно
Уже я здесь пересказал.
Как было трудно ей, как больно,
Я худо-бедно описал.

Но то, что девушка узнала
В последний, перед Пасхой, час,
То, как кричала и стонала,
Как было тяжко ей... сейчас,
Я не могу, собрав всю волю,
Словами выразить того,
Что Зое выпало на долю,
Да и не знаю я всего.

Под утро мука отступила,
Пришло прощение с небес.
Свершилось! Пасха наступила!
Христос из умерших воскрес!
И... Зоя тоже воскресала,
На удивление врачам
И всем, кто с самого начала
Был с нею рядом по ночам.

Она немного наклонилась,
Впервые, с лёгкостью вздохнула.
Во взгляде ясность появилась
И сразу кровь к лицу прильнула.
Так, в обессиленное тело
Жизнь постепенно возвращалась.
Она шагнуть уже хотела,
Но на ногах не удержалась.

Тут Зою разом подхватили
Врачи, милиция и мать.
Перенесли и уложили
В родную, мягкую кровать.
И врач, почёсывая темя,
Обеспокоенно спросил:
"Как ты жила всё это время?
Когда и кто тебя кормил?"

И Зоя, с болью, отвечала:
"Мне страшно... сколько в мире зла!
Я нашу Землю увидала,
Я видеть каждого смогла.
Нельзя так жить! Нет, невозможно!
Нас точит ненависти яд!
И ложь... повсюду лгут безбожно,
И мерзких дел противный ряд!

Остановитесь! Я прошу вас!
Дни на исходе... Верьте мне!
Не дай, вам, Бог, увидеть ужас
Души сгорающей в огне...
Молю, опомнитесь! Покайтесь!
Ходите чаще в Божий храм,
Кресты носите, причащайтесь,
И будет то — на пользу вам".

У всех сложилось впечатленье,
Что Зоя попросту больна.
От пережитого волненья
Уж не сошла ль она с ума?
Четыре месяца без пищи...
Но как такое может быть?
И, словно, зная все их мысли,
Она спешила говорить:

"Меня кормили... Прилетали
Два белых голубя ко мне.
Они душе надежду дали,
Когда томилась я во тьме!
Ну всё... пожалуйста... довольно,
Я так устала... Боже мой,
Как давит грудь... под сердцем больно,
Позвольте мне побыть одной."

                VIII.
Но, несмотря на просьбу эту,
Врачи решили по-другому.
И скорой помощи карету
Ей подогнали прямо к дому.
Пока солдаты из отряда
Людей на улице теснили,
Дежурных медиков бригада
В машину Зою заносили.

Её в больницу, вместе с мамой
Везли на скорости предельной.
И под усиленной охраной
В палате заперли отдельной.
В те годы с этим не шутили,
Тогда в стране всё было строго.
У тех, кто власти досадили,
Потом одна была дорога.

В больнице Зою посещали
Допросов грязных мастера.
Они пугали и стращали,
Как это водится всегда.
Пытались девушку заставить
О Боге речи прекратить.
И впредь, желание оставить
С людьми об этом говорить.

А Зою, подлые угрозы
Уже ничуть не волновали.
Шантаж и грубые допросы
Эмоций в ней не вызывали.
Совсем другое в это время
Душе покоя не давало;
Той, предыдущей жизни бремя,
Давило, жгло и угнетало!

                IX.
Так третий день она лежала,
С тоскою смертною в глазах.
За руку мать её держала
И причитала, вся в слезах.
Она поглаживала нежно
Свою измученную дочь.
Все просьбы выполнив прилежно,
Во всём стараясь ей помочь.

Но Зоя, взглядом отрешённым,
Себя, казалось, хоронила.
Считая путь свой завершённым,
Она молчание хранила.
А этот взгляд!... Какое горе!
Какая грусть томит её!
Как-будто, что-то неземное
Теперь доступно для неё.

И только ночью, забываясь,
Она шептала, как в бреду,
Во сне, к кому-то обращаясь,
Всё повторяла: "Я иду..."
При этом, тихо и упрямо
На щёки, тонким ручейком
Стекали слёзы... ну, а мама,
Всё утирала их тайком.

Душа страдать не перестала.
Наоборот, теперь сполна
Она свой грех осознавала.
И неотступная вина
Ей разрывала грудь на части,
Похоронив покой навек —
Снести такое не во власти,
Не в силах, хрупкий человек.

Как сильно Зоя изменилась!
Как поседела голова!
Она лежала и молилась,
Всё повторяя те слова:
"Прости мне, Боже... нет, я знаю,
Что Ты меня уже простил...
Я с этой мыслью умираю,
Ведь Ты грехи мне отпустил...

Ты спас меня Своей любовью,
Когда горела я в аду...
Твой Сын, святой, невинной кровью
Смыл мой позор... И я иду...
Прощай же, мама... мне не больно...
Ах, сколько света и тепла..." —
Сказала девушка спокойно
И тихо, с миром отошла.

                X.
Такого не припомнят старожилы
(С тех давних пор прошло немало дней),
Чтоб в церковь шли не только пожилые,
Чтоб очередь из множества людей
С утра уже на паперти стояла,
Под солнцем или в дождик — всё равно
И службы терпеливо ожидала,
Давно такого не было... давно.
2010 год.