Дождь

Дождь тихо шелестит
по обветшалой крыше,
за маленьким окном
заброшенный покос,
«все глушь да тишина»,
лишь еле еле слышен
гудок на станции
и перестук колес…

Жизнь как у муравья,
дела едва ли лучше,
струится пот с лица,
и слышен детский плач,
без края и конца
ползут по небу тучи,
цепляясь за края
высоковольтных мачт…

Я и моя земля:
кому мы интересны?
подгнил еловый тес,
косится ветхий дом,
пустынные поля
покрылись мелким лесом,
а старый пруд зарос
болотным камышом…

И катится скорей
развесистое лето,
а ветер то замрет,
то мчит во весь опор,
так двадцать тысяч дней
промчались незаметно –
последний поворот,
последний коридор…

Душа моя, скажи,
когда ты постареешь?
Когда опустишь взор,
чтобы не падать ниц?
Прощальный коридор
в картинной галерее,
пейзажи, витражи,
и вереницы лиц…

Не потерять лица;
опять на сердце тихо,
а время - в суете,
в заботах ни о чём,
и это до конца,
где дверь со словом «Выход»
на каменной плите
с портретом и крестом…


Один ли в поле я?
Один ли я воюю?
за что, и для чего,
и долго ли ещё?
картонная семья,
друзья опять блефуют,
а те, кто большинство,
плюют через плечо…

Как узок этот путь,
как низки эти своды,
кругом сплошная гарь,
куда ни посмотри,
я так мечтал взглянуть
на Гения Природы,
но лезет злая тварь,
взрастая изнутри…

Рогатый, чёрный черт
с горящими глазами,
мой «чёрный человек»
тяжёлый как чугун,
из-под облезлых век
в зрачках рыжеет пламя,
он в мозг, как дровосек,
вонзает свой колун…

А кроткая душа -
ей нечем и прикрыться,
всё рвётся упорхнуть
от беспощадных лап,
она, едва дыша
хотела бы забыться,
чтоб заглушить в ушах
тупой звериный сап,

дрожит душа моя
под каменным копытом,
то топчет, то замрет,
то вдруг навеет сон,
в котором грежу я
о чём-то неизжитом:
и я - уже не я,
и он - уже не он…

А бедная душа
всё дальше отлетает,
стремиться за порог,
за вечное крыльцо…
И вновь твоё лицо
из мрака проступает,
а вьюга, пороша,
полощется у ног…