Иду!

Иду.
В извилистость тропки в садах гну.
Тяжело и нелепо будущее на плечах нести.
Закопычен и вытоптан в диких стадах гну,
Мой изуродован стих.

Бреду.
Все важные встречи всегда где-нибудь на углу.
Несчастный бог забыт на эшафоте видеть небо.
Но головы, что брошены под плуг
Руками палачей, не встанут хлебом.

Смотрю
На тонкие длинные руки деревьев.
Бросаю в их протянутые длани дублоны взглядов,
Что, как птицы, злодеем лишённые перьев,
Не долетев, о камни бьются. Вяло

Дорога
Верстуется и километрится за спиною.
Завтрашний день не имеет ни цвета, ни запаха.
Он размыт. Он не находит нужным считаться со мною.
Завтрашний день всегда затворен наглухо.

Город
Вокруг представляет сплошное сплетение стен.
Я в лабиринте. Ищу своего минотавра.
Я не взял ни свечи, ни иконы, ни лука и стрел.
А нить я забыл у красотки на тумбочке в спальне.

Зачем
Дураку канделябры, и на кой чёрт шуту обереги?
Кто ищет отважных, не будет запрашивать мудрых.
Поскольку из глаз последних порой вытекают реки,
То ли от чтения Сартра, то ли от звуков сутры.

Пою.
Глаза, глядящие в закат, покрываются влагой -
Наивны старания взгляда заарканить, постичь горизонт.
Это скорее страсть, сумасшествие, только не дар и не благо.
Поскольку какой по большому счёту в этом резон?

Смеюсь,
Так как смех исцеляет смертельные раны.
Рыдаю - ведь слёзы затягивают порезы.
Абсолютно не важно, сколько в тебе отравы,
Пока ты ещё можешь вспомнить, что значит трезвость.

Бреду.
В извилистость тропки в садах гну.
Уже не в силах с эшафота видеть небо
Забытый бог, чей тонкий палец, указующий на юг,
Всего лишь символ. Но совсем не вектор.
Иду.