поэма О жизни...

    Посвящается Анне Ахматовой.
       
                "И несказанным светом сияла
                Круглая церковь."
                Анна Ахматова

               1

Не сушить бы мне вновь солёную косу
в том краю, где изрезан высокий берег.
Паруса разлетелись сухим откосом
в глухомань версты старинных поверий.

И на плоском камне, судьбу прозревая,
иссушая душу, влаги не зная,
снова мир разрушив себя догоняю
там, где вёрсты глушат дребезжанье трамвая.

Мы ещё не ушли от той жизни плена,
но ко мне приплывала золотая рыбка.
Плавниками грозила судьбы переменой,
лишь бы вновь не свершить роковую ошибку.

Я с собой не бывала ни злой, ни весёлой.
И совсем не знала, что значит счастье.
На распутье жизни метельно-голой
раздвигала снеги серебром запястья.

И в песок зарывала прозрачное платье.
И бежала, волнами касаясь пяток.
И плыла на спине, что и значит счастье.
Маяком возвращалась, не зная взяток.

На пустынных холодных водах лежала,
где заря раздвигалась зелёным с Востока.
Переменным свечением жизнь дрожала,
и пылали звёзды в струях водостока.

Знали все, что я чувствую, чую воду,
и зарывшись колодцем шли на попятный
задний двор,где картофель цвёл огородом,
и был кстати чай после водки мятный.

Собирала ростки на сосновой воле.
Ах, найти бы "белых", да кошель брусники.
Принесла бы счастье домой в подоле,
лишь бы горе ржавым не росло среди "диких".

Когда снова стану небесной царицей,
чтобы бухты как спальни мои охраняли,-
распишусь зарёю, алой десницей,
словно вихрь средиземный на чёрном рояле.

                2 

Словно вороном встал над бездонной иконой.
Видно, крупная рыба ловилась в зачатье.
Надо лбом непомерным светилась сонно
та планета,что более не стоит над кроватью.

Опрокинута лодка. Под ливнями тяжко
отпуская следы по дороге дольней,
надвигали по-мартовски день-фуражку.
Не вернулась бы в клетку,- росла б на воле!

Синеглазый король как бесстрашный мальчик
на какие-то годы был меня моложе.
Отсидеть до зари нам на камнях пальчик,
и до горизонта дойти бы тоже!

Если надо,- лучше, больше молись ты.
Время только и делает,что умирает!
А когда уходят Туда, не простившись,
то и жёлтые розы вмиг опадают.

Как мускатна встреча и вино в бокале.
Как расстёгнуты губы, словно боль вначале...
И теплы полынные горькие степи.
Как хочу я ещё раз родиться на Свете!

Просияла восходно сиренево-тонкой
занавеской под сводом со щебетом звонким.
Помолюсь неприкаянно строгой иконе.
Нет ни зла, ни отчаянья. Только утра звоны

с голубым намерением.Необъятны ласты
для ступней по ступеням, что исхожены часто.
Я бежала по лесу: то на гору, то с горы.
Был не страшен повеса, а тем более море.

Плохо ночь забывала, что видала с балкона.
А метель продолжала знакомые стоны.
И разлука дрожала меж соседей и оных,
словно мысль по стеклу - каплей солёной.

                3

Иссушить бы мне вновь солёную косу.
Оживить до полудня мускатные розы.
А звезда не простившись за тем откосом,
снова мятно истаяла, одеваясь в берёзы.

Слишком быстро растаяла зима, что без шубы.
И метельно охаяла славы медные трубы.
Словно дымное солнце погрузилось в море
золотым, воздушным...каплей алой горя.

Пусть не будет горя ни у вас, ни у речки.
Ни у дюн, уставших быть сухими дюнами.
Слишком крепок сон был у старой печки ,
что хожу до сих вероломно-юною.

Скоро, скоро знатной и богатой станешь.
Жди заморского гостя, да блюди себя крепко.
Может, походя ты кого-то ранишь,
не того. кто издревле грел бы наседкой.

Загадаю, кому низко кланяться буду.
Не отвалится горб ни один у верблюда.
О, пустыня Сахара, истомляющей жаждой
ты зовёшь меня снова пройтись здесь однажды.

Уготовано пламя, крестильное славно.
Души радостно-справно разбежались за нами.
Догоняли дубравой сосновой и иже.
Благодать мне подали до пола и ниже.

Словно весть угадала, что хранила до срока.
Быть бы мне у вандала, да свеченье далёко.
Ни тревоги своей я не разлюбила,
ни в камине огней до зари не будила.

Только вечер холодный в безлюдной пещере
согревала для сходни моих мечт и поверий.

Не пугая гадюк, в камышах находила
беспросветный уют,ароматность кадила,
прометеево пламя... Это он по-соседству
своим избранным знанием мне помог вспомнить детство.

                4

Ароматнейшим снадобьем горят винограды.
Беспредметно разгаданы византийские крабы.
Камень катится с горушки, мне под сердце ложится.
По болотам не ходишь ли? Или мне это снится?..

Хуторянкой покладистой приносила бы счастье,
чтоб халатом повеситься на крючке да от страсти.
Жжёт подковою месяц. Знаков - полное вымя!
Захотела одеться, чтоб не выйти с другими.

Если Он подойдёт на почтенном, и в бездну
заглянут два зрачка, что  сияют столь звездно.
Дуют ветры сухие да с Востока, да прямо.
Проплывают медузы по улице звано...

Над плечами моими журавли не летели.
И цикады не пели. Лишь глаза голубели...
На сыром тротуаре мне подарено время.
Целый год! Как "в ударе" я прыгаю в стремя

страсти "серой да в яблоках".Унесёт, словно лето.
И никто не узнает, где мы счастьем раздеты.
О, как узки браслеты! Как неоново платье
обнимает всю улицу амстердамовым счастьем.

И когда скользкой сыростью расползутся туманы,
и покроются изморозью слова и обманы.
И когда в подворотне, чуть вдали от дороги,
разобьют пустоту уходящие ноги,-

осень встречу и зиму как дождливое лето.
Пробежит по стеклу то, что ныне не спето.

Разметается плющ по стене как по саду.
Донесёт ветер с туч: "Ничего мне не надо!"
Будем царствовать мудро на этом свете,
нежно смахивать пудру, а потом - строить церкви.


Под окошком моим до рассвета гуляют.
Только двери молчат да тоску собирают.
Только полно лукошко и грибами, и песнями.
Ждёт доселе сторожка, запутана вешними

ручейками, разбитыми чёрным золотом солнца,
виноградом обвитые диким оконца.
На столе тает свечка. Не хватает бумаги...
Раздвигается речка на вёрсты - овраги.

В гнёздах ласточки вьются. Зеленеют подснежники.
Заалела Земля от фиалочьей нежности.
За одну только ночь наступило весеннее
необъятное тёплое ветерка откровение.

В хрустале стоит Вербная, как усталость примерная.
Подарю тебе чётки я сегодня, наверное.
За спиною дорога календарно отмечена.
В ожерелии строго камень к камню привенчаны.

Снова морем вздохнула весна с полдороги.
В город хлынула шумно, затопила мне ноги.
С голубыми зрачками мои Святки и кольца.
Я нашла тебя "в прятки", словно ушко в игольце.

Восковою царицей до сих пор проживала.
Много песен мне снится на перроне вокзала.
Много снов среди лета и сладчайшей малины.
На опушке - поляна и Дом в середине.

Здесь запутаны тропы. Только улица длинна.
Отмолю с Протопопом, чтоб не стала равниной.
Пусть и плащ Богородицы останется синим.
За оленем охотиться будем мы с золотыми

подковками.Встреча как судьба Иоанну.
За калиткой примеченной, за узорами ставен
на столе как на плахе рифмы и строфы,
а под царской рубахой - только годы и крохи.

Отыскала дорогу, что уже не обманет.
Да придумала песню, что и лечит и ранит.
Месяц ждёт в дне колодца. Отогрелись медузы.
И взогрелось на солнце всё, что издревле грузит.

Испросила у речки лёгкой яхты свиданье,
разметались все свечи рваным сияньем.
Как бокал беру улицу,- разговорная пена...
Беззаботной рисуется дня перемена.

Элюара осколки - "словно и небывало".
Нос замёрз, да и руки - "только этого мало."

                5

Иссушить бы мне волю как солёную косу
в том краю, где высокий сосновый берег.
Паруса улетели лебединым откосом
в дорогие верховья старинных поверий.

И на остром камне судьбу прозревая,
иссушила душу влагою мая.
Снова мир обрушен под рельсы трамвая,
словно вопль задушен: "Я тебя знаю!"

Мы ещё не ушли от той жизни плена.
Вновь ко мне приплывала золотая рыбка.
И хвостом вильнула судьбы-перемены.
Не свершить бы вновь роковую ошибку.

Заплету я косу, солёную долю!
Запою в том краю, где сосоновый берег...
Подержу глазами обшлага в неволе,
а потом исчезну сквозь Улицу-двери.

               21-28февраля 2008года