41. Утратил он чутьё от ласк миледи. Фраг. романа

– ...А разве же не плата?               
                – Нет, аванс.
Красотка на словах давала шанс,
а про себя ей думалось иначе:
«Я знаю, ты  давно  б меня схомячил!
Расчёт на дерзость и на темноту?
Дам так, что посчитаешь – многовато!

Ты только завали скорей де Варда,
а дальше способ верный я найду
с тобой расстаться так, чтоб неповадно
тебе бы было зариться! В  аду

ищи себе наложницу, коль надо!
Найду тебе     ближайший     путь до ада!
А нынче ночь – твоя.  Облома нет»...
А вот, что думал в этот же момент

сам д’Артаньян о плотском Эльдорадо:
«Коварно снизойдёшь, тварь, до разврата?
Твой подлый нрав тебя же укротит!
Похоже, мы придём к любви в кредит.

Граф нынче стал персоною нон грата?
Продажные объятья – мне награда?
Ну, это мне нисколько не претит.
Воспользуюсь уловкою любою.
Ты, подлая, в объятья лишь приди,
отдайся добровольною любовью,
а после посмеюсь я над тобою
с тем самым парнем, чьей ты смерти ждёшь!
Морально раздавлю тебя, как вошь»!..


...Гасконец подал голос в пику стону:
– Не мне уподобляться пустозвону
   и, если так, я полностью готов
   по первому же слову или зову

   всерьёз     помочь     вам. Я не безголов!
   И не привык бросать на ветер слов.
   Я сделаю всё так, как вы решите.
– И за меня вы шпагу обнажите?

   Как подстрекатель буду я грешна…
– Но кто ж он, кто почти уже не житель?
   Скрываете? Какого же рожна?!
   Вы на меня всецело положитесь.
– Поймите и      меня,     мой пылкий витязь! –
миледи колебалась. – Я должна
    открыть то имя, что держу я в тайне.
– Доверьтесь мне смелее, чтоб я знал,
     кого мне покарать! Я буду крайний.

     Вы, если что, при этом ни при чём.
     А враг ваш безнадёжно обречён.
– Какой же ждёте от меня вы платы?
– Лишь той, которой оба будем рады.

– Так вы – корыстолюбец! Вы хитры.
    Два этих свойства… нет, скорее, три…
    вы ко всему ещё и импульсивны…
    надеюсь, не  лишат  мужской вас силы?
    Вы – боевой  жеребчик  или мул?
– Я молод. Опыт мой, быть может, сирый,
    пока что невелик, – Шарль подмигнул. –
    Когда ж мой выход, или даже выезд,
     на поприще любви?! Тут я не нуль!
Гость, одержим страстями и порывист,
к себе хозяйку нежно притянул.
Миледи не давала дозволенья,
но в ней он не нашёл сопротивленья.
– О, как  нетерпеливы  вы, шалун!
– Владели мною долгие сомненья:
   могу ль владеть я той, что ни к селу,
   ни к городу меня не причисляя,
   прикинули, что родом от      осла     я!
   В любви мне счастье     не     было дано.
   Невольно я боюсь: а вдруг оно
    мгновенно упорхнёт, лишь подразнивши?!
– Мечтаете о счастье наивысшем?
– О том, чтоб счастье стало друганом
   надолго мне в любви, мечтаю точно.
– Так надо ж     заслужить     его. И срочно.
– К тому и речь. Скажите, наконец,
   кто ж тот зловредный выродок, подлец,
   вас вынудивший горькие лить слёзы?!
    Истец вы в деле или не истец?
– Открыть его вам   Имя,  наконец?
– Держать то имя в тайне – вам без пользы.
– А     кто     вам мог сказать, что лью я слёзы?!
– Ну, я… Мне показалось, что у вас…
   Судил я лишь по виду ваших глаз.
   Глаза воспалены. От     слёз,     как будто.
   Коль ночь проплакать, то глаза на утро…

    Не важно, сколько слёз. Хоть два ведра…
– Я не из тех, кто плачут! Я тверда
   и мне претит пустая суета!
    Зациклившись на внешних лишь  обличьях
   двух-трёх моих, пусть даже необычных,
   не знаете меня вы ни черта!

– Я     рад     за вас. Но кто же ваш обидчик?
– По части тайн вы любопытны, да?
– Не я ли  –    головЫ     его добытчик?
  Не нынче, так заочно. Так когда?

  Какие есть для этого препоны?
  Он люцифер? Иль местный ротозей?
– Он хорошо известен вам, бесспорно.
– Ого! Не из моих ли он друзей?! –

воскликнул «киллер», якобы наивно
не ведая, о ком тут речь идёт.
Следя за взором Шарля непрерывно,
мадам решила: «Он не идиот,

но и не дьявол. Много будет чести –
бояться мне его, коль будем вместе.
Нигде пути мне он не перейдёт.
Слепое лишь орудие для мести.

Эх, заглянуть бы всё же наперёд!
А ну как опрометчиво решенье?!
Подстраховаться б на опереженье»…

В гримасе сам собой скривился рот.
Всем опасеньям, вроде, дан отвод,
и всё ж в душе мелькнуло раздраженье:
– А если б он из ваших был друзей,
   то вы б его не     сделали      мишенью
   для вашей шпаги, вероломный змей?!

    Вы б за меня тогда не     стали     драться?!
– Нет-нет! – спешил гасконец оправдаться.
   Да будь он мне хоть вовсе      брат     родной,
   за вас он мне ответит головой!

   Да будь враг из моей же    плОти       соткан,
    я принял смерть бы, лишь бы вас смягчить! –
тон по накалу был не нарочит.
Шарль выложился весь перед красоткой.
Она предстала дамой нежной, кроткой,

чей лик не походил уж на гранит,
иль белый мрамор снежной королевы.
Добром лучился взор. Цвет губ, ланит
опять порозовел, сменив мел гнева.

Уж ни одна не встала дыбом прядь.
Назрела ситуация опять
для чувственного в паре разогрева.
Казалось, что и леди тоже млела.

В её глазах опасный огонёк
зажёгся и погас, мол, ты, щенок,
заслуживаешь ласк – иди на ручки.
Не думая о леди, как о сучке,

а млея лишь от женской красоты,
гость был в тот миг похож на ассорти
из подлинных эмоций и желаний.
Не образ ли пугливой нежной лани

в миледи вдруг привиделся юнцу,
когда прильнул он сам к её лицу?
Та увильнула, но с кокетством милым:
– Вы выглядите вновь нетерпеливым.

   Но преданность мне ваша вся, как есть,
   в моих глазах вновь делает вам честь.
    Вы б знали, – леди молвила, лаская,
ладонь его в своей, не пряча глаз, –

    как нравится мне жертвенность мужская!
– И это всё, чем внутренне, иль с края,
    я нынче привлекателен для вас?!
    Быть может, вас тошнит от нежных фраз?
    Не ко двору глазами, носопыркой
     иль чем      ещё      пришёлся я для вас?!
– О, нет! – взор леди стал открыто пылким. –
     Я вас люблю, как любят в первый раз!
   
Как будто впала в первый раз в экстаз
вдруг самая прекрасная из скромниц!
Гость впечатлился – это ведь не трёп! –
и просто был  сражён  признаньем в лоб.
– Вы      лЮбите      меня! – вскричал гасконец
и эхом повторил себя взахлёб...

         (продолжение следует)