Бродяги хроноленда глава 39

Павел отослал Пржевальскому документы и билет на Моисеева. Не успел он выйти со здания почты, как у него зазвонил телефон. Вот чутьё у человека! Звонил Пржевальский.
- Паша! – кричал он в трубку, - Паша, здравствуйте, как ваше ухо?
- Вашими молитвами, а ваш лоб?
- Ничего, пройдёт, я пирамидона принял, вроде не болит голова. Я чего вас беспокою. У вас ничего не пропало в поезде?
- Ничего, а что?
- Представляете, эта сучка дрыгоножка утащила мой бумажник. Там всё – документы, деньги, фото семьи. И главное – билет на концерт Моисеева. Так хотел супружницу порадовать. И на тебе – оказия. Вы её там не потеряли из виду?
- Потерял, она умерла, - зачем-то соврал Павел.
- Как умерла?
- Как умирают? Брык, и ножки кверху.
- Вы шутите?
- Нет, конечно. Вы не переживайте, ваши документы я нашёл, и уже выслал вам. И билет. С вас причитается.
-  О чём речь, о чём речь. Спасибо вам.
- Так что на Моисеева попадёте. А я сегодня на Мэнсона пойду. Говорят, круто.
- Фу, мы такое не слушаем.
- Зря. Знаете, Пржевальский, чем Мэнсон отличается от Моисеева.
- Ориентацией.
- Что за пошлости у вас на уме? Отличие такое – Мэнсон никогда не приедет в Рязань. Ни за какие коврижки, только потому, что там живут поклонники Моисеева. Что у вас за дурной вкус? Пржевальский, посмотрите – Меркури, Элтон Джон, Джорж Майкл, Версаче, Дольче и Габбана. Против Моисеева и Шуры. Пржевальский, зная ваш патриотизм, огорчу вас – у них даже педики круче. Успехов, человек-лошадь.
Павел оборвал связь, поймал такси.
- На двенадцатую стрит, «Готэм бар». Разбуди, когда приедем - скомандовал он водителю с шикарными чёрными усами.
«В шумном балагане был завсегдатаем» - напевал под нос водитель. Под эти слова Павел задремал.

Павел и Антуан столкнулись прямо у входа в бар.
- А где Мата? – спросил Павел
- Она умерла, - ухмыльнулся Антуан.
- Как умерла?
- Как умирают? Брык, и ножки к верху.
- Ножки к верху?
- В самую точку. Надеюсь, ты не хочешь знать подробности.
- Даже не знаю. Но ножки к верху звучит заманчиво. Ну и бог с ней. Смерть была не мучительной?
- Не знаю, - Атнуан посмотрел на часы и распахнул дверь в бар,- думаю, она ещё в процессе умирания. Заходи.
Павел сразу понял, к какому столику присаживаться. У окна сидела компания музыкантов в кислотных рубашках, брюках клёш и с безумными шевелюрами.
- Паша! Антуан! – замахали руками хиппи. – Сюда! Эй, гарсон, принеси-ка пару стульев нашим друзьям!
Павел сразу узнал Боба Марли и Джимми Хэндрикса. Третий был ему незнаком, но по одутловатому лицу и туманному взгляду он сразу приписал его к армии рокеров.
- Это Майк, наш друг из Рязани. Майк, знакомься, это наши друзья – Пашка и Антуан. Давайте за знакомство! – Джим налил в стаканы ром, сам поднял бутылку.- Встреча старых друзей – всегда событие, достойное того, чтобы нажраться.
- Как там у вас, в Вудстоке? - спросил Павел, отламывая кусочек от бутерброда.
- Полный отстой. Так всё надоело. Престарелые бородатые мальчики брынчат свои антивоенные песенки, курят драп и пьют динашку. Случайные связи, триппер, вши. Деградация и упадничество. Вечный фестиваль превратился в бесконечные поминки рок-н-ролла. Ты знаешь, что мы убили рок-н-ролл и теперь вяло пляшем на его костях. Вудсток похоронил рок-н-ролл навсегда. Я сам вогнал ему в сердце кол. Что мы наделали? Элвис, Чак Бэрри, Бадди Холи, Джерри Ли Льюис – мы закопали всех! Мы зарыли в землю ту лёгкость бытия, ту сексуальность и бесшабашность стиля, зарезав всё это замысловатыми гитарными рифами, арт-экспериментами и политикой. Ненавижу себя за это. Вот Боба уважаю, он плевал на рок-н-ролл и на Вудсток. Он настоящий растаман. Боб, наливай! Майка я тоже уважаю, хоть он и говняный музыкант и никудышний певец, но петь такое в Рязани – это уже подвиг! Майк, за тебя! Пашка! Сколько дет мы не виделись?
- Три месяца.
- Да?
- Просто ты меня не видел, ты был в сисю пьяный.
- Вот такая теория относительности! – Джим поднял указательный палец. - Я тебя не видел два года. А ты меня три месяца. Парадокс. Короче, мы сюда приехали сдуть пыль с наших могил и зарядиться драйвом. Подышать свежим воздухом и посмотреть до какой же степени разложился рок-н-ролл. Говорят, Мэнсон – предел разложения.
- Нет, друг, предел разложения – это «Корни», - вставил Майк.
- Корни, шморни, какая разница? Давайте выпьем! Эй, офисьон, тащи сюда литруху рома! – Закричал и замахал руками Джим.
Боб Марли молча протянул Павлу косяк, больше похожий по размеру на подзорную трубу. Павел затянулся и вся компания расплылась в радужных волнах, стул почему-то начал проваливаться в пол, по залу запорхали безумные мотыльки. Окружающий мир стал слишком объёмным. Казалось из одной точки можно осмотреть любой предмет со всех сторон. Где-то ругалась белка, тыча в официанта огромным указательным пальцем. Захотелось взмахнуть крыльями и взлететь под потолок, покружить вокруг люстры, выпорхнуть в вентиляционный люк и раствориться в звёздном небе.
- Ниффгсбе, - пробормотал Павел.
- Ясный перец, укроп не курим, - улыбнулся Боб. – Сейчас отпустит. Эй, Джим, закажи Пашке чего-нибудь пожрать, а то вернётся из полёта голодный. Закажи ему оладушки с повидлом. Самое то. Тазик.
- Олдшшшшки, даааааааааааа – затянул Павел, все засмеялись.
Вдруг в мозгу Павла взорвалась и разлетелась тысячами осколков странная фраза. Боря гад! Боря гад! Боря гад! – стучали молотом слова, высекая искры и смутные ассоциации. Бгарядо, Дрябога, Бродяга! Бродяга! Анаграмма сложилась!
Павел попытался свести в пучок глаза, вцепился в стул, засучил ногами в порыве встать. Но ничего не получалось. Трава держала крепко, обещая в качестве компенсации тазик оладушков.
-Борягда, - выпало у него изо рта и растеклось по столу. – Твмать. Држжжи Брю.